Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Я вместе со всеми вышел из здания и спустился на мраморную лестницу Дома Советов со стороны Краснопресненской набережной. Первое, что бросилось мне в глаза, – ослепительно светило солнце. На противоположной стороне Москвы-реки стояли огромная масса москвичей, репортеры зарубежных стран, телевидение. Они были взяты танками и БТРами в «коробочку», и никто не мог двинуться с места. На домах проспектов Калининского и Кутузовского крыши были усеяны людьми: яблоку негде упасть. Все они стали живыми свидетелями разгула «демократии» по-ельцински.

Эту позорную сцену позднее ярко охарактеризует величайший патриот России, офтальмолог, академик РАН Святослав Федоров. В интервью в 1994 г. он скажет: «У нас если и выходят на улицу, так для того чтобы посмотреть, как из танков расстреливают Белый дом, и порадоваться, что убивают других рабов, а не тебя. Мы же не народ, а население России. Люди стараются ограбить друг друга, никто не думает о завтрашнем дне. Мы превращаемся в… самопожирателей. Сегодня хорошо живут только циники и прагматики, холодные и расчетливые. Класс честных капиталистов появится у нас через десятки, если не через сотни лет…»^[266]

Стрельба штурмовавших поначалу затихла, а потом вдруг вспыхнула с новой силой. «Альфа» действительно прикрывала нас от пуль омоновцев и снайперов. Кто-то из старших офицеров «Альфы» рявкнул в эфир по каналу открытой связи: «Прекратить огонь, мать вашу! Иначе сейчас мы подавим все огневые точки».

Подействовало мгновенно. Выстрелы смолкли. Однако под сотнями прицелов нам пришлось стоять еще долго.

Большая часть женщин, которые выходили первыми, стояли слева. Здесь были Т. Корягина, В. Домнина, Р. Назметдинова, уважаемая всеми корреспондент газеты «Советская Россия» Н. Гарифулина, литсотрудник «Росинформбю-ро» А. Митрофанова и другие. Основная масса депутатов и защитников Дома Советов – примерно 500 человек – находилась в центре лестницы. Здесь были и депутаты от Республики Татарстан В. Морокин, Р. Мухамадиев, Н. Неласов, В. Пырков, В. Скрынник, В. Фахрутдинов, В. Филиппов, Х. Хабибуллин. Наверху мраморной лестницы стоял отряд комсомольцев Украины вместе с С. Бабуриным. Плотной кучкой сбились В. Агафонов, В. Исаков, С. Горячева, Л. Шиповалова, Л. Бахтиярова. Все старались быстро обменяться телефонами и адресами.

Четыре «семьдесятдвойки» с рожденными под огненной Ельней гвардейскими знаками на башнях жестко ухали с Краснопресненского моста. Белый дом снова и снова содрогался, и из его развороченных окон-глазниц все гуще валил черный дым…

Кто-то из журналистов, на ходу делая последние снимки и пытаясь взять интервью, спросил:

– Зачем так безжалостно и демонстративно расстреляли Белый дом? Почему обстреливают 12-й этаж и выше? Зачем нужен там пожар?

Им ответил один из работников аппарата, знающий расположение кабинетов.

– Вы обратите внимание, что пожар идет по одному этажу, а не вверх. Это горят архивы. Кому-то очень важно, чтобы сгорели архивные материалы 1990–1991 гг., в период пребывания Ельцина в Белом доме. Слишком очевиден будет обман народа, если ему напомнить все его обещания.

И продолжил:

– В мэрии также горит этаж, где расположен архив. Просто заметают следы. Не горит ни один этаж, где хозяйничают коммерческие структуры вроде лужковского «Моста».

Трагедия заключается и в том, что огонь, начавшийся на 12–13-м этажах, отрезал все пути спасения людей, находившихся на верхних этажах. Все, что было выше, в том числе и люди, сгорело.

Я думаю, причина расстрела и поджога Дома Советов не только в том, чтобы сжечь архивы и замести кровавые следы. Она имеет более глубокие, политические корни.

Октябрь 1993-го стал логичным следствием событий августа и декабря 1991-го, когда большинство Верховного Совета под лозунгами борьбы за демократию поддержало запрет Коммунистической партии, ратифицировало Беловежские соглашения, тем самым нарушив волю народа, выраженную на референдуме по сохранению Союза ССР. Два следующих года для многих народных депутатов стали моментом истины. Обещания «лечь на рельсы», если повысятся цены, обернулись ограблением в ходе гайдаровских реформ, а сами эти «реформы» – разрухой.

Я достаточно отчетливо понимал, что расстрел и пожар белоснежного Дома Советов, как дорогое шоу, как спектакль, осуществленный с широким размахом, делался для Запада. Б. Ельцин как бы говорил: «Смотрите, уважаемые коллеги, с каким трудом, какой кровью мы завоевываем демократию, возможность продолжить политические и экономические реформы, а вы все продолжаете махать перед нашим носом обещаниями и не оказываете финансовую помощь. Это не по-джентльменски!»

Увы, Россия, будучи долгое время великой державой, волею ее бездарных правителей превратилась в нищенку, которая вынуждена рыться на финансовых помойках Запада, чтобы выжить.

Но сценаристы государственного переворота забыли, что Дом Советов останется в сознании людей не только России, но и республик убитого Союза ССР как борец за их интересы, за интересы всех русскоязычных граждан. Русские хорошо помнят, сколько раз и кто их предавал. И только здесь, в Верховном Совете России, гордо звучал голос в их защиту.

Вспомните, как и кем были преданы русские в Прибалтике? Как сначала оскорбляли, а затем косили автоматами «русскоязычных» в Бендерах? Кто защищал от НАТО и российского МИДа славян в Югославии?

Почему же тех, кто пришел в эти страшные дни на защиту Конституции и Закона из Приднестровья, приехал из Прибалтики, Средней Азии, дем-пресса считала «погромщиками»? Издав антиконституционный Указ № 1400, совершив государственный переворот, заявив о разгоне Верховного Совета и Съезда народных депутатов, приостановив работу Конституционного суда РФ, Б. Ельцин сам создал все условия для приезда в Дом Советов не только массы мирных граждан с определенной политической ориентацией, но и всех, кто был готов защищать Конституцию и парламент с оружием в руках.

Унижение России Западом не могло не вызвать подъема патриотизма, обострило чувство любви к своей Родине. Бандиты и террористы на такие чувства не способны.

Всем памятна судьба руководителя рижского ОМОНа С. Парфенова. Рижские спецслужбы выкрали его с разрешения бывшего Генерального прокурора РСФСР В. Степанкова в глубине России – в Тюмени – и вывезли в Латвию. Ни один руководитель исполнительной власти не поднялся тогда на защиту российского гражданина.

Только Верховный Совет и народные депутаты И. Андронов, Л.Бахтиярова и С. Бабурин предприняли энергичные меры для вызволения узника. Когда Парфенова освободили и он посетил Верховный Совет, в том числе и меня, слезы радости были на глазах у этого закаленного, крепкого душой Человека. Разве могли его друзья не быть в эти страшные, трагичные для России дни в Доме Советов?

От Дома Советов успели отъехать два автобуса. В Доме Советов уже шел форменный грабеж, а ценные вещи и деньги омоновцы у людей отобрали сразу: «Они вам больше будут не нужны».

Как потом выяснилось, пленников направляли не к ближайшему метро, а в отделения милиции, где держали до утра, снимая показания. Больше автобусов к Дому Советов не пропускали.

К Дому Советов подъехал БТР. Из него вышел руководитель охраны Ельцина А. Коржаков, в гражданском, в окружении «альфовцев». Он быстро, не глядя ни на кого, прошел внутрь здания.

Вдруг на противоположной стороне Москвы-реки и на крышах домов раздались мощные аплодисменты. Все народные депутаты, защитники Дома Советов, стоящие на мраморной лестнице, оглянулись и бросились вверх по лестнице. Это выводили Руслана Хасбулатова и Александра Руцкого. Их быстро посадили в первый автобус. Вот она, российская «демократия» в действии: с нарушением законов и международных правовых норм был брошен в тюрьму и стал политическим заключенным за защиту действующей Конституции Председатель Верховного Совета Российской Федерации, Председатель Межпарламентской ассамблеи стран СНГ, член-корреспондент Российской академии наук, академик Академии естественных наук, профессор Руслан Имранович Хасбулатов.

Во второй автобус были посажены генералы В. Ачалов, В. Баранников, А. Дунаев, А. Макашов, Б. Тарасов. Сопровождаемые БТРами, автобусы направились, как потом выяснилось, в Лефортово.

Мы продолжали стоять возле горящего здания. Автобусы ждали внизу. Они не могли отъехать: боялись, что в дороге депутатов могут освободить демонстранты, которые прорывались к Дому Советов. Со стороны Калининского проспекта к зданию парламента направились москвичи. Мы видели перегруппировку омоновцев у начала моста. В сторону демонстрантов летели дымовые шашки, газовые пули, наизготове стояли водометы.

Мощная стрельба шла со стороны Краснопресненской набережной и метро «Баррикадная». Чувствовалось, что и с этих сторон к зданию прорывались москвичи. Руководители ОМОНа и «Альфы» понимали, что дальше так продолжаться не может. Нужно было принимать решение и уводить народных депутатов от Дома Советов. К этому подтолкнул развившийся сильный бой в районе мэрии и 24-го подъезда Дома Советов. Пули свистели над нашими головами. Бойцы «Альфы» с нарастающей тревогой наблюдали, как в нескольких метрах над толпой светлячками мелькают трассирующие пули. «Баловались» из гостиницы «Мир». Мы вынуждены были спрятаться за лестничные барьеры. Это очень непривычное и неприятное состояние: стоять под пулями. Не укладывалось в голове, что здесь, в центре Москвы, идет бойня, русские убивают русских. Во имя чего? Чтобы оставить во главе государства человека, поправшего Закон, Конституцию, нарушившего клятву, разогнавшего высшие органы государственной власти? В каком сюрреалистическом фильме можно увидеть такое? Или это нормальное явление для мафиозно-коррумпированной власти?

И тут отряд «Альфа» покинул нас. Видимо, он посчитал свою задачу выполненной, забыв о гарантиях безопасности.

Около 19 часов, когда уже начало темнеть, нашу группу повели по Краснопресненской набережной к «Хаммер-центру». Стрельба вдоль набережной усиливалась. Чтобы уйти от огня, нас провели через какой-то угловой магазин, расположенный в ближайшем доме, и через его черный выход вывели во двор. В магазине многих обыскивали.

Но это были только цветочки. Начался пир победителей со всей жестокостью и мстительностью.

В последние дни в Белый дом неоднократно поступали доклады, что в помещении фабрики «Трехгорная мануфактура» сосредоточено около сотни военнослужащих в форме ОМОНа. Они-то и стреляли вдоль набережной, поджидая нас во дворах и подворотнях, в подъездах домов по улице Рочдельской и на Краснопресненской набережной.

– Ну что, пришли? – раздался злобный выкрик. – Ложитесь на землю!

Но нас было слишком много, все бросились врассыпную. Группа, в которой находился я, депутаты Горячева, Шиповалова, Бахтиярова, Чернов, Карев и еще несколько работников аппарата, вбежала в подъезд и поднялась наверхние этажи. Слышался сплошной мат, выстрелы, крики. Мы разделились на небольшие группы и обратились к жильцам с просьбой помочь нам. Нас впустили в коммунальную квартиру 70-летняя бабушка и молодая женщина с четырехлетним сыном. Они уже догадались, кто мы.

– Ой, сынки. Че деется-то! Сегодня весь день во дворах подбирали убиенных, клали в машины и везли к Белому-то дому. Креста на них нет!

Мы, как могли, успокаивали бабушку, мол, все образуется… Она приготовила нам чай.

– А у меня сегодня день рождения, – вспомнил депутат Карев^[267]. – Стукнуло пятьдесят три. Вот и поздравил меня Борис Николаевич.

Мы подняли чашки с крепко заваренным чаем, от всей души поздравили товарища по несчастью, пожелали ему, чтобы этот ужас был последним в его жизни.

Темнота ночи, многое из пережитого наводило на размышления. Разговорились. Я находился среди коллег, которые, кто по убеждениям (Чернов), кто случайно (Карев), привели Ельцина к власти. Теперь они уже многое поняли и горько сожалели. Да разве только они? Сколько честных, порядочных людей поверили популистским программам опального секретаря Московского горкома КПСС, выступившего ярым борцом с привилегиями. А многие поддерживали Ельцина из чувства протеста против надоевшего своими разглагольствованиями и завалившего «перестройку» Горбачева. Немало дельных специалистов, не искушенных в политике, «клюнули» на Ельцина, на его словеса о «демократии», «правовом государстве», «возрождении России»… В. Исаков, Т. Корягина, В. Домнина, М. Челноков – многие впоследствии поняли, как их обманули.

Вспомним страстное, с болью в душе выступление на Девятом съезде народных депутатов Марии Сорокиной (Липецкая область), человека, который на протяжении многих лет боготворил Ельцина:

«Каждое слово, с которым я хочу обратиться к этому залу и своим избирателям, продиктовано разумом и сердцем… Нужны были долгие годы, чтобы сегодня выйти на эту трибуну.

Я никогда не была в оппозиции к президенту. Я помогала в свое время воплощать его идеи. Я видела Вас, когда приезжала в Москву за правдой, безработным, исключенным из партии, когда Вы сражались на очередном партийном съезде. Я поверила в Вас, придя в этот зал.

…Теперь я задаюсь вопросом: как же произошло, что мы, Ваши единомышленники, те, кто в едином порыве вставал здесь и аплодировал принятию Декларации о государственном суверенитете России, те, кто вместе с Вами в августе 1991 года вставал на баррикады, сегодня вновь переосмысливаем эти моменты жизни?

…Какую же свободную Россию мы защищали в августе и что дала эта свободная Россия? Свобода России на сегодняшний день – это свобода от духовности, от доброты, от нравственности, от того, чем всегда стояла Россия.

…Борис Николаевич, Вы «сдали» не только нас, кто верил в Вас, кто поверил в демократию, кто жаждал перемен. К сожалению, Вы «сдали» демократию».

Еще более самокритично, прямолинейно оценил свои действия до государственного переворота 1993 г. В. Уражцев:

«Я, народный депутат России, Уражцев Виталий Георгиевич, немало сделавший для победы Ельцина на выборах в качестве народного депутата России, а затем Председателя Верховного Совета и Президента, каюсь перед Вами, мои родные соотечественники, мои дорогие россияне. Я виновен, безмерно виновен в том, что слепо способствовал Ельцину подняться на его сегодняшний Олимп, не подозревая, что торю путь для страны в фашизм, в гражданскую войну, в диктатуру…»

У каждого из «расстрельных» депутатов произошел в душе свой переворот.

Главной объективной причиной кризиса и Величайшей российской депрессии, в которой экономика находится до сих пор, стала «шоковая терапия». Начало исторической драмы следует отнести к тому моменту, когда Б. Ельцин получил из рук Верховного Совета все, что он пожелал для осуществления единоличной власти. Тогда парламент дал ему не только путевку в президенты, но и сочинил под него Закон о президентстве с самыми широкими полномочиями, переделал до неузнаваемости прежнюю Конституцию РСФСР, организовал референдум и выборы, способствовал ориентации общественного мнения в пользу «всенародно избранного».

В ту страшную ночь с 4 на 5 октября 1993 г. мы вновь и вновь обращались к недавнему прошлому, пытаясь понять, где и когда были совершены наши ошибки. Особенно переживал наш «новорожденный» – М. Карев. Он шел в депутаты, работая главным врачом больницы. Был членом горкома партии. На Первом съезде, когда избирали Председателя Верховного Совета России, голосовал против Б. Ельцина. И тот с первого раза не прошел. Серьезную конкуренцию составил ему в то время И. Полозков. И вот перед последним – третьим голосованием некоторых коммунистов пригласили в Кремль, в здание ЦК КПСС, на встречу с М. Горбачевым.

«А меня, – вспоминал Карев, – не пригласили. Я, видите ли, не та фигура. Такая обида взяла, почему делят коммунистов на «черных» и «белых»? И тогда я отдал свой голос за Ельцина. Это мой голос, – сокрушался Карев, – дал ему возможность стать Председателем Верховного Совета РСФСР и двигаться по лестнице диктатора. До сих пор упрекаю себя в малодушии».

Это была ночь исповедей.

Разговоры прерывались выстрелами во дворе. В районе метро «1905 года» шла непрерывная пальба, сплошная канонада. Такое впечатление, что насмерть дрались воинские части. Мы тихо ругали и проклинали убийц. Невольно вспоминался снимок, опубликованный во многих газетах. Ельцин и Ерин в форме спецназовцев в одной из элитных дивизий. В руках – автоматы. И в этой наполненной адом и смертями ночи после каждой очереди зримо виделся нажатый спусковой крючок автомата, а потом – зарубки на прикладе. Думаю, зарубки в памяти получил 3–4 октября 1993 г. каждый честный человек. И если он не требует публично: «Ельцина под суд!» – это не значит, что он простил или забыл.

Как стало известно позднее, в штурме Белого дома приняли участие около 1700 человек, 10 танков и 20 бронетранспортеров: контингент пришлось набирать из состава пяти дивизий, около половины всего контингента – офицеры или младший начальствующий состав, а танковые экипажи набрали почти целиком из офицеров^[268].

А теперь покажем, кто требовал расстреливать защитников Конституции РФ и Дома Советов России и как это зверство оправдывал.

В. Черномырдин, премьер-министр РФ: «Это же нелюди! Никаких переговоров…»

В. Шумейко, первый вице-премьер правительства РФ: «Справедливость, правда – это все библейские понятия. Их нет и не будет».

А. Чубайс: «Все материальное (ваучер в том числе) – первично, а идеальное (дух, совесть и всякая прочая воздушность) – субстанции почти утопические, поэтому ими следует пренебречь».

Е. Гайдар: «Только что закончился бой у Останкино. Сейчас в город подтягиваются войска, верные президенту. Говорю честно: сегодня полагаться только на верность наших силовых структур было бы преступной халатностью».

Б. Федоров: «Решение атаковать было абсолютно верным. Если бы вы дали мне автомат, я бы пошел расстрелять его (Хасбулатова. – Примеч. авт.) сам».

Г. Явлинский: «Главная задача Ельцина – применить все силы правопорядка для подавления фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого дома. Если этих сил будет недостаточно, необходимо рассмотреть вопрос об использовании регулярных Вооруженных сил».

Б. Немцов, губернатор Нижегородской области: «Давите, давите, Виктор Степанович, времени нет. Уничтожайте их!»

Б. Окуджава, поэт: «Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним совершенно не было».

Ю. Черниченко, публицист: «В ночь на 4 октября я твердил вольтеровское: "Раздавите гадину!"»

В. Новодворская: «Мы должны привыкнуть к мысли о том, что люди будут стреляться, топиться, сходить с ума… Я благодарна Ельцину».

Творческая «интеллигенция» не стояла в стороне. Привыкшая лизать все места, какие можно, она требовала от правительства решительных действий, обратившись с открытым письмом, вошедшим в историю как «Письмо 42-х». Привожу его текст и поименный список авторов полностью, чтобы они вошли в историю как подлинные «радетели» за ельцинскую демократию, ельцинизм как систему.

«Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать то, что случилось в Москве 3 октября. Произошло то, что не могло не произойти из-за наших с вами беспечности и глупости, – фашисты взялись за оружие, пытаясь захватить власть. Слава Богу, армия и правоохранительные органы оказались с народом, не раскололись, не позволили перерасти кровавой авантюре в гибельную гражданскую войну, ну а если бы вдруг?.. Нам некого было бы винить, кроме самих себя. Мы «жалостливо» умоляли после августовского путча не «мстить», не «наказывать», не «запрещать», не «закрывать», не "заниматься поисками ведьм". Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми. Добрыми… К кому? К убийцам? Терпимыми… К чему? К фашизму?

И «ведьмы», а вернее – красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грязно оскорбляя народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Что тут говорить? Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважат только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?

Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровным их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но… хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки идеологических пройдох и политических авантюристов.

Мы должны на этот раз жестко потребовать от правительства и президента то, что они должны были (вместе с нами) сделать давно, но не сделали:

Все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений должны быть распущены и запрещены указом президента.

Все незаконные военизированные, а тем более вооруженные объединения и группы должны быть выявлены и разогнаны (с привлечением к уголовной ответственности, когда к этому обязывает закон).

Законодательство, предусматривающее жесткие санкции за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти, за призывы к насилию и жестокости, должно наконец заработать. Прокуроры, следователи и судьи, покровительствующие такого рода общественно опасным преступлениям, должны незамедлительно отстраняться от работы.

Органы печати, изо дня в день возбуждавшие ненависть, призывавшие к насилию и являющиеся, на наш взгляд, одним из главных организаторов и виновников происшедшей трагедии (и потенциальными виновниками множества будущих), такие, как «День», "Правда", "Советская Россия", "Литературная Россия" (а также телепрограмма "600 секунд"), и ряд других должны быть впредь до судебного разбирательства закрыты.

 

Деятельность органов советской власти, отказавшихся подчиняться законной власти России, должна быть приостановлена.

Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве не стал похожим на тот позорный фарс, который именуют "судом над ГКЧП".

Признать нелегитимными не только съезд народных депутатов, Верховный Совет, но и все образованные ими органы (в том числе и Конституционный суд).

История еще раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии к цивилизованности. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды!»^[269]

К этому тексту нет необходимости давать комментарии, кроме одного, – поименно – для потомков – указать подписантов:

Алесь АДАМОВИЧ, Анатолий АНАНЬЕВ, Артем АНФИНОГЕНОВ, Белла АХМАДУЛИНА, Григорий БАКЛАНОВ, Зорий БАЛАЯН, Татьяна БЕК, Александр БОРЩАГОВСКИЙ, Василь БЫКОВ, Борис ВАСИЛЬЕВ, Александр ГЕЛЬМАН, Даниил ГРАНИН, Юрий ДАВЫДОВ, Даниил ДАНИН, Андрей ДЕМЕНТЬЕВ, Михаил ДУДИН, Александр ИВАНОВ, Эдмунд ИОДКОВСКИЙ, Римма КАЗАКОВА, Сергей КАЛЕДИН, Юрий КАРЯКИН, Яков КОСТЮКОВСКИЙ, Татьяна КУЗОВЛЕВА, Александр КУШНЕР, Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ, академик Д.С.ЛИХАЧЕВ, Юрий НАГИБИН, Андрей НУЙКИН, Булат ОКУДЖАВА, Валентин ОСКОЦКИЙ, Григорий ПОЖЕНЯН, Анатолий ПРИСТАВКИН, Лев РАЗГОН, Александр РЕКЕМЧУК, Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ, Владимир САВЕЛЬЕВ, Василий СЕЛЮНИН, Юрий ЧЕРНИЧЕНКО, Андрей ЧЕРНОВ, Мариэтта ЧУДАКОВА, Михаил ЧУЛАКИ, Виктор АСТАФЬЕВ.

Философ Александр Зиновьев с горечью отметил, что это письмо «не имело прецедентов подлости, жестокости и цинизму». Другими словами, русская «интеллигенция», как именуют себя подписанты, в подлости своей была единой. Самыми трусливыми в роковые минуты становились те, кто были самыми смелыми, когда опасности не было.

Еще более жесткую оценку «письму 42-х» дал народный депутат СССР, чемпион мира и олимпийских игр Ю. Власов: «Вы, кто воплощает российское искусство, сомкнулись с теми, кто испокон веку презирал наш народ, и стали служить им, которые ненавидят нашу историю, каждый день нашего прошлого, ненавидят нас за нашу русскую речь, за то, что мы русские, за то, что у нас столько земли и неба, за то, что наши предки умели держать это в руках и сохранили, не отдали за тысячу лет даже ничтожной пяди».

Я умышленно поименно назвал всех, кто подписал этот опус. Самым удивительным стало то, что случилось со многими после всеобщей подлости и лести. Пройдут годы, и многим подлинным интеллигентам России, их родственникам и друзьям станет стыдно, что их фамилии появились в списке поддержавших ельцинизм как систему коррупционной олигархической власти, что 4 октября 1993 г. расстреливали не только Советскую власть в лице избранных народом представителей, а расстреливали нравственность, человеколюбие, возводили «новую» идеологию, сутью которой стал обман, ложь, правовой нигилизм, корыстолюбие, коррупция… Чем униженнее становилось общество, тем выше поднималась как болезнь волна тщеславия и самодовольства.

Никто из тех, с кем я позднее обсуждал эту тему, не верит, что академик Дмитрий Сергеевич Лихачев – совесть нации, А. Дементьев, Р. Казакова читали этот опус и оказались в змеюшнике адамовичей, карякиных, нуйкиных, разгонов, селюниных, черниченков.

Утром 5 октября мы стали выходить из подъездов спасшего нас дома. Прошел Кирпичников – председатель Совета городов России. Вышла группа женщин – народных депутатов Российской Федерации и сотрудников аппарата Верховного Совета России. Вышли и мы, ночевавшие у приютившей нас бабушки в коммунальной квартире.

Не всем посчастливилось, как нам, в ту неспокойную ночь с 4 на 5 октября 1993 г. Бойцы ОМОНа (особенно зверствовали накаченные наркотиками из Северной Осетии) исправно выполняли поставленную перед ними задачу: избивать всех, кто вышел из Дома Советов, будь то депутат, корреспондент или просто москвич. Делали все, чтобы унизить человека, запугать любой ценой, чтобы все, включая детей, знали, что такое демократия по-ельцински.

Вот официальные показания некоторых очевидцев ночного побоища.

Народный депутат РСФСР, депутат Государственной Думы первого созыва В. Исаков:

«Нас продержали на лестнице (спуск из Дома Советов. – Примеч. авт.) до темноты. А затем предложили пройти до ближайшей станции метро пешком. Цепочка людей потянулась к комплексу жилых зданий на Краснопресненской набережной. В одном из них есть ателье. Через него нам предстояло пройти, предъявив вещи для досмотра – на предмет отсутствия оружия.

Вот тут-то и выяснилось, что просто так уйти нам не дадут… Меня вытолкали в коридор, а затем во двор. Окрики, мат: "Бежать, сука!" Дюжий омоновец хватает меня за плечо и с криком "Держи депутата!" – вталкивает в какой-то подъезд.

И сразу – удар по голове. Инстинктивно хватаю слетевшие очки. Кровь заливает лицо. Удары сыплются справа, слева… Мат. Крики: "Приватизировал квартиру, получай!" Бьют кучей, толкаясь и мешая друг другу. Омерзительно разит перегаром. Наконец, один догадался: "А ну, отойди!" Отодвинув остальных, размахивается автоматом и пытается ударить в пах, уворачиваюсь – рассаживает прикладом ногу до колена. Срывают депутатский значок, пытаются укрепить его мне на лоб, на свежий кровоподтек. Кто-то ударяет по сумке так, что она лопается: по полу веером летят бумаги – документы Съезда. Секундное замешательство – они этого не ожидали. Пытаюсь усовестить:

"Что же вы делаете… Я же таких, как вы, в университете законам учил…" Броском выталкивают наверх, на лестничную клетку.

С лестничной клетки такая же лестница ведет вниз, ко второму выходу из подъезда. На ней тоже бьют. Вижу рядом массивную фигуру Ивана Шашвиаш-вили – его «обрабатывают» сразу несколько омоновцев. Бьют женщин – Светлану Горячеву, Ирину Виноградову.

Слышу пронзительный крик Сажи Умалатовой: "Прекратите! Прекратите!" Из гущи людей омоновцы вылавливают и куда-то уводят парня в форменных военных брюках. По многим свидетельствам, таких расстреливали.

Наконец, натешившись, нас (группу в шесть человек) выталкивают из подъезда. Улица ярко освещена – понимаем, что по ней не пройти. Проскочив вдоль стены, ныряем в спасительную темноту арки, в глубь квартала. Но и там приготовлены «сюрпризы». За кустами засели омоновцы, которые очередями гоняют из угла в угол пытающихся скрыться людей. В подъездах – ждут группы "на добивание". Оттуда доносятся душераздирающие крики – ОМОН "развлекается"…

Улучив момент, проскакиваю освещенное место и залегаю в темноте под деревом, но не надолго – заметили. Двое омоновцев идут меня искать и, конечно, находят. Удары, мат: "Застрелю, сука!" Один из омоновцев требует документы. Протягиваю ему депутатское удостоверение. Удивленно хмыкает, приказывает следовать за ним. Поднимаемся к проходной «Трехгорки». Здесь уже заканчивается избиение: людей разложили на асфальте и бьют прикладами, коваными ботинками. Омоновец докладывает обо мне офицеру, называет фамилию. Глянув мельком в удостоверение, офицер кивает: "В общем порядке" – и меня уже безо всяких церемоний волокут в автобус. Прибываем в штаб, на Петровку, 38. Оттуда нас направляют в 22-е отделение милиции на проспекте Мира.

Мне относительно повезло: я попал не в камеру, а за решетку в коридор, но – стоя. Напротив, на скамейке – восемь человек, все избиты. Вакиф Фахрутдинов едва сидит – все лицо в кровоподтеках, из уголков глаз сочится кровь. У незнакомого парня – каждые пять минут позывы к рвоте – видимо, сотрясение мозга. У Ермака Тимофеевича Филатова, сотрудника аппарата Верховного Совета, пальто набухло от крови – ударом приклада ободрали спину. На полу перед камерой еще один – без сознания, бредит…

Бесконечно длинная ночь. Стонут, мечутся в камерах избитые люди. Где-то вдалеке ухают орудия, слышны автоматные и пулеметные очереди (милиционеры пару раз выбегали с оружием, занимали оборону). Я лежу на полу в комнате для допросов и на оборотной стороне протоколов пишу эти заметки…»^[270]

Чудовищно, но факт: в эти дни действительно готовилась мощная акция по чилийскому варианту. Омоновцы по внутренней электронной связи получили четкую команду: «Бить на поражение. В Белом доме нам свидетели не нужны».

Вот как ответил на вопрос «Чем вам запомнился 1993 год?» – генерал армии, бывший главный военный инспектор МО РФ К. Кобец: «Я руководил тогда опергруппой и до последнего момента пытался предотвратить кровопролитие. Должен признаться, что штурм Кремля в октябре 93-го был реален и помешала только разбросанность и нерешительность мятежников»^[271]. Лжет бравый генерал: приплел и «штурм Кремля», и мятежников нашел. Лишь самое главное «забыл» – кто пролил кровь, по чьей команде и кто стрелял по мирным людям.

Еще более откровенно свою роль в событиях 93-го оценил бывший замглавы службы безопасности президента контр-адмирал Геннадий Захаров. «Мы защищали Ельцина, – весьма цинично заявил Захаров. – Наши действия обеспечили устойчивость психики президента…»