Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Это первое.

Я думаю, в своем выступлении – оно сильно у него политизировано – Борис Николаевич не избежал конфронтационных подвохов. Это проглядывает. Если, товарищи, очень подвергнуть серьезному анализу то, что он говорил, то получается, что нас призывают под знаменем восстановления суверенитета России к развалу Союза. (Аплодисменты.) Что значит своя денежная система, что значат мировые цены в экономических отношениях с остальными республиками и т. д.? Это – отрицание принципов, которые были сформулированы Лениным и легли в основу Союзного договора 1922 г., декларации того же времени. Тогда надо прямо говорить: отказываемся в принципе от того пути, на который мы встали в 1922 г. Это все очень серьезно.

Всех нас, кажется, может затронуть такой яркий тезис: Борис Николаевич утверждает, что суверенитет принадлежит и человеку, и предприятию, и районному Совету. Но я должен вам сказать: ни теоретически, ни политически этот тезис не проработан. Это очень сомнительный тезис, и он доводит вопрос о суверенитете до абсурда, создает такие перегородки, которые вообще подтолкнут сепаратизм в самой Российской Федерации и столкнут народы республики. И вообще привело бы к анархии, к местничеству.

Может быть, остается у Бориса Николаевича привязанность к его старой концепции – создать несколько русских республик на территории России. Но это – возврат к княжествам и к междоусобицам, противопоставлению. Правда, сейчас он к этому тезису не возвращается, но в завуалированной форме он содержится и здесь. Выходит, через его концепцию мы будем разваливать не только Союз, но и развалим Российскую Федерацию».

Это был крупный промах со стороны М. Горбачева. Он не оценил настроение зала, когда в лоб перешел к критике Б. Ельцина. Ведь еще древние греческие философы говорили: не все истинное – уместно. Не сомневаюсь, определенная часть народных депутатов, в основном колеблющихся, после его выступления в качестве протеста отдала свои голоса Ельцину при голосовании по кандидатурам на пост Председателя Верховного Совета РСФСР.

Избрание Б. Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР превратило Президента СССР М. Горбачева, как потом скажут американцы, «в хромую утку». С этого момента начинается борьба не на жизнь, а на смерть между Россией и Советским Союзом, формализованной борьбой между Б. Ельциным и М. Горбачевым.

Следующую ошибку М. Горбачев совершил через несколько дней, накануне решающего голосования. О сути этой ошибки мне рассказал народный депутат РСФСР М. Карев вечером 4 октября 1993 г., когда «Альфа» вывела нас из расстрелянного и горевшего Дома Советов и мы спрятались в коммунальной квартире, о чем я уже писал выше.

По словам М. Карева, перед последним голосованием некоторых народных депутатов – коммунистов (выборочно, по особому списку, что вызвало недовольство других, в том числе и Карева) пригласили в Кремль, в здание ЦК, на встречу с Горбачевым. Он опять витиевато рассказывал, почему нельзя голосовать за Ельцина. А в конце выступления добавил, что завтра уезжает за границу.

Уезжать в такое ответственное для страны время! И это во многом также предопределило избрание Б. Ельцина председателем Верховного Совета Российской Федерации.

Вспоминаю прилет М. Горбачева из Фороса в августе 1991 г. В Москву он возвращался якобы победителем, в белых кроссовках, на белом коне. Это ощущалось в его поведении, радостной улыбке, традиционном взмахе руки.

Он не сразу осознал, что, по существу, никого не победил. Внеся замешательство в ряды ГКЧП, отказавшись фактически от того, к чему ранее призывал членов правительства и руководство ЦК КПСС, он тем самым облегчил победу Б. Ельцину и способствовал собственному поражению.

Новоогаревский сценарий Союзного договора – любимое детище М. Горбачева – рухнул в первые же дни после августовского государственного переворота российских «демократов» во главе с Б. Ельциным. Братские республики «разбежались», как нашкодившие котята. Центробежный процесс был заложен в самой сути нового Союзного договора. Вынашивая идею «Союза суверенных государств», М. Горбачев не понимал, что такие гибриды невозможны: одно суверенное государство не может входить в состав другого суверенного государства. Даже если бы это произошло, то дитя М. Горбачева все равно было бы нежизнеспособно, как до сих пор еле теплится жизнь СНГ.

Громадна и непомерна вина Генерального секретаря ЦК КПСС М. Горбачева за развал и предательство восемнадцатимиллионной партии коммунистов.

На мой взгляд, политика балансирования М. Горбачева между «демократами» и коммунистами была его очередным хитрым ходом. Создавалось впечатление, что М. Горбачев против «демократов», он осуждает их, защищает партию, марксизм-ленинизм от их нападок. Коммунистам казалось, что М. Горбачев с ними, что, защищая его, они защищают партию, защищают Советский Союз. И в этом была драма и коммунистов, и народа.

М. Горбачев же, делая вид, что уступает под сильным давлением «демократов», продолжал свою предательскую (другими словами это назвать нельзя) политику по развалу КПСС.

15 марта 1990 г., в день открытия внеочередного Третьего съезда народных депутатов СССР, якобы уступая требованиям «народа», Съезд отменил 6-ю статью Конституции СССР (о КПСС как ядре политической системы СССР). Но ведь еще накануне М. Горбачев яростно выступал за то, чтобы не отменять эту статью. Что же случилось? Да ничего – просто была отброшена маска. По сути, это означало крупнейшую победу антикоммунистов – «демократов». М. Горбачев стремительно шел к своей политической смерти.

После отделения партии от государства, по свидетельству бывшего секретаря ЦК КПСС В. Фалина, аппарат ЦК тоже был отделен от государства. Международный отдел ЦК был вычеркнут из списка получателей сообщений МИД СССР. «Политбюро и аппарат ЦК зажили в различном режиме. Генеральный в узком кругу не скрывает, что смотрит на ЦК и аппарат партии в целом как оппозиционные себе структуры». Разрушая партию, М. Горбачев разрушал и Советы, так как «без кадров и инфраструктур Советы оставались тем, во что их деградировал Сталин, – фиговым листом»^[314].

Трагический финал – ликвидация партии – не заставил себя долго ждать. Покажу, как это происходило, а также роль М. Горбачева – Генерального секретаря ЦК КПСС – в этом процессе.

Приведу выдержки из стенограммы заседания Верховного Совета РСФСР от 23 августа 1991 г., где Генеральный секретарь ЦК КПСС на глазах у всей страны отрекся от партии.

На том памятном заседании зал негативно воспринимал выступление президента СССР, шумел, люди что-то выкрикивали с мест, задавали М. Горбачеву каверзные вопросы. Чтобы смягчить ситуацию, он, «размышляя вслух» о плюрализме мнений и убеждений, высказал идею о преобразовании Коммунистической партии путем слияния ее… с движением «Демократическая Россия».

И тут заговорил Б. Ельцин: «Товарищи, для разрядки. Разрешите подписать Указ о приостановлении деятельности Российской компартии».

Горбачев встрепенулся: «Борис Николаевич, Борис Николаевич!»

Но Б. Ельцин со сладострастной улыбкой иезуита, под овации зала, громогласно произносит: «Указ подписан! Вступает в силу с момента подписания». В зале аплодисменты. Хлопают в ладоши «демократы» А. Яковлев, Г. Попов, Г. Бурбулис, С. Филатов, М. Полторанин, Г. Якунин и другие. Ну, это понятно – они стали ярыми антикоммунистами. Но аплодировали и честные народные депутаты, бывшие тогда еще членами КПСС, но одурманенные горбачевским и ельцинским словоблудием. «Демократическая» пелена застилала им глаза. Вскоре она спала, но было уже поздно.

Сделаем маленькое отступление. Указ Б. Ельцина о приостановлении деятельности КП РСФСР и последующие указы о запрете КПСС были продиктованы отнюдь не тягой к демократии, а ненавистью к партии и ее руководителю – М. Горбачеву. Настал час торжества Б. Ельцина, расплаты за его унижения на октябрьском Пленуме ЦК, XIX партконференции. Достигнув власти, он воспользовался ею, чтобы наказать и унизить обидчиков. Это был час окончательного падения авторитета М. Горбачева в глазах народа и коммунистов – и как лидера КПСС, и как президента СССР.

Недовольство генсеком М. Горбачевым громогласно вылилось наружу в начале 1991 г. Страну захлестнули шахтерские забастовки, начали останавливаться металлургические заводы. В апреле были резко повышены цены на многие товары повседневного спроса. В Москве «демократы» во главе с Ельциным выводили на улицы по 90–100 тыс. человек. Так они готовились к намеченным на 12 июня президентским выборам.

В партии росло недовольство «превращением перестройки в антикоммунистическую контрреволюцию», счет сдавших партбилеты перевалил за сотню тысяч, все громче звучали призывы к смене генсека.

В начале 1991 г. 46 из 72 российских обкомов КПСС приняли решение добиваться созыва съезда и отставки М. Горбачева с поста генсека. Рядовые коммунисты завалили ЦК КПСС и КП РСФСР письмами с требованиями отставки М. Горбачева. То же самое требование в лицо Генсеку высказал глава Компартии России Иван Полозков.

В ответ на все более отчетливо проявляющуюся нелюбовь коммунистов к своему лидеру генсек искал способы нанесения «удара по штабам». М. Горбачевговорит, что на это он пойти не мог, не хотел повторения китайского опыта^[315]. но фактически, сменив состав ЦК и Политбюро, поддержав «департизацию», а затем, доведя дело до запрета КПСС, он сделал это изощреннее своих китайских учителей из «банды четырех» – те компартию не «закрывали». В этих условиях М. Горбачев подстраховался и добился избрания себя президентом СССР, что ставило его над партией, поскольку избрал его на этот пост Верховный Совет, но и популярность его среди народа по мере развала экономики падала, что не замедлило сказаться и на настроении народных депутатов СССР и РСФСР

Не так давно Горбачев признался, что тогда он и его единомышленники «хотели социал-демократизировать КПСС», «готовили новую, по сути дела социал-демократическую программу КПСС»^[316]. А свое стремление непременно стать президентом, дабы разложить партию, М. Горбачев объяснил так: «Меня пугала судьба Хрущева»^[317]. Поэтому и хотел сосредоточиться на государственной работе, а для партии создавал конституционные ограничения.

Основания бояться партии были – уж слишком грубо работал. Не могли не вызвать сопротивления подлинных коммунистов те перестроечные акции, от которых сограждане ничего хорошего не получили, а также та бесцеремонность в реформировании партии и те попытки реализовать теорию конвергенции, о которой теперь М. Горбачев говорит открыто, приписывая конвергентные качества ленинскому нэпу. Вот почему он и провоцировал создание ГКЧП – чтобы в нужный момент, грубо говоря, «кинуть» руководителей партии и государства, а самому остаться президентом СССР.

Не получилось. Не понял Михаил Сергеевич, что «свита делает короля», что без этой «свиты» он – политический ноль. Так бездарно М. Горбачев, которым руководила «одна, но пламенная страсть» – самосохраниться во что бы то ни стало, – просчитался. Не мог не просчитаться «стратег», сознательно пошедший на столь примитивное «отделение партии от государства», какое в то время допускать было нельзя.

Но вернемся к событиям, происходившим 23 августа 1991 г. Горбачев так ничего и не понял и все пытался урезонить зарвавшихся «демократов»… Он вяло протестует, убеждает зал, что демократическому президенту и Верховному Совету нельзя запрещать Компартию. Это, по его мнению, не соответствует традиции цивилизованных стран, сущности подлинной демократии.

«Михаил Сергеевич, – прерывает его Ельцин, – не о запрещении, а о приостановлении деятельности Российской компартии до выяснения судебными органами ее причастности ко всем этим событиям… Тем более что Российская компартия до сих пор в Минюсте не зарегистрирована».

«Это другое дело», – соглашается «великий приверженец демократии». Как видим, роль тарана в ликвидации КПСС и КП РСФСР сыграл Б. Ельцин, а М. Горбачев, капитулируя, занял соглашательскую позицию.

Это было второе за тот день, после нарушения президентом СССР М. Горбачевым Конституции страны, политическое преступление, теперь уже перед Коммунистической партией, когда М. Горбачев, ее генсек, расшаркавшись перед «демократами», «сдал» всех рядовых и не рядовых коммунистов.

Наиболее емко характер борьбы М. Горбачева и Б. Ельцина за развал КПСС отразил в своей книге Н. Зенькович: «Казалось бы, разные люди. Однако при всем различии характеров и личной неприязни они спелись, и оба выступали против партии. Один ломился в открытую дверь, другой строил козни. Но суть одна. Хрен редьки не слаще. С одного огорода – с партийного, и партии же пришлось расплачиваться за то, что вырастила их… Не будет преувеличением сказать, что именно формирование руководителей типа Горбачева, Ельцина и им подобных, неспособность противодействовать им вполне закономерно привели партию к поражению»^[318].

Телевизионные кадры, запечатлевшие момент, когда Б. Ельцин подписывал Указ о приостановлении деятельности Компартии, «демократические» СМИ крутили по нескольку раз в день, пережевывая во всех газетах и журналах.

Чуть позже Б. Ельцин вынудил М. Горбачева подписывать все указы Президента России, принятые в последние три дня. В них Б. Ельцин, по сути, взял на себя функции союзного президента, сместил союзных министров, назначает новых. Это были не просто неконституционные акты, это был верх бессилия президента СССР Горбачева.

В ноябре 2001 г. в интервью «Общей газете» М. Горбачев скажет, оправдывая свое бездействие: «Получилось, что Союзное государство нужно мне одному, что я веду борьбу за собственное кресло». В этих словах, как в капле воды, отразилось, какой это был президент. Этот политик, гарант Конституции СССР, забыл о том, что его святая обязанность – воплощать в жизнь политическую волю большинства, выраженную в ходе мартовского референдума 1991 г., – сохранить Советский Союз.

Но генсек партии и президент СССР ее преступно проигнорировал (действуя фактически заодно с Ельциным). Ни тот ни другой так и не поднялись до уровня гражданской зрелости абсолютного большинства сограждан. В этом суть нашей отечественной трагедии.

Вечером 25 августа 1991 г. по радио и телевидению было зачитано заявление Горбачева о том, что он слагает с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС и рекомендует Центральному Комитету самораспуститься. Так, спасая себя на какое-то мизерное время, Горбачев заплатил дорогой выкуп: «сдал» партию.

А в это же самое время на Старой площади, ободренная призывом генсека к самороспуску ЦК КПСС и коммунистической партии, бесчинствовала разъяренная толпа, умело подогретая, спровоцированная и управляемая лидерами «демократов». Разрешение занять здание ЦК КПСС благословил Г. Бурбулис, в то время Госсекретарь РСФСР, а операцией руководил префект Центрального округа А. Музыкантский. Вот как комментирует этот факт Ю. Прокофьев, бывший первый секретарь Московского горкома КПСС: «На другой день я был в здании ЦК. Принесли клочок бумаги синего цвета, корявым почерком Бурбулиса написано: "Президенту СССР. В связи с тем, что в ЦК готовится уничтожение документов, считаю необходимым эвакуировать аппарат и взять под охрану здание". И на уголке: "Согласен. Горбачев"»^[319]. Толпой были заблокированы все выходы. Покидающих здание обыскивали, у них вырывали сумки, их оплевывали. Еще бы! Сам Президент России, да и руководство Москвы благословили людей на эту акцию.

Интересную подробность о произошедшем в те дни поведал мне позднее Р. Хасбулатов. Присутствовавший на заседании Верховного Совета РСФСР Б. Ельцин ждал телефонного звонка со Старой площади о завершении операции – занятии помещений ЦК. Как только ему сообщили из бывшей приемной Горбачева, что здание находится под контролем московской милиции, а в кабинете генсека – «демократы», он, видя подавленность М. Горбачева, именно в этот момент подписал указ о приостановлении деятельности Компартии.

В этой связи вспоминается выступление М. Горбачева на встрече с интеллигенцией в 1990 г., когда он с пафосом заявил, что предательство социализма было бы равносильно предательству своего отца и деда: «Я не стыжусь сказать, что я коммунист, что я предан социалистической идее. Я сделал свой выбор давно и навсегда». На XXVIII съезде партии, проходившем со 2 по 18 июля 1990 г., Горбачев с не меньшим пафосом сказал: «И тот, кто рассчитал, что это последний съезд и на нем состоятся похороны КПСС, тот опять просчитался. КПСС живет и будет жить, вносить свой исторический вклад в прогресс нашей страны, в прогресс мировой цивилизации». А спустя год – призыв к самороспуску ЦК КПСС и партии. В действительности же это было не «вдруг». Для меня, да и, наверное, для многих коммунистов, этот предательский шаг Горбачева не стал полной неожиданностью. Он оказался закономерным результатом той политики, которую бывший генсек проводил особенно откровенно с 1989 г. Отчетливо просматривалось, что это была политика, направленная на изменение существующего общественно-политического строя, на капитализацию страны. Хотя эта стратегическая цель, на мой взгляд, очень долго маскировалась под «социалистический выбор», под лозунги: «больше социализма», «социализм с человеческим лицом».

Вот как оценивают свершившееся люди, близко знавшие М. Горбачева. «До ЦК КПСС Горбачева я знал близко, – говорит Ф. Табеев, бывший в свое время первым секретарем Татарского обкома КПСС, Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Афганистане, заместителем Председателя Совмина РСФСР. – Считай, мы были друзьями… Ничто не говорило и не предвещало, что этот человек со временем окажется оппортунистом… Горбачев ведь так и не понял сам, что же хотел сделать… Так называемая перестройка началась без соответствующей подготовки, без всякого анализа и стратегических намерений. Все делалось, как говорится, наобум Лазаря, «с кондачка». В результате народное хозяйство страны рухнуло»^[320].

«Заслуги» Горбачева в разрушении страны видели бывшие активисты «перестройки». Так, А. Собчак особо подчеркивал: «Я никогда не забываю ту роль, которую сыграл Горбачев в крушении коммунистического режима»^[321].

Многие, с кем мне приходилось беседовать в жизни после августовских и декабрьских событий 90-го г. и «черного октября» 93-го, задают «простенький» вопрос: почему Советское государство на протяжении 70 лет, когда его возглавляли люди якобы малограмотные, полуинтеллигентные, а иногда и коварные, не только не рухнуло, а крепло, набирало могущество, сумело победить во время Второй мировой войны германский фашизм, обладавший силой всей Европы, и было еще более сверхдержавой, если бы Горбачев со своим окружением «перестройщиков» не пустили его под откос.

Ответ кроется во все той же отвергнутой и горбачевцами и ельциноида-ми марксистской теории. И достаточно ёмко ее сформулировал бывший в свое время диссидент и антимарксист Александр Зиновьев: «Если идея, на которой зиждется государство, исторически верна, то, будь во главе этого государства даже идиот, он все равно не сможет ему навредить. Но если государственная идея сама по себе порочна, то будь во главе такого государства даже гений, он все равно ему ничем помочь не сможет. Чтобы он ни делал, все будет приносить государству один вред».

Личное противостояние Б. Ельцина и М. Горбачева принесло во внутриполитическую борьбу бездну коварства, лжи и лицемерия. Оба были озабочены в первую очередь своим личным местом в политической табели о рангах в России. Начинали они свою публичную свалку под убеждения всех о том, что хотят раскрыть с большей эффективностью преимущества социалистического строя. Б. Ельцин пошел на разрыв с М. Горбачевым в 1987 г., заявив, что стремится ускорить процесс перестройки. М. Горбачев симпатизировал «социалистическому выбору» до тех пор, пока эта позиция давала ему личные карьерные преимущества. Но, в конечном итоге, субъективно руководствуясь карьерными соображениями, объективно оба закончили свою карьеру как отъявленные антикоммунисты, встали на позиции хотя и противостоящих социальных и политических сил, но с единой целью – реставрации буржуазных порядков в России.

Оба бывших коммуниста просто забыли, что в основу социалистического государства изначально была заложена жизнеспособная коммунистическая идея социальной справедливости, которую воспевали и Пушкин, и Грибоедов, и декабристы, и Герцен, и Чернышевский, полностью соответствующая российской ментальности. Так продолжалось до тех пор, пока Горбачев не подменил нашу российскую, русскую государственную идею импортной, западнической, американской, абсолютно не пригодной для многонационального

Советского Союза. Все, что далее ни делал Горбачев и его ближайшее окружение в лице А.Н. Яковлева, Э. Шеварднадзе и иже с ними, шло советскому государству только во вред, что и погубило его.

Главный герой и жертва августа 91-го М. Горбачев пытается ныне, как и раньше, встать в оппозицию как к ГКЧП, так и к ельцинизму. Эта попытка бывшего Генсека КПСС и президента СССР выглядит весьма примитивно. Он никак не может понять, что в природе не может быть половинчатости: и капиталистической, и социалистической ориентации. Можно не принимать сталинщины, тоталитаризм, фашизм, но следует определенно сказать – вы за социализм, в котором нет места экономической эксплуатации и обнищанию народа, или вы приверженец капитализма со всеми вытекающими отсюда последствиями: олигархией, диктатурой меньшинства, расцветом коррупции, правовым беспределом и обнищанием народа. Будущее за теми, кто, восприняв уроки дикой капитализации, твердо встанут на путь социалистической ориентации, которая только и сможет привести Россию к прогрессу и благосостоянию. Цена перехода будет зависеть от скорости осознания народами России трагических последствий ельцинизма.

Пройдут годы, и тайное станет явным. Если верить прессе, на семинаре в Американском университете в Турции в 1999 г. М. Горбачев сказал откровенно: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми… Именно для достижения этой цели я использовал свое положение в партии и стране»^[322]. Оказывается, этот «теоретический» недоучка желает выглядеть чуть ли не героем в глазах общественности, «сознательным» борцом с коммунизмом. Оказывается, он «прозрел», а всю свою сознательную жизнь обманывал общество, сотни миллионов людей, призывая их строить новое, коммунистическое общество. Однако этим сенсационное признание М. Горбачева не ограничилось: «Когда же я лично познакомился с Западом, я понял, что я не могу отступить от поставленной цели. А для ее достижения я должен был заменить все руководство КПСС и СССР, а также руководство во всех социалистических странах… Мир без коммунизма будет выглядеть лучше»^[323]. Войдя в роль унтер-офицерской вдовы, Горбачев решил разделить лавры предателя со своими «подельниками»: «Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей, – продолжает «герой-теоретик». – Среди них особое место занимают А.Н. Яковлев и Э.А. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто неоценимы»^[324].

Когда мне довелось прочитать эти «чистосердечные признания» бывшего генсека в 1999 г., подумалось, что-то случилось с его головкой после тяжелых переживаний, связанных с потерей Раисы Максимовны. Но вот три года спустя – в начале 2002 г. – Горбачев, находясь в США, прочитал в Колумбийскомуниверситете лекцию на тему «Россия: сегодня и будущее». Вновь оценивая пережитое, он убеждал американцев, а скорее себя в том, что советский коммунизм «был чистой пропагандой»: «Все мы (советские руководители. – Примеч. авт.), включая меня, твердили, что капитализм идет к катастрофе, тогда как наша страна развивается нормально. Разумеется, это было пропагандой». Тут первый и последний президент СССР не стал жалеть красок, доказывая, как он лично помог с помощью перестройки разрушить «эту нереальную систему». Послушала бы этого неуча специалист по научному коммунизму, кандидат философских наук Раиса Максимовна!

В одном из своих интервью Первому каналу Российского телевидения Дмитрий Саймс, в прошлом советский диссидент, а после эмиграции в США – американский гражданин и президент Фонда Никсона, обосновал тотальную некомпетентность М. Горбачева: «Большинство из нас, – сказал Д. Саймс, – исходило из того, что на каком-то этапе эти реформы натолкнутся на объективную реальность. На ту объективную реальность, на которую натолкнулись реформы Александра Второго: невозможно уничтожить основные опоры империи без того, чтобы империя не рухнула. И я всегда помню выражение Витте о том, что России после Петра I нет, а есть Российская империя. И разрушение Российской империи – это уничтожение своего собственного государства. Мне было очень трудно предположить, что такой человек, как Михаил Горбачев, который вырос в советской системе, который знал прекрасно правила игры внутри этой системы, потому что иначе он не оказался бы Генеральным секретарем и не сумел бы переиграть своих оппонентов, будет обладать уникальной куриной слепотой и не поймет, что, когда ты разрушаешь идеологию, когда ты разрушаешь партию, когда ты разрушаешь КГБ, ничего не построив взамен, и при этом еще отказываешься применять силу, ты неминуемо приведешь к тому, что все здание империи рухнет (выделено мной. – Примеч. авт.)»^[325].

Думаю, что история по достоинству оценит «заслуги» предателей Великой державы, разваливших не только Советский Союз, но и мировую социалистическую систему.

И все же, разве можно было предположить, что могильщиком КПСС и СССР будет человек, начавший перестройку в стране, постоянно убеждавший общество и партию в своей верности идеалам социализма, говоривший о необходимости руководящей роли партии в коммунистическом строительстве? Плачь, русская земля… какого «сына» удалось тебе родить!

Вызывает удивление и поведение членов Политбюро, секретариата ЦК, многих членов ЦК, да и рядовых коммунистов. Они не рискнули высказать свое отношение к запрету партии. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС В. Ивашко, секретари А. Дзасохов, А. Гиренко, П. Лучинский, Т. Семенова, Е. Строев, Ю. Манаенков как бы испарились, не подавали голоса. Это были партийные кадры, подобранные лично М. Горбачевым. Это были какие-то «уникальные» люди, жившие одним сегодняшним днем, не пытавшиеся, а некоторые и не способные мыслить стратегически. Не лучше были и многие министры. Достаточно напомнить о том, что «маршала Шапошникова интересовали не столько Союз и его сохранение, сколько сохранение единых Вооруженных сил и его поста министра. Когда ему сказали, что Вооруженные силы остаются объединенными, он успокоился…»^[326]. Естественно, низовые парторганизации, как они привыкли это делать раньше, ждали команду сверху. Именно на это и рассчитывали разрушители партии – и М. Горбачев, и в еще большей мере Б. Ельцин. Так было.

Дату 1989 г. применительно к оценке политической деятельности М. Горбачева я назвал не случайно. Это действительно была в какой-то степени переломная веха. К этому году в низовых партийных организациях все сильнее крепло убеждение, что Горбачев оказался не тем лидером, на которого они рассчитывали. Жизнь лучше не становилась, во многом даже ухудшалась. Критика Генерального секретаря звучала все отчетливее и острее среди рабочих, крестьян, творческой интеллигенции. Партийные и советские работники республиканского и областного уровня знали, насколько упал рейтинг генсека. На научно-практической конференции в МИД СССР первый заместитель министра Ковалев откровенно заявил: «У американской общественности весьма высокий авторитет М. Горбачева – к нему с симпатией относятся 80 процентов опрошенных. А вот показатель для Советского Союза – лишь 20 процентов»^[327].

Что должен делать лидер в этих условиях, если он действительно болеет за будущее страны? Помимо отставки есть два пути: переосмыслить политическую и социально-экономическую ситуацию, разработать новую стратегию реформирования в интересах народа и довести эту реформу до завершения; второй путь – удерживать власть любой ценой. К сожалению, М. Горбачев выбрал второе. «Делание карьеры» – было для него превыше всего.

Отдавая себе отчет в том, что популярность его в стране резко упала, М. Горбачев не решился пойти на всенародные выборы президента СССР, хотя конституционная норма была именно такой. Он понимал, такие выборы принесли бы ему крупное поражение. Свидетельством тому являются не только социологические опросы, но и сам ход голосования на Третьем съезде народных депутатов СССР.

В первом туре М. Горбачев не был избран президентом СССР. Только после того как была отменена 6-я статья Конституции СССР, «демократы» поддержали М. Горбачева, и он был избран президентом (его кандидатуру поддержали 59 % депутатов). Компромисс был достигнут высокой ценой.

Вряд ли бы это случилось, если бы альтернативным кандидатом на пост президента СССР стал Председатель Совмина Н. Рыжков. К сожалению, Николай Иванович согласия на это не дал, хотя его долго уговаривали. Позднее, в беседе на эту тему с Н. Рыжковым я спросил его, почему он отказался от этого предложения?

«Ну как я мог дать согласие, Юрий Михайлович, – сказал он мне. – Ведь я накануне голосовал за избрание Горбачева Генеральным секретарем. Как бы я выглядел в глазах общественности, какая была бы вера мне, если вчера я делал и говорил одно, а назавтра – другое. Я видел, – продолжал Рыжков, – что Горбачев стал опираться на узкий круг приближенных – В. Медведева, А. Яковлева, Э. Шеварднадзе, что он проводит их линию, линию не совместимую с позицией ЦК и Совмина. Но я наивно думал, что Горбачев наконец-то поймет, куда катится страна, убеждал его в необходимости реальных шагов по реформированию экономики Союза. Но, как показало время, Горбачев больше прислушивался к «западникам»… Если бы я знал, чем закончится правление Горбачева, то, конечно, я бы дал согласие баллотироваться на пост президента СССР. Но прошлого, как говорится, не вернешь».

Ошибка Н. Рыжкова, на мой взгляд, заключалась в том, что он не сумел вовремя дать политическую оценку происходившим в верхних эшелонах власти событиям, не осознал главного – взаимосвязи реформирования партии и выживания государства, а, следовательно, у него не хватило мужества разорвать пуповину, связывающую его со ставшим уже «прозападным» Политбюро^[328].

Вступая в должность, первый президент СССР М. Горбачев произнес: «Торжественно клянусь верно служить народам нашей страны, строго следовать Конституции СССР, гарантировать права и свободы граждан, добросовестно выполнять возложенные на меня обязанности президента СССР». Как выполнял клятву президент СССР, народы Советского Союза почувствовали, как говорится, на своей шкуре. Не кто иной, как М. Горбачев запустил националистические процессы на окраинах Советского Союза, вылившиеся в итоге в кровь Карабаха и Ферганской долины; выкинули сотни миллионов русскоязычных соотечественников. Именно Горбачев ради борьбы за власть приблизил к себе националистические республики внутри РСФСР под флагом поддержки их амбиций стать союзными республиками, приведших впоследствии к войне теперь уже внутри страны.