Настоящая книга. Антология
TekstБорей
Исчезнет с лика Мира человек,
Гордыня – страшный враг…
Поделят боги древних лет
В округе все и вселят страх…
Борей очнется, не спеша,
Вернется к северным ветрам
Суровый дух, скупа душа,
Поможет дальним берегам…
Арочный небесный свод сливался с океаном, огромной темно-синей дугой расстилавшимся с севера на юг. Словно гигантский купол, он накрыл остров и окрестности и своим весом изогнул горизонт. Темные волны Тихого океана перекатывались плавно и шумно, как будто некто наверху раскачивал невероятных размеров чашу, в центре которой и находился родной остров. Шиашкотан же, или Шишка в простонародье, если смотреть с застывшего и еле дымящегося вулкана, больше похожий на большую восьмерку, разлегся между океаном и Охотским морем точно медуза, порожденная Катастрофой. В туманной дымке серого горизонта были различимы еще два острова, пустующих и одиноких.
Данилка, худой и белобрысый пятнадцатилетний пацан, вздохнул. Пожалуй, слишком глубоко и громко. Удивленная птица выпорхнула из зарослей ольхи и устремилась вниз, вдоль склона горы, туда, где располагалась деревушка выживших. Частично закрытый от глаз черными клубами дыма чадящих костров, огромный, покрытый ржавчиной левиафан лежал на боку у берега, навсегда потеряв возможность вернуться в темные холодные воды океана. Его мощные хвостовые винты висели в воздухе, ржавея. Красный корпус искусственной конструкции, более напоминающей необычного кита, обступили постройки из дерева. Будто чудовище не могло уже за себя постоять, поэтому и позволяло маленьким человеческим фигуркам скользить вокруг. Они обустраивались, создавая хлипкие домишки рядом, окружая, используя, воруя из нутра – гигантского трюма с двойным бортом – топливо, благодаря которому люди и жили двадцать лет.
«Витязь», малый нефтеналивной танкер, выброшенный цунами на берег Шиашкотана, Курильской гряды, словно лампочка, притягивающая мотыльков, собрал когда-то давно вокруг себя выживших. И, словно лампочка, давал свет и тепло. Полторы тысячи тонн черного золота оказались как нельзя кстати на пустующем острове, и нефть неплохо заменяла любое другое топливо, хоть нещадно чадила и выделяла ядовитый дым. Но люди на то и люди, чтобы найти выход из любой ситуации. Пищу варили или тушили в закрытых контейнерах, а крабов – прямо в панцирях. Печи из корабельного металла делали глухими с подачей топлива с улицы, и горения нефти хватало на обогрев хижины – жар черное золото выделяло достаточный, чтобы в студеную ветреную зиму жить комфортно и не бояться смерти от холода. Однако никакого слада не было с самодельными лампадками из наполненного нефтью сосуда и колбы с фитилем – сколько ни оставляли отверстий в потолке для вентиляции, но помещения, одежда и, казалось, уже сама кожа пропитались едким запахом горящей нефти.
Русские, японские, корейские рыбаки, оставшиеся без дома после Последней Войны, как окрестили ее моряки, собрались здесь и создали общину. Численность ее перевалила в последнее время за триста человек. Потихоньку, помаленьку, но люди строили новую жизнь на этом безрадостном клочке земли, зажатым водами океана и моря. И то, что численность медленно, но уверенно возрастала несмотря на случаи отравления людей нефтью – лишь укрепляло веру, что все правильно и жизнь идет своим чередом.
Вот только Даньке так не казалось. Он вновь уныло вздохнул и прильнул к потрескавшемуся стеклу окуляра – все что осталось от найденного в застывшем навсегда на рифе с другой стороны острова КПСКРе бинокля. Сегодня, как и случалось раз в год, у Шишки кинул якорь минный тральщик из Петропавловска. Страшные люди… Выполняющие всегда одно и тоже действие, потом сворачивающиеся и отплывающие восвояси. Раз в год разыгрывающаяся на глазах обитателей острова драма считалась верхом жестокости, но ни один из жителей не мог пропустить происходящее. Кто-то наблюдал из жалости, кто-то из боязни, а кто-то болел всем сердцем за несчастных… А кто-то – и Данила знал одного такого – ненавидящим взглядом сверлил корабль и расхаживающих по палубе врагов.
Парень сместил ось фокуса окуляра с корабля на берег, и различил чуть в стороне от селения и толпы, сгрудившейся на утесе, одинокую фигуру, застывшую с самого утра, когда ненавистный тральщик показался на горизонте, а потом бросил якорь в полумиле от берега. Нахим – единственный родной Данилке человек, отчим, после смерти матери взявший опеку над пасынком в свои руки и не давший природе и одиночеству забрать парня. Чеков знал тайну этого сурового мужчины. И не только то, что он когда-то прибыл на остров с этим тральщиком – об этом знали все – но и о другом: что удалось вытянуть из мужчины в сильном подпитии, когда Нахим в очередной раз горевал по усопшей семь лет назад матери. И об этом Данила никому не распространялся… в том числе не помнящему состоявшегося разговора Нахиму.
Парень перевел окуляр обратно на корабль и медленно поднялся на ноги. Трагедия начиналась.
На маленькую корму вывели трех человек, остальные пять с автоматами наперевес толкали их. Порой довольно грубо: один растянулся на палубе после такого тычка, и лишь леера по борту не дали бедняге свалиться в холодные темные воды.
Заключенных построили вдоль лееров, и из нутра тральщика вынырнул офицер. Его несложно было отличить от других по широкой черной фуражке с блестевшим спереди «яйцом» – кокардой. Данил сместил окуляр на Нахима и заметил, как напряглась фигура отчима, а кулаки сжались. Он определённо узнал ненавистного человека, отправившего мужчину на изолированный пустынный берег.
И вновь парнишка оглядывал корабль. Офицер что-то говорил, а губы Чекова непроизвольно зачитывали давно заученный со слов Нахима текст:
«…являетесь врагами… решением Совета, осуждены на изгнание… каждому из вас положен годовой паек… скитания и жизнь в изоляции должны изменить вас… когда Совет посчитает нужным, вас заберут с острова… все в ваших руках: перевоспитание и будущая жизнь… каждый человек на счету… в лице всеобщей сплоченности… гнусного предательства… только суровыми испытаниями смоете свой позор!..»
Офицер говорил еще и еще, как будто беднягам нужна была напутственная речь перед смертью, словно они и сами не понимали, что никто уже не вернется домой. Это был театр для одного человека – Нахима, и ведь не жалко тратить топливо, чтобы пройти на корабле многие мили и каждый год показывать единственному неслучайно выжившему человеку одно и то же… Как будто он мало вытерпел, оставаясь в заточении более семи лет. Но нет, месть человека с кокардой – месть на все времена. Пока не кончится топливо, либо – не погибнет кто-то из них.
Тем временем людей с корабля столкнули в воду. Данила застыл, затаив дыхание, всматриваясь в темную, отражающую серый с красной ватерлинией борт воду. И, наконец, смог выдохнуть, когда все трое вынырнули на поверхность. Шанс есть и тому доказательством служит Нахим, точно воткнутый в землю жердь застывший на берегу. Следом полетели три тюка – пайки на год на каждого отверженного.
– Нет! Нет… нет… нет! – зашептал парень, увидев, как один из пловцов развернулся за тюком. – Быстрее к берегу, дурак! Потом будешь вылавливать свои манатки…
Но человек не понимал, либо никогда раньше не был свидетелем подобной пытки и не видел, что за чудовища населяют здешние воды, отчего с острова невозможно было выбраться в принципе. Поэтому заключенными оставались и жители Шишки.
– Быстрее к берегу! – шептал Данила, прижав окуляр к глазу с силой, ничуть не заботясь, что может остаться синяк. Он не сомневался, что недальновидность человека вместе с ним осуждала половина населения, наблюдающего сейчас за трагедией. – Идиот! Ду… Черт! Морской…
Поверхность потемнела. Большое пятно в половину размеров тральщика расплывалось под барахтающимся рядом с тюками человеком. Оно на секунду застыло, и под вздох парня из медлительной и широкой волны вынырнула ужасающая морда Морского Черта – огромной рыбины. Распахнутая пасть, полная зубов, заглотила человека вместе с тюком, за который тот успел ухватиться, и плавно захлопнулась, выцеживая лишнюю воду. Затем чудовище завалилось на бок, уходя на глубину и окатывая траулер мощной волной. Люди, наблюдающие за высадкой изгоев, поспешно отшатнулись от лееров. Лишь оглушающий грохот раскатился по окрестностям. Был человек и нет – сожран существом, созданным когда-то им самим… Офицер тотчас скрылся с палубы, и вода под тральщиком забурлила – искусственная рыбина вздрогнула с носа до кормы и, набирая обороты, поспешила ретироваться с места обитания исполинского чудовища.
Оставшиеся в воде изгои изо всех сил работали руками, стараясь добраться до спасительного берега. Но это было непросто. Намокшая одежда тянула вниз, а холодная даже по меркам лета вода – сковывала мышцы и отбирала последние силы, наряду с мощью плавных широких волн, лишая людей последнего шанса.
Данила, прикусив губу, смотрел сквозь увеличительное стекло половинки бинокля и мысленно помогал борющимся за жизнь людям.
– Давай! Давай! Греби шустрей!
Но сколь сильно ни хотелось ему помочь, не в силах паренька было тягаться с обновленной природой.
Исполинская рыбина еще пару раз с шумом и грохотом выныривала из колышущихся волн Тихого, но за «обманками»: один за другим исчезли в нутре твари пайки бедняг. И это дало время и малый шанс на спасение пловцам, борющимся с волнами. Больше половины дистанции они преодолели.
Морской черт, обозначенный под водой темным пятном, пометался в поисках «добавки» и одним широким махом развернулся к берегу, учуяв беглецов и набирая скорость: огромный плавник приподнялся над водой, разрезая волны. Пловцам до берега оставалось около ста метров. Чуть-чуть поднажать – и спасение. Данила запрыгал на месте в бешеном азарте. Хоть бы успели… хоть бы кто-нибудь успел!
Но чуть отставший пловец вдруг словно споткнулся. На мгновение исчез под волной, а вынырнув – забарахтался, не понимая, где находится и куда плыть. То ли захлебнулся, то ли устал так сильно, что утратил веру в спасение. И барахтался до тех пор, пока его не развернуло в сторону твари. Чеков представил весь ужас момента, когда человек видит приближение неизбежной смерти и невозможность что-либо изменить. Черт нырнул в последний раз перед атакой, и вновь человеческая жизнь исчезла в черном зеве рыбины-мутанта. Чудовище вновь громыхнуло телом по воде на всю округу и, наконец, растворилось в глубине – темное пятно под поверхностью воды исчезло.
Неужели это случилось? Данила не мог поверить глазам, шаря окуляром по океанской глади. Нет. Чудовища не видно. Оставшийся человек уже в ста метрах от берега. Чуть-чуть – и неизвестный повторит судьбу Нахима. Останется жив и докажет живущим, застоявшимся и загнивающим людям – выбраться с острова возможно, как и попасть. Надо только применить смекалку и настойчивость.
Вот уже беглец поднялся, встал на ноги и, соскальзывая на невидимой под водой гальке, пошел к берегу. Пятнадцать шагов, десять… сердце Данилы готово выскочить из груди, настолько сильно он переживал этот момент за борющегося со смертью человека. Тяжелая одежда тянула вниз, уставшие конечности не поднимались, а с берега сорвался всеобщий удивленный вздох. Люди заметили нечто за спиной мужчины, застыли, затаили дыхание. Но широкий серо-зеленый панцирь, поднимающийся из воды сзади, медленно, словно во сне, надвигался на человека. Рывок длинной, толщиною с руку конечности – и краб, пятясь, утащил жертву в пучину океана…
Нет. Не поверит теперь никто. И не захочет понять. Так и будут коптиться в нефтяном дыму до скончания жизни, пока остров не опустится на дно этого чертового океана. Плечи парня опустились. Придётся тайком, «по старинке», как и несколько других попытавшихся выбраться до него. Неугомонных и не желающих всю жизнь провести на маленьком клочке суши, ловить крабов и бояться сунуть ногу в холодную воду.
– Ты тоже это видел? – раздалось из кустов. Данила вздрогнул и обернулся, инстинктивно стараясь прикрыть собой устройство, разложенное на земле. Из спутанных зарослей торчало довольное лицо Фудзи. Его хитрые глаза стали еще уже.
– Идиот! Напугал! – недовольно буркнул подросток.
– Так во-о-от ты чем здесь занимаешься! – заметил друг, японец по национальности. Черноволосый, низенький, еще и слишком шустрый плюс ко всему. Родился он на Шишке через пять лет после Катастрофы, как и Данила Чеков. Имя мальчику дали в честь «Великой Японской горы», а фамилия Ямомото в переводе тоже означала гору. Так что упрямства ему было не занимать.
– А ты… а ты зачем шпионишь?! – недовольно буркнул тот.
– Ну, а что? Хоть посмотрю, чем ты тут занимаешься! – загорелся Фудзи, с треском выпадая из кустов: ольха была густая и цеплялась за одежду, отчего подросток распластался на склоне. – Ты же мой друг, и мне интересно! – добавил он, поднимаясь и отряхиваясь. Кусочки листьев и травы прилипли к черному бушлату.
– Слушай… – замялся Чеков, мыском ботинка подцепляя раскиданные по склону стропы и откидывая их назад, словно они станут от этого незаметней. – Я тут… делом, в общем, занят. Некогда мне.
– Делом, говоришь? – Фудзи попытался заглянуть за спину Данилы, но тот отступал, постоянно преграждая путь. Ямомото нахмурился и упер руки в бока. – Слышь, Дань! Я ведь и обидеться могу! Делом он тут занят! Некогда ему!
– Да ты не понимаешь! – поправил Чеков, с какой-то неестественной тоской поглядывая в сторону на катящиеся к берегу волны.
– А ты покажи! – Ямомото подошел ближе и положил руку на плечо друга. – Я же друг, я помогу.
– Не поможешь! – уверенно пробормотал Данила и печально посмотрел на остров вдалеке, находящийся к северу от Шишки. Он призрачным расплывчатым миражом давно манил к себе Данилу. И пареньку ничего не оставалось, как отойти и показать устройство другу.
– Это что? – удивленно спросил Фудзи. Он поплотнее закутался в бушлат: лето летом, но на высоте почти в тысячу метров ветер продувал до костей. То, что предстало глазам Ямомото, трудно отнести хоть к чему-то знакомому, но оказалось очень похоже на… – Парус?
– Нет, что ты! – замотал головой Данила, смущенно улыбаясь. – Это просто парафойл.
– Пара… чего? – не понял Фудзи, продолжая рассматривать приспособление. Широкая, прошитая местами парусина разлеглась по склону, напоминая именно парус и ничто иное. Сеть строп хитро переплеталась и заканчивалась двумя рукоятками. Фудзи нахмурился еще больше и разозлился. – Что ты пудришь мне мозги?! Это парус… ты что строишь лодку? Убраться с острова собрался? Без меня?
– Это не парус! Это… это…
– Ну?! – требовательно вопросил друг. – Что же это? И почему мне не рассказал?
– Это парафойл… – еще раз попытался объяснить Данилка, но махнул рукой. – Однажды я выловил книгу, там было и про воздушных змеев. Наверное, у одного из ссыльных выпало. В общем, это тоже что-то похожее на летающего змея, только побольше. И говорил же… не поймешь!
– Конечно, нет! – возмутился Ямомото. – Ты забыл, сколько уже погибло, когда перебраться пытались черезпролив Севергина? Чем, думаешь, ты лучше? Стасик… Лёва… И тот, безумный… Макс, кажется? Ты забыл, что у нас под водой, что у нас вокруг?
– Нет. – Чеков упрямо сжал губы. – Но жить посреди них хорошо, что ли? Тебе еще не тошно?
– С ума сошел? Мы на чистой земле живем! Питаешься крабами…
– Которые сами жрут каждый год одного-двух охотников… – добавил Данила, но Фудзи его как будто не слышал, продолжая.
– Рыбой…
– Тварями, выброшенными на берег, потому что с живыми мы не справимся…
– У тебя есть огонь…
– Коптильня, от которой болеют и умирают, если надышатся ядовитым дымом…
– А у меня тут отец, мать и сестра! – закончил Ямомото. – Мне хорошо с ними. И никто нас не трогает! Никто, понимаешь? Даже эти… из Петропавловска, что мучают твоего Нахима. Они и то боятся подходить ближе к берегу и высаживаться. Боятся сами навсегда остаться на Шишке…
– Вот и я этого боюсь! – горячо возразил Данила.
– Чего?! Ты дурак? – Фудзи смотрел на друга и будто видел впервые.
– Я боюсь на всю жизнь застрять здесь! – Чеков говорил медленно, но так четко выговаривал слова, что Фудзи поневоле пришлось выслушать. – Мир-то вокруг не умер! Нет! Взять хотя бы этих… с тральщика. Они живы, и они возвращаются каждый год, чтобы это показать… не нам, а Нахиму. Мы так… заодно с ним этот спектакль смотрим. И вот чтобы ты знал… я не хочу торчать здесь всю жизнь, жрать пресных крабов, жевать полутухлое мясо морского черта и тушиться вместе с едой под кострами из сырой нефти, когда ядом пропитан каждый клочок земли! И не хочу всю жизнь смотреть вдаль, зная, что где-то живут люди, живут свободно, не так, как мы. Пусть там радиация, пусть другие мутанты, но там простор. Свобода… Мне Нахим рассказывал… естественно, под мухой… Отсюда три острова всего до материка, до полуострова. И если по воде не удается добраться туда, то, может, имеет смысл по воздуху?
– Совсем спятил! – Фудзи покрутил у виска.
– Ну, спасибо! – буркнул Данила, подходя и начиная сворачивать объемную, но на самом деле компактную, если сложить, конструкцию. – Вот поэтому и не говорил. Ни тебе, никому…
– Ни Нахиму, – добавил Фудзи, с некой долей удовлетворения наблюдая, как Чеков выпрямился. Он определенно боялся, что отчим узнает. – Узнает, что лететь собрался… прикует цепями к этой горе!
– И не лететь, – тихо возразил Данила. – Это, как ты сказал, похоже на парус, но только толкает не корабль. А человека.
– То есть ты все же по воде собрался? – ухмыльнулся Фудзи. – Точно ненормальный!
– Только ноги, привяжу доску и буду скользить по поверхности, парус и ветер понесут.
– Как все просто! – съязвил Ямомото. – А ты не думал, что и остальные думали о простоте? Не думал, что и им задача казалась простой? А?
– Нет! – горячо замотал головой Чеков. – У меня другой подход…
– Твой подход да Нахиму бы рассказать!
– Нет! Не надо! – попросил Чеков, умоляюще. – Друзья так не поступают!
– Вот так они и поступают! – зло бросил Фудзи. – Именно так поступают! Пытаются оградить идиотов от их собственных ошибок! Или я должен отпустить тебя в смертельный полет? Лети, Данька!.. Лети к чертям собачим!.. И умри!
– Этого не будет! – горячо заговорил Чеков. Глаза горели, а лицо покраснело. – Понимаешь, я все просчитал! Я около года готовился! Все получится, я верю, и я покажу всем, что отсюда можно сбежать! Только Нахиму не говори…
– Хорошо, – вдруг улыбнулся Фудзи, глаза превратились в щелочки. Столь разительная перемена в настроении друга обычно ни к чему хорошему не приводила. Данила напрягся, предчувствуя хитрость.
– Пойдешь со мной на КПСКР, и я никому ничего не скажу, – выпалил японец на одном дыхании.
– Что?! – пораженно переспросил Чеков. – Но это же опасно!
– Не опасней твоей затеи, – возразил Ямомото. – Сейчас отлив, и добраться до него можно запросто. Ну? Что скажешь? Ненадолго… как прилив начнется – уйдем. Хочу побывать в рубке, осмотреть каюты, прошлое поглядеть немного…
– Но это очень опасно! Он висит на скале, готовый рухнуть. И это запрещено! И… и… и мало ли что там поселилось!
– Пытаться выбраться с острова – тоже… – елейным голосом возразил Фудзи. – Но это моя мечта. Наравне с охотой на крабов. Как и твоя – свалить с острова. Так чем моя хуже? Я молчу про твою, ты – помогаешь с моей. Равноценный обмен?
– Да, – после долгой паузы ответил Данила, и надеясь, что успеет раньше уйти с Шишки, уточнил: – Когда пойдем на КПСКР?
– Да сейчас, – ухмыльнулся друг. – А то через несколько часов нас будут обучать на крабов охотится, хотелось бы успеть и туда.
Идти было трудно. Заросли ольшаника и кедровый стланик переплелись и преграждали путь. Приходилось с треском прорываться через эти крепкие природные заборы. Ямомото в раздражении порой рубил по веткам огромным ножом, который отец подарил ему на десятилетие. Данила с улыбкой поглядывал на друга, у которого в крови все еще бродил «зов предков», заставляя при каждом удобном случае доставать из ножен танто. Чекову нравилась эта привычка Фудзи. При этом он имел вид настолько нелепый, что воспринимать без улыбки этого узкоглазого юнца было невозможно.
Вообще, когда выжившие рыбаки стеклись к Шишке и создали из разных народов колонию, то решили обучать детей единому языку, чтобы избежать национальной розни и междоусобиц, одна из которых еще на заре возникновения поселения чуть не уничтожила его. А так как наиболее грамотными и дисциплинированными были военные офицеры «КПСКРа», основавшие поселок, то и решили обучать детей русскому. Собственно, и всему остальному тоже. Поэтому дети, рожденные после Катастрофы, довольно чисто на нем говорили. Не без легкого акцента, но всему свое время.
Ступать по камням приходилось осторожно. Мягкий вечнозеленый кустарник водяники скрадывал шаги и прятал особо острые камни под широкими стелющимися ветвями. Парни обогнули вершину, и взору открылась другая часть острова, похожая на заселенную, разве что омывалась морем, да и корабль, севший на рифы, другой. Военный, величественный и грозный, ощетинившийся стволами пушек и торпедных аппаратов. Даже то, что он висел на четырех огрызках-скалах, вылезших из воды недалеко от берега, не делало его менее грозным.
КПСКР «Дзержинский» когда-то принял последнюю битву, ничуть не посрамив честь флота и защищая границу на дальних рубежах Родины, о которой пацаны знали лишь с уст офицеров, иногда проводивших экскурсии рядом с застрявшим навечно в тисках скал кораблем в целях донести память об ушедшем мире.
Мальчишки в детстве, раскрыв рты, слушали рассказ мичмана, одного из оставшихся в живых, об эпичной битве. Корабль укрылся за островом и дал бой трем кораблям противника. «Шестьсот-тридцатки» резали суда противника, словно нож масло, а «сотка», огрызающаяся выстрелом в минуту, сносила надпалубные надстройки «на раз». «Оса» же – двадцать крылатых ракет, потопила еще три корабля, невидимых за островом. Воображение мальчишек, подкрепленное грозным видом висевшего на скалах корабля, неусыпно следило за рассказом мичмана и рисовало красочную картинку тех великих событий… И не один раз потом «наследники прошлого» порывались забраться на судно и хоть чуточку прикоснуться к страшным, но впечатляющим событиям. Однако это было опасно. Море, отделявшее четыре скалы от острова, лишь на несколько часов откатывалось от берега и давало возможность по влажной гальке дойти до КПСКРа. Но надо было еще умудриться забраться на проржавевший остов, висевший в нескольких метрах над землей из-за отлива.
Фудзи встал на цыпочки, потянулся всем телом и провел ладонью по шершавой, изъеденной ржой и усеянной полипами поверхности гребного винта. Корма широкой раковиной нависала над ребятами.
– Ну вот: пришли, – почему-то шепотом проговорил Данила. – Ты доволен? Теперь, может, пойдем обратно?
– Не-а, – хитро возразил Фудзи. Он обернулся к другу и показал на свисавший с борта швартовый, похожий на стропы канат в руку толщиной. Нижняя часть, касавшаяся воды, измочалилась и наполовину сгнила со временем, но остаток позволял смело забраться на корабль любому идиоту, например, Фудзи. Данила лишь вздохнул и махнул рукой, мол: «Давай закончим это быстрее».
Пацаны поднялись на верхнюю палубу, прошлись по вертолетной площадке, мимо ангара для вертолета, развернутых в стороны торпедных апаратов, раскуроченной командной надстройки, открытой шахты ракетного комплекса и неестественно задранной вверх пушки к носу корабля. Фудзи перепрыгнул волнорезы и, раскинув руки в стороны, с диким криком взбежал по задирающейся кверху палубе. Там, ожидая не столь радостного друга, он еще несколько раз громко крикнул, закрыв глаза и подставив лицо морскому бризу. КПСКР иногда содрогался и вибрировал, и мальчишке почти удалось представить, как сторожевой корабль, накреняясь и рассекая волны, мчится по бескрайнему океану, а в лицо летят соленые брызги.
– Знаешь, Даньк, – счастливо сказал японец, когда друг подошел. – Хотел бы я жить на таком… ну… когда он еще был в строю и ходил по морям. Это свобода, это ни с чем не сравнимое чувство покорителя океана, властелина природы.
– Теперь понимаешь, что я хочу? – спросил Чеков, укоризненно разведя руками.
– Думаю, да, – кивнул Фудзи. – Но вместе с тобой не могу. Семья. А вот прикрыть – прикрою. Можешь на меня рассчитывать.
– Тогда, может, пойдем уже?
– Пойдем, – согласился друг. – Пойдем, но…
– Что «но»? – нахмурился Данила. Ему не нравилась мысль, что Фудзи еще что-нибудь придумает.
– Но внутри корабля! – торжественно возвестил тот.
– С ума сошел? Он, того и гляди, рухнет! Чувствуешь, как дрожит палуба под ногами?
– Не сцать! – Фудзи похлопал Данилу по плечу и пошел к тамбуру. Чекову ничего не оставалось, как последовать за другом.
– Тут же темно как… – начал было Чеков, спускаясь по крутому металлическому трапу. Хотел добавить емкое словцо, явно подходящее для всей этой ситуации, но передумал, так как оказалось совсем не темно.
Во время боев кораблю сильно досталось. Изрешечённые крупнокалиберными патронами и осколками от снарядов корпус и переборки пропускали достаточно света, чтобы не врезаться в висящие на стенах узкого, забирающего вправо коридора загадочные приборы и щиты. Фудзи уже вертел колесо задрайки двери в следующий отсек, распахнул ее, отчего по кораблю разлетелся громкий скрип. Японец бесстрашно перешагнул через порог. Этот коридор через десять метров тоже закончился гермодверью. Рядом в нише стены в пол уходил люк, на котором красной цветом выведено: «АУ АК-100. БЧ-2»
– Тут двери каждые десять метров, что ли? – недовольно заметил Данила, подергав за «руль» на двери, пока Фудзи крутил такой же на напольном люке.
– А ты думал! – со знанием дела ответил Ямомото. Выпрямился и гордо добавил: – Корабль поделен на отсеки, чтобы при затоплении одной части ее легко можно было отсечь и предотвратить попадание воды в другую. Мичман Воронин рассказывал. Я выпытал у него все что можно. Это же ведь КПСКР – боевой корабль Морской охраны России! А знаешь, что тут? – Фудзи указал на люк в полу. Пол вновь ощутимо завибрировал, и друзья на мгновение замолчали, прислушиваясь.
– Что?
– Погреб для снарядов той пушки сверху. Видишь – АУ АК-100? А БЧ-2 означает артиллерийскую боевую часть. Хочешь на снаряды посмотрим?
– Нет. Мне неуютно здесь, Фудзи, – Данила с надеждой посмотрел на друга. – Мне кажется, что там внизу что-то перемещается.
Пол вновь загудел, а мальчишки замолчали. Казалось, корабль живет какой-то своей очень странной жизнью и делает последние вздохи перед смертью, не ожидая больше почувствовать на своем борту людей. Но потом Ямомото улыбнулся.
– Ты – параноик, в курсе? То на острове не сидится, то боишься шума разрушающегося корабля.
– Сам ты пара… – но японец уже не слушал, он присел, быстро отвернул поворотное колесо и поднял люк. Ребята отшатнулись: в нос ударил тяжелый смердящий запах разлагающегося мяса. В луче света, проникающего из дыры в борту, из люка показалось черное щупальце. Фудзи и Данила в ужасе «прилипли» к противоположной стене, а щупальце не желало останавливаться – оно с упорством ползло и ползло вверх, а жирные присоски с мерзким звуком прилипали к переборкам. Потом, как будто вылезать дальше уже было невозможно, устрашающая конечность неведомого существа застыла и вдруг шмякнулась со страшной силой об палубу. Ребята отскочили, а щупальше продолжало двигаться, по чистой случайности не задев друзей. Но Данила оказался в ловушке. Он прижался к задраенной двери, а щупальце перекрыло коридор и медленно, но уверенно двигалось к нему. Чеков вытянулся в струну, замерев от страха, когда конечность коснулась ноги и стала ее обвивать.
– Фудзи, сделай что-нибудь! – зашептал пацан. – Оно меня сейчас убьет!
– Д… д… да! Сейчас! – промямлил Ямомото и выхвати из ножен танто. Узкий клинок короткого меча слабо сверкнул в луче, проникающем снаружи, но перерубить щупальце не смог – сверху его покрывали хитиновые пластины. Снизу раздался рев и тяжелые удары сотрясли корабль. Неведомое чудовище пришло в ярость. А Фудзи тем временем нанес еще несколько ударов танто, стараясь метить меж пластин. Наконец конечность отвалилась и задергалась, извиваясь на палубе и колошматя о стены. А снизу творилось нечто невообразимое. Рев оглушал, а палуба под ногами подпрыгивала, выгибаясь от резких и частых ударов.
– Открывай дверь! – заорал Фудзи. – Бежим!
Данила налег на колесо штурвала и в несколько секунд открыл дверь, перепрыгнул через порог и бросился вперед, по узкому коридору, благо остальные двери отсеков были распахнуты. Фудзи перепрыгнул извивающееся щупальце и последовал за другом. А сзади, разрывая алюминий и сварочные швы, «выколупывалось» словно из яйца невообразимое чудовище. Щупальца разрывали и дробили переборки, и, хоть в коридоре для такого монстра было явно тесно, сильные конечности «раздвигали» стены, чтобы влажное и скользкое туловище могло протиснуться вперед.
Данила сломя голову несся по узкому проходу, не обращая внимания на разграбленные помещения, отходящие от основного коридора. Сердце гулко билось в груди, а страх вымел из головы абсолютно все мысли. В какой-то момент он проскочил трап наверх, вернулся, чтобы подняться по нему и налетел на Фудзи. Друг толкнул в обратную сторону.
– К корме! Живо!
Ребята проскочили столовую и по длинному темному коридору пронеслись через турбинный отсек. Свернули в левый коридор, который и «выплюнул» через гермодверь пацанов на палубу юта. А сзади рывками продиралось чудовище, дико вереща и яростно круша все вокруг.
Спускаться старым способом времени не было, поэтому пацаны с разбегу прямо с юта сиганули через леера кормы, благо небольшая высота позволяла спрыгнуть. Только Данила приземлился неудачно и подвернул ногу. Когда Фудзи отбежал и обернулся, Чеков еще ковылял под нависающей палубой и гребными винтами, а переборки на юте уже разрывали толстые щупальца. Еще несколько ударов – и надпалубная настройка с пушкой наверху отвалилась от корабля и со скрежетом рухнула вниз. Ямомото, не веря глазам, наблюдал, как нечто огромное, похожее на осьминога в сегментном панцире, «вытекает» наружу. Черный, как нефть, лоснящийся комок невероятных размеров «растекся» по палубе юта, раскинув жирные щупальца вокруг и водя круглыми блестящими глазами, словно не видя на свету. Наконец, оно взревело, учуяв добычу, схватилось щупальцами за тонкие металлические колонны, поддерживающие вертолетную площадку и, оттолкнувшись, метнулось в сторону кормы.
Фудзи подбежал к хромающему другу и чуть ли не силком потащил его за собой. А сзади глыба чудовища плюхнулась на влажную гальку, от тяжести собственного веса потеряв на мгновение ориентир, контужено вращая глазами, и только монстр хотел продолжить движение, как корма поддалась под собственным весом и от разрушенных конструкций внутри сторожевой корабль «Дзержинский» переломило пополам. Ужасающий грохот заставил друзей обернуться. Корма чудовищным весом придавила тварь к земле. Лишь щупальца еще дергались в предсмертной конвульсии, лупя по подступающей воде – прилив начинался.