Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Ю. Плеханов: «Собрались трусливые старики, которые ни на что не способны». Речь шла в том числе и о Лукьянове, опубликовавшем в «Правде» 18 августа 1991 г. заявление о неконституционности нового Союзного договора, но не собравшем в предельно короткий срок народных депутатов Верховного Совета СССР для рассмотрения сложившейся в стране ситуации. «Лукьянов, стреноживший Верховный Совет, помешал едва вылупившемуся на свет парламенту сыграть спасительную роль для страны (и самого себя), роль защитника Конституции. Немногим достойнее повел себя и Комитет конституционного надзора во главе с безусловно порядочным, но явно растерявшимся С. Алексеевым»^[67].

В. Крючков, как член ГКЧП, если сформулировать мягко, фактически отказался от активных действий. Если речь шла о спасении СССР, то почему один из главных идеологов его развала – Б. Ельцин – не был интернирован еще 18 августа на аэродроме «Чкаловский», куда он приземлился, возвращаясь из Алма-Аты, или 19 августа на правительственной даче в Архангельском? Вместо этого сообщение относительно некоей болезни президента, мешающей ему выполнять государственные обязанности, введение в столицу танков, цензуры на ТВ, радио и в газетах вводили массы в заблуждение, не только не сыграли роли устрашающего фактора, а наоборот, лишь раззадорили либералов.

Вот как оценивает события сам Б. Ельцин: «Нелепости в их поведении (членов ГКЧП. – Примеч. авт.) стали бросаться в глаза довольно быстро. Группа захвата из подразделения «Альфа», присланная сюда еще ночью (в Архангельское. – Примеч. авт.), так и осталась сидеть в лесу без конкретной задачи. Были арестованы депутаты Гдлян и Уражцев, а главные российские лидеры проснулись у себя на дачах, успели сообразить, что случилось и начали организовывать сопротивление… Настоящая военная хунта так себя не станет вести»^[68].

Когда утром я, как всегда в 7.30, выехал с дачи в Архангельском, где мы жили с женой, на работу в Белый дом, милиция на центральном посту завернула мою машину и рекомендовала проехать через запасные ворота, сообщив, что на въезде в правительственные дачи у центральных ворот скрытно разместился спецназ.

Командир группы «Альфа» генерал-майор, Герой Советского Союза В. Карпухин, ныне Президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», рассказывал: «Я был вызван к руководству КГБ и лично от Крючкова получил приказ силами своего подразделения арестовать Ельцина и доставить в одну из специально оборудованных точек в Завидово… Мы незамедлительно прибыли на место. Мне был известен каждый шаг Ельцина, любое его движение я фиксировал. Арестовать его мы могли в любую минуту».

Однако в 5 утра В. Крючков приказал: всем возвращаться в расположение группы. «Альфовцы» были в растерянности, но были вынуждены вернуться в свои части.

Это была главнейшая ошибка ГКЧП, лично В. Крючкова. Я достаточно хорошо знал В. Крючкова, много и откровенно с ним общался. Это был интеллигентный, высоко эрудированный человек. С ним было интересно, даже приятно беседовать на многие животрепещущие темы. Однако большую часть своей трудовой деятельности он был помощником Ю. Андропова – сначала секретаря ЦК КПСС, затем председателя КГБ СССР. Поэтому по своему административному менталитету, хотя и был в период ГКЧП председателем КГБ СССР, он оставался помощником, главная обязанность которого – слушать и четко выполнять указания шефа. Отсюда по своей годами выработанной психологии он не мог стать лидером, «мотором» ГКЧП, что отчетливо проявилось в августовские дни. Он как бы находился в растерянности и просто плыл по течению событий.

Откровенно предательскую роль заняли в августовские дни 91-го многие офицеры КГБ СССР. Некоторые из них в это время тайно поддерживали «демократов» Б. Ельцина, другие просто молчали, выжидали и не взялись за оружие, как того требовала от них присяга, третьи – самые «смелые» – жгли в архивах документы, вместо того, чтобы защищать социалистический строй, который их выкормил и долгие годы платил зарплаты не ниже, чем академикам.

«В августе 1991 года, – рассказывает далее Сергей Карпухин, – мы оказались в ситуации, когда и ГКЧП, и противостоящие ему люди из окружения Ельцина понимали, что проблему можно решить только силой, спровоцировав кровавое побоище. Я это знаю точно, ведь мы сидели на правительственной связи. Но власть колебалась: некоторые руководители наших республик до обеда присягали ГКЧП, а после обеда Ельцину. Каждый хотел поставить на ту лошадь, которая наверняка выиграет. А нам надо было срочно принимать решение. Если бы пошли на штурм Белого дома, без вопросов: Ельцин и его защитники в худшем случае были бы убиты, а в лучшем – арестованы. Все прекрасно понимали, что надежда только на нас. Члены ГКЧП считали, что мы пойдем на штурм, Ельцин с Коржаковым думали, как сохранить свою жизнь…»^[69]

Я как участник тех событий не могу согласиться с правдивостью двадцатилетних воспоминаний Сергея Карпухина, ни один его посыл не выдерживает критики. То, что «проблему можно было решить только силой», – абсолютно верно, поскольку ситуация в стране была действительно чрезвычайная, доведена до критической черты: столкнулись две идеологии – сохранения СССР как великой державы, либо его сознательного разрушения в угоду амбициям ельциноидов и Запада. На поверхности же все видели борьбу за власть между Центром и суверенизаторами, сепаратистами во главе с Б. Ельциным.

Именно для разрешения этой критической ситуации и был сформирован ГКЧП. А вот что при разрешении кризиса будет «спровоцировано кровавое побоище» – пусть остается на совести двадцатилетне-«откровенных» воспоминаний Сергея Карпухина. О каких «кровавых побоищах» могла идти речь, когда подразделение «Альфа», направленное в район правительственных дач Архангельское, без всякой крови могло просто арестовать и интернировать Б. Ельцина, членов правительства и практически все руководство Верховного Совета? Никакой вооруженной охраны у Б. Ельцина и у нас, проживающих в Архангельском, не было. Для чего же направляли спецназ «Альфы» в район Архангельского, подглядывать в замочные скважины руководителей страны?

Так что же случилось на самом деле?

Вновь вернемся к воспоминаниям Сергея Карпухина. На прямой вопрос: «был ли отдан приказ идти на штурм Белого дома?», Сергей Карпухин прямо отвечает: «Приказ был, время штурма назначили».

Я находился все августовские дни в Белом доме, народные депутаты РСФСР приняли решение не покидать здание парламента. Мне хорошо помнится день 19 августа и ночь на 20 августа 1991 г. Все знали и об этом постоянно передавали по местному радио, что в три часа ночи «Альфа» пойдет на штурм, и все, в том числе и Б. Ельцин и его окружение, были в панике. Б. Ельцин даже, боясь за свою жизнь, собирался укрыться в американском посольстве. Однако никакого штурма так и не было.

«Гражданская война», которой небезуспешно кормили население страны демократы и подконтрольные им СМИ, если победит ГКЧП, в то время была искусственно выдуманной страшилкой. Но она воздействовала на умы людей, превращая их в безвольных обывателей. Между тем другая сторона не дремала. В обывателей превратились и «патриоты-спецназовцы», часть из которых выжидала, чья возьмет, другая – поддерживая Б. Ельцина, просто саботировала. Это четко просматривается в интервью Сергея Гончарова.

Спрятавшись за страшилку гражданской войны, если восторжествует ГКЧП, Сергей Гончаров уже забыл о роли спецподразделения, его задачах, месте самих спецназовцев в сложных, пиковых для страны ситуациях. Ведьспецподразделение «Альфа» было создано в июле 1974 г. по личному указанию председателя КГБ Юрия Андропова как «последний довод государства» в критических ситуациях.

В августе 1991 г. офицеры спецназа как истинные «патриоты» своей страны, «поняли», что «критическая ситуация» для советской государственности еще не наступила и приказ о спасении Родины им пока можно не выполнять, пусть это делает кто-то другой…

Забегая вперед, хочу подчеркнуть, что по-иному повел себя спецназ «Альфа» в 1993 г. Отказавшись штурмовать Белый дом, представители «Альфы» по собственной инициативе вступили с руководством Верховного Совета, народными депутатами и оппозицией в переговоры, которые увенчались успехом и обеспечили эвакуацию людей из горящего здания Белого дома. Так почему в августе 1991 г. спецподразделению «Альфа» нельзя было вступить в переговоры с Б. Ельциным и руководством Белого дома, народными депутатами РСФСР, выполняя Присягу? Просто цель в 1991 г. была другая – развал СССР, как форма – тихий саботаж, боязнь потерять погоны, для других наоборот – получить лишнюю звездочку.

Последующее время более остро обнажило истинную суть «чекистов», особенно высшего офицерского состава, пристроившихся в дальнейшем на обслуживание олигархической камарильи. Вскоре многие из них заняли ключевые позиции на приватизированных предприятиях или возглавили охранные структуры для защиты «новых русских».

Вновь вернемся к опусу Сергея Гончарова. «Я считаю, – делает заключение С. Гончаров, – что в той ситуации офицеры «Альфы» поступили совершенно правильно, хотя это и вышло нам боком. После тех событий была предпринята первая и единственная попытка расформировать "Альфу"^[70]. Тогда я и новый командир группы Михаил Головатов поехали к Коржакову и сказали, что «Альфа» – единственное подразделение, которое может защитить и страну (что ярко высветили августовские 1991 г. события. – Примеч. авт.), и лично Ельцина (это показали события октября 1993 г. – Примеч. авт.). Это был четкий сигнал Борису Николаевичу – никто его не защитит, случись что. И он этот сигнал услышал, от нас отстали. Всю правильность такого решения доказал 1993 год». Комментарии, как говорится, излишни!

Демократы отлично запомнили «роль» спецназа «Альфа» и КГБ в августовских событиях 1991 г., за что многие из них были «вознаграждены».

Еще один характерный пример. Вспомним, как сносили на Лубянской площади памятник «железному Феликсу» под руководством «демократа» Сергея Станкевича – заместителя мэра Москвы Гавриила Попова в августовские дни 1991 г.

Вечером 22 августа 1991 г. Лубянскую площадь заняла ликующая, безумная толпа. Рядом с монументом стоял «пазик», оснащенный громкоговорителем, а около него Сергей Ковалев, Елена Боннэр, Марк Захаров. Организаторы беспорядков намеренно подталкивали бушующую толпу к расправе над сотрудниками КГБ. Подъехала милиция, и толпу оттеснили за оцепление. Станкевич обращался к толпе: подождите немного, краны вышли из Замоскворечья и скоро подойдут. Двое опытных скалолазов взобрались на памятник Дзержинскому и накинули на его шею металлические тросы. Толпа ошалело потянула тросы в разные стороны, но памятник не шелохнулся. Подъехал кран; он подхватил памятник, приподнял и положил на землю. Присутствовавшие на площади как бы разделились на две части: одни радовались свершившемуся, прыгали вокруг памятника, фотографировались на нем, другие, склонив головы, понимали, что это издевательство над Великой страной, и нет нам прощения.

Это действо – снос памятника Дзержинского – настолько «патриотично», что руководители Москвы в своих мемуарах и книгах, которые они якобы «писали сами» в период, когда еще боготворили Б. Ельцина, – не могли его упустить. Ю. Лужков в книге, вышедшей за его подписью, «Мы дети твои, Москва» пишет: «…Я встал рядом с выступавшими. Толпа требовала мощного, жесткого действия. Но она слушала нас. Городская власть была с ней заодно…» В. Ресин в книге «Москва в лесах» еще более откровенно «близок» к этому действу: «Я дал команду, чтобы на площадь Дзержинского немедленно прибыли мощный кран «Главмосмонтажстроя» и монтажники. Толпа после приезда Ю. Лужкова успокоилась…» Самое интересное заключается в том, как подтверждают очевидцы того события, что ни Ю. Лужкова, ни В. Ресина там не было, а в книге – есть! Приобщились к «подвигу» (!), от которого позднее еще более активно стали открещиваться.

И все это творили «демократы», которые еще вчера на всех перекрестках твердили о кощунстве большевиков – разрушении памятников культуры, памятников русским царям, сносе церквей в коммунистическом прошлом. Неодемократы сняли не только памятник Ф.Э. Дзержинскому, но и И.В. Сталину, закрыли музеи В.И. Ленина в Москве и филиалы музея в других городах; талдычат о выносе тела В.И. Ленина из мавзолея на Красной площади. И не понять яковлевым, поповым, станкевичам, лужковым, бурбулисам – этим «новым демократам», что те большевики, которые снимали памятники русским царям, и те неодемократы, которые снимали памятники в «победном» раже августа 1991 г., – это невежды, люди низкой культуры, откровенные приспособленцы. Памятник, однажды поставленный, должен стоять на своем месте – это история, а ее нельзя переделать.

Прошло десять лет. Президентом Российской Федерации был избран бывший работник КГБ В. Путин. Чтобы подсластить пилюлю, Ю. Лужков выступил с инициативой вернуть памятник Дзержинскому на Лубянку^[71]. Опрос, якобы проведенный радио «Эхо Москвы», показал, что эта инициатива поддерживается значительной частью населения. Это стало шоком для первородных «демократов». Но, видно, не настало еще время, и вопрос был тихо спущен на тормозах.

Вернемся к событиям тех августовских дней.

Уже вечером 20 августа Б. Ельцин понял, что в схватке с М. Горбачевым победил он, Борис Николаевич. И мы, народные депутаты РСФСР, находившиеся в Белом доме, сразу же увидели другого Б. Ельцина – напористого, твердо берущего все рычаги власти в свои руки, переподчиняющего вопреки Конституции СССР и советским законам союзные министерства и ведомства России. Он понял, что только активность, активность и еще раз активность позволит ему окончательно сломать сопротивление безвольного М. Горбачева и членов ГКЧП.

К вечеру 21 августа Д. Язов дал приказ о выводе войск из Москвы, чем фактически развязал руки Б. Ельцину^[72]. Наступила патовая ситуация. Поэтому для большей части населения России действия ГКЧП предстали как хорошо разыгранный спектакль, в результате которого «демократы» избавились от своих главных противников.

Вместо решительных действий по спасению страны В. Крючков, Д. Язов, А. Тизяков, А. Лукьянов и В. Ивашко принимают решение лететь к М. Горбачеву в Крым и убедить его в том, что он обязан принять участие в событиях, от которых зависит судьба страны. Они забыли только одно, что все их действия четко отслеживались ельцинской командой, информация к которой поступала из окружения членов ГКЧП и КГБ. Поэтому вслед за самолетом представителей ГКЧП на другом самолете в Крым полетели и ельцинские «спасители»: вице-президент А. Руцкой, предсовмина РСФСР И. Силаев с командой «спасать Горбачева». Почему начальник Генерального штаба СССР генерал армии А. Моисеев дал разрешение на вылет самолета с А. Руцким и другими «спасителями», можно только догадываться.

М. Горбачев принял только А. Лукьянова и В. Ивашко, а затем своего «спасителя» – А. Руцкого. В Москву вылетели быстро, собрав наскоро самые необходимые вещи. М. Горбачев полетел в самолете с А. Руцким; В. Крючкова для гарантии безопасности посадили в тот же самолет. Остальные по команде А. Руцкого были арестованы и полетели вторым самолетом.

В правительственном аэропорту Внуково-2 по парадному трапу в свете телевизионных юпитеров спустились сиявшие триумфаторы, среди которых явно растерянный, непривычно по дачному одетый, шествовал М. Горбачев с Раисой Максимовной и домочадцами. В это же время из хвостового отсека в темноте спускался В. Крючков, которого ожидали представители прокуратуры и МВД, объявившие ему об аресте.

Итак, ГКЧП как орган государственного управления страной в чрезвычайных условиях, не имеющий даже четкого плана действий, из-за нерешительных его создателей не состоялся. Все продекларированные им документы, не разъясненные и не доведенные до народа, остались на бумаге. Граждане Советского Союза были в замешательстве, они просто не понимали, что творится в стране. Символом ГКЧП стали дрожащие руки Г. Янаева на пресс-конференции, которую члены Комитета провели на телевидении.

Это потом Б. Ельцин и М. Горбачев будут уверять всех, что гэкачеписты беспокоились не за судьбу страны, а за свои собственные кресла.

В противовес руководству ГКЧП их противники – «демократы» – действовали более решительно, порой даже нагло и цинично. То, что «демократы» готовились (и готовили) к событиям, подобным тем, что произошли в августе 1991 г., у меня, как очевидца, не вызывает сомнения. Идеи «мягкого переворота», «удара по коммунистам» с целью покончить с ними, «капиталистической реставрации» как бы витали в Доме Советов. Эти же идеи были содержанием контактов С. Филатова с демороссами, во время тайных сборов у М. Полторанина, в мышиной возне М. Полторанина и народного депутата РСФСР О. Попцова^[73] с представителями СМИ. Им было не до законотворческой деятельности.

Открытую борьбу против СССР и КПСС возглавил Б. Ельцин. Вот тогда-то, в августе 1991 г., и был совершен подлинный государственный переворот, ставший началом развала не только СССР, но и падения России, началом ее стреноживания.

Вернувшийся в Москву М. Горбачев как президент СССР был обязан (!!!) объявить все ельцинские указы о переподчинении всех структур союзной государственной власти нелегитимными и вернуть себе все государственные полномочия – это был его конституционный долг. М. Горбачев этого не сделал и тем самым стал соучастником государственного переворота. Таким образом, не члены ГКЧП, по существу, совершили государственный переворот, а Б. Ельцин совместно с М. Горбачевым. Это второй вывод!

Предательство военных, особенно генералитета, случилось не вдруг, как думают многие. Б. Ельцин задолго готовился сам и приручал к себе военные кадры, которые в нужный момент встали бы на его сторону.

О роли военных в событиях августа 91-го позднее мне многое поведал генерал-полковник В. Ачалов, народный депутат РСФСР, бывший в то время заместителем министра обороны СССР. Прежде всего не все генералы и офицеры выдержали испытание на порядочность, верность присяге.

«Отеческую» заботу об армии, особенно о частях ВДВ, Б. Ельцин начал проявлять задолго до ГКЧП. Посещения так называемых «придворных» дивизий – Таманской, Тульской, Кантемировской, им. Дзержинского – для него стали постоянными. Это льстило командирам дивизий, хотя на самом деле такие поездки фактически были смотринами руководящего состава армии для отбора кандидатур, которые впоследствии могли бы, нарушив присягу, встать под «демократические» знамена.

Вот как Б. Ельцин рассказывает о посещении одной из таких «придворных» дивизий: «"Незадолго" до путча я посетил образцовую Тульскую дивизию. Показывал мне боевые части командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев. Мне этот человек понравился – молодой генерал, с боевым опытом, довольно дерзкий и самостоятельный, открытый человек. И я, поколебавшись, решился задать ему трудный вопрос: "Павел Сергеевич, вот случись такая ситуация, что нашей законно избранной власти в России будет угрожать опасность – какой-то террор, заговор, попытаются арестовать… Можно положиться на вас?" Он ответил: "Да, можно"»^[74].

По словам В. Ачалова, еще в Афганистане П. Грачев прославился своей неуемной напористостью и доходящей до абсурда решительностью. Когда В. Ачалова назначили заместителем министра обороны СССР, он рекомендовал П. Грачева на пост командующего ВДВ. Естественно, что он всецело доверял своему выдвиженцу. Неудивительно поэтому, что П. Грачев был включен в состав оперативной группы ГКЧП, которая занималась анализом обстановки. П. Грачев постоянно демонстрировал личную преданность министру обороны СССР маршалу Д. Язову и называл его «батько».

В августовских событиях 1991 г., по мнению народного депутата РСФСР генерал-полковника В. Ачалова, именно генерал-лейтенант П. Грачев сыграл особенно коварную роль. Естественно, что П. Грачев знал все стратегические планы Комитета. 8–9 августа он ездил по поручениям министра обороны СССР маршала Д. Язова в КГБ согласовывать документы по возможному вводу чрезвычайного положения в стране. Выполняя Указ ГКЧП о введении в Москве чрезвычайного положения и, самое главное, приказ министра обороны СССР, командующий ВДВ П. Грачев обеспечил прибытие в Москву 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии, чтобы взять под охрану стратегические объекты. В то же время поддерживал контакты со ставленником Ельцина Ю. Скоковым.

Была поставлена четкая конкретная задача: сохранить в столице порядок. Здание Верховного Совета РСФСР блокировали танки под командованием генерала А. Лебедя.

В самый ответственный момент П. Грачев начал метаться, вести двойную игру, выжидал, чья возьмет. По воспоминаниям генерала А. Лебедя, П. Грачев передал через него в Белый Дом сообщение о времени предполагаемого штурма Дома Советов. Это позднее он стал говорить, что делал все, чтобы не было кровопролития. Но фактически еще 19 августа 1991 г. он твердо встал на сторону Б. Ельцина. Об этом позднее расскажет сам Ельцин. «19 августа я позвонил ему (Грачеву. – Примеч. авт.). Это был один из моих самых первых звонков из Архангельского. Я напомнил ему наш старый разговор. Грачев смутился, взял долгую паузу, было слышно, как он напряженно дышит на том конце провода. Наконец, проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ. И я сказал ему что-то вроде: я не хочу вас подставлять под удар… Он ответил: "Подождите, Борис Николаевич, я пришлю вам в Архангельское свою разведроту"… Я поблагодарил, и на том мы расстались. Жена вспоминает, что я положил трубку и сказал ей: "Грачев наш"…»^[75] Но еще 20 августа 1991 г. Грачев постоянно звонил и тем и этим, все-таки боялся.

Недалеко ушел и генерал А. Лебедь. Лидер Союза «Живое кольцо» Константин Труевцев позднее рассказывал: «В целом же у меня сложилось стойкое впечатление, что он (генерал А. Лебедь. – Примеч. авт.) тогда играл двойную роль: преследовал разведывательную цель и, с другой стороны, осуществлял контакт между Грачевым и Ельциным. Причем и он, и Грачев ориентировались на тех, кто победит. В последний раз я видел Лебедя в 1995 г., мы беседовали в компании трех его друзей-генералов, он сам об этом говорил открыто»^[76]. Та же двойная игра велась и генералом А. Лебедем и в связи с событиями сентября – октября 1993 г., что видно из его воспоминаний, опубликованных в Тираспольской газете в 1994 г. В книге Лебедя «За державу обидно» эти события изложены в более выгодном для генерала свете, с попыткой обелить себя.

Завершая свой рассказ, В. Ачалов сказал: «У меня нет сомнения, а с годами это все больше подтверждается, что Пашка Грачев с начала августа 1991 г. раскрывал лично Ельцину все, что делалось в Министерстве обороны, о перемещении войск».

Многие тысячи москвичей были введены в заблуждение и пришли к Белому дому на Краснопресненской набережной Москва-реки «защищать демократию». Активную роль в организации сопротивления ГКЧП сыграли новые предприниматели – руководители бирж, различных коммерческих структур, оптовики и финансисты. Они оказали финансовую и техническуюпомощь властям России, а их сотрудники были активными участниками живого кольца вокруг Белого дома.

Б. Ельцин лично решал проблему обеспечения продовольствием для собравшихся у Белого Дома, в том числе и через американское посольство. Б. Ельцин позвонил в американское посольство и попросил, чтобы они прислали имеющиеся у них запасы продовольствия. Вскоре приехали две фуры кока-колы и гамбургеров.

Вспоминается в этой связи роль бывшего министра иностранных дел России А. Козырева^[77]. Уже на второй день начала работы ГКЧП – 20 августа 1991 г. – он, напомним, полетел в Париж, чтобы «мобилизовать Запад на поддержку российского руководства». Но главное, как выяснилось позднее, было не в этом. А. Козырев сам признался об истинной цели своей поездки – получение инструкций: «Западные посольства в Москве, по существу, перешли в режим работы на нее. Мы через них получали и передавали информацию»^[78].

Мой кабинет – Председателя Комиссии Верховного Совета РСФСР по бюджету, планам, налогам и ценам – находился на втором этаже Дома Советов и окнами выходил на Краснопресненскую набережную и центральный вход в Дом Советов. Я и аппарат сотрудников комиссии хорошо видели, как круглые сутки к Белому Дому «братки» подвозили продукты питания, чай и кофе… и ящиками водку. Все это было бесплатно. Министр правительства РСФСР Е. Сабуров позднее откровенно писал, что «предприниматели везли в Белый дом деньги чемоданами. Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие – все это было куплено на деньги российских предпринимателей… Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца»^[79].

Всем памятен разрекламированный в СМИ факт уплаты партийных взносов предпринимателем А. Тарасовым – как его окрестила пресса – «столпом нового демократического российского общества» – с астрономической для рядового работника суммы дохода – миллионов рублей. Генсек и президент СССР М. Горбачев, начитавшись книг по нэпу и мало что в них поняв, ускоренно создавал кооперативы на базе государственных предприятий и учреждений, настоял на принятии закона о предприятиях, согласно которому кооператоры через процедуры выборов могли избавляться от директоров, мешающих растаскивать государственную собственность.

В наши дни М. Горбачев часто дает интервью, подчеркивая, что в то время он решал вопрос – как «простимулировать людей», но не говорит о том, что ему предлагали преодолеть уравниловку в оплате труда, что действовало бы стимулирующе и без растаскивания госсобственности. Например, мне достоверно известно, что работники Социально-экономического отдела ЦК КПСС, с которыми у меня сохранились дружеские и творческие связи со времен работы в социально-экономическом отделе Татарского обкома КПСС, настойчиво советовали помощникам М. Горбачева прочесть книгу С. Кондурушкина «Частный капитал перед советским судом» (1927), в которой был обобщен опыт нэповской коррупции и растаскивания государственного имущества, за что потом многие были осуждены. Естественно, такая перспектива «реформаторов» не устраивала. Поэтому нет ничего удивительного в том, что многие из зарождающихся «новых русских» толпились у стен Белого дома, отстаивая «демократию».

Наряду с «новыми русскими» у Дома Советов, конечно, были и те, кто искренне верил в демократические преобразования, которые обещал провести их кумир Б. Ельцин, кого покоробили увиденные по телевидению трясущиеся руки Г. Янаева. Среди них были труженики промышленных предприятий, военно-промышленного комплекса, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, работники культурно-просветительных учреждений и библиотек, врачи, студенты. То есть все те, кто не был удовлетворен своими нищенскими условиями существования и тем застоем, который царил в реальном секторе экономики, мешал работать на благо Родины.

Фактически к 21 августа 1991 г. выступление ГКЧП было подавлено.

Пройдут годы. Со многими из тех, кто был в августе 91-го у стен Дома Советов, мне довелось встречаться. С глубокой грустью говорили они о том, как были впоследствии растоптаны их идеалы. Никто из них и в кошмарном сне не мог представить, что случится с Россией, как будут разворовываться ее богатства, как инфляция отбросит их за «черту бедности» и многие из них, искренне боровшихся за свободу и демократию, месяцами не будут получать зарплаты, стипендии, пенсии, станут безработными.

Но в конце августа 1991 г. Белый дом праздновал победу. Настал очень удобный момент для Б. Ельцина и его команды, чтобы наконец-то расправиться с КПСС. Уже 21 августа на митинге у Дома Советов звучали прямые и резкие обвинения в адрес коммунистов и партии. Ведь «демократическая» пресса сразу представила события 19–21 августа как «антинародный, коммунистический заговор».

Для нагнетания антикоммунистической и антиармейской истерии были также использованы похороны молодых парней – В. Усова, Д. Комаря, И. Кричевского, погибших в ночь с 20 на 21 августа.

Титулы героев Советского Союза были пожертвованы погибшим несчастным зевакам для придания исторической значимости августовскому «революционному накалу»^[80]. Впрочем, это кажется мелочью на фоне той кровавой бани, которую ельцинский «демократический режим» устроил осенью 1993 г. Тут уже герои были не нужны: сотни трупов, защитников Верховного Совета, преступно прятали. Ведь теперь режим сам претендовал на звание «коллективного героя», пытаясь (через устрашение народа по всем каналам телевидения) обеспечить необратимость перемен.

Особую роль в осуществлении антиконституционного переворота в августе 1991 г. сыграли двурушничество и прямое предательство президента СССР, генсека М. Горбачева: он сначала «сдал» членов ГКЧП, действовавших с его благословения, отрекся от них, а затем предал и партию, генеральным секретарем ЦК которой он был. Теперь он вспоминает, как искал в массе людей, с которыми встречался, совета – «что делать?». Пытается найти моральную основу своим действиям – дескать, «люди просили дать команду: "Ударить по штабам"»^[81].

Нельзя забыть поистине классический случай в истории, происшедший на заседании Верховного Совета РСФСР и свидетельствующий о том, как коварной демагогией можно ввести в заблуждение целую страну. Президент СССР стоит за трибуной Верховного Совета. Президент РСФСР Б. Ельцин сует ему какую-то бумажку, на которой сделал запись кто-то из людей, преданных Б. Ельцину, на заседании кабинета министров СССР по поводу введения чрезвычайного положения и просит зачитать. Стыдно было слушать, как высший руководитель Союза безропотно, как малое, неразумное дитё, зачитывает перед всей страной неизвестно кем составленную бумажку, сунутую, именно зло сунутую (!) ему в руки Б. Ельциным, в которой произвольно излагаются позиции членов его же, Михаила Горбачева, кабинета министров. И М. Горбачев ее зачитывает. Как низко надо пасть, чтобы на всю страну оглашать документ, подлинность которого и содержание могут быть искажены с целью дискредитации людей, им же – М. Горбачевым – подобранных для совместной работы. Нужно потерять остатки порядочности, чтобы пойти на это.

М. Горбачеву были заданы такие вопросы: «Не следует ли изгнать социализм с российской земли?», «Не следует ли признать коммунистическую партию преступной организацией и судить, как судили нацистов в Нюрнберге?», «Покончить с коммунистами» и так далее. В ответ слышался жалкий лепет примкнувшего к «демократам» и благодарного им за свое спасение президента СССР М. Горбачева.