Газуня и Загуля из Чудолесья. Чудолесики

Глава тринадцатая,
в которой чудолесики впервые прибывают на остров, где много-много птиц

Бодя нашёл льдину, подходящую по форме, по размеру и по прочности. Подогнал её.

– Садитесь! – скомандовал он, и сам выбрался на неё.

Близнецы попрыгали на белый плот. Перебрался и морж.

Они оттолкнулись от кромки ледового берега и поплыли. Медведь загребал лапой по правому борту. А морж ластой – по левому.

Сперва пробирались сквозь шугу². Но вскоре вышли на чистую воду. Немного проплыли. Показалась земля. Это и был Белый Мох.

– А покажите вашего дождевичка, – попросил медведь.

Загуля развязал узелок. Но сколько они с сестрицей не искали Пыха, так его и не нашли.

– Неужели мы его потеряли? – запечалилась Газуня.

– Не может быть, – уверил её братец.

Поискали ещё. Газуня опять спросила:

– А может, он выскочил из узелка, когда мы веточки показывали? Вдруг он там на льду остался?

– Нет, просто, дождевик спрятался в узелке, – успокоил её братец. – Знаешь, как грибы прячутся.

Сестрица знала эту грибную хитрость и успокоилась.

– Мы его не можем найти, – извинилась она перед капитанами льдины, – дождевик спрятался.

– Но он такой же, как снежок, – описал братец и уточнил: – Они с ним близнецы.

– Что ж, пусть ваш Кых прячется, – сказал морж.

– Наверное, от мороза, – усмехнулся медведь.

– Да, – согласилась Газуня, – у него же нет шубки, как у нас.

Братец завязал узелок, чтоб не выходило тепло. Они присоединились к капитанам и тоже погребли.

Вскоре дружный экипаж добрался до Белого Мха. Все четверо сошли на берег и двинулись вглубь острова. Наконец заметили птицу. Хотя, по правде, она их первая заметила. Птица была чёрного окраса, а щёки у неё белели, как дождевички. Это была белощёкая казарка. Она летела с какой-то штуковиной и пела:

 
– Я казарка-белощёчка.
Вот что я сказать хочу:
Нет прекрасней островочка,
Где я звонко гогочу.
Каждый год я прилетаю
В край, где плещется тюлень,
Потому что здесь мечтаю
Провести полярный день.
 
 
Пр:
Ни василька, ни клевера
Не повстречаешь тут.
Но всё же краски Севера
И манят, и зовут.
 
 
Чтобы каждому хватило
Наглядеться красотой,
В этот раз я захватила
Кинокамеру с собой.
Подлечу к моржу поближе,
Бел медведя разыщу,
Комара сниму, увижу,
И кита не пропущу.
 
 
На скале сниму кайрёнка,
Налету сниму гуся,
Лишь бы только киноплёнка
У меня не вышла вся.
Скоро здесь начнутся вьюги,
Затрещат морозы, но
Буду я уже на юге
Всем показывать кино.
 

Диковинной штукой оказалась кинокамера. Её владелица снимала всё подряд. Модю и Бодю. Море и льды. А уж, когда попались незнакомцы, снимала дольше всех и радовалась, что ещё никто не поймал в объектив таких зверей: она будет первая, кто покажет их в кино.

– А вы кто такие? – брала она у них интервью. – Не снежные человеки, случайно?

Близнецы стеснялись перед объективом и поначалу молчали.

– Это Газуня и Загуля, чудолесики, – ответил за гостей медведь.

– Ой как здорово! – воскликнула казарка. – А меня зовут Казя.

– Мы идём к верблюду, несём еловую и сосновую ветки, – заговорил Загуля.

– И репьи колючие, – добавила сестрица.

– В бурю попали, – рассказал Модя.

– Ого! Я сняла этот ураганище. Море так бушевало – всю камеру забрызгало.

– Послушай, Казя, – перешёл к делу медведь, – им нужно на землю: через море, через океан.

– Можешь перенести? – спросил морж.

– Перенеси нас, пожалуйста, – попросила Газуня, – а то мы опаздываем к верблюду: у него скоро обед.

– Я бы отнесла, но я ещё песца не сняла.

– Плёнка кончилась?

– Нет, он в нору забрался и не высовывается.

– А что это он, – удивились близнецы, – светлоты боится?

– Светлоты не боится. Просто сейчас линяет. Боится, его облезлым увидят – смеяться будут. А вот темноты камера боится – и не работает. Потому песца в норе снять не могу. Жду, когда высунется.

– И когда же он высунется? – спросила Газуня.

– Не знаю. Пойдёмте лучше к белому гусю Гуське. Я его уже сняла – и он свободен. Наверняка вас выручит. Он любит далеко летать.

– Ну, вот и хорошо, – сказал морж. – Мы теперь за вас спокойны. Вы уж летите, а мы обратно.

– Будем в хоккей играть да Полюс искать, – добавил медведь.

– Может, он сам нас ищет, а мы ушли?

– А какой он? – спросил Загуля

– Да рыжий. Почти оранжевый.

– До свиданья, Бодя! Привет Полюсу. До свиданья, Модя! – попрощались с полярниками близнецы.

А те, простившись с островитянами, пошли на льдину, напевая. И ветер с моря доносил их голоса.

 
– Если говорить о друге,
Есть у нас ещё один.
Он живёт на Самом Юге:
Называется пингвин.
Подберём покрепче льдину,
Как наляжем на весло,
Чтобы в гости нас к пингвину
Поскорее принесло.
 

Проводив моржа и медведя, казарка повела гостей к белому гусю. А вскоре навстречу им вылетел и он сам. Видно, слух о чудолесиках быстро разошёлся по острову.

– Гуська! Гусь! – прокричали ему. Тот на подлёте выдал приветствие в своей манере:

 
– Я приветствую гостей
Всех расцветок и мастей.
И в полярный длинный день
Мне друзей встречать не лень!
 

Казарка рассказала ему про песца и про верблюда. И попросила отнести на материк судьбой заброшенных сюда чудолесиков. Гусь сразу согласился.

– Но за один рейс я вас не смогу перенести, – предупредил он. – Только за два. Одного, потом – другого.

– Значит, кто-то из нас тут останется? – огорчилась Газуня.

– Мы не можем разлучаться, – сказал братец.

Наступило молчание. Но оно всё же было короче, чем здешнее белое безмолвие.

– Хорошо, – решилась казарка и показала гусю: – Ты его возьмёшь, а я – её.

– А как же песец? – спросила Газуня.

– Пусть обрастает – я его потом сниму.

– Спасибо, казарочка! – Близнецы обняли птичку – чуть камера не хрустнула. И чмокнули её в снежные щёчки, которые тут же порозовели.

– Полетели! – скомандовала птица.

Загуля с узелком сел на гуся, Газуня – на казарку.

– Только знаете чего, – сказал Гуська, – мы, водоплавающие, опускаемся только на воду или на зелёное.

– Да, – подтвердила Казя, – пустыню мимо пролетаем – и там не садимся. – Мы вас только до степи, – уточнила маршрут казарка.

– Хорошо, мы оттуда дорогу знаем, – согласился Загуля.

– Дойдём по песочку, – кивнула сестрица.

– А кто из вас высоты боится? – поправила камеру на шее Казя.

– Мы! – прозвенели близнецы.

– А у вас парашюты есть? – спросил Гуська.

Близнецы переглянулись.

– Нет, – ответили они, на всякий случай.

– Тогда держитесь крепче.

Птицы навострили крылья, приготовясь к разбегу.

– Ай-я-яй! – раздался чей-то голос. – Не хорошо без подарков улетать.

Все оглянулись.

Глава четырнадцатая,
в которой близнецы многое узнают про Север

А перед ними стоял сам Ледовик, хранитель всего ледяного безмолвия и снежного пространства. И сам он искрился снегом и льдом.

– Здравствуй, Ледовик, – узнала его казарка.

– Здравствуйте, Ваше Заполярное Величество, – приветствовал того гусь.

Юные лётчики спрыгнули с птиц.

Казарка застрекотала камерой – такая удача! Ведь Ледовик так редко появляется, а тут даже заговорил.

– Спросите его что-нибудь, – кивнула она близнецам.

Загуля не знал, что спросить – ляпнул что попало:

– А ты Ледовик какой, Четырнадцатый или Пятнадцатый?

– Я Ледовик Восьмидесятый, – ответил тот.

– А почему такой большой? – спросила сестрица.

– Потому что живу на восьмидесятой параллели.

– А у нас в лесу тоже есть пара елей, – сказал братец.

– И пара сосен, – добавила сестрица. – И даже больше.

– Я вам кое-что подарю, чтобы Север не забывали.

Белощёчка шепнула гусю:

– Сейчас он им снега и сосулек отвалит.

– Нет, северного сияния отсыплет, – ответил поэт.

Ледовик протянул подарок Загуле.

– На память о нашем крае я дарю вам эту дорогую вещь.

– А что это? – спросила сестрица.

– Это компас, – важно произнёс Его Величество.

– А как он будет напоминать?

– Он нам будет говорить: «Вы были на Севере – не забывайте»?

– Вот эта красная стрелка, – объяснил Ледовик, – всегда на Северный Полюс покажет. Он здесь недалеко: на девяностой параллели.

– Спасибо, Ваша Морозность, – поблагодарил Загуля.

– И вот вам ещё. – Ледовик махнул ледяной лапой – и у него в ладони появилась льдинка.

– Я же говорила, льда подарит, – шепнула Казя Гуське.

– Возьмите – эта льдинка волшебная, она желание исполнит, но потом растает.

– Спасибо, – принял Загуля ледышку и положил в узелок.

Можно было отправляться в путь. Но Ледовик сегодня был щедр на подарки. Одной лапой он из-за пазухи достал красный рулон материи, а другой лапой – синий.

– Это северные сияния, – удивил он тут всех. И красное подарил сестрице, а синее – братцу. – Развернёте их, когда они вам понадобятся, – дал он им напутствие.

– Спасибо, – засветились близнецы ярче всякого северного сияния и сложили бесценные подарки в узелок.

– Я же говорил, отсыплет, – шепнул Гуська Казе.

– Вот это интервью! – стрекотала та камерой. – Вот это кадры!

– А расскажи нам про Север, – продолжила интервью Газуня.

– А то мы глубоко не заходили, – пояснил братец.

– Полярный край очень суров, – начал Ледовик и, блеснув ледяными глазами, затянул холодную песню, которою можно было назвать «Северное Величество».

 
– Здесь просторы бесконечные.
Океан со всех сторон.
Хоть пути повсюду млечные,
Ни один не проторён.
 
 
Всё заковано морозами
И стальною тишиной.
Льды вздымаются торосами:
Крепостной встают стеной.
 

От песни у близнецов даже пар изо рта пошёл. Им было не холодно в шубках, но они стучали зубами и прыгали, будто хотели согреться.

 
– И до Северного Полюса
Не любой дойдёт герой.
Не услышать даже голоса
Под метельно-вьюжный вой.
 
 
Тут сто миль – не расстояние,
И буранов торжество.
И полярное сияние
Не согреет никого.
 

Песня стихла. Близнецы перестали прыгать. Мурашки с них убежали.

Казя, оставив камеру, куда-то пропала. За ней унёсся и Гуська.

Гости пока изучали компас, вертясь по сторонам света.

Птицы вернулись.

– Вот возьмите и от нас.

– Дары Севера.

И пернатые вручили им по баночке варенья.

– Это морошковое.

– А это голубичное.

– Спасибо, Ваша Крылатость, – сказал Загуля.

И они сложили все подарки в узелок. Казарка застрекотала камерой.

– По машинам! – скомандовал Ледовик и поправился: – По оленям! По льдинам!

– По нам! – подсказали пернатые.

– Ну да. По крыломахам!

Путешественники забрались птицам на спины.

– До свиданья, Ледовик Восьмидесятый!

– До свиданья, Ваша Полярность!

– Счастливого пути! – отозвался тот. – Борей вам поможет!

И, поклонившись островитянам, он растворился в высоких широтах снежной бесконечности.

А птицы, совершив разбег, взмыли в небо. И раздувал им крылья, как тугие паруса, северный ветер борей.

Глава пятнадцатая,
в которой в небе произошла пересадка

Близнецы крепко держались за птиц. А те сделали над островом круг.

– Вон там птичий базар, – показал Гуська.

– А вон там песец, – перекликнулась казарка. – Видите?

– Ага, – сказали близнецы, хотя не очень-то разглядели. Но льдину с медведем и моржом увидели и помахали им.

С полётом они стали привыкать к высоте.

– Вон там море, – продолжила экскурсию Казя.

– Это оно бушевало, – объяснил гусь, – а сейчас спокойное.

– Смотрите! Смотрите! – воскликнула Газуня. – Наши брёвнышки!

А брёвнышки внизу плыли такие же неразлучные, как и прежде. Шторм их не одолел. Сейчас на них сидела пара розовых чаек. Брёвнышки заметили птиц с близнецами и закачались от волненья. А чайки помахали им крыльями. Лётчики замахали в ответ, желая брёвнышкам счастливого плаванья по безбрежному морю.

Птицы достигли до земли.

– А вон там тундра, – показал гусь.

– А мы проплывали мимо неё, – отозвался Загуля.

– Только не видели её, – добавила сестрица.

Птицы, чуть пролетев, стали петь песни. Казарка исполнила свою «Про белощёчку». Юные лётчики даже подпевали. Потом Гуська запел свою «Про пёрышки».

 
– Очень трудно дирижаблю:
Он большой, как рыба-кит.
С толстым пузом, не представлю,
Как он по небу летит.
Ну а гусь – другое дело:
Я летаю далеко.
Моё с перышками тело
На подъём всегда легко.
 
 
Пр:
Я не только в небе синем
Крыльями машу.
Но ещё пером гусиным
Я стихи пишу
Про моря и океаны,
Про неведомые страны,
И – любовные романы.
 
 
В путь далёкий без сомнений
Я пущусь – не удержать,
Чтоб набраться впечатлений
И себя всем показать.
Полетаю с чайкой рядом,
Возле утки покружусь,
А, пойду гусиным шагом,
«Как хорош, – услышу, – гусь!».
 
 
У меня подруги – звёзды,
А попутный ветер – друг.
С ними мне легко и просто
Описать Полярный Круг.
По всему по свету перья
Я, летая, разбросал.
Кто поймал, уж тот наверно
Тоже что-то написал.
 

Близнецы, уже привыкшие к высоте, зааплодировали.

– Леса начинаются, – показал гусь. – А где ваш лес?

Загуля, осмотрев панораму просторов, махнул лапой:

– Вон там в стороне. Мы к нему из пустыни сами дойдём.

Птицы летели прямо, не сворачивая.

Глава шестнадцатая,
в которой воздушные путники встречаются с пушистым небожителем

Гуська по пути сочинил стишок и зачитал:

 
– Облака летят по ветру
Белые, как молоко.
По версте, по километру
Уплывают далеко.
 

А в прозе он гагакнул:

– Сделаем короткий привал.

– Да, хоть борей и помогает, передохнём, – согласилась казарка.

Стали высматривать площадку для посадки. Но не успели даже снизиться, как услышали:

– Давайте сюда! У меня привал сделаете! Заворачивайте!

Птицы переглянулись и, любопытства ради, полетели на голос. Описав дугу, они сели на облако. Казарка включила камеру.

Тут все увидели пушистого незнакомца. По виду можно было догадаться, что это был самый настоящий чудонебик. А он сам представился в стихах, будто когда-то поймал Гуськино пёрышко:

 
– Я облачник пуховый,
Туманный, белобровый.
На облаке живу:
По воздуху плыву.
Вокруг земли летаю:
И в поднебесье таю.
 

Он пустил клубок пара изо рта и назвался:

– Меня зовут Легкопар.

– Это потому, что ты легкий? – спросила Газуня.

– Я очень лёгкий – и ветры этим пользуются.

Чудолесики и птицы тоже назвались.

– А мы про тебя слышали, – сказал гусь.

– Только не верили, что ты есть на самом деле, – призналась казарка.

– Бывает, я бываю, а, бывает, и не бываю, – загадочно ответил Легкопар.

Гости зашли в дверь. В его хоромах было уютно и мягко. В комнате были окна-иллюминаторы и открытый люк на полу для наблюдения над чем плывёшь. Стёкол на окнах не было. Помещение всегда проветривалось, и было свежо. Комната сперва была небольшой. Но лишь туда вошли гости, облако растянулось. Стало просторно и свободно.

– Это мой пароплан. На ветру работает, из пара построен, – сказал хозяин и спросил птиц: – А вы куда в такую рань? Ещё не осень, а вы возвращаетесь. Вам на юг через месяц-другой. В календарь-то смотрели?

– Когда осень, мы в курсе. Сейчас – в пустыню. Вот относим, – показал на близнецов Гуська.

– В пустыню? Так это мы быстро, – оживился хозяин. – Одно облако – здесь, другое – там. Ветер попутный. – Он нажал на кнопку. – Это я паруса поднял, – пояснил он.

С земли посмотреть, облако стало трёхмачтовым фрегатом. Который шёл по небу, обгоняя другие облака.

Облачник нажал на другую кнопку – фрегат слегка закачало.

– Это я качку включил, – сказал он. – Люблю, знаете ли, море.

Все почувствовали себя моряками, качаясь на воздушных волнах.

Посредине каюты воздушного корабля стоял стол, накрытый скатертью. Тут стояли чашки, чайник, сахарок, печенье по вазочкам – всё из водяного пара. Облачник пригласил гостей к столу. Сам подошёл к стене и покрутил ручку висевшего прибора. Из него раздалось:

«Сегодня солнечно, местами облака, ветер северный».

Легкопар выключил прибор.

– Это радио, – пояснил он. – Обещают хороший день. И ветер на юг нас несёт.

– Да, борей, – сказала Газуня.

Братец достал из узелка компас. Проверил. Синяя стрелка смотрела на юг – прямо по курсу облака.

– Да, – удивлялся Гуська, – сколько ни летал, тебя не видел.

– И я не замечала, – призналась Казя.

– Я просто с облаком сливаюсь, – ответил Легкопар.

– Но ты ещё и паропланерист! Очень рискованное занятие. Я про тебя напишу, – пообещал Гуська и начал:

 
– Я облачника встретил.
Его принёс к нам ветер.
Летит он в путь далёкий,
И сам, как воздух, лёгкий.
 

– Спасибо, – поблагодарил тот поэта.

– А мы про тебя расскажем, – сказали близнецы.

– А я кино покажу, – добавила казарка.

А облачник поделился воспоминаниями, рассказав о пройденных маршрутах.

– Где меня только ни носило. Я и в другом полушарии Земли бывал. Прольюсь дождём в одном месте, меня течения отнесут куда-нибудь, я там снова вверх поднимаюсь. Это называется коловорот паров в природе. Да вы пейте, пейте. Сахарком угощайтесь. Печенье для вас.

– Вот мы с Газуней близнецы, – сказал Загуля. – А у тебя сестры есть?

– У меня есть три брата. Младший туман Туманёк. Он капитан облачной летучей каравеллы. А вот старшие, те, сердитые. Это братцы-тучники: Громик и Молник. Всех пугают. Один как громыхнёт! Другой как сверкнёт! От них лучше подальше, не то оглохнешь или ослепнешь. В лучшем случае волосы дыбом встанут. А кудряшки распрямятся и вспыхивать начнут, – посмотрел Легкопар на Газуню.

Он глянул в иллюминатор и запел водоворотную песню:

 
– Над рекою пар поднимается —
Облака вокруг собираются.
Подождите, дождичек пройдёт —
Вот какой воды круговорот.
 
 
Летом небо чистится до сини,
Но нальётся хмарью по осени.
А дороги всюду развезёт —
Вот какой воды круговорот.
 
 
А зима с морозом заявится —
А земля снегами завалится.
Водоёмы льдами закуёт —
Вот какой воды круговорот.
 
 
А весна придёт раскудрявится,
А трава кругом замуравится.
Утром солнышко росы попьёт —
Вот какой воды круговорот.
 
 
Пр:
Облака кружатся и не знают,
Где они прольются, где растают.
 

Под конец песни припев подпевали все гости.

Много ещё Легкопар поведал им про свои путешествия и превращения. Хорошо сидели за столиком. Душевно беседовали. Так бы длилось и длилось тёплое чаепитие.

Вдруг скатерть стала расползаться. Окна – растягиваться, стены – расплываться, пол – проминаться. Дом чудонебика начал таять. Хозяин давил на все кнопки, дёргал рычаги, стучал по приборам. Но паруса сдувались. Легкопар послал в эфир сигналы бедствия:

SOS! SOS! SOS!

Но передатчики, приёмники, антенны – все на глазах размякли и растаяли.

– Спасайся, кто может! – отдал последнюю команду облачник. – Как всё быстро! Неожиданно! Солнце! Жа-арко! Я та-ю-у-у!

Близнецы едва не полетели вниз. За разговорами, за песнями облачко донесло их до пустыни. Загуля, схватив узелок, прыгнул на гуся. Газуня – на казарку. Спасенье! А белый парусный фрегат и его капитан пролились на сыпучие барханы. Птицы покружились и сели на землю, то есть на песок. Он ещё был слегка влажный от дождичка.

– Спасибо, вам птички, – сошли с них близнецы. – Выручили.

Казарка на фоне барханов запечатлела чудолесиков и сказала:

– Ну вот, для фильма вы у меня есть. Теперь полечу песца снимать.

– А где ты его будешь снимать? – спросил гусь.

– В норе у красного камня.

– У него ещё одна нора есть – он там и сидит.

– Где нора? – переполошилась казарка.

– У чёрного камня.

– Я чёрного камня на острове не видела.

– Он весь белым мхом зарос. Я тебе покажу: Остров же так и зовут Белый Мох. В честь этого камня.

Песок под солнцем быстро высох.

– Полетели! – заспешила белощёчка – Песок пятки жжёт.

– И мне лапти поджаривает, – сказал гусь. Он подарил близнецам своё поэтическое перышко: – Вот возьмите. Напишете что-нибудь.

– Спасибо, напишем, – сказал Загуля и тут же сочинил:

 
– Повстречали мы гуся —
Он летел, нас вдаль неся.
И путями не простыми
Мы добрались до пустыни.
 

И все засмеялись.

Настроение у птиц было хорошее, что так важно перед любым полётом.

Они простились с пассажирами. И, взбив крыльями песок, воспарили к небу. Покружились. Казарка сняла общий план бескрайнего песчаного моря. И вскоре они скрылись за волнистым горизонтом.

Глава семнадцатая,
в которой чудолесики наконец-то кормят верблюда колючками

Положив в узелок лёгкое пёрышко, подарок Гуськи, близнецы зашагали в глубь песков. Лапы у них были меховые, и песок не жёг пятки. Палок тут не росло, и узелок Загуля нёс в лапе. Кругом бугрились барханы. Но путники не узнавали местность. Им было неведомо, что барханы – это гигантские волны, которые тоже движутся и плещут. Пустыня волнуется, как море, только плавно и незаметно.

Близнецы пошли по барханам искать верблюда.

– Эх жаль, с морошковым вареньем у Легкопара чаю не попили, – сказала Газуня.

– И с голубичным, – добавил братец. – Не успели угостить его – растаял.

Они поднялись на первый бархан, потом – на второй. На третий и тут им повезло – они увидели верблюда. И он, как всегда, напевал:

 
– Я так люблю песочек…
Ведёрко и совочек, —
 

Караким узнал старых знакомых и на верблюжий манер замахал им панамкой.

– Наконец-то мы до тебя добрались, – вздохнула Газуня.

– Мы бы раньше пришли, – извинился Загуля.

– Но нас кабанчик с дороги сбил.

– Зато мы тебе много всяких колючек принесли.

– Опять?! – стал отплёвываться верблюд, помня вчерашнее. – Ежовых?

– Нет, – успокоили его гости. – Еловых. И сосновых.

Загуля достал веточки из узелка.

– О-о! Витамины! – оторвался от песка верблюд. – Мне уже пора обедать. – Он постучал подошвами друг о друга, отряхнул песок и пропел:

 
– Солнце греет в темя.
Хочется побегать,
Но приходит время
Славно пообедать.
 

Верблюд поглощал ветку за веткой, только слюнки бежали. Даже шишечки не оставил.

– А вот репейник, – подала ему Газуня на сладкое.

– У-у! Деликатес!

– Что? – спросили близнецы.

– Вкуснятина!

Близнецы были довольны. Им стоило совершить такое опасное путешествие, чтобы увидеть, как расплывается в счастливой улыбке верблюд.

– Ещё б таких поел! – облизнулся он.

Но в мешке репьёв больше не было. Тут Караким зашевелил ноздрями и начал обнюхивать Газуню. Оказывается, уходя от лопуха Трифона, они не все колючки с себя сняли. И сейчас Караким из Газуни извлекал застрявшие репьи.

– Ой щекотно! Ой щекотно! – повизгивала она.

Объев её, верблюд принялся за братца.

– Щекотно! Щекотно! – завертелся тот. И все трое весело смеялись.

– Вот теперь я наелся, – отвалился от Загули верблюд. – Как хорошо! Лучший обед в моей жизни!

Тут Караким вспомнил, что он корабль пустыни, и пропел:

 
– Как замечательно
В пустыне кораблю!
Воды не надо,
А колючки я люблю.
 

По ходу пения он спросил:

– А вы уточнили, откуда вы взялись?

– Да, из леса. Ты был прав. Мы теперь там живём.

– Сова и, правда, напутала, говоря, что мы от тебя взялись.

– Да она, эта ваша сова! – набросился на неё Караким.

– Знаем, знаем! – защитила сову Газуня. – Она в песочек не умеет играть.

– Да она…

– Она изучает жизнь, – подсказал Загуля.

– Во-во! – чуть успокоился Караким. – Прилетает и говорит: «Я изучаю всё». Глядит мне в глаза и заявляет: «Ты – трамвай. Хочу исследовать, как в пустыне трамваи живут». А я ей говорю: «Я не транвай!». А она мне: «Не транвай, а трамвай!» А я ей: «Я не транвай». А она: «Не транвай, а – траМ-вай». «Всё равно, – говорю, – не трамвай!» «Нет, ты трамвай» «Нет, не трамвай» «Нет, трамвай!» А, попробуй, докажи, что ты не трамвай. И кто ей это сказал?! Ха-ха! Наверное, в неправильной книжке прочитала.

– И как ты доказал, что ты не трамвай? – спросил Загуля.

– Как, как. Стал есть колючки. Оказывается, трамваи колючки не едят. Хорошо, что сова это из книжек знала. А песочком, и чтобы построить что-нибудь, не заинтересовалась. Улетела. Даже следов не оставила, – показал верблюд на песок.

Близнецы огляделись – никаких следов совы.

 
– Как хорошо, что ты верблюд,
А не трамвай.
Воды не надо,
А колючки подавай!
 

Караким поглаживал брюхо: колючки изнутри успокаивали.

– А, кто такой трамвай, ты знаешь? – спросила Газуня.

– Не знаю, скорей всего он под землёй живёт, – предположил Караким и пропел:

 
– Как замечательно лежать,
Глаза прикрыв,
Когда обеденный
Наступит перерыв.
 

Верблюд пел для себя, для души. А чудолесикам казалось, что для них. Им стало понятно, если хорошо для себя поёшь, то и другие заслушаются. И даже будут подпевать. Знал ли это верблюд, нет ли, но вновь запел:

 
– Как хорошо напеть
Любимый свой мотив,
Одну колючку
За другою проглотив.
 

Он сделал глоток и весело продолжил:

 
– Колючки, колючки!
Вот пришёл обед!
Колючки, колючки!
Вас вкуснее нет!
 

У Каракима обеденные перерывы всегда были хорошие: большие или маленькие. Но любой перерыв всегда покажется коротким, когда закончится. Вот и сейчас обед подошёл к концу.

Загуля достал совочек, вчерашний подарок верблюда, и все трое окунулись в песок. Копали, насыпали, строили. Песочница бурлила.

Было весело. Но гостям надо было возвращаться.

– Извини, Караким, нам пора.

– Нас на полянке ждут.

– Заходите ещё.

– Спасибо за приглашенье.

– Спасибо за угощенье.

Близнецы поднялись, отряхнулись и попрощались с кораблём пустыни. Загуля собрал узелок, и они с сестрицей двинулись в путь. Уходя, они отметили, что верблюд нашёл камешки, которые они вчера тут закопали.

– Видишь, пригодились камешки, – улыбнулась Газуня.

– Да, он ими дворцы украшает, – сказал братец.

– Интересно, он догадался, что это мы их принесли?

– Не знаю. А пусть думает, что их из-под земли ему трамвай подбросил.

– Пускай, – согласилась сестрица.

Так за барханом бархан они возвращались в свой лес.