Тайна великого Комбинатора и зигзаги любви

Глава 12. «Северный Олень» имени Берзона

В этом Гостиннечном комплексе, вмещающим гостинницу, ресторан и прочие помещения, любой святой мог творить чудеса, но лишь немногие из них смогли бы так содержать гостинничний комплекс. Здесь гостило гостеприимство – качество, которое складывалось из первобытной простоты и античного величия, но администратор, на всякий случай, носил костюм цвета брони, так как у директора Комплекса все пальцы на руках были указательные.

Зося Михайловна Иванова, (девечья фамилия по матери – Синицкая, а по отцу Иванова), не щадя живота своего, уже давно и добросовестно трудилась в гостиничном комплексе «Северный олень», заместителем «главбухнутого», а по совместительству иногда, по приказу директора, выполняла функции кастелянши.

Она добросовестно блюла уголовный кодекс, отвечая за наличие, сохранность, своевременное списание и получение тарелок, рюмок, фужеров, скатертей, штор, ковров и прочей утвари, необходимой для функционирования одноименного ресторана и других участков сего комплекса, уверенно плывущего под пристальным взором ОБХСС сквозь плотные туманы, а порой и штормы.

Надёжным капитаном этого корабля уже много лет оставался Вилли Михайлович Берзон (в детстве – Валёк). Обладая уникальным чутьём и нужными связями, он умело вел «корабль» меж «скал» и «подводных рифов» к выполнению и перевыполнению производственных планов, устанавливаемых Минобщепитом.

За достижения в этой сфере, Валька и некоторых его сотрудников, по его же рекомендации, регулярно поощряли похвальными грамотами. Но так как одними грамотами, при скромной «государевой» зарплате, сыт не будешь, то Вилли раз в полгода давал Зосе ценные указания об обновлении всех интерьеров, под девизом: «Шагаем в ногу с рублём». Реализация этого списанного «старомодного» (по его мнению) товара успешно осуществлялось через комиссионки и друзей.

«Слёт» по итогам реализации ширпотреба и «излишков» продовольствия обычно проходил в обширном кабинете Берзона, – предводителя местного торгового прогресса, обставленном роскошной мебелью старинных гарнитуров эпохи «отжившего царизма», но под идущие в ногу со временем лозунги.

– Зовите меня просто «Предторгресс»! – говаривал он своим коллегам «по оружию».

Прямо над креслом «Предторгресса», который скромностью не страдал, красовался лозунг: «Своя рубашка ближе к телу!», «Ваш личный интерес – движитель общего прогресса!»

Справа: «От тюрьмы и от суммы не зарекайся!»

Слева: «Раньше сядешь, – раньше выйдешь!», а над дверью красовалось резюме «Слёта»:

«Цели ясны, задачи поставлены, – вперёд на реализацию товаров!»

«Коммунизм к Вам ближе, чем обещают массам!»

Эти «Слёты торговой мысли» в основном проводились у него в кабинете по вечерам, а иногда в санаториях у друзей, дабы без помех иметь возможность обсудить дела свои бренные, а заодно что-нибудь выпить качественное и сие питие закусить, чем-нибудь «что бог послал».

Здесь собирались весьма уважаемые люди большого Сталичного города. В основном это были продавцы комиссионных и директора театров, кинотеатров, при которых функционировали буфеты. Через этих представителей шла бойкая реализация различного ширпотреба и «излишков» продукции, где применялся «Закон уменьшающихся порций».

Формула расширения внутреннего производства была гениально проста, например, весь объем коньяка, который планировался для реализации массам, проходил «проверку качества», на специальном карусельном полуавтомате, сконструированном лично «Предпрогрессом».

Бутылка с содержимым сначала взвешивалась. Полуавтомат шприцом через пробку отбирал грамульки коньяка из каждой бутылки до установленного на шприце уровня, а взамен обжимал горлышко металлической фольгой с клеем. «Проверочные дозы» создавали очередной, наполненный дефицитной жидкостью, ликвидный товар! Все эти «мероприятия», а также замена в эклерах и прочих пищевых «шедеврах», более дорогих компонентов на более дешёвые (с учётом «скромного» недовеса порций посетителей), приносило их организаторам ощутимые положительные финансовые результаты. Теперь они друг друга начинали иногда уважать, а по сему внутри своего «клана» становились «уважаемыми людьми».

Для Зоси перспектива войти в это «общество уважаемых людей» отсутствовала по нескольким причинам:

Во-первых, – она туда не стремилась; во-вторых, – стала уже много знать, а в-третьих, – «Предпрогресс» уже подумывал, как бы от неё, под благовидным предлогом, избавиться, да так чтобы профсоюз не возражал (по его мнению, она могла уже кое о чём догадываться). Так что, держали её в «чёрном теле», но при этом регулярно напоминая ей об ИХ собственных высоких аморальных устоях и «самоотверженном труде во благо народа».

Сегодня у Берзона намечался весьма доходный день. Его «Северный олень» от очень уважаемой организации получил заказ на банкет в честь какого – то очень ВЫСОКОГО юбиляра. Предстояло обслужить более восемьсот персон в пятницу, да ещё устроить ночёвку в гостинице. Следовательно, на следующий день, как всегда, ЮБИЛЯР и уважаемая публика потребуют продолжения банкета.

В честь приятного события уже обновили лозунги в его спец кабинете, сняли такие как:

«У нас современный сервис – обсчитывают быстро и вежливо»;

«Чем хуже готовят повара, тем вежливее должны быть официанты»;

«В нашем ресторане порция любого блюда, которое вам подадут, будет меньше, чем год назад»;

«Клиент, который меньше всех платит, больше всех скандалит» но: «Клиент всегда прав, если у него больше прав!».

Сегодня он, одухотворённый большим заказом, пригасил «из торгового ряда наиболее значимых и уважаемых людей», так сказать «слитки общества золотого рубля». Как он любил говаривать, – для «обсасывания», наиболее перспективных вопросов. На повестке дня значился один вопрос: «Реализация нелегальной резины, как роскоши для средств передвижения!».

В ожидании ЮБИЛЯРА и заказчиков, Вилли важно восседал в своем легендарном кресле под плакатами: «ТОТ ПРАВ У КОГО БОЛЬШЕ ПРАВ!»

«Чтобы у нас ВСЁ БЫЛО и за это нам НИЧЕГО НЕ БЫЛО!»

«Начальник – это тот, кто может работать до седьмого пота своих подчинённых!»

«КРАСИВО ЖИТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ!»

«Чтобы красиво жить НЕОБХОДИМО, иметь как минимум ЧЁРНЫЙ ВХОД и ЗАПАСНОЙ ВЫХОД»

ЮБИЛЯР задерживался. Образовалась непредвиденная «творческая» пауза. «Предпрогресс» будучи в отличном расположении духа, решил её заполнить. В приоткрытую дверь, он, пробегая «профессиональным взглядом» по сервированным хрусталём, красной и чёрной икоркой, балычком, осетринкой и прочей закусью столам, с различными напитками, про себя подумал:

– Да! Прилично мой зам поработал и себя наверно тоже не обделил! Наверняка вдвое увеличил мой недовес в порциях, – а вслух, видимо в качестве стимулирующей благодарности, произнёс:

– Дорогой Сэмэн, а ведь когда захочешь, ты и твои людишки умеют работать! – лунообразная физиономия Сэмэна расплылась в счастливой улыбке и почти слилась с цветом его красного галстука. Он считал себя честным помощником Берзона так какчестный помщник: тот, кто зарабатывает чуть-чуть меньше, чем «хозяин заведения».

– Вы правы дорогой шеф, но мне почему-то в последнее время упорно снится картошка? К чему бы это?

– Как вещают по этому поводу специалисты, дорогой Сэмэн, может быть одно из двух: либо тебя по весне посадят, либо по осени уберут! Да, кстати, ты предупредил своих, чтобы в порциях уважаемых клиентов дополнительного недовеса не образовывалось! А то гляди у меня…, по тебе действительно Тобольский лес скучает! Ведь ты и так лишних три года на свободе ходишь! – Сэмэн от неожиданности съёжился и ещё сильнее покраснел. Узкий лоб его покрылся холодной испариной.

– Шеф, но я же знаю, что нельзя обижать гостя.

– Шучу! Шучу! – и Вилли «заблеял» как козёл, довольный собственной шуткой. Весёлый «смех сквозь слёзы» поддержали все кроме Сёмы:

– Ну и шуточки у Вас, шеф! – и вытер выступивший обильный пот с красного «натруженного» марочным коньяком «и исхудавшего от систематического недоедания» лица, но успокоившись, открыл дверь настежь, чтобы дать насладиться изобилием и сервировкой столов остальным членам «Золотого рубля».

Вид столов весьма благотворно влиял на пищеварение присутствующих и подтверждал заявку на светлое будущее основных исполнителей всех этих мероприятий. В эти минуты Берзон начинал понимать, что коммунизм в отдельно взятом банкетном зале лично ИМ уже построен!

– Кстати, Сэмэн, почему ты при таком изобилии перестал, есть мясо, и превратился в вегетарианца?

– Дело конечно не в том, шеф, что я люблю животных. Просто я растения ненавижу. И вообще я не из тех, кто мечтает вернуться в лоно природы, а я из тех, кто мечтает вернуться в лоно нашего гостинничного комплекса.

– Ладно, продолжай экономить на мясе!

Вдруг сквозь розовую пелену своей «творческой» мысли ОН увидел, как неожиданно и без доклада в спец кабинет зашло несколько человек в серых костюмах, и один из них приказал:

– Всем оставаться на местах! – ОБХСС!

– А сон-то Сэмэна в руку, – мелькнуло у собравшихся.

И сразу приятное осознание личного «вклада» у Предторгресса сильно потускнело, вернувшись в зачаточное состояние, а его фраза, выданная Сэмэну в сердцах, обрела ощутимую реальность бренной жизни для всех членов «Золотого рубля», но только с большими сроками…

– Да…, когда-то это был хороший гостинничный комплекс, – произнёс Берзон, – но ведь и я когда-то был хорошим мальчиком. В общем, на нарах хорошо, но об этом лучше не вспоминать…

Зосю Иванову и на сей раз пронесло, но проверяющие вручили ей предписание на «погашение» в течении трёх дней довольно крупной недостачи, которая на неё свалилась неожиданно, как «снег на голову».

– Надо срочно погасить эту недостачу, а потом буду разбираться, откуда она образовалась. Но где же взять такие огромные деньги?

Вернувшись, домой Зося уже в который раз мысленно перебирала, у кого можно занять эту злополучную сумму, но скоро поняла, что у неё таких знакомых нет. Потом стала мысленно перебирать, какие вещи можно было продать или заложить в ЛОМБАРД, но ничего приличного на память не приходило, чтобы смогло покрыть хотя бы часть недостачи. Что же делать?.. Где же выход?

Стрелки часов продолжали наматывать время на ось. Почти кремлёвский бой старинных настенных часов вернул её к бренной жизни, и она в отчаянье начала перебирать вещи в скудном гардеробе и старых коробках…

Одновременно с арестом «Могучей кучки золотого рубля» в дверь квартиры Берзона позвонили. Дверь открылась. На пороге высветился мужчина в элегантном сером костюме.

– Здравствуйте Лурен, – и показав обложку паспорта, – я Кидайло, тружусь в поте лица совместно с вашим кормильцем.

– И как там мой КАШЕЛЁК поживает? Не кашляет?! Ну, ты, что не мычишь и не телишься. Случилось что, паря? Или ты себя решил в мой домашний ломбард на несколько часов пристроить, тогда я смогу принять тебя на неограниченный срок, с небольшими перерывами на отдых!

– Хуже! Ваш КОШЕЛЁК повязан! – от неожиданности подруга «кошелька» ахнула и приоткрыла китайский халатик, показав некоторые достоинства своего застоявшегося тела.

– Ша! Вилли Исаакович велел вам без лишнего шюма и очень быстро, пока сюда не пришли из ОБХСС, собрать все гроши и драгоценности, и передать их мне на сохранность! Он также велел больше никому не звонить! Вам же наказал на некоторое время уехать к дальним родственникам или знакомым в Сибирь!

– В Сибирь, … жуть!

– Тогда поезжайте в Одессу, а в Сибирь вас бесплатно доставят?

– Не хами паря!

Подруга заметалась по тайным закромам «музейной квартиры» и уже через несколько минут вручила Кидайло два тяжёлых саквояжа…

Как выяснилось позже, аналогичные «представители» своевременно посетили всех жён этого общества «Золотого рубля». Но, по словам, временно отпущенного на поруки Сёмы, никто никаких посыльных в свои «хаты» не посылал и «нажитое ими потом и кровью добро» никому не доверял сохранять. Вероятно, «золотой фонд» накопленный представителями общества успешно переместился в карманы других законспирированных тайных обществ! Так что: «Всё течёт и всё перемещается!» …

Глава 13. Юбилей

О время, время, время! Вся и всё находится во времени и пространстве. Время – драгоценная вещь. В тоже время одним его некуда девать, а другим его постоянно не хватает! К сожалению, многие в молодости не дорожат им и растрачивают впустую, считая, что оно для них бесконечно и частенько, под занавес жизни, остаются у разбитого корыта или с грузом несбывшихся надежд. В жизни каждый осознаёт свой путь по оставленным вехам, но, безусловно, у каждого эти вехи разные по высоте и значимости. Особенно приятно, когда все вехи положительные, а не ниже пояса! У талантливых и трудолюбивых людей оно бежит особенно быстро и всегда его не хватает!

Вот и сегодня одна из таких вех у Хлебосолова Сегея Павловича – сорокапятилетний ЮБИЛЕЙ. И для большой устойчивости таких вех считается полезным совместно с друзьями провести «за рюмкой чая» своеобразный анализ уже пройденного им жизненного пути.

Первый стол – по хлебосоловски накрыли прямо во вместительном кабинете СП с огромной цветущей розой, которая занимала его почти пятую часть. Для анализа не только достижений юбиляра, но и напитков с закусками «случайно» припасённых по этому случаю, стал подтягиваться честной народ, давно знающий юбиляра…

Ближе к вечеру наступила пора «второй волны» и там же, у основательно сервированного стола, остались только свои, т. е. близкие по духу и восприятию мира друзья юбиляра.

– Ну, что друзья, поскольку первый Акт пьесы, где я сыграл самого себя, завершён, – произнёс Хлебосолов, то предлагаю начать второй не менее интересный всем присутствующим, чем первый. Но поскольку, как Вы знаете, я в дни юбилейные мало не пью и вам не советую, то предлагаю принять на грудь за Вас – моих друзей и персонально за завершение разработки «Дисперсиометра», которая легла в основу успешно защищённого Дипломного проекта, а заодно и в фундамент Кандидатской Диссертации Оскара. За которую мы, кстати, получили кучу изобретений и «Премию им. Вавилова».

– Оскар не мучайся, не нравится вино, вылей его под розу, – она это употребляет. Плесни себе армянского – подарок друзей солнечной Армении! Ну что же, скажу я Вам коротенький славянский тост с немецким акцентом. Как говаривали в таких случаях наши довоенные немецкие друзья: «Дербалызнем!»

В это время дверь открылась, и в дверном проёме нарисовался портрет давнего друга юбиляра, Шумейко, зав. какой-то кафедры какого-то института, в огромном, свисающем с плеч тёмно-сером пальто.

– Привет мой милый «ходячий мешочек»! Присоединяйся!

– СП, прими мои горячие соболезнования!

– Уже принял, причём, как ты догадываешься, неоднократно, что и тебе желаю!

Поскольку ты не опоздал, а как большой начальник только задержался и доставил своё «бренное» тело в нужное время и нужное место, то, как говорят: «Самозванцев нам не надо – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ будешь ты!»

– Ладно, уговорил Хлебосольный, ты наш! А тебе сегодня о главной новости докладывали?

– О какой?

– Видишь ли, наше правительство на данный момент подготовило к всенародному обсуждению ПОСТАНОВЛЕНИЕ «О концентрации народных усилий» для решения глобальных хозяйственных проблем нашей страны: догнать Америку, но самое главное не обгонять её!

– Почему!

– А, чтобы весь мир не мог лицезреть наши ГОЛЫЕ ЗАДЫ!

– Неплохо! Неплохо! Надо признаться, это очень сво-еврее-мен-ное ПОСТАНОВЛЕНИЕ! Действительно, на полках магазинов нашей великой страны явно имеются вакантные места для народных промтоваров и народных продуктов! Там даже нет следов всенародно любимой сушёной воблы, которую в период НЕПА продавали мешками, а теперь её продают только своим из-под полы и поштучно, да и нормального пива днём с огнём не найдёшь! Кстати, Вы, вероятно знаете, от кого произошла вобла? – и поскольку творческий коллектив молчал, сам же ответил:

– От кита, приплывшего из коммунизма!

– Знаете, почему в магазинах нет мяса? – Оскар сделал паузу. Со всех сторон послышались всевозможные догадки.

– Просто мы так быстро идем к коммунизму, что скотина… за нами не успевает!..

– А вот совсем недавно, – начал Вабник, – на туманном Альбионе прошёл международный конкурс художников «кто лучше изобразит голод». Там было написано множество картин, но победил художник из центральной Африки, – он во всё полотно размером три метра на три изобразил затянутую паутиной голую задницу и завязанный на три узла половой орган!

– Класс! На три узла говоришь!.. Хо-ро-ший ОРГАН! Ну что по единой и поехали ко мне на фазенду. К этому же времени к нам должны подъехать мои замечательные барышни из Большого…

– Но вот мы и дома! Кстати, в этой родительской квартире прошли моя юность и часть отрочества. Здесь я начинал приобщаться к искусству. Многие из присутствующих знают, что мне посчастливилось после консерватории длительное время тренировать свой вокал в Большом. Чудесные были денёчки, хотя и была война, но мы были молоды и рвались на фронт, но некоторых из нас туда не пускали, по причине «полезности для общества нашей персоны» быть в тылу. И вряд ли кому известно, что мне однажды даже посчастливилось сыграть с Юрой-Усы в одной редкостной опере, повествующей о силе духа комиссара военных лет.

– Он тогда осветителем при Большом служил, так как по состоянию здоровья был признан не пригодным для боевых действий. В тот период балет и опера шли реже, чем сейчас. Поскольку в театре мужской персонал был в дефиците, то Юру-Усы, который, как Вы знаете, сейчас у нас работает токарем и по утрам восстанавливает свои профессиональные руки при помощи двух стаканов дефицитной водки. Но тогда он был молод, и ему достаточно было пол стакана для вдохновения и «сугрева», чтобы он еле держался на ногах.

– В том спектакле он исполнял роль одного из санитаров, нёсших носилки, в которых лежал я собственной персоной в качестве раненого комиссара дивизии. Вначале всё шло гладко, как и положено, они меня успешно донесли до средины сцены, и я начать исполнять предсмертную арию тяжело раненного, подняв забинтованную правую руку высоко вверх. Так вот, в самый ответственный момент «предсмертной арии», видимо доза ранее выпитого спиртного «дошла» до конечной цели и санитары, не удержав носилки, уронили меня на историческую сцену Большого… Публика в зале, вместо того чтобы плакать, развеселилась. В результате – оперу сняли, Усы завершил театральную карьеру, – второй санитар был направлен на передовую, а Ваш «покорный слуга» получил благодарность и грамоту от военного коменданта города, за то, что, и после этого трагического момента, лёжа на полу с шышкой на лбу, продолжил петь арию!..

– Предлагаю спортивный тост, – произнёс Червонюк, – присутствующие подняли ёмкости. Он приложил палец ко рту, изображая свисток судьи, и свистнув, произнёс: «Вбрасывание»!..

В ожидании замечательных барышень из Большого, народ продолжал культурно – развлекательную программу. СП продекламировал несколько ярких отрывков из немеркнущего труда Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев и Золотой Телёнок», которые стали «всенародными настольными книгами». Эти книги у книголюбов значились как особо дефицитные.

Вспомнили неувядающие высказывания Остапа Бендера типа: «А на вокзалах крали, крадут и будут красть!» «Почём опиум для народа?» …

– Послушай, Оскар, а я тебя, пожалуй, в честь моего дня рождения осчастливлю, подарив эту ЗОЛОТУЮ КНИГУ, – публика зааплодировала. – Думаю, что книга, сея, будет способствовать рождению в твоей светлой голове неардинарных мыслей. Кстати, там имеется немало интересных жизненных поворотов и решений! Так что дерзай! – Хлебосолов трогательно притянул к себе Оскара и, сделав в книге соответствующую запись, передал подарок…

Шумейко неожиданно поменял тему: «Уважаемые коллеги! Довелось ли кому – либо из присутствующих видеть изделия знаменитой фирмы Фаберже?»…

– Нет, – за всех произнёс Юбиляр.

– А мне довелось. Это я Вам доложу, Божественные шедевры! Абсолютно неземной красоты! – и как в таких случаях говорят, «по многочисленным просьбам трудящихся», стал рассказывать о знаменитом Фаберже:

– С этой французской фамилией, Карлу Фаберже, довелось родиться 30 мая 1846 года в Санкт – Петербурге. Его предки, некогда жившие во Франции и бывшими убеждёнными гугенотами, не по своей воле покинули родину при короле-католике Людовике XIV. За четыре года до рождения Карла, 1842-м, его отец Густав Фаберже, ювелирных дел мастер, основал под собственным именем фирму. Расположилась эта фирма в одном из домов на Большой Морской. Но когда Карлу, старшему из его сыновей, исполнилось 14 лет, Густав переселился вместе с семьёй в Дрезден. Именно оттуда по настоянию отца Карл отправился в своё большое «плавание» – Европу посмотреть и ювелирному делу обучиться. Закончив колледж в Париже, он прошёл обучение в Лувре и Версале, познавая тонкости ювелирного искусства венецианцев, саксонских камнерезов и французских эмальеров. Брал уроки у франкфуртского ювелира Джозефа Фридмана.

– Предлагаю принять «на грудь» за тех, у кого он приобретал свои навыки! – Хлебосолов встал.

– Так вот, – продолжил Шумейко, – одухотворённый и уверенный в собственных силах, Карл принимает решение вернуться в Петербург, чтобы начать там работать вместе с мастерами своего отца, благо фирма и после отъезда семьи в Дрезден продолжала существовать. Довольно скоро Карл Фаберже в 20 небольшим лет отроду принял в свои руки отцовское дело. Он мечтал, объединив русскую и европейскую традиции, создать нечто новое, доселе невиданное. По его глубокому убеждению, ценность любого художественного изделия заключалась не только в качестве и дороговизне во вложенном в него мастерстве, а в его воздействии на человека.

Незаурядный художник, Карл оказался ещё и хорошим предпринимателем, окружившим себя искусными умельцами, а потому относительно небольшая мастерская, когда – то основанная, постепенно превратилась в крупнейшее предприятие, имеющее свои филиалы в Москве, Киеве, Одессе и даже Лондоне.

В 1882 году к семейному делу присоединился младший брат Карла Агафон, ставший вскоре главным художником фирмы. Годы его работы совпали с «золотым веком» Фаберже. Продукция с клеймом «К. Фаберже», признанная на родине, получила высокую оценку и европейской знати.

В 1895 году, после смерти Агафона, в фирму пришёл новый главный художник – Франц Бирнбаум. С его появлением изделия обрели новый художественный стиль и Фаберже увлёкся модерном. В 1895–1903 годах ведущим мастером – ювелиром Дома Фаберже был Михаил Перхин – именно им выполнено большинство знаменитых пасхальных яиц.

Конец делу Фаберже положили события 1917 года. Сам ювелир в Германию эмигрировал, откуда затем перебрался в Швейцарию. К сожалению, с его отъездом фирма перестала существовать. А Карл Фаберже ненамного пережил своё детище – он умер в Швейцарии в сентябре 1920 года…

– Скажи, Шум, – прервал творческую паузу СП, – тебе вроде-бы Академика дали, но я что-то не припоминаю, чтобы мы это мероприятие обмывали!

– Не волнуйтесь, уважаемые товарищи! Это мероприятие Вас не минует!

– Дорогие товарищи, – СП встал с кресла, – обратите особое внимание на этот обворожительный образ: перед вами трижды ЗАСЛУЖЕННЫЙ ЖЕНИХ! Во-первых, ему всего сорок семь; во-вторых, – он уже Академик; в-третьих – ОН к тому же ещё и не женат!

– Да ладно, моё время ещё придёт и сейчас дорогой не обо мне речь, а о тебе. Так вот, – перехватил инициативу Шумейко, – предлагаю выпить сей благодатный напиток за талантливых людей, в лице Дорогого Юбиляра, который как вы знаете к.т.н. и к тому же лауреат Государственной премии!

– Ну, тогда уж за всех присутствующих! – предложил Хлебосолов.

– А мы то – здесь причём! Сегодня твой день! Так что снова и опять за тебя! МОЙ ДОРОГОЙ, потерпи меня – уже немного осталось! Каких-нибудь лет восемьдесят пять!..

В дверь позвонили, а поскольку её никто не запирал, то почти вслед за звонком вместе с ароматом духов проявились замечательные барышни из «Большого» – и почти протрезвевший научный коллектив сразу оживился…

После последнего «АКТА» Оскар, выйдя из метро, долго не мог сориентироваться на местности и наконец, желтовато-красное пятно, на которое он пристально и долго смотрел, медленно стало фокусироваться и превратилось в огромную рубиновую звезду.