Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Западных покровителей, зорко наблюдавших за «реформированием экономики» в России, уверяли, что с социализмом и коммунизмом будет покончено, и реформаторы возьмутся за кардинальное изменение как сложившегося типа производственных отношений, так и существовавших организационных структур и механизмов регулирования экономики, социально-экономических процессов.

«С коммунизмом в России покончено окончательно!» Эту фразу как средство маскировки и оболванивания в угоду Западу Б. Ельцин запустил, находясь в 1992 г. в Париже на встрече его и Е. Гайдара с французскими предпринимателями. Она ему настолько понравилась, что он не преминул повторить ее на встрече с представителями русской эмиграции во главе с великим князем Владимиром Кирилловичем Романовым^[140].

В идеологии ельцинизма это означало полный вывод государства из экономики, которую должны были вытащить из пропасти рыночные отношения и сформировавшийся новый, значительный по величине средний класс. И невдомек было бывшему коммунисту, кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС Борису Ельцину и его «чикагским мальчикам», которые в свое время несли коммунистические идеи в массы, что коммунизм как великую идею человечества уничтожить невозможно (!!!). Но можно «уничтожить» их носителей – трудящихся. За годы «активных» ельцинских реформ – 1991–1993 гг. население России сокращалось ежегодно в среднем на 600 тыс., смертность увеличилась более чем на 45 %. Если в 1991 г. естественный прирост населения в Российской Федерации составлял еще 104 тыс. человек, то в 1992 г. он ушел в минус на 220 тыс., а в 1993 г. опустился до -750 тыс. человек.

Неудивительно, что идеология развала российской экономики, да и российской державы в целом, вызывала особое покровительство со стороны Запада. Лидеры стран «большой семерки» и конкретно США, как утверждает бывший директор европейского отделения МВФ Джон Одлинг-Сми (1992–2003) в опубликованном в 1990-е гг. докладе, вынуждали МВФ предоставлять кредиты России в целях политической поддержки режима Бориса Ельцина. В этот период МВФ предоставил России кредиты в размере около 16,5 млрд долларов.

В основе стратегии курса, осуществляемого лжереформаторами, лежат три экономических мифа, реализация которых привела Россию к катастрофе, Величайшей российской депрессии.

Миф первый. Ориентация на саморегулирование рыночных отношений и форсированное формирование капитализма как фактор стабилизации экономики и вывода ее из кризиса.

Мировая история свидетельствует, что все внезапные «ломки» сложившихся схем производственных отношений всегда были фактором дезорганизации, хаоса, общего упадка производительных сил. И самое негативное в опыте всех революций – или недостаточное понимание роли и значения преемственности в развитии, или неспособность ее обеспечить.

Наши «теоретики» и «стратеги» резкого, одномоментного «вхождения» в рынок как по незнанию, так и по недомыслию или глупости игнорировали и мировой, и отечественный опыт. Достаточно им было обратиться к историческому опыту нашей страны, чтобы извлечь из него уроки. Речь идет об опыте управления в период русско-японской войны, об опыте «красногвардейской» атаки на капитал в послеоктябрьский период, об опыте коллективизации, а также формирования мобилизационной экономики в годы Великой Отечественной войны. Этот опыт различен, но одинаково поучителен. Это потом, задним числом Е. Гайдар, А. Чубайс и другие их сторонники, чтобы оправдать политику, которую они начали проводить в начале 90-х гг., в том числе и шоковую терапию, ввергнувшую страну в глубочайшую российскую депрессию, начали искажать исторические факты, данные статистики, ссылаться на послефев-ральские дни 1917 г., этапы индустриализации и коллективизации страны^[141].

Забвение исторического опыта и законов экономики привело Россию к всеобщему социально-экономическому обвалу. На одной шестой части планеты, обладающей огромными запасами ядерного, химического и бактериологического оружия, происходят быстрая люмпенизация населения, деградация общества и разрушение самих основ государства. Все это делает обстановку в стране непредсказуемой и взрывоопасной.

В 1991 г. на советско-американском симпозиуме российские лжедемократы, взахлеб расхваливая успехи стран с рыночной экономикой, которая, мол, только и обеспечивает процветание, обосновывали суть российских либерально-рыночных реформ. Выступивший на этом форуме японский миллиардер Хороси Такавама в пику российским рыночникам сказал: «Вы не говорите об основном. О вашей первенствующей роли в мире. В 1939 г. вы, русские, были умными, а мы, японцы, дураками. А в 1955 г. (после смерти Сталина) мы поумнели, а вы превратились в 5-летних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той только разницей, что у нас капитализм, частные производители, и мы более 15 % роста никогда не достигали, а вы при общественной собственности на средства производства достигали 30 % и выше. Во всех наших фирмах висят ваши лозунги сталинской поры». Это говорил капиталист тем, кто вскоре разрушил экономику страны, созданную трудом многих поколений, разрушил способную быть эффективной систему^[142].

Ориентация российских неореформаторов на «невидимую руку рынка» (А. Смит), некомпенсированное, сознательное разрушение системы управления народным хозяйством привели производительные силы страны в хаотическую фазу функционирования, к полной ломке всего и вся – «до основанья»… В экономике это недопустимо прежде всего потому, что именно производительные силы являются ее ядром. Вне определенного порядка они никогда и нигде не реализовались, а только деградировали. Об этом я говорил, выступая на III Съезде народных депутатов Российской Федерации в марте 1991 г.^[143]

Уже в 1991 г. промышленное производство в России упало на 5,6 % по сравнению с 1990 г., в 1991 г. снизилось еще на 19,5 % и в 1993 г. составило 69,5 % к уровню 1990 г.

В Российской Федерации уже в 1992 г. (табл. 1) не стало ни одной отрасли, которая бы резко не снизила объемы производства. И эта пагубная тенденция, к сожалению, продолжилась. Производственный аппарат был в значительной мере просто разрушен, сложилась весьма своеобразная для огромной страны структура производства.

Приобрела устойчивый характер тенденция опережающего увеличения оплаты труда по сравнению с ростом его производительности. В 1990 г. денежные доходы населения возросли на 16,5 %, а производительность общественного труда снизилась на 5 %. И эта тенденция усилилась в последующие годы. Опережающий рост денежных доходов населения и нарастающее отставание в производстве товаров и услуг вело к острейшему дефициту на потребительском рынке, стремлению любыми путями «отоварить» денежные накопления. Это существенно расширило питательную среду для спекуляции, различных хозяйственных преступлений.

Большой природно-ресурсный потенциал России сориентировал нарождающуюся олигархию на участие в системе международного разделения труда как импортера природных ресурсов, особенно энергоресурсов, усиливая сырьевую ориентацию российской экономики. В экспорте стали преобладать нефть и нефтепродукты, природный газ, урановая руда. Поэтому в структуре промышленности в общем объеме производства увеличилась доля этих отраслей, от реализации продукции которых получалась огромная и быстрая сверхприбыль, и, соответственно, сократилась доля пищевой, легкой, химической промышленности, машиностроения. Все отрасли и производства с высокой добавленной стоимостью просто деградировали.

Одновременно в страну усилился приток импортных товаров, которые практически вытеснили произведенные в России машины, оборудование и транспортные средства, продовольственные товары, продукцию легкой и других отраслей промышленности. Все это сломало хребет российской экономике, нанеся более значительный ущерб, чем даже ваучерная приватизация.

Не лучше обстояли дела и в сельском хозяйстве. Неореформаторы довели ее до полной деградации. В начале «эпохальных реформ» либерал-экономисты (Ю. Черниченко, А. Емельянов и др.) уверяли, что только частная собственность на землю, фермеризация, создание класса крепких крестьян повысит эффективность в этой отрасли. Хотя все понимали, что для фермерских хозяйств в России никакой необходимой инфраструктуры не было. Деление земли на паи и передача их в «собственность» крестьянам – это был изначально неперспективный, тупиковый путь развития сельского хозяйства в России, а если говорить попросту – являлся самым настоящим обманом крестьян. Даже в такой фермерской стране, как США, общее число ферм сокращается, но быстро увеличивается группа крупных индустриальных ферм с площадью земли свыше 1500 га.

Особенно остро почувствовал «демократические преобразования» работающий люд. Часовая оплата труда в США в 1992 г. составляла 11,45–13,8$. При такой «цене труда» среднемесячная оплата американца составляла соответственно 2000–2400$. В «реформируемой» экономике России, по данным Госстатистики, реальная начисленная заработная плата в 1991 г. составила к уровню 1990 г. 97 %, в 1993 г. уже 65,6 % и была в разы ниже, чем в США. «Реформаторы» довели среднегодовой объем ВВП на душу населения в России до уровня среднемесячной зарплаты в США. Такого резкого снижения ВВП на душу населения и заработной платы никогда не бывало в странах с рыночной экономикой. Даже в период «Великой депрессии» в США (1929–1933) часовая оплата труда держалась на уровне 0,54–0,55. История не знала аналогов такого варварского отношения зарождающегося господствующего класса к собственным гражданам, как в России.

Подчеркнем еще один момент. Заработная плата как «цена труда» в условиях рынка является неотъемлемым элементом рыночных отношений и, следовательно, прочно увязывается со стоимостью жизненных благ. Российские лжедемократы проигнорировали это требование. Поэтому падение реальной заработной платы в России по сравнению с 1990 г. оказалось более глубоким и продолжается до настоящего времени.

С началом «радикальных реформ» покупательная способность населения снизилась более чем в три раза. Разрушительные удары были нанесены по всем сферам жизнедеятельности человека. Резко ухудшилось питание людей, которым стали недоступны многие жизненно важные продукты. Старшее поколение, поколение победителей в Великой Отечественной войне, униженное и ограбленное «реформаторами», начало едва сводить концы с концами. Реальная начисленная месячная пенсия в 1991 г. составила к уровню 1990 г. 96,8 %, а в 1993 г. – уже 65,7 %.

В результате резкого, насильственного проведения экономических «реформ» уже к концу 1993 г. почти половина промышленных предприятий России, включая военно-промышленный комплекс, простаивала из-за полного разрыва хозяйственных связей, отсутствия сырья и комплектующих деталей, электроэнергии и горючего. Начался демонтаж самых современных на тот период предприятий – все шло на металлолом. Впервые с 1933 г. в России была зарегистрирована безработица. В 1992 г. уровень общей безработицы в экономически активном населении страны превысил 5,2 %.

Народ продолжал безмолвствовать. Я часто вспоминал, особенно в дни сентябрьско-октябрьского 1993 г. противостояния, мысль Монтескье: «Каждый народ достоин своей участи». К сожалению, эту «участь» российский народ несет до сих пор.

В тот период мне неоднократно приходилось выступать в СМИ по вопросу путей выхода из кризиса, формулировать предложения по конкретным мерам к программе обновления России^[144]. Доказывалось, что кардинальные изменения должны быть осуществлены прежде всего в сфере реального сектора экономики, повышении его эффективности на основе достижений науки, проведении активной инвестиционной политики. В программах правительства эти направления вообще не были задействованы. Структурная перестройка экономики на новой технико-технологической базе, обновление производительных сил – как известно, это не сиюминутный процесс, а сложная кропотливая работа. Успехов «неореформаторам» хотелось достичь быстро, «уже сегодня». И это «уже сегодня» длится вот уже двадцать лет.

В качестве одного из важных направлений выхода из кризиса предлагалось принятие неотложных мер по восстановлению управляемости экономикой с учетом исторического мирового опыта, особенно результатов вывода США из Великой депрессии^[145]. Не отвергая и развивая рыночные отношения, предлагалось четко видеть их границы и возможности, учитывать негативные моменты, ведущие к социальной напряженности.

Обосновывалось, что основополагающим направлением на пути к экономическому прорыву было и всегда будет повышение темпов и качества научно-технического прогресса. Речь шла прежде всего о новой государственной политике в инновационной сфере – формировании и стимулировании рынка научно-технической продукции и услуг. Наше отставание в сфере НТП, писал я в одной из статей, объясняется не слабостью фундаментальной науки и технологической мысли. Россия много теряет именно от того, что мы не ценим пока конкретную научно-интеллектуальную собственность, разбазариваем продукт научного труда, особенно наукоемкие технологии, программные продукты, которые широко внедряются, но не в России, а на Западе. Неореформаторы просто игнорировали российскую науку, не обеспечив ее функционирование финансовыми источниками. В результате усилился отток научной элиты за рубеж, который продолжается.

Для меня остается бесспорной марксистская концепция о роли государства в экономике: вывод государства из сфер управления реального сектора экономики, оборонного комплекса, АПК, а также здравоохранения, социальной защиты населения, науки и образования, что ставили во главу угла российские неореформаторы, чреват гибелью самого государства.

Исторический пример: Великая депрессия в США 1930-х гг. вела к существенному усилению экономической роли государства на основе теории Дж. Кейнса. Он фактически стал родоначальником нового раздела экономической теории – макроэкономики, в центр внимания которой выдвинуты проблемы экономической политики государства.

Кейнсианская экономическая теория исходит из того, что теорема о «невидимой руке» в условиях рынка Адама Смита должна быть дополнена государственной деятельностью, направленной на защиту коллективных интересов. «Саморегулирующий рынок, – писал в середине прошлого столетия идеолог капитализма Дж. Кейнс, – за руки нас не возьмет и к вершине прогресса не поведет»^[146]. И далее: «капитализм не является саморегулирующейся системой, способной к бесконечному процветанию; нельзя полагаться на то, что капитализм развивается сам по себе…»^[147] «…я защищаю его (расширение функций государства. – Примеч. авт.), – подчеркнул Дж. Кейнс, – как единственное практически возможное средство избежать полного разрушения существующих экономических форм и как условие для успешного функционирования личной инициативы»^[148]. Именно постепенный, эволюционный переход от частнособственнического капитализма к более прогрессивной системе социально-экономических отношений, учитывающей возросший уровень обобществления производительных сил, к государственно олигополистической системе, в которой существенную роль стало играть государство, позволил экономике США уже в 1933 г. перейти к фазе оживления и в 1937 г. достичь докризисного (1929) уровня ВВП.

Кейнсианские рецепты впоследствии стали идеологической программой смешанной экономики и теории «государства всеобщего благоденствия»^[149] Людвига Эрхарда. Государственное вмешательство в экономику становится значительным и считается предметом консенсуса.

Повторяю, это было известно и неоднократно опубликовывалось в СМИ в 1991–1993 гг., когда правительство возглавляли Ельцин – Гайдар – Черномырдин. Все еще можно было поправить, как говорится, малой кровью. Однако «Программа углубления экономических реформ», представленная в середине 1992 г. правительством Верховному Совету, в своих концептуальных макроэкономических подходах сохранила «монетаристскую» ориентацию, вытекающую из требований Международного валютного фонда.

Миф второй. Подъем экономики и жизненного уровня населения, снятие проблемы «угрозы голода» через либерализацию цен и «прорыв» к мировым ценам.

Данный постулат не выдерживает критики ни с точки зрения теории, ни с тем, что случилось в стране в 1991–1993 гг. на практике.

Первым шагом гайдаровского кабинета министров было осуществление со 2 января 1992 г. «отпуска цен» – их «либерализация», не подготовленная ни с экономической, ни с политической, ни с социальной точек зрения. Либерализация цен ликвидировала административные ограничители, что были в советский период, а новых, рыночных механизмов еще не появилось.

Переход к свободным ценам привел отнюдь не к их снижению, как предполагали и убеждали лжереформаторы. Разрушение государственной управленческой машины регулирования цен и их либерализация привели к тому, что рост цен стал просто неуправляемым. В стране начался ценовой хаос, денежная система была расстроена до основания. Иного в условиях предельно монополизированной российской экономики и быть не могло. Между тем, давая подачки в виде долларовых кредитов, увеличивая внешний государственный долг России, международные финансовые институты требовали полного освобождения цен на энергоносители, другие виды сырья, подъем этих цен до «мирового уровня». В результате всевозможных уступок и расшаркиваний «демократов» перед западными хозяевами цены на многие товары значительно «оторвались» как от существующего платежеспособного спроса населения, так и от денежной и стоимостной товарной массы.

Опасаясь социальных последствий, правительство неореформаторов на первых порах пыталось сохранить некоторые государственные ограничения на рост цен. В частности, цены на хлеб, молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могли быть повышены не более чем в 3,5 раза, на бензин и водку – в 4 раза, на проезд наземным и водным транспортом – в 2 раза, воздушным транспортом – в 3 раза. Только «псевдореформаторы» забыли, что они сознательно вбросили экономику в «саморегулируемый» рынок, сняв все ограничения.

Вопреки обещанному правительством росту цен в 2–3 раза потребительские цены моментально скакнули вверх. Если в 1-м квартале 1992 г., по данным Госкомстат РФ, рост цен на продовольственные товары в стране составил 1200 % по отношению к этому же периоду 1991 г., то уже в сентябре превышение было зафиксировано на отметке 4000 %, а на такие основные продукты питания, как хлеб и картофель, – до 10 000 %. Цена масла, сыра, яиц и мяса поднялась в 40 раз, сахара – в 70 раз. Деньги превратились в фикцию. При этом зарплаты и пенсии по своей покупательной способности уменьшились в среднем в 4 раза. В 1993 г. цены выросли еще в 9,4 раза. В итоге к концу 1993 г. цены выросли к уровню 1991 г. по большинству товаров в 5–10 тысяч раз. Подавляющая часть народа просто стала нищими.

В Москве и крупных городах пышным цветом расцвела неприкрытая спекуляция, именуемая в «новых» условиях модным термином «предпринимательство». На многочисленных уличных толкучках появились товары из госторговли, но теперь уже по завышенным в сотни раз ценам. В том числе откуда ни возьмись появились и продукты питания, которых до января 1992 г. не было сыскать днем с огнем, а после «либерализации» цен они вдруг материализовались без каких-либо ограничений. Но поскольку чудес на свете не бывает и продовольствие из воздуха в течение недели или месяца возникнуть не может, естественно, возникал вопрос: где это продовольствие находилось до того, как было выброшено на прилавки по баснословным, грабительским ценам?!

Бездумная либерализация цен сильнейшим образом ударила прежде всего по населению, причем со всех сторон. На начало января 1992 г. на сберкнижках у населения хранились вклады на сумму 373 млрд р., что в среднем составило 2506 р. на человека. Это, если считать по тогдашнему курсу, составляло более 500 млрд $. Одновременно на руках у россиян находились наличными примерно 161,9 млрд р., что в среднем составило 1088 р. на человека. Либерализация цен, проведенная Ельциным – Гайдаром по указу от 2 января 1992 г., одномоментно обнулила денежные вклады более чем 70 млн россиян, что было воспринято населением как прямой грабеж со стороны государства.

Акцию по «снятию денежного навеса», как о факторе «пустых полок», о чем неустанно разглагольствовали неореформаторы, еще можно было бы понять, если бы эти деньги пошли на «строительство капитализма», структурную перестройку экономики, ускорение научно-технического прогресса, то есть на истинные реформы даже по либеральному, монетаристскому образцу. Но эти деньги были, по существу, разворованы узким кругом лиц, из которого, словно поганки после дождя, стали вырастать те, кого позже назвали «новые русские», олигархи.

В результате демонтажа государственного контроля за ценообразованием либерализация экономики привела не к формированию механизмов рыночной конкуренции, о чем неустанно заявлял и Е. Гайдар и его «учителя» из МВФ, а к установлению контроля над рынком самих монополий, организованных преступных групп, извлекающих сверхдоходы путем взвинчивания цен. Более половины стоимости продаваемых в стране товаров народного потребления фактически изымалось криминальными структурами. Все это способствовало перераспределению доходов и собственности, имевшейся у населения, концентрации их в руках немногочисленной социальной группы «новых русских» при резком обнищании большинства населения. Но это как раз то, что и нужно было крупным финансовым магнатам Запада и реализатору их целей – Международному валютному фонду.

Повышение цен при снижающемся уровне производительности труда привели к резкому росту инфляции и беспрецедентному обесценению российской валюты – рубля. Так, только в 1992 г. при резком росте цен обесценение рубля к доллару имело почти 40-кратный размер. Это значило, что «прорыв» к мировым ценам обесценил в течение года в мировой же экономической системе стоимость труда россиян как минимум в два раза. История не имела аналогов такого варварства по отношению к собственной экономике и своему рабочему классу.

Граждане «свободной России» познакомились с таким доселе неведомым им «достижением» западной цивилизации, как гиперинфляция. Темпы ее в течение многих лет устойчиво держались на уровне 25–30 % в месяц, опустошая кошельки и все больше разрушая хозяйственные связи производителей.

Отсюда 1992 г. положил начало расслоения населения по величине доходов, по уровню благосостояния. Резко начала расти безработица. В 1991 г. скрытая безработица достигла 35 % трудоспособного населения, а к концу 1992 г. она составила уже 577 тыс. человек. Тогда же из-за резкого сокращения финансирования были заложены основы последующей деградации системы образования, здравоохранения, научно-технической и культурной сфер. И сегодня Россия уже вовсю пожинает горькие плоды 90-х, плоды, не только препятствующие модернизации экономики страны, но делающие ее уже практически неосуществимой как из-за отсутствия квалифицированных кадров, так и из-за чудовищно прогрессирующей дебилизации населения в связи с деградацией образования, культуры, морали и нравственности.

Именно в период правления лжереформаторов возникло «новое» качество социальной жизни страны – депопуляция, характеризующаяся постоянным превышением числа умерших над числом родившихся. Между тем воспроизводство населения является важнейшим интегральным индикатором эффективности социальных процессов.

Еще на VI Съезде народных депутатов Российской Федерации в апреле 1992 г. прозвучало: необходим резкий поворот в сторону социальной ориентации экономики. Хватит приносить ее в жертву политике!

Вспоминаю свое обращение к президенту с трибуны VI Съезда народных депутатов Российской Федерации: «Борис Николаевич, зачем нам нужны такие реформы, которые ухудшают жизнь народа, разрушают производительные силы? О какой социальной направленности реформ можно говорить, если производство товаров народного потребления в последние годы упало на 15–30 %?»

Однако вместо внесений необходимых коррективов в программу экономических реформ президентская команда предпочла явное игнорирование решений Съезда народных депутатов РСФСР, а в последующий период – открытый курс на разгон законодательных и представительных органов власти с попыткой установления контроля над судебной властью (включая Конституционный суд РФ), прокурорским надзором, с жесткой цензурой прессы.

Негативно отразилась либерализация цен на реальном секторе экономики. Инфляция ударила по оборотным средствам предприятий, вследствие чего возникла проблема неплатежей, ставшая многолетним бичом. Уже через три месяца после начала «либерализации цен» произошел резкий спад производства (в первом квартале года на 13 %), а объем подрядных работ снизился на 30 %. За январь – апрель производство продовольственных товаров сократилось на 21 %, закупки скота и птицы, молока и яиц – на 32 %, платных услуг – на 42 %.

Реформа привела к обвальному падению инвестиций. К концу 1992 г. объем инвестиций упал более чем на 40 % к предыдущему году.

В 1992 г. фактически была заложена база для ликвидации отечественного производственного потенциала и превращения страны в обширный рынок исключительно для импортных промышленных и продовольственных товаров.

Предприятия при сильнейшем монополизме и отсутствии конкуренции просто рванули отпускные цены на свою продукцию вверх. Но вместе с доходами резко возросли и издержки. Возникли проблемы со сбытом. На этом фоне у предприятий возникла катастрофическая нехватка оборотных средств. Но либералы-экономисты, опираясь на монетаристскую концепцию, продолжали считать, что «лишние» деньги в обращении стимулируют инфляцию. И предприятия были пущены в свободное плавание.

Бурный рост цен при грабительских процентах за кредиты привел к острому недостатку денежных средств у предприятий. Им нечем стало рассчитываться друг с другом, выплачивать зарплату. Так, просроченная задолженность предприятий на конец 1993 г. превысила 15 трлн р. (неденоминированных). Месяцами не получали зарплату работники производственных сфер и «бюджетники». Среди самых уязвимых категорий населения оказались не только учителя, студенты, врачи и ученые, но даже атомщики, работники оборонных отраслей промышленности, военнослужащие. В то же время находились средства для вскармливания новой, огромной армии правительственных чиновников, которые плодились, как саранча.

Как не вспомнить в этой связи высказывание Б. Ельцина от 25 мая 1990 г.: «…предложения, в которых предусмотрены рост цен и переход к рынку в основном за счет народа – это антинародная политика. Россия не должна ее принимать». Можно вспомнить и более позднее его обещание лечь на рельсы, но не допустить роста цен. Результат: и в рынок за счет народа «перешел», и на рельсы не лег.

Из-за ошибочного курса реформ произошло рассогласование цен, налогов и ставок процента со структурой и уровнем российского производства. Цены, бюджет и налоги стали ориентироваться на экономику сырьевого типа, несмотря на то что Россия располагала индустриальным производством. Возникшая в стране кредитно-денежная система сориентировалась для обслуживания спекулятивных финансовых операций, вывоза валюты за рубеж.

Желание кавалерийским наскоком подменить централизованно планируемую экономику рыночными механизмами саморегулирования ввергло страну в глубочайший социально-экономический кризис, перешедший впоследствии, как это будет обосновано ниже, в Величайшую российскую депрессию.

«Вопреки предсказаниям, – писал еще в 1993 г. американский профессор Л. Нельсон, указывая на экономическую несостоятельность монетаристской программы Дж. Сакса, проводившейся Гайдаром, – при либерализации цен стало падать производство товаров первой необходимости, в том числе и продукции сельского хозяйства»^[150].

Упразднив монополию на внешнюю торговлю, российское правительство широко открыло двери ввозу заграничных товаров. Мощный поток потребительских товаров из-за рубежа привел к тому, что развитие отечественного производства было отброшено на 30–50 лет. С другой стороны, создав льготы для ввоза импортных товаров, была создана база для обогащения небольшого числа оптовых торговцев, финансовых махинаций.

Либерализация цен по Е. Гайдару не привела внутренние цены к мировым. В результате ножниц цен сверхвыгодной стала продажа сырьевых и энергоресурсов за рубеж ради обеспечения сверхприбылей в десятки тысяч процентов. Ради этого шли на все – вплоть до убийств конкурентов. Создавалась примитивная экономическая модель на основе продажи своей природной ренты. Разрушались высокотехнологичные предприятия, электроэнергетический комплекс.

Кроме снижения жизненного уровня населения резко ухудшилось качество жизни из-за роста бандитизма, беззакония, коррупции, роста болезней, наркомании и алкоголизма.

Миф третий. Жесткая кредитно-финансовая политика при продолжении курса «шоковой терапии» как основа реформирования экономики России.

Начиная экономические реформы, неодемократы убеждали, что одной из причин кризисного состояния экономики является наличие у населения излишнего количества неподкрепленных товарами денег – так называемый «денежный навес».

Между тем надежда на формулу «не будет лишних денег – начнут снижаться цены» утопична по своей сути. Инфляция обесценивает деньги и у бедных и у богатых. Однако степень доступа к защитным механизмам от инфляции прямо пропорциональна объемам имеющегося капитала. Кому – челночный малый бизнес, скупка и перепродажа водки и сигарет, кому – вывоз капитала за рубеж. В этой ситуации жесткий курс правительства способен привести лишь к еще большей поляризации групп населения, если говорить об их обладании капиталом.

Уровень разрухи в результате внедрения «реформ», насаждаемых МВФ, достиг такой черты, когда от правительства требовались уже экстренные меры по защите населения от обнищания. Но их просто не было.

К сентябрю 1993 г. (начало антиконституционного государственного переворота Ельцина и разгона советской власти) экономику России сотрясали катаклизмы в бюджетно-финансовой сфере, подстегиваемые галопирующей инфляцией и неуклонным падением производства. И это были еще «цветочки» начатых «демократами» реформ.

Популизма накануне общероссийских политических мероприятий было хоть отбавляй. Готовясь к Всероссийскому референдуму в апреле 1993 г., к Конституционному совещанию, к осеннему разгону парламента в 1993 г., а позднее и к выборам в парламент 12 декабря 1993 г., Б. Ельцин и правительство не скупились на обещания, издали целый пакет указов и постановлений, в которых «раздали» из дырявого на тот период федерального бюджета регионам, отдельным социальным группам свыше 25 трлн р., абсолютно не подкрепленных финансовыми доходами. В частности, около 400 млрд р. стоила «предусмотренная» указом Президента от 28 марта 1993 г. компенсация потерь от обесценивания вкладов малоимущим категориям населения, которая, конечно же, до населения «не дошла» (поскольку в бюджете таких денег просто не было). Зато «демократическая» пропаганда талдычила: «Президент заботится о вас, голосуйте на референдуме: "Да, да, нет, да!"».