По эту сторону горизонта (несколько историй о вантузе, поэзии, бадминтоне, и кое о чём другом)

§ … {Увы и ах, иссякла сила / На полпути, в подъём – никак, / Олимп не море, где ветрила / Уносят вдаль за просто так.} … Что ни говори, а всегда хочется большего. Большего и лучшего. Даже, если ты главный экономист кондитерского комбината, а в жизни у тебя и так всё хорошо … почти. Исключительно жильё лишь тесновато, трёхкомнатная квартира не помешала бы! Ключи же от квартиры же нынешней, двухкомнатной, вручили ему в горисполкоме уж давненько, после рождения первого ребёнка. Благо, для его семьи не только на небе звёзды удачно сошлись, но и тесть похлопотал, важному чиновнику <и жёнушке его тоже> шикарные золотые зубы, считай, забесплатно вставил. А вот дальше – ну, никак – ну, никак не продвигается наверх его пятая позиция в списках очередников на расширение жилплощади, и всё тут. И вины его абсолютно нет никакой <как и помощи тестя, заболел тесть, и заболел серьёзно>. И это на меркантильном Западе всё, что ни попадя, и продаётся, и покупается. Были бы деньги. А деньги там есть, поскольку капитализм – мир стяжательства и всяческого барышничества. А в планово-экономическом отделе кондитерского комбината страны Советов богатеи, трёхтомную квартиру себе что могут без труда прикупить, как-то не водятся. Тем более, что страна Советов – общество социалистическое, а потому жильё не продаётся, а выделяется государством. Нет, есть, конечно же, всякие там жилищные кооперативы. Но главному экономисту на нужную ему квартиру деньги до самой пенсии копить надо. Можно, конечно, по найму в родные северные края поддаться, за длинным, что говорится рублём, но там в цене мозолистые рабочие руки. А какой же изнеженный интеллигент, да ещё в сорок пять лет, будет осваивать бульдозер или отбойный молоток. Так что выбор ему лишь только один – надежда на … выбор, на удачный выбор членами Политбюро меж себя нового, а главное, глубоко озабоченного нуждами народа не старого и деятельного Генерального секретаря Центрального комитета Коммунистической Партии Советского Союза.

§ … {Застойна жизнь? – взбурли её влеченьем, / Своей души естественным стремленьем / К волшебным над заморьем миражам, / Молочным рекам и кисельным берегам.} … И выбор свершился, и свершился он в пользу моложавого деятельного генсека. «Через четырнадцать лет каждой семье – отдельную квартиру!» – сходу провозгласил новый советский лидер, и чем это плохо? А тем более, для главного экономиста кондитерского комбината у которого к двухтысячному году дочка уж на выданье будет. И уж теперь-то ждёт любимую дочку будущее исключительно светлое. И уж тогда не о чужих в судьбах обретениях скромные томики книг, что из серии «Жизнь замечательных людей», молодожёнам подарком станут, а своя отдельная квартира. Да и своё, до этого небогатое житие, ему украсить тоже чем найдётся. Поскольку одного из немногих в стране заводов легковых машин ждёт судьба законодателя мод мирового автомобилестроения. Ведь так сказал самый главный страны начальник. А начальникам он привык доверять <так уж нашего героя воспитали>, и пусть лично он сам больших высот в жизни не добился, но теперь-то, когда вся страна, единым порывом жаждет перестройку и гласность, то и он отсиживаться в стороне тоже не будет. И его стремление было твёрдым, и было оно обличительным: ежели гласность, то режь правду матку о жизни былой до самого полного её осуждения; коли перестройка, то всё вчерашнее под слом; если ускорение, то все недавние устои – лишь обуза. Так что, завсегда любимая «Докторская» колбаса уже таковой (колбасой, то есть) не считается. Да здравствуют импортные нейлоновые сорочки <взамен льняных, кстати, отечественных рубашек>, и баночное консервированное пиво тоже, и немнущиеся из полиэстера костюмы, и приятные глазу оранжерейные грибы, а также жевательная резинка, а также пластиковая мебель … да здравствует ещё многое что, главное, чтобы это «что» было непременно с лейблом «made in не наше» … и справедливость, в том числе, равенство и демократия.

§ … {Как много их на небесах: / амуров, ангелов, богов, / а в наших сумрачных лесах / лишь стаи царствуют волков.} … А потом, когда ликование по поводу провала августовского в столице путча потихоньку спало, нейлоновые сорочки и оранжерейные грибки вдруг стали показывать «зубки». Вернее, цены на них, да и не только на них, а на всё подряд. На всё подряд стали цены всё сильнее и сильнее кусаться. А потом вдруг выяснилось, что все места под солнцем, как на вершинах «олимпов» всех мастей, так и на их склонах уж заняты <и всяким там экономистам, а также всем иным личностям без капиталистической до бизнеса хватки, место лишь на отшибе жизни. В самых глухих, порой, уголках (без зарплаты по нескольку месяцев, то есть, и когда даже батон приснопамятной «Докторской» колбасы на столе есть настоящий праздник)>. И «вершина», и «склоны» некогда (по иронии судьбы) кондитерского комбината «Олимп», а теперь новоявленного закрытого акционерского общества с тем же названием, исключением не стали. На самой верхотуре генеральный, естественно, директор, а пониже, но в склонных ложбинах тоже злачных, всякие там <из ближней и дальней родни> директора: финансовый, коммерческий, экономический, исполнительный, маркетинговый, креативный … в общем, люд, не столько нужный, чтоб лучшие в свете торты делать, а сколько прибыльным бизнесом заниматься. А закон прибыльного для кондитерского дела бизнеса, он прост: взбей крем не на сливочном масле, а на сливочном-растительном – вот тебе и дополнительная копеечка, добавь в муку побольше разрыхлителя – и лишних копеечек стало две. И всем хорошо, и все в достатке, и директор генеральный, и его смышлёная команда. Не совсем хорошо, правда, покупателю, поскольку прежний крем на сливочном масле повкуснее нынешнего. Но когда зарплата и скудна, и от случая к случаю, то поневоле выбираешь не то что слаще, а то, что подешевле. И уж совсем плохо нашему экономисту, ведь на рост доходов цеха по выпуску тортов и пирожных отнюдь не анализ основных экономически показателей по предприятию способствует, а чьё-то уменье ладить с торговой сетью.

§ … {Виновен вечно кто-то в наших бедах, / О, кто ты, ворог наш и нам злодей? / И, как всегда, со всех сторон в ответах / Привычно покаянных мало о себе речей.} … Но, увы, если прибыль не в технологии вкладывается, а в особняк генерального директора, то никакой содиректор <ни финансовый, ни креативный тем более> никакое производство от банкротства не спасёт. А уж тем более не спасти акционерное, по изготовлению тортов и другой сладкой выпечки, общество «Олимп» ему, экономисту, пусть даже и главному. И пришлось нашему экономисту долгое время перебиваться случайными заработками. А когда продавцом возле хлебного прилавка стоишь, а потом, в день зарплаты, скудные свои рублики подсчитываешь, вот тогда-то все несправедливости на свете наиболее остро ощущаются. И все, несправедливостей тех, истоки тоже. Каждой клеточкой, так сказать, уязвлённой души. Тем более, если вся твоя вина – это «везение» оказаться в ненужном месте в ненужное время. Ведь разве он бездарно развалил страну? Разве он корыстью своей обанкротил «Олимп»? Разве он стремился быть в жизни человеком лишним? Конечно же, нет. Тем более, что и все стремление его былые ничего худого не подразумевали и вовсе: «… смотришь сквозь окно на запустелый двор в слякотный осенний вечер. Смотришь и страстно желаешь этому миру безмерного света и тепла. И так непременно будет, ведь в этом мире есть он!», или: «Штук двадцать таких книг в книжном шкафу, целая серия, «ЖЗЛ» – Жизнь Замечательных Людей – она называлась. Почти все книги он прочитал. И почти все ему понравились. И почти всегда вызывали они и стремления великие, и мечты праведные», или: «… любая меркантильность ему претила. В рабочем кабинете на стену водружённый вымпел передовика социалистического соревнования был ему гораздо приятен, чем набитый нечистыми деньгами кошелёк». Воистину, в неустроенности новой жизни виноваты многие, но только не он. Обманули, подло обманули его, да и не только его, а всю страну и тот, кто обещал каждой семье по отдельной квартире, и тот, правитель следующий, который твёрдо так заверил: «Если цены станут неуправляемы, превысят более чем в три-четыре раза, я сам лягу на рельсы». И многие-многие всяческих мастей «деятели» другие, от забугорных спекулянтов до отечественных во власти и бизнесе проходимцев … а что касаемо: «да здравствует ещё многое что, главное, чтобы это «что» было непременно с лейблом «made in не наше» … и справедливость, в том числе, равенство и демократия», – то и мысли, и чувства наши «факты» эмпирические, а потому их к делу, что говорится, не подошьёшь.

§ … {Он трону был не нужен, / И не был он купцом, / Удачно он был мужем, / А, значит, не глупцом.} … Но всё же есть, есть и обездоленному человеку верная от нужды защита. Не пропали его молитвы даром. Наладилась, всё ж таки, и его жизнь. Ведь «добрую жену взять – ни скуки, ни горя не знать», – народная мудрость, она хоть где: хоть в Африке мудрость, хоть на Руси – народная.

§ … {И оседлав, да и пришпорив, / И не коня, а жизни путь, / Осмелюсь, вкратце с ней поспорив, / Судьбе судьбы поведать суть.} … Клавдия – Клавдия … да, Клавдия – она хоть и обычная русская женщина, но отдельного рассказа о себе непременно заслуживает (как и во все былые времена, непременно заслуживает русская женщина отдельного о ней повествования). И уважение за непокорность житейским трудностям всяким и лишениям всё ж таки вызывает, пусть и предначертание судьбы своей она не исполнила … хотя, чёрт их разберёт, предначертание эти, где и в чём их проявления, чем и как они даны. Книгой ли «Комиссаржевская» или властным окриком отца: «Никаких актрисулек в нашей семье не будет, пойдёшь, Клава, учиться на бухгалтера!» И она покорно поступила в экономический институт на факультет бухгалтерского учёта. А потом работала в бухгалтерии кондитерского комбината. И работа ей, в общем-то, нравилась. Да к тому же, встретила она на комбинате своего суженного, и родила ему сына, а потом и дочку. И была от этого по-настоящему счастлива. А подалась бы она зову, что манил её с детства на сцену … кто знает, стала бы она примой или нет; быть может, провела бы в театре всю жизнь на вторых ролях, и уж точно бы, мужа своего нынешнего и единственного, никогда б не встретила. Поначалу, конечно же, сцена ей покоя не давала. Помнится, ходила она даже в драматический кружок, что при городском дворце культуры был. Но что такое тот кружок? – досужая самодеятельность, да и только, а после рождения Антошки так и вовсе – досужее баловство. А уж когда дочка родилась … а уж когда в стране всё наперекосяк пошло … а уж когда комбинат закрыли, и они с мужем безработными стали … в общем, душевная забота в её жизни стала и вовсе всего одна – семья! Пришлось и челночить, и на швейной машинке всякую незатейливую одежонку на продажу шить, и даже пирожками на рынке торговать. И вот на этих самых пирожках, кстати, поднялась она до владелицы целой сети уютных в городе закусочных. Одним словом, и сама себя в жизни нашла, и своего мужа по административным вопросам заместителем генерального директора сделала. И всё стало просто замечательно: в доме полный достаток, сын, умница, военным стал, нынче уж подполковник; дочка, красавица, заграничный университет закончила, внуки народились, друзей и знакомых – полгорода … И всё же … и всё же если приснится иной раз поднимающейся занавес с белой чайкой на нём, то такой вдруг радостный трепет в душе, что была бы воля – не проснулась бы вовек.

§ … {Ну вот, и крылья сложены, / Обмякло и перо, / Сомненья приумножены, / И вздохи заодно.} … Так что свой шестидесяти летний юбилей отпраздновал он очень даже по-человечески. При банкетном столе на 200 персон и кордебалете из артистов местного музыкального театра. И на следующий в очереди спозаранку для оформления законной пенсии в тамошней конторе не стоял. И подался он в неё лишь только через месяц, тринадцать тысяч двести семь рублей пенсионных денег суеты не стоили. И всё бы хорошо, живи и радуйся, если бы не болячки. А болячек на него нацеплялось столько … Ну, ладно б шахтёрский забой; ну, ладно доменная печь; у тех же чиновников работа вот дюже нервная, к инфарктам они склонны и инсультам, особенно, когда наворовано много … – но интеллигентному во всех отношениях человеку за что такое в жизни наказание?! Давеча вот новый мебельный гарнитур был куплен, и многое что из старого решили из гостиной выкинуть. В том числе и книги, уж очень непрезентабельные у совдеповских книжек корешки. И пока грузчики старую мебель из дома выносили, чёрт его дёрнул пару стопок этих самых «ЖЗЛ» с прохода в угол переставить. Всю ночь потом не спал, вздохами и кряхтеньем от боли в спине супругу, ну, просто извёл. Под утро не выдержала она, скорую помощь вызвала, но и после укола до конца ему так и не полегчало. Правда, уж не столько спиной он мучился, а сколько всякими «душегрызными» мыслями. Вот, например, в своё время в медики бы пошёл, глядишь, был бы сейчас и каким-нибудь медицинским светилой, и при здравии полном. На то, как говорится, ты и врач, чтобы излечиться в первую очередь самому. Или мог бы он в геологи податься. Вот и два блага тебе в одном «флаконе»: и таёжный лечебный воздух в походах, и имя твоё за открытие нефтеносных залежей на географической карте. А сейчас, что… эх, нет его имени до сих ни картах, ни даже на городской доске почёта. Заместителя Мэра, этого старого пенька, в своё время он специально на банкет пригласил, да вышло всё зря <и дело даже не в лебезениях пред гостем, а в зря потраченных деньгах на благотворительность: ста тысячах на благоустройство городских прудов, и двухстах тысячах, между прочим, на реконструкцию детского реабилитационного центра. Почётных жителей города, как суховато пояснил потом один чиновник, выбирает не Мэр, а специальная комиссия … Эх!! … Да теперь уж, что? …>

(P.S.) … {И уж не веришь в чудеса, / И уж душе не ждёшь спасенья, / И всё же смотришь в небеса, / Но там лишь тишь упокоенья.} …

– Нет аппетита, что-то, – едва притронувшись к завтраку, Дмитрий Алексеевич отодвинула тарелку. – Пойду, подремлю часок-другой лучше … ночью, что-то, совсем не спалось.

– Врачу бы тебе показаться, – обеспокоилась Клавдия, а вернее Клавдия Романовна, поди, шестьдесят седьмой годочек пошёл. – Уж какую ночь покоя от тебя нет.

Но Дмитрий Алексеевич, поднимаясь из-за стола, лишь досадливо махнул рукой.

– А смысл? – поморщился мужчина. – Таблетки от бессонницы в аптеке можно и так купить,

– А рецепт? – напомнила Клавдия Романовна, взяв в руки мужнину тарелку, но так и не решаясь убрать её в холодильник.

Дмитрий Алексеевич махнул рукой ещё раз, мол, это не проблема, были бы деньги.

– Может, всё ж таки, поешь? – бросила вдогонку выходящему с кухни мужу Клавдия Романовна.

– … уду, – неразборчиво буркнул Дмитрий Алексеевич, направляясь к выходу.

– Чего, чего? – переспросила женщина, продолжая стоять с тарелкой в руках.

Но Дмитрий Алексеевич уже был в гостиной, а откуда, не задерживаясь, вышел на балкон. Глубокого вдохнув бодрящего воздуха, мужчина, не смотря на прохладное осеннее утро, замер. Взгляд его устремился вослед уплывающим к горизонту облакам. «Вот так же, как и я, – невесело подумал Дмитрий Алексеевич. – Куда они, зачем? Словно заблудшие … эх, моя судьба, воистину, одна сплошная «Жэ-Зэ-эЛ» – жизнь заблудших людей. Людей, себя в достойном деле, увы, так и нашедших. Всё тужимся, из себя бог весть что строим, и себе и другим что-то доказываем, а в итоге всю жизнь плутаем меж трёх «сосен»: суета, мутота и безликость. И уже не вырваться мне из этого «лесочка», ни в жизнь не вырваться …»

– Ты чего там стоишь? – окликнул мужчину из комнаты женский голос. – Давно простудой не болел, что ли?

На что Дмитрий Алексеевич даже не обернулся, лишь отчего-то пожал он плечами и вздохнул.

– А ну-ка, заходи в комнату, – властно потребовала Клавдия Романовна. – Ишь, развлечение себе нашёл – по утрам на холоде облака считать.

И Дмитрий Алексеевич спорить не стал. Молча, бочком, с виноватым взглядом вернулся он в гостиную, где остановился посредине комнаты сильно сутулясь.

– Делом займись, Митя, делом, – назидательно посоветовала супруга, в упор глядя на мужа. – Кафешки наши уж вторые сутки без свежей зелени … поставщика поры бы и вздрючить! … хотя бы по телефону.

«И верно!», – подумал Дмитрий Алексеевич, расправляя плечи, доставая смартфон из кармана брюк …

Несотворённое, что по ночам приходит,

Упущенным покой и душу ворошит,

И кругом бродит всё, и кругом бродит,

И сердцем нестерпимо всякий раз болит.

А всё житейское, что торопливо будит,

Мирским вновь наполняет утром взор,

И очень здраво в нас мятежность судит

За весь нелепый ночью всякий вздор … <и лишь красивыми словами усердный автор, увы, тоже не исключение>

История шестая. Из искры, да возгорится пламя

 <неисключительный случай

Людей любить – святое дело,

Но только завтра, не сейчас,

Во мне желание созрело

Канальей быть хотя б на час.>

Эпиграф

«Тварь ли я дрожащая или право имею …»

(Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»)

Действующие лица:

Андрей Сергеевич Светов, телевизионный ведущий.

Иван Петрович Белый, сельский житель.

Татьяна Михайловна Забелина, его сожительница.

Дарья Драч, их односельчанка.

Светлана Лужная, подруга Дарьи.

Вера Семёновна Корза, тётя Дарьи.

Николай Игоревич Козицкий, директор сельского клуба.

Голос в наушнике ведущего – ремарки режиссёра ток-шоу Сергея Сергеевича Зудова.

Мужчина с лохматой бородой («Бородач»).

Флегматичный тучный мужчина («Философ»).

Женщина в красном с люрексом декольтированном платье («Щеголиха»).

Дама в двубортном жакете («Председательша»).

Девушка в больших зеркальных очках («Красотка»).

Высокий худосочный парень («Долговязый»).

Жители села Ново-Колхозное, а также

и другие гости

Место действия: телевизионная студия ток-шоу: «Без тайн и недомолвок».

СЦЕНКА ПЕРВАЯ

Светов. Добрый вечер всем зрителям телеканала «Раздолье». Вы смотрите ток-шоу «Без тайн и недомолвок». Мы не боимся правды, а потому нам и нечего скрывать. А в нашей студии обычный человек с незатейливой до недавних пор жизнью. Что может быть интересного в судьбе сельского жителя? Обыденная семейная жизнь, бесхитростные крестьянские будни, покосы и надои, пот и мозоли. Ещё недавно всё было просто и незамысловато … но как иногда меняет банальный уклад одно единственное утро! Что же случилось, когда Иван Петрович Белый вышел с удочками в то заурядное сельское утро на берег местной речушки? Иван Петрович, вам слово!

Белый (наклонив голову, смущённо кашляет).

Светов. Не стесняйтесь Иван Петрович, ведь все мы здесь собрались не для праздного любопытства, но чтоб доподлинно разобраться в вашей непростой житейской ситуации. Кто прав, и кто виноват, и что делать? – уверен, что сегодня будут даны все ответы.

Белый (не поднимая головы, вновь кашляет).

Светов (поправляет в ухе наушник).

Голос в наушнике. Андрей, пока клиент созревает, давай, сам начинай.

Светов. Я, вижу, Иван Петрович человек у нас не бойкий, но это, в общем-то, и понятно: жизнь в глубинке нечета городской непринуждённости. Это нам, городским – что скрывать свои чувства? Если кто твой душевный порыв не понял – ты тут же затерялся в толпе. В деревне же ты весь на виду, и, в случаи чего, и неважно, прав ли ты или виноват, то тут же на устах «праведных», так сказать, односельчан … я прав?

Белый (кивает головой).

Светов. Увы, сермяжная правда – она такова! А что нам скажет Татьяна Михайловна, семейная подруга нашего скромного сельчанина?

Забелина. Да, кобель, он, кобель! И рассусоливать тут нечего!

Голос в наушнике. Во-о, понеслось-поехало! Давай, Андрей, раскручивай тётку.

Светов. Ой-ли (качает головой), Татьяна Михайловна. Неужели и впрямь ещё вчерашний и косарь, и землепашец, как говориться, соль земли русской – и вдруг … кобель! Разве можно так, в один миг отбрасывать в сторону четыре года совместной жизни! Неплохой жизни, наверно, а?

Забелина. Нашли землепашца! Срамота одна, да и только. Уж, знаем мы, бабы, что ваш брат, мужик, плужить горазд … (наскоро крестится) прости мою душу грешную. Чужой огород плужить только и горазд, если не в запое!

Белый (удручённо кивает головой).

Светов. Какой неожиданный поворот в деле! И сколько в то утро Иван Петрович выпил?

Забелина. А вот вы у этого труженика в чужом огороде и спрашиваете. Мне спозаранку носом чуять некогда, мне корову доить надо!

«Бородач» (кричит с места). Да врёт она всё, стерва. Я Ваньку, почитай, с детства знаю. Уж не более других пьёт, в канавах никогда не валялся. Ты, Михайловна, на себя посмотри: в хате все углы в паутинах, а всё туда же … нашлась тут Варвара-краса, длинная коса!

«Щеголиха» (громко). Ну-ну, Гриша, защитничек, покрывай дружка-собутыльника, покрывай!

«Бородач» (поворачиваясь всем телом). А ты Марья не встревай, коли в дружбе мужской ни черта не разумеешь!

«Щеголиха» (хлестко). А чего её разуметь, кто сегодня самогонки нальёт – тот ныне и друг! Эх, нету, нынче, настоящего мужика на деревне, нету!

Белый (чуть ранее приободрившийся, понуро сутулится).

Забелина. Вот именно … а то знаешь ли, Гриша … в общем, ещё раз в хате своей увижу – пеняй на себя!

«Бородач» (насмешливо). В своей, видите ли. Да, когда у тебя хата своя-то была, всю жизнь по дармовым углам таскаешься!

Забелина (вставая и подбочениваясь). Когда, спрашиваешь? Шибко, как я погляжу, ты у нас правдалюбец, да?

«Бородач» (с вызовом). Да!

Забелина. А ты, правдолюбец хренов, расскажи-ка нам лучше, как давеча по-пьяни мотоциклом забор соседский завалил!

«Бородач» (брызжа слюной). А ты что, видела? Я спрашиваю, ты что, видела, щелкунья, ты наша, глазастая!?

Забелина (присаживаясь). Не видела … но знаю!

«Бородач» (садиться, утирая рукой рот и бубня под нос). Вот именно: не пойман – не вор … (слегка толкая соседа локтем в бок) … Как я её отбрил, а?

«Философ» (меланхолично). А на картошку в этом году, чую, урожая не будет. Как пить дать, не будет.

Голос в наушнике. Андрюха, ладно, сходняку колхозному пока отбой, давай к делу.

Светов. Да-а, жизнь в деревне – что омут в известной поговорке. Однако, доминанта сегодняшней передачи, всё ж таки, не соседский забор, а замысловатые перипетии человеческих судеб. Встречайте, в нашей студии Дарья Драч … невинная жертва неких обстоятельств или неких обстоятельств коварная затейница? … давайте же разбираться!

Забелина (во всеуслышание). Простипома!!!

В студию входит Дарья и, проходя мимо Забелиной, исподволь показывает средний палец руки. Потом усаживается на дальний край соседнего дивана.

Светов (подобострастно). Ну что, Даша, мы все, конечно же, сочувствуем твоему незавидному положению. Быть в деревне, опороченной – это, знаешь ли, и недругу не пожелаешь. И как ты, бедная, нашла в себе силы столько времени стойко сносить всю неприязнь к тебе многих односельчан. Воистину, заблудший ангел на Руси – он ангел лишь падший … Или, как всё было? Что случилось в то недоброе утро?

Белый (исподлобья смотрит по сторонам).

Забелина (расправляя плечи, скрещивает руки на груди).

«Бородач» (потирает руки)

«Философ» (с отрешённым лицом взирает куда-то вдаль).

«Щеголиха» (едва не вставая с места, подаётся телом вперёд).

«Председательша» (многозначительно кивает головой).

«Долговязый» (отчего-то тупит взор).

«Красотка» (приподнимает очки).

Драч. А что рассказывать, в деревне я живу. А в селе нашем джакузей всяких нету. Захотел помыться – топи баню, или ступай на речку. Да только на речке днём неудобняк мыться-то. Шибко народ у нас глазастый (приосанившись, выпячивает грудь), вот и приходится в сумерках ранних всякий раз хоронится.

Светов. Ну и, ну?

Драч (что по написанному). Пошла-то к речке я затемно, да по дороге хватилась – полотенце махровое оставила в хате. Пока ходила туда-сюда, уж расцвело вовсю. Подошла к месту нашему, где мы, девки, обычно плескаемся, а там этот (кивает в сторону Белого) удилища свои раскинул …

«Щеголиха» (громко, подняв руку). Да уж, где удилища свои раскинуть наши кобели знают!

Светов. Продолжай, Даша, продолжай.

Драч. А мне уж в поле скоро идти, картошку окучивать. Что ж теперь, подумала я, весь день не мывшись быть. Вот и разделась в кустах поодаль.

«Бородач» (шёпотом, толкая соседа локтем). Золушка, ити вашу мать. Да она в руки тяпку не брала уж лет как пять, наверно.

«Философ» (вздыхая). Да-а, не будет ныне картохи, как пить дать, не будет.

Председательша» (зычно). А вот на районную администрацию стрелки переводить не надо! С чего водопровод ремонтировать, если по налогам одни сплошные прочерки!!

Неодобрительный зрительский гул.

Светов (не обращая внимания на шум). То есть разделась совсем, догола?

Драч. Так ведь по-другому у нас не принято, деревня, чай.

Светов. И что же Иван Петрович? (поворачивается к Белому) Что подвигло его на столь необдуманный шаг?

Белый (понуро пожимает плечами).

Забелина (даёт сожителю лёгкий подзатыльник). Тоже мне Казанова сыскался!

Светов. Как же так, Иван Петрович, как же так?!

Голос в наушнике. Всё ясно – не мычит и не телится, больше на баб напирай.

Светов. А вот скажи, Даша, а раньше тебе Иван Петрович оказывал знаки внимания?

Драч. Раньше я с Сашкой-трактористом встречалась, мне этот дурила (тычет пальцем в сторону Белого) вообще по барабану.

Забелина (вскакивает с места). Ты рот-то свой поганый закрой. Вот вернётся Сашка из армии – он тебя уму разуму обучит … в парандже будешь купаться, стерва.

Драч. Да ты на себя посмотри, мымра колхозная.

Забелина (встаёт и делает несколько шагов в сторону Драч). А вот кто-то у меня сейчас получит!

Драч (приподнимается, сжимая руки в кулаки). Что, дюже смелая, да?!

«Бородач» (призывно). Бабы, вперёд!

Светов (становится между женщинами, разводя руки в стороны).

«Председательша» (зычно). А ну-ка успокоились обе, позорище!

«Щеголиха» (в тон «Председательше»). Стыдоба, нашли из-за чего драться … (и далее совсем тихо) из-за этого мухомора, что ли? – нашего мачо … с пестиком в пять сантиметров.

Забелина (возвращаясь на место). Скажи спасибо, что удержали, а то бы я тебе …

Драч (присаживаясь). От мудачки и слышу!

Забелина (всем грузным телом поворачиваясь к сожителю). А ты чего молчишь, бестолочь? У него жену чуть не убили, а он сидит тут руки в брюки!

Светов (возбуждённо). Да-а, запутанное дело, запутанное! Ну ничего, лучшая подруга Дарьи Драч внесёт нам, я уверен, полную ясность! Но это будет сразу же после рекламы.

СЦЕНКА ВТОРАЯ

Гостевые места.

«Бородач». Ха, ну ты видел? Цирк, да и только. Я эту Дашку с пелёнок знаю – девица ещё та! А чего хотеть-то, кто папашка её? – вот именно, бог его знает. А Зинка, мамаша этой оторвы, ох, и покуролесила. На славу! Так накуролесила, что Дашка в пятнадцать лет сиротой осталась.

«Философ» (равнодушно). Антиценденс – консекуете³⁰.

«Бородач». Семёныч, ты это чего?

«Философ» (невозмутимо). Я говорю, яблоко от яблони недалеко падает … к примеру, прошлым летом в соседней области картошку дожди залили, а ныне картошка сгниёт на полях у нас … закон парных случаев, однако.

«Бородач» (раздосадовано). Тфу ты, чёрт. Тут хоть ядерная война завтра, а Семёныч у нас всё про картошку!

«Философ». Вот именно: на войне разносолов нема, хлеб и картоха – вот она, солдатская пайка … как говорится, айн хунгригер баух хат кайне урен³¹.

«Бородач» (качает головой). Горбатого только могила исправит. Тут человеческая судьба на кону, а ему всё одно … сам ты хуйдригер и есть! Кстати, это ты сейчас на каком?

«Философ». Немецкий.

«Бородач». Ого, ты и по-фашистски можешь?

«Философ». А чего там уметь: дойчланд убер аллес³² – вот и вся недолга.

«Бородач» (вздыхая). А я вот в школе пять лет английский мусолил, и ничего кроме как «бай, бай – гуд бай»³³ так и не освоил … да и то, лишь благодаря «Слайду»³⁴.

«Философ». Пустая песенка: «Утри глаза и вытри сопли. Не видишь, мне нужно срочно собрать свои манатки. Пока-пока» – где-то так, если дословно.

«Бородач». А мне нравится … (напевает мелодию).

«Философ» (сокрушённо). Пустая песенка, пустая.

«Бородач» (отмахивается рукой). С тобой рядом сидеть – только настроение портить … (крутит головой, осматривая студию) … Эх (останавливая взгляд на женщине в красном платье), хороша Маша, да не наша! Впрочем, завтра вечерком можно рискнуть напроситься на … (подхихикивая) палку чая. А почему бы и нет?!

«Философ» (флегматично). Давеча мимо ейного огорода проходил, вся картошка лебедой заросла … кусит³⁵ она и в деревне кусит.

«Бородач». Ты, падла, опять за своё. Уж, задолбал … (встаёт и пересаживается на другое место).

«Философ» (не меняя позы). Вот именно … абиенс аби³⁶.

СЦЕНКА ТРЕТЬЯ

Светов (жизнерадостно). Вы смотрите ток-шоу «Без тайн и недомолвок». И действительно, чтобы начисто разобраться в этой неоднозначной истории, что случилась тем ранним деревенским утром, нужно, наконец-то, развеять эту пелену всяческих недомолвок и недосказанностей. Они буквально окутали нашу студию! И поможет нам в этом обычная сельская девушка. Встречайте, Светлана Лужная, лучшая подруга нашей сегодняшней героини.

Гордой походкой в студию входит смазливая шатенка, садиться возле Драч, обнимая её и что-то нашёптывая на ухо.

Белый (исподлобья смотрит на вошедшую).

Забелина (скрестив руки на груди, презрительно щурит глаза).

«Бородач» (трясёт рукой, показывая большим пальцем вниз)

«Философ» (с отрешённым лицом взирает куда-то вдаль).

«Председательша» (лениво аплодирует).

«Щеголиха» (радостно хлопает в ладоши).

«Долговязый» (отчего-то тупит взор).

«Красотка» (приподнимает очки).

Светов. Ну, что, Света. Уж мы все в нетерпении.

Лужная (отстраняясь от подруги). Много говорить не буду: и так всё ясно.

Забелина (не разнимая рук). Что тебя ясно … чума!

Лужная. А можно без оскорблений, а?

Забелина. Для таких как ты – не можно!

Лужная (с вызовом). Каких таких?

Лужная. Вот таких!

Драч (беря подругу за руку). А чего это мы всё не успокоимся? Чего мы всё время истерики устраиваем? Что мы муженька своего плешивого так яростно защищаем. Отчего его пакостные дела оправдываем? Может у самой-то рыльце-то в пушку? За какие такие красивые глазки в твоём дворе штабель дров вдруг очутился, а?

Забелина (сбавляя тон). Оправдываю? Ничего я не оправдываю. Виноват – отвечай, но и напраслину нечего возводить. А насчёт дров, так не твоего ума дела. Там, куда надо, туда всё уплачено … (в бок пихая локтем сожителя). А ты, рохля, что тут сидишь, как карась под корягой?

«Бородач» (громко, напевно). За всё уплачено и всё проплачено, и знаем мы платили чем!