В половине пятого Кувалда собрал возле левого портала Большого Новороссийского тоннеля бригадиров и начальников и объявил конец рабочего дня на пять часов. К шести на Объекте остались только охрана – отряд Кувалды, выросший в численности до восемнадцати человек, Борис Михалыч с внучкой Женькой и пятью помощниками и четыре бабы, трудившиеся на кухне подземного убежища для довоенных шишек, ставшего временным домом для всех вышеназванных, а также для охранявшего посёлок отряда Деда Кондрата, численность которого тоже выросла и составляла пятнадцать человек вместе с командиром. Всего на довольствии у стряпух сейчас стояло сорок человек, не считая их самих.

На посещение шахты, в которой уже шесть дней как трудились Михалыч с внучкой и помощниками, у Кувалды днём времени попросту не было. Восемь километров на ручной дрезине по узкоколейке в одну сторону – далековато, если учитывать, что комендант Объекта постоянно был кому-то нужен. Приходилось даже привлекать Длинного – ставшего теперь заместителем Кувалды по охране, на плечи которого фактически легло командование отрядом. Когда присутствие коменданта требовалось одновременно в двух и более местах, Кувалда вызывал Длинного по рации и отправлял разбираться вместо себя. При такой загруженности административной работой, о том, чтобы отправиться по норе за восемь километров не могло быть и речи. Если только это не что-то срочное. Да и не стоило лишний раз отвлекать старого хакера. Поэтому, Кувалда взял за правило – ездить на шахту один раз в день, вечером.

Обычно Кувалда ездил вдвоем с Витьком. Пару раз к ним присоединялись Длинный и Вагон, и один раз Дрон, приезжавший посмотреть на ракету и поговорить с Михалычем перед тем, как взяться за написание пропаганды. Ранение ещё до конца не зажило, и Кувалде нужен был кто-то, кто работал бы рычагом на дрезине. Он не хотел для этого дела никого припрягать (хотя каждый из подчинённых счёл бы за честь отвезти раненого командира), а Витёк – он считай родственник, пасынок, сын жены от первого мужа. Да и была ещё причина…

Виктору нравилась внучка Михалыча.

Витёк – парень хоть куда, молодой удачливый искатель, а теперь ещё и герой. Сейчас, когда слава о подвиге Витькá распространилась по Содружеству, на него было обращено внимание множества девок в хуторах и посёлках. И не только девок… Были в Содружестве и вдовы, и просто одинокие бабёнки, к каким незазорно заглянуть вечером на огонёк одинокому искателю. Но ни девки отборные, ни бабы сочные и ласковые не интересовали Витю, а только одна эта Женька – крепкотелая, фигуристая, с большими карими глазищами и бюстом таким, что парням загляденье, а девкам – зависть. Женьке Витёк тоже явно нравился, хоть она и старалась этого внешне не показывать. Но и парня не отталкивала, не сторонилась. Смущалась только заметно. Девка ведь молодая – пятнадцать лет всего. Впрочем, времена теперь такие, что пятнадцать-шестнадцать лет – самый возраст для замужества. Бывало, и в четырнадцать замуж отдавали. И ничего, жили с мужьями, хозяйство вели, детей рожали. Почёт им и уважение – таким девкам. Надо землю людьми заселять.

В общем, ездил Кувалда каждый вечер до шахты с Витьком на «игрушечной» дрезине. Там интересовался у Михалыча успехами, смотрел – что да как, а потом ехали они все вместе назад на трёх дрезинах. Причём последние три дня Женька садилась на дрезину к Кувалде и Витьку, на первое сиденье, Витёк – за ней, позади – Кувалда, и летели они с ветерком по тоннелю, как на аттракционе, на каких и до Войны не всякому кататься приходилось, с визгом и хохотом, налегая вдвоём на рычаги дрезины, – все восемь километров.

К четвёртой шахте наполненный светом мощного светодиодного фонаря тоннель вёл по плавной дуге, не сворачивая резко, как к первым трём. Тоннель стал заметно шире и просторнее, если так можно сказать о норе сечением в полтора метра, по той причине, что кабелей стало в четыре раза меньше. Теперь кабели тянулись только слева, а справа и над головой была гладкая каменная труба. Гудели колёса дрезины, постукивая на стыках рельсов, бежали навстречу чёрные деревянные шпалы, вырезанные полукругом, под сечение тоннеля, пропахший креозотом застоявшийся воздух приятно овевал лица искателей.

Конец тоннеля стал виден метров за сорок. Рельсы выныривали в залитую светом камеру перед шахтой и обрывались. Слева и справа от рельсов в камере, прямо на бетонном полу, стояли две дрезины без прицепов, уже развёрнутые в обратную сторону. В камере было людно: прямо посреди камеры на полу, в окружении разных приборов, деталей электроники, светящихся мониторов и всевозможных инструментов стояли частично разобранные остроносые метровые конусы боевых блоков ракеты, с которыми деловито возились помощники Михалыча. Блоки стояли там уже третий день. Михалыч сидел чуть в стороне на стуле с большой железной кружкой и что-то объяснял помощникам. Лупы очков его заметно бликовали. Женька сидела с ноутбуком в кресле одной из дрезин, той, которая справа, и, морщась, посматривала в тоннель. Витёк выключил фонарь и сбавил скорость.

Когда до конца тоннеля оставалось метров двадцать, дрезина шла уже со скоростью пешехода, а в камеру вкатилась и того медленнее. Скрипнув тормозами, дрезина замерла на месте, точно между двумя другими. Витёк, сидевший впереди, оказался рядом с Женькой, сидевшей на заднем сиденье снятой с рельсов дрезины.

– Привет, Женя! – сказал парень, улыбнувшись.

– Привет, Витя! – с улыбкой ответила ему девушка и, посмотрев на сидевшего в кресле за спиной у Витькá Кувалду, произнесла немного смущённо: – Здравствуйте, дядь Вань!

– Здравствуй-здравствуй, Женюша! – пробасил Кувалда, вставая с дрезины.

Витёк тоже поднялся. Они перездоровались за руку с Михалычем и его помощниками, после чего помощники ввернулись каждый к своему делу, а Витёк вернулся к дрезине и уселся на прежнее место, рядом с девушкой. Кувалда осторожно прошёлся по камере, стараясь ни на что не наступить и ничего не задеть.

– Ну, как успехи, Борис Михалыч? – спросил Кувалда старого хакера.

– Вон они, наши успехи… – Старик кивнул в угол камеры, где на полу лежали две металлические сферы размером с приличный арбуз.

– Это… они? – Кувалда шагнул к сферам, рассматривая их.

– Они-они, – ответил ему Михалыч. – Они самые. Три сотни килотонн – каждое изделие. Завтра другие четыре достанем.

– А они это… не того? Не фонят в смысле?

– Не-ет! – Махнул рукой старик. – Всё в пределах нормы. Вон счётчик на шкафу висит… – Он кивнул в сторону металлического шкафа, к которому тянулся один из кабелей из тоннеля. На дверце шкафа висел на ремне счётчик Гейгера.

Подойдя к сферам, Кувалда стал их рассматривать.

– Можешь пощупать, – усмехнулся подошедший сзади Михалыч. – Не боись, не взорвётся.

Кувалда наклонился, взял одну из сфер могучими руками, напрягся и поднял, выпрямившись и держа сферу перед собой.

– Килограмм двадцать пять будет… – сказал искатель.

– Двадцать семь с половиной, – сказал старик. – Посмотри, там разъёмы под штекеры, видишь?

Кувалда повертел в руках сферу и быстро обнаружил два керамических «гнезда». Судя по отверстиям, коих в каждом «гнезде» было по шесть штук, контакты на подключаемых к ним штекерах были толщиной с приличные гвозди.

– Вижу.

– Это разъёмы питания. Они дублируют один другой, – объяснил Михалыч. – Для взрыва достаточно подключить один из разъёмов к аккумулятору… можно даже к автомобильному, и изделие взорвётся.

– Хм… – Искатель осторожно опустил изделие на прежнее место. – А дистанционно как взрывать? По радио?

– Можно, конечно, и по радио… – Михалыч почесал в своей шкиперской бороде, которая придавала ему некоторое сходство с одним американским президентом, поправил массивные очки и осторожно продолжил: – Но я бы предпочёл не связываться с радиовзрывателями… Ну иво нахрен, Ваня…

– Ну, Молотов вон фашистов с помощью как раз таких повзрывал… – заметил Кувалда.

– Так он за пару километров повзрывал, – возразил Михалыч. – А тут хорошо бы километров за двадцать быть, или даже за сорок. И чтобы ветер не к тебе, а от тебя дул…

– И как подрывать?

– Часовым механизмом, конечно! Таймер, простой и надёжный, как автомат Калашникова, хоть я, хоть вон, Женька сделает… – он кивнул на внучку, показывавшую что-то Витькý в ноутбуке и тихо объяснявшую.

Кувалда посмотрел на молодёжь, хмыкнул в бороду, переглянулся с Михалычем. Старик подмигнул ему, крякнул и позвал девчонку:

– Женька! Ты чем там Виктору голову морочишь?

– Я Вите фотографии птиц показываю, дедушка.

– А… Птицы… – старик помрачнел. – Ну, показывай-показывай… Где их теперь увидишь, настоящих птиц… Одни куры в курятниках…

Со времени ядерной зимы никто в Содружестве птиц не видел. Только старики, такие как хакер Михалыч, или однорукий Джон Сильвер Сергей Сергеич помнили их.

– …Так, о чём я… – продолжил Михалыч. – Эти два изделия можно забирать уже сейчас. А взрыватели с таймерами я завтра подготовлю. И другие четыре шарика завтра тоже готовы будут, к вечеру.

– Борис Михалыч, а раньше никак нельзя взрыватель этот подготовить? – спросил Кувалда. – К утру, а?

– Ну… – старик почесал в бороде.

– Я всё сделаю, дядь Вань! – встряла в разговор Женька. – Даже быстрее! Часа два-три мне надо. А ты, дедушка, отдохни лучше, – обратилась она уже к Михалычу. – Я сделаю.

– Что, надоело птичек смотреть, решила делом заняться? – шутливо пожурил внучку Михалыч. – Ну, что же, давай, поработай! Гриша, Кирилл… – Он обернулся к сосредоточенно возившимся с боеголовками помощникам – крепким парням. Один был курносый, веснушчатый, лет семнадцати на вид, другой рыжий, с короткой вьющейся бородкой, на пару лет постарше первого. Оба парня тотчас отвлеклись от работы, вопросительно посмотрели на Михалыча. – Оставайтесь с Женькой, поможете…

– Я останусь, – не предложил, а уведомил всех присутствовавших Витёк. – И помогу Жене, где надо, и охраню… – он похлопал по цевью уложенного слева от сиденья в специально предусмотренном держателе новенького, только пристрелянного АЕК – автомата Кокшарова. – И назад целой и невредимой доставлю, – добавил он, вставая.

Встав, Витёк протянул руку Женьке. Та отложила ноутбук в сторону и подала парню изящную и вместе с тем не по-девичьи крепкую ладонь. Витёк, хоть с виду и был худощав, лёгким движением руки потянул к себе девушку, и та встала перед ним. Ростом Женька была Витькý чуть ниже плеча.

Она коротко улыбнулась, взглянув на парня, и сказала деду:

– Да, пусть Витя со мной остаётся.

– Ну… – Михалыч делано засомневался. – А справится ли с помощью-то? – Он как бы недоверчиво окинул взглядом Витькá.

Витёк вид имел боевой и бравый. «Цифровой» камуфляж серо-зелёных тонов, плотно подогнанная разгрузка с новенькими калашовскими магазинами под патрон «семерку», от которых питался его 973-й АЕК, на поясе – трофейный короткий меч в ножнах и матерчатая камуфлированная кобура с пистолетом Ярыгина – тем самым «Грачом», который фашист Яросвет взял из сейфа в Краснодаре. Пистолет этот старшие товарищи – отчим, Дед Кондрат, Лёха Длинный и Андрей Молотов – порешили передать Витькý в качестве награды и поощрения за его боевой подвиг, и теперь парень с гордостью носил этот воронёный пистолет. Заслужил.

– Справлюсь, Борис Михалыч, – серьёзно сказал Витёк. – Я сообразительный.

– Ну, тогда оставайся, – согласился старик. – Только смотри… внучку мне береги, и без глупостей…

Витёк в ответ только кивнул: мол, понял, а Женька зарумянилась.

– Тогда давайте собираться! – объявил Кувалда. – Витя, Женя, – он посмотрел на продолжавших стоять рядом парня и девушку, – и вы тоже. Поужинаете, час воздухом поды́шите наверху, и сюда. Надо дело сделать. Утром из Жемчужного выходит группа на Ростов. Одно это самое «изделие», как говорит Борис Михалыч, группа заберёт с собой… А вы двое завтра до обеда свободны. Ты ведь не будешь против, Борис Михалыч? Обойдёшься до обеда без внучки?

– Обойдусь, – махнул сухой рукой Михалыч, после чего сказал внучке: – Слышала? – (Та кивнула.) – Завтра у тебя выходной. И чтобы носу здесь не показывала! Дышать воздухом и греться на солнышке!

– Хорошо, дедушка, – улыбнулась Женька.

– А ты, – старик нарочито строго посмотрел сквозь толстые стёкла очков на Витькá и указал на него узловатым пальцем, – будешь Женю охранять. Иван, – он перевёл взгляд на Кувалду, – ты ведь не будешь против? Обойдёшься без Виктора денёк?

– Только до вечера, – улыбнулся оценивший «ответку» Михалыча Кувалда. – Вечером он у меня за паровоз и машиниста трудится.

На сборы ушло минут десять. Дрезину, на которой приехали Кувалда с Витьком, протащили вперёд, развернули и вернули на рельсы. После чего Женька села на переднее сиденье, за ней – Витёк, потом Кувалда и последним, четвёртым, уселся в этот раз Михалыч. Витёк с Женькой ухватились за рычаги, и дрезина понеслась под уклон по норе-тоннелю, набирая скорость. Вслед за ними, с интервалом в две минуты, покатили помощники Михалыча.

Глава двадцать третья. Армавир

27 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Армавир, середина дня

Передовой дозор отряда искателей объехал авиабазу – точнее, место, где была авиабаза до удара – с востока, против часовой стрелки, сначала через заросшие лесом руины посёлка с романтичным названием Заветный, потом через чащобу городского кладбища. За пятьдесят восемь лет, минувшие с момента удара 475-килотонной боевой частью межконтинентальной ракеты Trident-2 D5 место удара превратилась, как и большинство таких мест, в поросшее травой и мелким чахлым кустарником округлое поле с неизменным озером-воронкой посредине. Здесь поле получилось не совсем круглым. С северо-западной его стороны возвышались руины нескольких уцелевших зданий – микрорайон ВИМ. Опасного для здоровья радиационного фона там давно не было, но без нужды лучше по таким местам не гулять. Хотя бы потому, что на лишённом каких-либо укрытий трёхкилометровом в поперечнике пятаке с полукилометровым озером в центре можно стать лёгкой мишенью для снайпера. Да и стая волков или диких собак в таком месте для небольшой группы даже вооружённых людей может представлять серьёзную опасность. В тех же руинах ВИМа затаится стая, подождёт, пока люди поближе подойдут, потом окружит, прижмёт к озеру… Звери нынче хитрые пошли и лютые. Лучше шайку упырей встретить, чем на стаю волков или псин нарваться. Поэтому двигались скрытно, заросшими улицами, или вот даже кладбищами, избегая выезжать на открытые места.

Ехали на удалении в два километра от основной группы. В дозоре были Длинный, Че, Армян и Железный. Первых троих Кувалда отпустил из отряда скрепя сердце. Железного Дрон тоже не хотел отпускать, поскольку тот за восемь дней своего пребывания в Жемчужном стал его фактическим замом. Но важность задачи, поставленной Комитетом Безопасности Содружества перед формируемым отрядом, требовала, чтобы отряд состоял из самых надёжных и опытных искателей.

Из двадцати пяти человек в отряде было пять комитетчиков: Молотов – командир отряда, Цезарь, Хохол, Медведь и Длинный – командиры групп охранения. Рядовые бойцы – тоже все бывалые и матёрые: Миша Пельмень, Стас, Хмурый, Серьга, Щука, Сапожник… Самым молодым в отряде был Пашка Негр, потому что снайпер-виртуоз и, несмотря на возраст, искатель с опытом. Витькá Кувалда на выход не отпустил, хотя тот и рвался. Без Длинного и Хмурого на коменданта Объекта – который ко всему был ещё и раненый – легла теперь двойная нагрузка, и часть её он решил переложить на Витькины плечи (Женьке на радость). Впрочем, если бы не ранение, Кувалда был бы сейчас здесь, а Объект спихнул бы хоть на того же Вагона. Вагон бы справился. А в Жемчужный комендантствовать назначили бы кого-нибудь ещё хозяйственного.

Ехать решили аж через Ставрополье, поскольку ломиться в Ростов напрямик после того шухера, что устроили молотовцы в логове фашистов, было бы чистым безумием и попыткой самоубиться. Из Жемчужного отряд выдвинулся 23-го в полдень. Ехали через Верхнебаканский – Новороссийск – Туапсе – Шаумянский перевал – Апшеронск – Майкоп – Лабинск… Двигались осторожно, с головным, боковыми и тыловым охранением. Дозоры – по четыре человека. Ядро отряда – девять человек. Связь между группами держали посредством пяти радиостанций Р-43П-2 «Дуэт». Дальнюю связь – со Свободным и с Объектом – отряду обеспечивал новенький, как и всё вооружение и обмундирование отряда, Северок-КМ.

Прямая связь с Содружеством пока была, но уже завтра связываться придётся через промежуточную станцию. Благо, Северкóв на складе под Новороссийском нашлось аж пять штук. Вчера отряд установил связь с группой товарищей из Вольного, ставшей в районе Усть-Лаби́нска. Дальше эта группа должна будет выйти к Кропоткину, а потом – к Белой Глине. Вторая группа связи, из хутора имени Сталина, прямо сейчас двигалась к Приморско-Ахтарску. Так что, связь с Содружеством отряд не потеряет.

За кладбищем начинался район Мясокомбинат. Искатели выехали к перекрёстку улиц Маяковского и Вячеслава Рассохина. Там, напротив почерневшей с одной стороны небольшой церквушки без купола, они остановили своих «коней педальных», спешились и, взяв наизготовку новенькие, недавно пристрелянные автоматы Кокшарова, рассредоточились, осматривая перекрёсток, а Длинный достал из кармана разгрузки рацию и вышел на связь с Молотовым:

– Длинный Молоту.

– На связи, – тотчас ответила рация голосом Молотова. – Что у тебя, Длинный?

– У меня тихо. Дошёл до зиккурата.

– Принял, Длинный, – ответил Молотов, после чего вызвал по очереди на связь Хохла и Медведя, шедших с боковыми дозорами. Группа Хохла была сейчас в километре восточнее, на улице Урупской; Медведь со сталинцами – в четырёх километрах к западу, по другую сторону пятака с воронкой. Оба доложили, что у них порядок. Последним Молотов запросил доклад Цезаря – командира арьергардной группы. Цезарь доложил, что тылы в безопасности.

– Длинный, продолжай движение, – приказал тогда Молотов. – Я иду следом.

– Принял. Продолжаю движение, – ответил в рацию Длинный.

– Всем продолжить движение! Связь – на следующей точке, – скомандовал Молотов остальным.

– Хохол принял. – Медведь принял. – Цезарь принял, – последовали доклады.

– Мужики, по коням! – объявил Длинный.

Искатели вернулись к велосипедам, и группа двинулась дальше по улице Маяковского.

Следующую остановку авангард сделал через два километра, когда улица имени поэта революции («И как не переименовали!» – подумал тогда Длинный) закончилась, упёршись в улицу Железнодорожную. Длинный, как положено, доложил обстановку командиру отряда, затем они подождали группу Хохла, который перешёл разделявшую в этом месте город надвое железную дорогу, чтобы двигаться дальше на правом фланге авангарда по улице Мира. Авангард же вернулся на квартал назад и свернул на северо-восток по улице Осипа Мандельштама (бывшей Энгельса), поскольку ехать по Железнодорожной, обильной некогда магазинами и оптовыми складами, было рискованно. В таких местах часто обитали упыри (не угроза, конечно, но будет лучше, если отряд пройдёт через этот мёртвый город без лишнего шума). Ядро отряда находилось в это время в районе кладбищенской церкви, названной в радиообмене «зиккуратом», группа Медведя – где-то в самом конце Николаевского проспекта (бывшей улицы Кирова). По плану Медведь сотоварищи должны были соединиться с группой Длинного на пересечении Николаевского и Мандельштама и там вместе дождаться ядро и арьергард. Но обстоятельства изменились, и план пришлось корректировать на ходу…

На пересечении Мандельштама с улицей Жертв красного террора (бывшей Урицкого) дорога проходила под эстакадой путепрово́да, поднимавшего проезжую часть улицы так называемых «жертв» (надо полагать, кулаков, уголовников, врагов Советской Власти и самого Гитлера – он ведь тоже «жертвой» в итоге оказался) над соседним кварталом, улицей Железнодорожной, самой железной дорогой и расположенными дальше улицами Мира и Солженицына (бывшей когда-то Фрунзе). Там группу обстреляли.

Огонь открыли сначала с эстакады, одновременно из четырёх ружей, – пули застучали по выщербленному асфальту, но ни в кого из искателей не попали, – затем к стрелкáм присоединился автоматчик, давший длинную очередь из окна стоявшего справа у самой эстакады трёхэтажного кирпичного дома.

Несколько пуль прошили грудь Армяна, ехавшего впереди справа, – он умер сразу, можно сказать моментально, – остальные ушли в белый свет, как в копеечку. Лишь одна пуля угодила в правую руку ехавшего рядом с Армяном Че.

Не обращая внимания на боль, искатель налёг на педали, и его «педальный конь» резво занёс его в разросшийся кустами палисад слева от дороги, за которым виднелись просевшие крыши частного сектора. Длинный, ехавший чуть позади Че, рванул следом в тот же палисад, а Железный, ехавший замыкающим, резко развернул велосипед и, под грохот второго залпа выстрелов с эстакады, с треском проломился сквозь кусты, росшие под вековыми деревьями на противоположной стороне улицы, уходя из-под огня стрелков.

За деревьями стоял двухэтажный дом с балконами на втором этаже, в окнах которого было чернó от бушевавшего там когда-то давно пожара. Тротуар перед домом был завален кусками фасадной штукатурки и засыпан прошлогодними листьями вековых вязов, что росли между тротуаром и проезжей частью. Соскочив с велосипеда, Железный сиганул в первое попавшееся окно и исчез в чёрном от копоти помещении.

– Ты как, Чебурашка? – спросил Длинный, оттаскивая раненого товарища вглубь зарослей.

До автоматчика было метров тридцать. Длинный даже рассмотрел сквозь кусты место, где тот сидел – второй этаж, правое окно в торце здания. Но их с Че ублюдок не видел. Немного пострелял вслепую по кустам и перестал. «Патронов мало. Экономит», – отметил Длинный.

– Рука… блядь… – прошипел Че. – Кость кажется целая, но хлещет, сука… Накинь жгут, Лёха!

– Потерпи чуток, брат Чебурашка, потерпи… – Длинный подналёг, покрепче ухватившись за здоровую левую руку товарища, которой тот обнял его за шею.

Затащив Че в распахнутую калитку первого попавшегося двора, Длинный усадил его у железных ворот. Достал из разгрузки жгут, аптечку и ППИ-1. Закатал выше локтя рукав, осмотрел рану: пуля прошила мягкие ткани предплечья, прорвав какие-то мелкие сосуды, из которых теперь и кровило, но кости были целы, и артерия не задета.

– Всё в порядке, Коля! Не ссы! Это тебя «пятерка» поцарапала… жить будешь!

Длинный быстро обработал рану чистым медицинским спиртом (на медицинском складе Объекта его нашлось много), вскрыл перевязочный пакет и перевязал товарища.

– Ответь Молоту, Лёха, – сказал тогда Че, морщась от боли.

Только сейчас Длинный сообразил, что уже с полминуты из рации раздаётся голос командира:

– Длинный Молоту… Длинный, ответь Молоту… Длинный, упырь тебя задери!

– На связи, – ответил Длинный.

– Доложи обстановку.

– Попал под огонь противника. Предположительно, выродки. Не лысые. Перекрёсток Менделя и Оби́женок.

– Потери?

– Ара – двухсотый. Че – трёхсотый, лёгкий.

– Я Хохол. Вижу пидорасов на мосту, – вклинился в разговор командир правого охранения. – Иду убивать чертей.

– Давай, – ответил ему Молотов. – Только береги людей. Если что, просто прижми и жди нас.

– Командир Медведю.

– Слушаю, Медведь.

– Я на подходе. Иду дворами по Менделю. До контакта пятьсот метров. Если черти побегут, я их положу. Хохол, слышал?

– Хохол слышал.

– Смотри, уйдут за эстакаду в мою сторону, по мне не стреляй, и сам не высовывайся. Как понял?

– Понял тебя, Медведь.

– Молот Цезарю.

– Говори, Цезарь.

– Я на Обиженке, в районе Майкопской.

– Цезарь, блядь, не болтай лишнего! – одёрнул командира тыловой группы Молотов.

– Командир, поебать. Уже шумим… Короче, если побегут на меня, не суйтесь под мой огонь. Мужики, всё слышали?

– Хохол принял. – Медведь принял, – ответили группники.

– Длинный принял, – сказал в рацию Длинный.

– Длинному закрепиться и не высовываться! – приказал Молотов. – По возможности поддерживать огнём Медведя и Хохла. По запросу обозначить себя.

– Принял, – ответил Длинный. Он подхватил с земли лежавший рядом АЕК-973 и выглянул из-за кирпичного столба, на котором с одной стороны висела проржавевшая ворóтина, а с другой – такая же ржавая калитка. – Пойдём в дом! – сказал он, обернувшись к Че. – Там нас труднее достать будет.

В этот момент со стороны железной дороги послышались частые короткие автоматные очереди. Это Хохол с ребятами взялся за эстакадных стрелков. А через пару секунд где-то в помещении кирпичного трёхэтажного дома глухо взорвалась первая граната…

Там же, минутой ранее

Пройдя через выгоревшую квартиру на первом этаже в прошлом жилого дома, Железный вышел через подъезд в тенистый от разросшихся крон деревьев внутренний двор, образуемый стоявшими квадратом домами. Двор зарос так, что неба видно не было, и среди дня во дворе стояли почти вечерние сумерки.

Двигаясь по бетонной отмостке вдоль дома, Железный дошёл до угла. Осмотрелся и быстро обнаружил местоположение автоматчика: угловая квартира на втором этаже красного кирпичного дома, что стоял вдоль улицы памяти «жертв» Советской Власти. «Вот вы где, выродки ебучие…» – произнёс Железный беззвучно, одними губами, заметив шевеление в смотревшем на двор окне квартиры.

Расстояние было метров пятнадцать. Окно без стекла – тем, кто внутри, всё хорошо слышно. Если выродок с «Калашом» выглянет в окно, то всё, пиши пропало… положит Железного на таком расстоянии. Но Железный уже решил, что будет делать.

Аккуратно он поставил у стены дома свой новенький АЕК – такой же, как и у всех в отряде, 973-й, сделанный под патрон 7,62 мм – и достал из кармашков разгрузки две РГО. Указательными пальцами выдернул сначала одно кольцо, потом другое… В этот момент за домом началась стрельба. Стреляли знакомые автоматы, чётко, короткими – по два-три патрона – очередями. «Хохли́на, друг дорогой! – обрадовался Железный. – Вовремя ты подошёл!» Он улыбнулся и, пригнувшись, побежал прямо на угол дома напротив.

В окне кто-то дёрнулся, что-то крикнул, звякнули карабины на ремне автомата. Но Железный словно ничего не слышал. Подбежав к углу здания на расстояние примерно четырёх метров, он одну за другой закинул обе гранаты в крайнее от угла окно второго этажа. Пока перекладывал вторую РГО из левой руки в освободившуюся правую, первая граната уже взорвалась – сработал ударно-дистанционный запал. Хлопнуло несильно. Крики боли заглушил второй хлопок. После второй гранаты крики сменились стонами.

Железный не стал возвращаться за автоматом. Достав из кобуры ПММ, новенький, как вчера с завода, он быстрым шагом направился в подъезд дома. На эстакаде за домом продолжали постреливать, но уже реже.

Внимательно осматриваясь на предмет наличия в подъезде растяжек и прочих подлянок, Железный поднялся в квартиру, заставленную пыльной ветхой мебелью. Пройдя прямиком в самую большую комнату, служившую прежним жильцам гостиной, он обнаружил там двоих лежавших на полу и скуливших выродков.

Один, рядом с которым валялся видавший виды «Калаш», похоже, был вожаком всей шайки. Здоровенный – центнера полтора весу, мордатый, полностью лысый, без бороды и даже без бровей. Первое, что пришло на ум Железному при виде этого выродка, было слово «слизень». Выродок был похож на человекоподобного слизня, опухшего, отёчного, белёсого, мерзкого. Выродку досталось изрядно осколков, – на покрытом толстой коркой слежавшейся пыли сером ковре контрастно выделялось расплывавшееся алое пятно, – но помирать выродок пока явно не собирался. Такого подлечить и ещё бегать будет. Железный отпихнул ногой «Калаш» в сторону и пнул слизня-переростка по морде носком ботинка. Выродок прикрылся загребущими как совковые лопаты ладонями, по которым сразу стало видно, что он – выродок во всех смыслах этого слова: мутант. На правой руке урода было четыре мясистых широко расставленных пальца (явно от рождения, без характерных при потере конечностей культей), на левой – пять, но кисть зеркальная, с растущим назад большим пальцем, указательным на месте мизинца и мизинцем на месте указательного.

Другой же выродок… или другая… или другое… В общем, другое существо привело Железного в замешательство.

Железному уже приходилось видеть выродков-педерастов (у выродков это – обычное дело; но выглядят те обычно как мужики, только по-педерастически). Совсем недавно он видел даже выродка-трансвестита, правда, мёртвого. То же, что корчилось сейчас на полу у окна, было совершенно непонятно что такое. Из-под задравшегося по пояс грубого брезентового платья виднелись огромная жопа с поистине лошадиным очком, здоровенная как у коровы или той же лошади манда и хер с яйцами. Сисек у существа была полная пазуха, плечи широкие как у мужика, морда ни мужская, ни женская, а как у ребёнка-дебила, и грива густых иссиня-чёрных волос. Существо уже перестало сучить ногами, оно не скулило, а только редко моргало большими выпуклыми глазами и вздрагивало. Рядом с существом на полу лежал окровавленный обрез двустволки.

– Да-а… – тихо произнёс Железный, переводя взгляд со здоровилы на существо неопределённого пола и обратно. – Вот во что человек порой превращается, если его вовремя в ведре не утопить…

Его передёрнуло.

Снаружи стрельба к тому моменту прекратилась. Были слышны знакомые голоса.

– Эй, мужики! – громко крикнул он, не подходя к окнам. – Это Саня Железный! Меня слышит кто?!

– Слышим, Железный! Чего там у тебя? – послышался с улицы голос Серьги́.

Железный прошёл через комнату к окну, выглянул на дорогу. Прямо впереди посреди дороги лежал Армен Микоян, убитый этим самым лысым, как слизень, уродом. Рядом с телом стоял, опустив голову, Серьга. Вид у Серьги́ был мрачный: чуб и усы как будто выпрямились и свисали вниз паклями, и даже золотое кольцо в ухе, казалось, не желало блестеть на полуденном июньском солнце. Взглянув быстро на Железного, Серьга отвёл глаза. Железный резко обернулся, навёл на стонущего выродка пистолет, выбрал спуск, но не выстрелил. Этого надо ещё допросить. Посмотрев снова в окно, направо, Железный заметил на эстакаде Хохла и Пельменя.

– Степан! – окликнул он Хохла. Тот обернулся:

– Чего?

– Тут у меня, кажется, главный всей этой пиздобратии… Пока живой, но может и подохнуть. Допросить бы…

– Ну, так и допроси. Чего стесняешься? – послышался голос Длинного, который только что появился из густых зарослей через дорогу вместе с Че, правая рука которого была перевязана. Че был бледный и держался на ногах только благодаря Длинному, на которого опирался здоровой рукой.