Воры и коммерсанты
Мемуар де ля ви
А сейчас я расскажу вам небольшой эпизод из начала 90-х.
– Стой, Толик, тварь поганая. Ты когда деньги за литру отдашь, падаль конченая? – нарушил утреннюю тишину городского двора истошный вопль Степановны. Щуплый мужичонка с сизым носом и связкой удочек присел от неожиданности.
– Засекла з-зараза, – покосясь на высунувшуюся из окна третьего этажа здоровенную тетку, прошептал он, нехотя обернулся и виновато улыбаясь, ответил: – Элеонора Степановна, с вашим талантом можно на митингах деньги зарабатывать, а вы на нас энергию тратите.
Тетка, было, задумалась, но вдруг, резко повернувшись, с развороту закатала кулаком в лоб зашедшему на кухню мужу:
– Куда, сволочь, сахар берешь, свинья диабетная!
Тот, заморгав глазами, открыл, было, рот, но Степановна, спохватившись, вновь выкинулась из окна… Толика на горизонте не было.
– Ушел гад, – смачно плюнув на лысину вышедшему из подъезда дворнику, обреченно опустилась на стул рядом с мужем. Притихла.
Жизнь не радовала. Небольшая квартира, полученная через тридцать лет работы станочницей, мизерная пенсия. Сын в тюрьме на восемь пасок. Невестка – стерва, внук – двоечник. Подрабатывали, продавая с невесткой разведенный спирт дворовым алкашам, благо их сторонились и участковый, и соседи, опасаясь взбалмошного характера Степановны и ее абсолютной несдержанности на язык. Один раз, правда, схлопотала синяк, обозвав отмороженного уголовника Черепа «гомиком гнойным».
Вошла на кухню невестка. Бабы стали собирать передачу в тюрьму. За окном зашаркал метлой дворник, завизжал первый троллейбус, увозя на рынок заспанных торговцев с огромными баулами. Забегали по двору собаки, таща на поводках надменных хозяев. Обычное утро в простом российском городе.
Проснулся и Санька. Крики Степановны, пронесшиеся через весь многоэтажный двор, и влетевшие в Санькину форточку, он принял за команды мордастого режимника, будившего юных зеков на зарядку. Из спецшколы, где Санька отбарабанил два из своих тринадцати лет, его вчера привез отец, купив на вокзале сникерс и самогона. Матери у него не было. Были две старшие сестры и тетя Света Заноза – сожительница отца. И зачем она хранила дома эти пустые кошельки, которые Санька с пацанами на рынке воровал? Они и стали причиной его отсидки. Жили плохо. Отец, Юра Дударь, несмотря на солидное криминальное прошлое, не мог вписаться в новую жизнь и промышлял случайными заработками.
Под окном интеллигентно скрипнули тормоза.
– У-у-у, волки жирятинские, приглушенно донеслось из кухни, – поотъели репы – в джип не влезают.
– Тише, Пупок, вмешалась тетя Света, – пусть Санька поспит, намаялся в спецшколе. А в джип садится Володька Еврей – коммерсант с шестого этажа. За ним два мордоворота по утрам заезжают. Магазин ночной у них с Компотом за линией. «Волчий глаз» называется. И две бензоколонки на выезде. Ему на дверь каждую ночь кто-то объявление клеит:
«Лицам еврейской национальности, желающим навсегда покинуть СССР.
Место сбора: Чернобыльская АЭС, четвертый блок.
Администрация»
– Да я, Свет, ничего. Как в тюрьме легкое вырезали, задыхаюсь периодически. Оставь, Дударь, покурить. Да не грей стакан, не задерживай очередь.
Зашел Боцман, накатил полстакана и сразу к делу:
– Вчера у Михалыча был в конторе, у него строительный кооператив в центре. Дела заворачивает – мама не горюй. На работу приглашал, сказал, что сейчас всех придурков берет. У него там полгорода собирается. Пошли, сами увидите.
– Не обманет?
– Исключено. Он честен патологически.
– И крыша у него есть?
– Он сам кому хочешь крыша.
– Это ж надо, офигеть! Семь судимостей иметь, и ни разу не сидеть!
Троллейбусы не ходили – у машиностроительного завода дорогу перекрыла шумная толпа бастующих заводчан. На импровизированной трибуне упражнялись в красноречии коммунисты, эсэры, жириновцы. Одни требовали зарплату за шесть месяцев и возврат в социализм, другие отвлекали обещаниями рая земного, третьи грозились всех пересадить за колымский хребет. Тащили с трибуны за малиновый пиджак упирающегося главу районной администрации. Тот решительно не хотел уходить и прицельно брыкался дорогим ботинком в головы оппонентов. Молча били нескольких блюстителей порядка, имеющих неосторожность приблизиться к бушующему пролетариату.
Пока пробирались сквозь толпу, один визгливый интеллигент, распираемый от избытка чувств, угодил Боцману локтем в ухо, но тут же получил в ответ кулаком в очки и пинок в филейную часть. Далее задерживаться не стали, хотя обстановка и располагала послушать умных людей – на работу шли устраиваться.
Контора
У ворот кооператива лежал в пыли, живописно раскинув руки и ноги, рыжий детина в дорогой модной джинсовке и буровил что-то по пьяни.
– Это Вася Бургомистр, он на рынке деревянными членами торгует. Младший научный сотрудник НИИ, между прочим, – узнал Пупок.
Рядом два раздетых по пояс мужика мыли из шланга девятку. У одного наколото на груди «Русский, китаец – братья навек» и профили Сталина и Мао, у другого на спине – «Проснись Ильич, взгляни на наше счастье».
– Машина здесь, значит Михалыч на месте, – обнадежил Боцман, заводя друзей во двор старинного здания.
А там – деловая жизнь кипела, будто Нью-Йоркская биржа в период торгов. Присутствовал цвет нашего общества. Одни желали что-нибудь дешево купить, другие якобы имели много чего продать. (Страна переживала творческий подъем. У многих прорезался талант к торговле – даже простой цыган без носков или щербатый сторож могли предложить с умным видом пару вагонов острейшего дефицита, тонну редкоземельного металла или колбу красной ртути, не брезгуя при этом брошенным окурком. Куда ни плюнь – гений коммерции. Маркс удавился бы с досады).
Трое алкашей бойко разгружали на склад фуру со спиртом «Рояль». Два прибалта набивали до отказа «КамАЗ» медным профилем. Бригада строителей укладывала огромную кучу рубероида. Особняком ждали аудиенции несколько важных чиновников с портфелями – это они потом насобачатся расхищать казну без меры, а пока любой копейке рады.
У забора высокий джентльмен методично бил короткими ударами в живот толстяка в кепке, приговаривая злобно:
– Ты кого, Курдюк, кинул, гнида!
Отчего тот комично подпрыгивал, икая:
– Кастет, прости. Кастет, прости.
От компании к компании слонялся, грустно взирая на рождение нового мира, отец одного из коммерсантов, старый коммунист, ответственный номенклатурный работник на пенсии, и бубнил удивленно-презрительно:
– Чем вы тут занимаетесь?
И снова:
– И чем это вы тут занимаетесь, а?
Два мента искали Лекаря, завалившего из «калаша» грузинского Вора с двумя абреками, а наткнулись на уркагана Вовдю и ну прессовать его у стены:
– Признавайся, нам все известно.
– Да что вам может быть известно?
– Что ты выпотрошил сейф.
– Какой нахрен сейф?
– В отдел его надо, иди, вызови воронок от Михалыча.
– Да не дает он нам звонить никогда, пошли пешком.
У входной двери в окружении шестерок блистали фиксами уголовные авторитеты: Самогон, Буржуй, Фома.
– Здорово, братва лихая, – приветствовали соискатели работенки знакомых.
– Здоровей видали, да ни за что срок впаяли.
– От работы каторжанской потеряешь вид жиганский.
В приемной, вокруг початой банки вина, три девицы в коротких юбках апатично закусывали порезанным на дольки яблоком.
– Да благословит Господь вашу трапезу, девчонки, – оживился Боцман.
Здесь же катала Пузогрей с запасным тузом в ладони охмурял в карты красного от напряжения бизнесмена из Одессы, пока Михалыч не видит. У картишек нет братишек.
В кабинете за одним столом Димон и Синоптик, сокурсники Михалыча по институту, составляли очередную смету на ремонт мягкой кровли и фасада. За другим – Михалыч, адвокат Даркин и председатель воинов-интернационалистов Гарик сочиняли характеристику и ходатайство о взятии на поруки, томящегося под следствием, головореза – Ваньки Бульдозера:
– Прекрасный семьянин, пользуется уважением в трудовом коллективе…
– Михалыч, возьми троих бойцов на работу, помявшись, подал голос Боцман, ты обещал вчера.
Крепкого вида парень со шрамом на лице, оторвался от печатной машинки, грустно осмотрел бригаду, похожую на вышедших из окружения партизан и вздохнул тяжко:
– Завтра в восемь с трудовыми книжками, у кого есть. Получите аванс и в командировку на месяц. Там у вас вся дурь выйдет. И продолжил печатать характеристику:
– Особенно необходимо отметить безмерную любовь к животным, тяжелое уголовное детство, острый недостаток витаминов в период полового созревания…
Принесли телеграмму из Мурманска от Славика. Пару слов и о нем, малость контуженном в Афгане.
Пригласили, не подумавши, Славика на один светский раут с участием зарождающейся демократической элиты. То ли от недостатка культуры, то ли при виде приличного общества, но произошло у него там странное помутнение рассудка, выразившееся в следующих непотребных действиях.
Сначала он просто громко матом выражался, встревая в светские беседы. Потом украл со шведского стола две бутылки коньяка, раскатисто пукнул в ответ на замечание вести себя подобающим образом и смачно высморкался в салатницу с морепродуктами. Цепко ухватил одну важную даму за декольтированную грудь, другую за кокетливо оттопыренный зад и долго не отпускал, отбиваясь ногами от их возмущенных кавалеров. Без устали сигал, отплевываясь от охранников, вокруг стола, то вскакивая наверх, то ловко ныряя под низ, забрызгивая деликатесами визжащих гостей. Наконец, победно свистнув, выскользнул через черный ход и уехал к тетке в Мурманск, с которой наладил Михалычу поставки свежемороженой скумбрии.
За окном притарахтел на трофейном мотоцикле BMW 42-го года выпуска местный байкер Витя Щука – он у Михалыча дальнобойщиком на «СуперМАЗе» работал. Тут же образовалась толпа любопытных. Щука степенно снял немецкую каску и, оглаживая бороду, принялся демонстрировать интересующимся краник на бензобаке, с помощью которого двигатель прекрасно работал на любом топливе – от ацетона до солярки. Один неверующий даже побежал за керосином – проверить.
Витя просил рассказать о нем подробнее.