Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Так было! Но мысль-то у меня другая. Через некоторое время я встретился с М. Бочаровым и спросил, что же случилось, почему Б. Ельцин отверг его кандидатуру? М. Бочаров ответил, что накануне выборов Борис Николаевич якобы встретился с М. Горбачевым, и тот настаивал на кандидатуре И. Силаева. Б. Ельцин предложил М. Бочарову войти в правительство И. Силаева вице-премьером, от чего Михаил Александрович категорически отказался.

Через некоторое время – 22 июня 1990 г. – Съезд принял постановление «О Высшем экономическом совете Республики», председателем которого президиум Верховного Совета РСФСР утвердил М. Бочарова. Однако все шло к тому, чтобы выдавить М. Бочарова с этой должности и вывести его из ближайших соратников Б. Ельцина. Так, только через шесть месяцев Б. Ельцин утвердил штатное расписание и состав Высшего экономического совета. Когда Михаил Александрович наконец-то понял, что ему нет места рядом с Б. Ельциным, понял стиль работы Бориса Николаевича, он тут же написал заявление об освобождении от должности председателя ВЭСа по собственному желанию, что и было оформлено немедленно – в течение суток.

Таким образом, М. Бочаров стал первым человеком из «демократической» команды Б. Ельцина, кто «ушел» из его окружения, поняв «лидера» – его стремление к власти любой ценой, в том числе и способность перешагнуть через тех, кто привел его к этой власти. Где теперь М. Полторанин, Ю. Скоков, Г. Фильшин, Г. Бурбулис, Ю. Афанасьев, Г. Попов, Ю. Петров, О. Лобов и многие другие?..

Ближе я познакомился с Б. Ельциным уже после Первого Съезда народных депутатов РСФСР в 1990 г., когда меня избрали председателем Комиссии по бюджету, планам, налогам и ценам Верховного Совета РСФСР. Необходимо было разрабатывать новое бюджетное, налоговое законодательство, законодательство по банкам. Б. Ельцин как Председатель Верховного Совета старался вникать во все эти вопросы. Память у него была цепкая, опыт огромный, но своих идей не было. Практически не было ни одного совещания по экономическим вопросам, на котором бы мы с ним не обсуждали те или иные проблемы. Правда, приходилось порой объяснять их ему по два-три раза. Б. Ельцин все это запоминал, а затем излагал как собственную идею. Случалось, что кое-что перевирал и добавлял что-то свое.

Нельзя сказать, что на первых этапах политика Ельцина была направлена на разрушение России. Он пытался сделать что-то позитивное, но, окруженный всяческой «бурбулятиной», не мог. В то же время у него уже просматривались те черты характера, которые позднее станут «визитной карточкой» всенародно избранного: лукавство, а порой и наглая ложь, амбициозность, пренебрежение к коллегам, желание во что бы то ни стало насолить М. Горбачеву (казалось, что тот не дает ему спокойно существовать. То и дело слышалось: Горбачев такой, Горбачев сякой и т. п.).

Впервые мне пришлось столкнуться с пренебрежительным отношением Б. Ельцина к тем, с кем он бок о бок работал, в апреле 1991 г. Помню, в союзном правительстве обсуждалось Экономическое соглашение, в частности вопрос о повышении цен на некоторые продукты первой необходимости: хлеб, молоко, мясо. Причем для каждого жителя страны предполагалась денежная компенсация.

Б. Ельцин, в то время Председатель Верховного Совета РСФСР, открывая сессию (что он делал в редких случаях), попросил поставить в повестку дня вопросы «О даче согласия Россией на повышение цен» и «О даче согласия Председателю Верховного Совета подписать Экономическое соглашение». Весь день народные депутаты обсуждали эти вопросы, взвешивая все «за» и «против». По ходу обсуждения чувствовалось, что они склонялись к принятию предложения союзного правительства.

В конце заседания Верховного Совета, перед голосованием по вопросу о повышении цен, Б. Ельцин вдруг сказал:

– Уважаемые народные депутаты. Даже если вы проголосуете «за» повышение цен, никакие документы я подписывать не буду. Я не могу идти против своего народа, ухудшать его благосостояние.

Верховный Совет поддержал просьбу председателя.

Вечером мне позвонили друзья из союзного правительства. Спросили, чем закончились наши дебаты. Я подробно рассказал о заседании Верховного Совета, обо всех перипетиях этого дня.

– За дураков он вас всех держит, – услышал я в ответ. – О том, что он не будет подписывать Экономическое соглашение, Б. Ельцин сообщил в союзное правительство еще вчера, причем письменно. Сегодня вы дискутировали как бы задним числом.

Не может быть! Покажите мне хотя бы копию письма Ельцина!

Пожалуйста, через полчаса оно будет у вас!

Действительно, через час мне подвезли копию вчерашнего письма за подписью Б. Ельцина.

На утреннем заседании сессии Верховного Совета я обвинил Б. Ельцина в лукавстве^[362] и спросил, как же так получилось, что народные депутаты вчера целый день обсуждали вопрос, уже решенный им позавчера без ведома Верховного Совета? Депутаты не поверили своим ушам, не поверили моей информации – ну как же, «обидели» не просто Председателя Верховного Совета РСФСР, а Бориса Николаевича Ельцина. В зале поднялся шум, «демократы» повскакали с мест. Но когда все увидели письмо за подписью Б. Ельцина, возникла немая сцена, как в финале гоголевского «Ревизора». Народные депутаты поняли, что Б. Ельцин не просто лукавил, а нагло лгал. А Ельцин? Как ни в чем не бывало, он смотрел на нас томными глазами…

Еще более ярко раскрылся характер Ельцина – жестокого властолюбца, готового ради власти на все, – в истории с политическим заявлением шести руководителей Верховного Совета РСФСР весной 1991 г.

Я уже описывал события, о которых идет речь. Подчеркну еще раз, что все шестеро в свое время были приверженцами Б. Ельцина. Заявление от имени Верховного Совета зачитала тогда Светлана Петровна Горячева. У меня в ушах до сих пор звучат слова Б. Ельцина, произнесенные им в Центральном Доме киноактера 9 марта 1991 г.:

«Сегодня меня призывают: Борис Николаевич, пригласите эту шестерку к себе. Вы поговорите с ними, может, они как-то исправятся. – Нет. Это враги. С ними надо не обниматься, с ними надо бороться. Даже с женщинами».

Вот кредо главного «демократа» России. В точном соответствии с ним он и поступил 3–4 октября 1993 г., расстреливая защитников Конституции, среди которых были женщины, девушки и даже дети.

Наконец, не могу не вспомнить об «афере века» – обмене 140 млрд р. на 7,756 млрд долларов США, остановленном Верховным Советом РСФСР^[363]. Я как председатель Комиссии по бюджету, планам, налогам и ценам был в составе комиссии Верховного Совета РСФСР по расследованию этой аферы^[364]. В основе ее лежало Постановление правительства РСФСР «Об использовании иностранными фирмами денежных средств в советских рублях на территории РСФСР», принятое в декабре 1990 г. по инициативе бывшего в то время министра по внешнеэкономическим связям, «демократа» первой волны В. Ярошенко.

События развивались следующим образом. 20 января 1991 г. при таможенном досмотре в аэропорту «Шереметьево» у подданного Великобритании Пола Пирсона были обнаружены документы о сделке, заключенной в нарушение законодательства СССР, между фирмой «Дов трединг интернешнл» и Уральским филиалом производственно-экологической фирмы «Эхо» при Международном неправительственном фонде «Вечная память солдатам».

У П. Пирсона, в частности, изъяли:

– контракт и дополнение к нему о продаже 140 млрд р. за 7,756 млрд долларов США;

– письмо на русском и английском языках за подписью заместителя Председателя Совета министров РСФСР Г.И. Фильшина о поддержке в осуществлении сделки со стороны Правительства России, исполненное на бланке и заверенное гербовыми печатями Совета министров РСФСР;

– переписку между подданным Великобритании бизнесменом К. Гиббинсом и его партнерами, свидетельствующую об их намерении занять ключевые позиции в экономике СССР.

По этому случаю Генеральная прокуратура СССР возбудила уголовное дело. В ходе следствия было установлено, что, находясь в СССР, К. Гиббинс вступил в переговоры с так называемой рабочей группой Верховного Совета РСФСР, возглавляемой руководителем фиктивно существующего филиала производственно-экологической фирмы «Эхо» аферистом А.А. Свиридовым.

Фирма «Эхо», как и другие причастные к сделке организации, была создана именно для исполнения этой мошеннической операции и свое существование и деятельность обеспечивала за счет государственных кредитов, получаемых путем различных махинаций, используя эти кредиты не по назначению, а для наживы и в личных целях, в частности для финансирования независимого профсоюза «Справедливость» и «Демократической партии России» в Челябинске.

По условиям подписанного контракта советская сторона продавала посреднической и фактически не существующей в Великобритании фирме 140 млрд р. за 7,756 млрд долларов США, то есть по курсу 100 р. за 5,54 доллара. Другими словами, обмен должен был произойти не по официальному курсу Центрального банка СССР, а по курсу «черного рынка», завышенному более чем в 20 раз. При успешной реализации этой аферы участники сделки должны были получить вознаграждение в размере 5 % от суммы контракта в иностранной валюте, что составляет свыше 300 млн долларов США.

Рублевые средства, которые предполагалось аккумулировать под эту сделку в Московском межрегиональном коммерческом банке, передавались в пользование западных партнеров с правом немедленного их вложения в экономику России. Это позволяло иностранцам произвести массовую скупку предприятий, сырья и других природных богатств страны, создавало угрозу сложившимся отношениям с союзными республиками, дестабилизации без того хрупкого на тот период процесса денежного обращения в стране.

Таким образом, речь шла не просто о грандиозной «финансовой афере», но, главное, о широкомасштабной экономической диверсии против нашей страны, проводимой с активным участием и при непосредственной поддержке «демократов».

Когда комиссия Верховного Совета РСФСР докопалась до истины и запахло, что называется, жареным, «демократы»-задумщики и исполнители этого проекта стали сдавать друг друга. В. Ярошенко – министр по внешнеэкономическим связям – ссылался на Г. Фильшина, бывшего в тот период министром экономики; Г. Фильшин – на премьера И. Силаева, что это-де делалось под его руководством; И. Силаев утверждал, что данная акция проводится с согласия Бориса Николаевича Ельцина. Другими словами, Б. Ельцин с самого начала знал всю подоплеку «аферы века», но скрыл ее от Верховного Совета РСФСР, делал вид, что он просто не в курсе, и попытался направить общественное возмущение по ложному пути.

Выступая по Центральному телевидению, Б. Ельцин открестился от авантюрной программы, пытался доказать, что это афера… КГБ.

Более полно мне удалось узнать характер Б. Ельцина, когда я уже работал заместителем Председателя Верховного Совета РСФСР. Став президентом, Б. Ельцин пожелал взять за правило ежемесячно встречаться с руководством правительства и Верховного Совета. Цель была благая – обсуждать перспективы совместной работы. Правда, дискуссия обычно длилась до определенного момента: как только кто-то начинал высказывать позицию, не совпадающую с мнением президента, он воспринимал это очень болезненно и тут же заканчивал официальную встречу. Не помогали и следовавшие за деловой частью этих встреч «дружеские», как подчеркивал Борис Николаевич, трапезы с обилием крепких напитков, без которых он уже не мог обходиться. Шаг за шагом взаимное недовольство накапливалось и встречи на какой-то период прекращались – до возникновения очередной критической ситуации. Потом все повторялось по кругу.

Б. Ельцин очень умело пользовался этими деловыми и «дружескими» встречами. Наверное, не было ни одного руководителя федерального уровня, кому бы он ни говорил, что подобные встречи с ним будут ежемесячными… и забывал.

И все же биография Б. Ельцина занимает меня только с одной стороны: в чем причина его политической непотопляемости? Дискуссии на этот счет идут давно и до сих пор не потеряли своей остроты и актуальности. Я не претендую на какие-либо открытия в своих размышлениях на эту тему. Но свою точку зрения, тем не менее, хотел бы высказать.

Я думаю, время появления Б. Ельцина как политического лидера союзного уровня, пользовавшегося на определенном этапе мощной поддержкой людей, можно определить довольно точно. Это 26 февраля 1986 г., когда на ХХУН съезде КПСС им были произнесены слова, отвечавшие настроениям многих партийных и советских руководителей, да и простых людей: непререкаемость авторитетов, непогрешимость руководителя, двойная мораль в сегодняшних условиях нетерпимы и недопустимы. В ЦК КПСС должна быть выработана, наконец, система периодической отчетности всех руководителей и на всех уровнях, в частности и о том, сколько получает ЦК КПСС денег от партийных взносов и партийной печати и на что их расходует. Ельцин затронул тогда и вопрос о неоправданном дублировании аппаратом ЦК ЦПСС структуры министерств и ведомств правительства СССР. «Делегаты, – говорил тогда Б. Ельцин, – могут меня спросить: почему же об этом не сказал, выступая на XXVI съезде партии? Ну что ж. Могу ответить, и откровенно ответить: видимо, тогда не хватило смелости и политического опыта».

Очнувшись после периода застоя, общество в тот момент мучительно размышляло над извечным русским вопросом: «Кто виноват?» И тот, кто нашел в себе мужество сказать: «Я виноват!» – сразу же получил мощную моральную поддержку в глазах миллионов людей, жаждавших именно сверху услышать слова о личной ответственности за происходившее.

Б. Ельцин понравился М. Горбачеву своей напористостью, активностью. Более того, этот период совпал с поиском М. Горбачевым новых людей, преданных ему за выдвижение в Москву.

Секретарь ЦК Н. Рыжков, который хорошо знал стиль работы Бориса Николаевича, поскольку вместе работали в Свердловской области, дал крайне отрицательную характеристику Б. Ельцину – «разрушитель по своей натуре».

Но тут роковую роль сыграл Е. Лигачев, съездив специально в Свердловск: «…масштабный работник, сумеет повести дело…» – сообщил он по телефону М. Горбачеву. Так Б. Ельцин 11 апреля 1985 г. был назначен заведующим отделом строительства ЦК КПСС, а 24 декабря 1985 г. избирается первым секретарем Московского горкома партии.

На посту руководителя Московского горкома КПСС Б. Ельцин быстрее других перешел к «реальной перестройке», – разумеется, в своем понимании.

Прежде всего, как и в Свердловске, он начал с «чистки партийного аппарата»: разогнал 40 % партноменклатуры, из 33 секретарей райкомов сменилось 23, в некоторых райкомах по нескольку раз.

Новый первый секретарь удивил тогда многих жителей не только Москвы своей доступностью, поездками в городском общественном транспорте, внезапными посещениями магазинов, а также организацией с осени 1986 г. овощных и фруктовых ярмарок, на которых колхозы торговали продуктами напрямую, минуя посредников, от чего цены здесь были низкими. Он постоянно заострял проблемы, стоявшие перед людьми, раскрывая их на примерах самых что ни на есть житейских, близких пониманию рядового гражданина.

Не раз он первым среди руководства выдвигал идеи, которые волновали большинство населения, и стремился к их реализации. Как только зародилась идея сокращения партаппарата, он тут же принялся ее осуществлять в подведомственном ему горкоме и районных комитетах партии Москвы. Не успел закончиться очередной виток дискуссии по продовольственной проблеме, как первый секретарь МГК собственной властью уже старался утвердить изобилие на ярмарках и колхозных рынках Москвы. Провозглашена гласность? – Ельцин говорит обо всем. Борьба с бюрократизмом? – Он находит его во всех учреждениях.

Народ недоволен привилегиями партноменклатуры? – Б. Ельцин отказался от «кремлевской авоськи», прикрепился к обычной районной поликлинике, с персонального «членовоза» пересел в троллейбус. Во всеуслышание объявив об этом, он стал для народа самой популярной личностью.

В своих выступлениях он призывал к решению не всех проблем, стоявших перед обществом, а именно тех, что впрямую касались обыденной жизни простого человека: продовольствие, жилье, социальная справедливость, преступность (особенно в торговле). Все это безотказно работало на его популярность в народе.

«Итак, разговор о привилегиях, – пишет Борис Николаевич. – Конечно, хочется есть вкусную, здоровую пищу, хочется, чтобы врачи к тебе были ласковы и внимательны, хочется отдыхать на прекрасных пляжах и так далее. И вполне естественно, отказавшись от всего этого, моя семья тут же столкнулась с множеством проблем, точно таких же, какие возникают в миллионах советских семей».

Борис Николаевич никак не мог понять Генерального секретаря М. Горбачева, который «на съезде гордо произнес, что у него нет личной дачи», а есть персонально-государственная. По мнению тогдашнего Ельцина, у таких руководителей, как Генеральный секретарь, должна быть «личная дача, построенная на деньги, заработанные личным трудом, как у рабочего, писателя, инженера, учителя». Вот так, ни больше ни меньше!

«А пока этого нет, пока мы живем так бедно и убого, – продолжает классик "борьбы с привилегиями", – я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчать на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка. Потому что стыдно»^[365].

Все, что Б. Ельцин – борец с партийно-номенклатурными привилегиями – говорил и режиссировал, было направлено на повышение его популярности у народа и не имело ничего общего с реальностью и желанием на самом деле перестроить общественную жизнь. Ельцин полностью освоил и реализовал широко известный за рубежом пиар-проект – метод «человека народа». Сформировался и воспринимался имидж Б. Ельцина – «нашего мужика». И этот имидж вскоре дал положительный для Б. Ельцина эффект, особенно после ухода из высшего партийного руководства.

В своих многочисленных выступлениях он как бы просил сограждан понять и поддержать его. Ощущение, которое оставалось у слушателей после таких выступлений, было необычным для наших сограждан: судьба Ельцина как бы непосредственно зависела от них, тех, перед которыми он выступал. В глазах многих Ельцин был таким же, как они. Он – жертва начальнической нелюбви. Но кто же из нас не оказывался в таком положении? И третируют его вроде бы так же, как всех нас. А главное – он со всеми, и внизу и наверху, говорит одинаково и на равных, круша иерархические барьеры, столь ненавистные тем, кто внизу.

После отставки на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1987 г. многие решили, что это было сделано предвзято и несправедливо. Поэтому даже те, кто критиковал и Б. Ельцина на пленуме, не уставали повторять о его положительных чертах, деловых качествах, умении и желании работать. То, что ставилось ему в вину, можно было отнести почти к любому советскому начальнику, – все, вплоть до тяжелого характера. Зато положительные качества выглядели нешаблонными, выдавали фигуру пусть и противоречивую, но по-человечески симпатичную даже в ошибках и заблуждениях.

Но свидетельствует ли все это о том, что Б. Ельцин в то время «прозрел» в отношении партии, что им двигало желание ускорить темпы и повысить эффективность перестройки? Ведь шаг-то был по тому времени беспрецедентный.

Осмысливая его поступок с учетом действий за последующий девятилетний период, можно с уверенностью сказать, что за этим внешне политически самоубийственным жестом стояло стремление не уйти из партии и, следовательно, из власти, а занять в ней более высокое положение.

Все мы помним, что уже в 1988 г., но еще более в явном виде в 1989 г. в партии назревало недовольство М. Горбачевым, начали проявляться негативные результаты затеянной им перестройки. Не все хорошо было и в Московской партийной организации. И Б. Ельцин своим «смелым поступком» сделал упреждающий ход, обвинив в том, что ему мешают работать, секретариат ЦК и лично Е. Лигачева. Он нюхом чувствовал, что народ поддержит его, обиженного властью.

Но… деятельность Б. Ельцина проанализировали и не просто покритиковали, как это обычно делалось, а освободили от работы. Это был удар. Б. Ельцин понял, что в партии ему карьеры далее не сделать. Попытался оправдаться (на XIX Всесоюзной партконференции), получить «политическую реабилитацию при жизни» – не получилось. Нужно было искать силы поддержки на стороне, силы, которые воскресили бы его как лидера. Ясно, что Ельцина интересовала не столько реабилитация, сколько реванш. XIX Всесоюзная партконференция должна была сыграть роль трамплина для его политического восхождения. И здесь его желание совпало со стремлениями новоявленных «демократов» заполучить (или «сделать») этакого «нахрапистого лидера», критикующего КПСС.

Падения и взлеты Б. Ельцина – это персонализированные гласность, перестройка и демократизация с их успехами и неудачами. Многие давно хотели, чтобы появился такой руководитель. И он появился. Люди говорили: если такой появится – его снимут. И сняли. Это и заставило многих подняться на защиту Б. Ельцина. Людям хотелось надеяться на торжество справедливости – и Б. Ельцин поднимается к вершине власти, символизируя надежду людей на торжество справедливости. Думается, на первом этапе публичной политики успех Б. Ельцина был связан именно с этими общественными настроениями. С другой стороны, все эти факты свидетельствуют о его осознанном лицемерии.

Вспомним первую книгу Б. Ельцина – «Исповедь на заданную тему» (1989). Ему нужно было взять власть, и с этих позиций он стремился показать себя близким народу. Сравним слова, которые звучали в его «Исповеди…», и что было потом на самом деле. Приведем его «перлы» без купюр.

«Вопросы социальной справедливости… Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения».

«Когда про меня говорят, что отказался от привилегий – дач, пайков, спецполиклиники и прочего – ради популярности… я на эти слова не обращаю внимания, не обижаюсь. Понятно, кто их говорит и почему… больше такого бесстыдства не будет».

«Встречи с трудящимися – маскарад, да и только: несколько человек стоят, разговаривают с Горбачевым, а вокруг целая цепь охраны. А людей этих, проверенных, изображающих народ, на специальных автобусах подвозили… Да, картина невеселая».

Популистские кампании Б. Ельцин использовал очень активно в борьбе за федеральную власть. С каким упоением авторы книги «Эпоха Ельцина» расписывают эту борьбу, начиная с должности первого секретаря Московского горкома партии. Борец с «жирными котами» в ЦК КПСС начал с установки – сократить число персональных машин, предпринял наступление на «спецраспределители», «спецбольницы», санатории и т. п. Московским партаппаратчикам предлагалось вспомнить о «ленинской скромности», жить, как все советские люди. Кстати сказать, взаимоотношения с аппаратом – особая составляющая в биографии Б. Ельцина.

Как известно, государственный аппарат всегда был (и остается до сих пор) реальной основой власти. Эта сила чиновничества раздражает людей, ограничивает их свободу. Поэтому симпатии отдаются тем, кто ругает и трясет чиновничий аппарат. Однако серьезно трясти этот аппарат может лишь тот, кто сам является его частью, а потому и реальной силой. Круг замыкается.

26 марта 1989 г. Б. Ельцин был избран народным депутатом СССР подавляющим большинством голосов не как начальник для народа, а как начальник для начальников. Единодушие в голосовании за Б. Ельцина было ответом народа партийному и государственному аппарату на его надменное всевластие.

Как справедливо подметил А. Салмин, бывший помощник Б. Ельцина, «волна, вознесшая Ельцина к вершинам власти, не была кристально чистой». На мой взгляд, это была волна очень мутной, если не сказать еще образнее, воды. В ней были невозможны ни «чистота» демократического эксперимента, ни чистота помыслов окружения.

С момента вознесения на Олимп изменились и личные интересы борца за справедливость. Наличие власти позволяло Б. Ельцину говорить и поступать уже по-другому. «Та борьба с привилегиями, – свидетельствует М. Полторанин, – очень быстро закончилась. В 92 г. мы уже ездили к Ельцину на дачу. Они у него появлялись, как грибы: первая, вторая, третья… И на дачах роскошь.

Однажды, это было при Чубайсе, Гайдаре и Шахрае, я при всех стал об этом говорить – был уже 93-й г…Зачем эти излишества… И тогда Ельцин покраснел и сказал, что я вообще много себе позволяю, пользуясь старой дружбой».

Пройдет время, и кортеж, сопровождающий «борца с привилегиями аппарата», будет состоять из пятнадцати автомашин. Охрана будет не только у Б. Ельцина, но и у членов его семьи. Транспорт по пути следования кортежа будет останавливаться на 50–60 минут. Такого не было ни при Л. Брежневе, ни при М. Горбачеве, не говоря уж про Ю. Андропова. В стране нет денег для учителей, врачей, военных. Но есть для кремлевских «небожителей».

Мне довелось быть в Германии в то же время, когда там с двухдневным визитом находился Б. Ельцин (уже как Президент России). Немецкие коллеги из бундестага ФРГ показали мне «Немецко-русскую газету», в которой сообщалось: «Ельцин прибыл с внушительной делегацией, прилетевшей на пяти самолетах. На отдельном самолете были доставлены три бронированных автомобиля марки ЗИЛ. С Б. Ельциным прилетело более 200 человек, в том числе 70 телохранителей, 87 журналистов, 3 врача». Немцы были в шоке. Но Б. Ельцин их успокоил, заявив, что «все расходы по содержанию и размещению берет на себя российская сторона».

Короче, привилегии остались, изменились лишь их форма и круг людей, которые ими пользовались. Более того, новая номенклатура, окружающая Б. Ельцина, на которую он сделал ставку, – «гарвардские мальчики», экономические бандиты, алчные, лживые, не останавливающиеся ни перед чем, – удесятерила объем привилегий, на борьбе с которыми пришла к власти. Кроме государственных машин, дач, снабжения в духе «государственного социализма», она получила возможность приобретать за символическую цену собственность, в том числе акции нефтяных, газовых и других компаний, наживаться за счет взяток, за лоббирование зарубежных контрактов.

С началом людоедских рыночных реформ Е. Гайдара, так называемой «шоковой терапии», ситуация радикально изменилась. С этого момента политическое будущее Б. Ельцина все меньше связано с настроениями народа.

Итак, с 1989 г. Б. Ельцин становится рупором «демократов». Его призывы возродить могучую Россию, создать «подлинно демократическое, правовое государство», вывести Отчизну в ряды мировой цивилизации были обыкновенным популизмом, лицемерием и фарисейством. Но они магически действовали на многих людей, которым к тому времени опостылела политическая болтовня М. Горбачева. Политическая неопытность привлекала под знамена перекрасившегося в «демократа» Б. Ельцина молодежь, пенсионеров, интеллигенцию, самые разные слои населения. По словам политолога А. Миграняна, постепенно он превращался в «необольшевистского лидера», «идеолога люмпенского социализма».

Лучшую кандидатуру для развала КПСС, КГБ, армии и флота, других структур, составлявших основу СССР, трудно было найти. Сброшенный с партийно-коммунистического Олимпа, Б. Ельцин превратился в революционера поневоле. Его, как пострадавшего от власти, уже любила улица, митингующая толпа, чем он стал умело пользоваться. Он полез в политику напролом, хватая любые лозунги, лишь бы добраться до Кремля. На первоначальном этапе, отметил один из ближайших его соратников М. Полторанин, Б. Ельцина не хотели даже брать в Межрегиональную депутатскую группу, а не то что сразу приглашать на роль ее лидера, как утверждают авторы «Эпохи…»^[366]. Против были такие зубры «демократов» первой волны, как А. Сахаров, А. Собчак, Ю. Афанасьев, Г. Попов, М. Бочаров, Н. Травкин и др. На сторону Ельцина переходили высшие партийные сановники, которые демонстративно вышли из КПСС, в которой десятилетиями кропотливо делали свою карьеру, – А.Н. Яковлев, Э. Шеварднадзе и др.

Сам Б. Ельцин был плоть от плоти партноменклатуры, подлинным «детищем партии» брежневского типа, и диссидентствующие интеллигенты не очень верили в его показной демократизм.

Чтобы не быть голословным, приведу выдержку из одного документа.

«Коммунисты, все трудящиеся Среднего Урала знают Вас как выдающегося государственного деятеля современности, верного сына народа… Нас восхищает Ваша мудрость, огромный организаторский талант и человеческое обаяние, восхищает кипучая энергия, с которой Вы отдаете свои силы и знания народу. Мы, уральцы, как и все, горячо, от всей души благодарим Вас за постоянную заботу об укреплении экономического могущества нашей Родины…»

Этот опус подписан первым секретарем Свердловского ОК КПСС Б. Ельциным в связи с 70-летием Леонида Ильича Брежнева.

Чем же прельстил «демократов» бывший партократ Б. Ельцин? Они понимали, что он хорошо знал правила аппаратной игры, знал, как их можно обойти. Главным же аргументом была его необычайная популярность среди толпы. Образ «нашего мужика» не могли испортить ельцинские кульбиты: ни слухи об алкоголизме, ни эпизод падения с моста в Москву-реку и др. Допустив Б. Ельцина в сопредседатели, межрегионалы получили, по выражению М. Полторанина, «нож бульдозера», харизматического лидера. То есть человека, которому верили простые люди, даже если он их обманывал, вешал, как говорится, лапшу на уши, человека, за которым люди готовы были идти только потому, что он – Борис Ельцин, а все остальное – козни ненавидевшего «народного любимца» КПСС, КГБ, государственной верхушки.

Особенно недолюбливал Б. Ельцина академик А. Сахаров, как будто чувствовал всю фальшь этого новоявленного «демократа». А. Сахаров прямо говорил: «Мы отлично понимаем, что такое Ельцин. Взгляды этого человека нам, демократам, не подходят. Но это сильное орудие, таран, который мы используем и будем использовать в наших целях».

Межрегионалы надеялись, что если Б. Ельцин их «кинет» и пойдет своим путем, то «мы его в таком случае просто сбросим, и все тут» (Г. Попов). Как ошибался Гавриил Харитонович.

Б. Ельцин получил в лице межрегионалов «мозговой трест», продуцирующий идеи и идеологию «демократов», теоретические и политические разработки, к которым он сам не имел никакого отношения. Это, прежде всего, отмена 6-й статьи Конституции СССР, конвергенция капитализма и социализма (идея Сахарова, Примакова). В области экономики – частная собственность и рынок без вмешательства государства (идея Г. Попова). Ориентация на западные ценности, прежде всего США (идея Бурбулиса), суд над КПСС (идея В. Новодворской).