–Слушай, Пикассо, мне надоели твои картинки.– Проворчал Отец.
Бык вопросительно развернулся к Писарю Чумичке, тот склонился к уху своего жирного суправизора и что-то прокряхтел. Бык угрюмо кинул взгляд на Отца, разложившегося перед столиком, и подвинул ему листок бумаги.
–Давай сначала погуляем, потом все остальное, мне нужен свежий воздух.
Чумичка поворковал с Быком, тот утвердительно кивнул, и Писарь выложил:
–Писать, а патом гулять.– Щелкнул клювом переводчик.
–Ладно, чего там вам нужно?– Снисходительно кивнул Отец.
–Атисьсь литать слюп аткуда-а-а?– В низком поклоне молвил Писарь Чумичка.
–Не знаю.
–Как?– Удивился Писарь.
–Давай мои железки, я покажу. По вашим картам я ничегошеньки не понимаю. У нас система другая.
–Там стрелять?– Спросил Писарь.
–Нет. Там не стрелять, там показывать Атисьсь литать аткуда.– Сказал Отец и добавил,– пока мы тут болты болтаем, сбегай за моим топливом.
Бык что-то буркнул, Суслик скрылся за дверью, неся флягу со спиртом. Один из Духов принес маленькую шкатулку, в которой сиротливо лежал антигравитатор, вслед за ним в дверях появилось несколько охранников, держащих наперевес короткие ружья.
–Боитесь? Ладно, пусть тоже посмотрят.– Отец кивнул на охрану.– Только нужно другую штучку.
–Ни, тех нет.– Помахал хвостом Писарь.
–Как так ни?
–Нас,– цватпах хлопнул себя по жирному брюху крылом,– изучат.
–Вы что их разобрали что-ли?– Вскочил Отец.
Охранники оживились и вскинули ружья.
–Тихо, тихо. Все пучком. Зачем разобрали? Я вам сам бы все рассказал.– Отец осторожно, дабы не заставить охрану начать пальбу, уселся на свое место.
–Нас не ломат, изучат.
–Если сломаете, тогда всем вам крышка. Мои хлопцы за мной прилетят, все ваши перья из хвостов на веера распустят.– Сказал грозно Отец.
–Ни, слюп адин, Атисьсь адин.– Чумичка завилял хвостом и кувыркнулся назад за спину жирного начальника.
–Короче, дело к ночи. Принесете назад мне игрушки, тогда и будет разговор. А пока все, желаю счастья,– сказал Отец вставая. Охранники снова вскинули ружья. Отец медленно встал из-за стола и двинулся к двери, охрана двинулась за ним. Обернувшись в дверном проеме, он добавил,– да, и не ешьте много своих червей на ночь.
Отец направился по давно уже изученной дороге в свою ночлежку. За ним кувырками несся Писарь Чумичка.
–А, и ты со мной, неваляшка. Ну, заходи, гостем будешь.– Сказал Отец, кивком приглашая цватпаха внутрь.– Я так полагаю сегодня на прогулку не пойдем?
–Атисьсь, нас делат прибор, ты казать нам. Да?– Спросил цватпах, заискивающе ища поддержки в глазах Отца.
–Сказал же: покажу, значит покажу. Утыр.– Сказал Отец, садясь на свою кровать и показал пальцем перед собой.
Чумичка уселся напротив на полу.
–Давай выпьем.– Сказал Отец, наливая спирт в чашку.
–Нас не пить.
–Ты меня уважаешь?– Молвил Отец и цватпах отчаянно закивал своей курносой мордой.– Значит пей.
Отец протянул чашку Чумичке, тот взял емкость в руки и нервно вздохнул, видимо прощаясь с жизнью.
–Сюда бы Пиначета, вот было бы дело,– вздохнул Отец.
Чумичка сделал осторожно глоток. Глаза его выпучились, из угла клюва потекла розовая пена. Цватпах выронил чашку, которая тут же рассыпалась на мелкие куски, и опрометью кинулся к канаве запивать.
–Что? Продирает? То-то же. Я тебя научу Родину любить, твою мать.– Засмеялся Отец, глядя, как Чумичка озорно отплевывался.
Цватпах вернулся к Отцу. В глазах засветился огонек так хорошо знакомый нашему истребителю зеленого змия. Язык цватпаха стал заплетаться.
–О, дружок, ты совсем слабенький, на вот, закуси кисляткой.– Протянул Отец пингвину мясистый лист.
Цватпах осторожно взял его в крылья, осмотрел с разных сторон, ища подвох, обнюхал, а затем отправил в клюв.
–Будешь еще?– Бросил Отец Чумичке. Пингвин закивал.– Эка тебя с первого раза дернуло. Ну ладно, лови еще.
В дверях показался Суслик, опасливо выглядывая из-за двери.
–Заходи к нам, третьим будешь.– Чумичка что-то буркнул цватпаху, тот молнией скрылся, прикрыв за собой дверь.– Тебе жалко что-ли? Всем хватит, еще сбегает за топливом. Чего ты его прогнал?
–Он слузба.– Уже еле ворочая языком проскрипел Чумичка.
–От службы кони дохнут, ну ладно, мы отвлеклись.– Сказал Отец и отдал флягу пингвину.– Извиняй, чашку ты сам разбил. Только смотри, эта еще крепче будет.
Цватпах снова сделал глоток и, замерев на пару секунд, навзничь упал. Жирное брюхо сделало несколько колебательных движений, коротенькие крылья раскинулись в стороны, послышалось богатырское сопение.
–Ох и больно тебе завтра будет.– Покачал укоризненно головой Отец.
Дверь перестали запирать, подумал Отец. Видимо я к ним в доверие затесался. Ладно, это уже что-то, дальше поживем– увидим. Только бы они окончательно не разобрали мой компьютер. Без него я не смогу починить эту чертову установку, а убираться отсюда по-любому придется. С базой мы, наверное, сможем ее восстановить.
Отец встал, поднял с пола фляжку, из которой медленно вытекал спирт, приложился к ней и ухнул от удовольствия. Затем подошел к мертвецки пьяному цватпаху и осторожно носком ноги потрепал его по жирному брюху, проверяя витальные функции организма. Цватпах храпел во все горло, нет-нет подергивая крыльями. Жив, подумал Отец.
–Ты, брат, как майор ПВО,– крякнул Отец с досады и сел на свое место.– Не пулей убит, доконали его.
Чуть позже прикатились несколько цватпахов и вытолкали в коридор бесчувственного Чумичку. Отец наблюдал за выносом тела со своей кровати сквозь неплотно сомкнутые глаза. Уволят или нет, думал Отец. Завтра увидим.
Завтра Чумичка не появился. Уволили, догадался Отец. Однако, вопреки элементарной логике, Чумичка объявился через день и выглядел не лучшим образом. Черные перья, которые покрывали жирные бока, уже не лоснились от жира, но торчали в разные стороны, словно несчастный цватпах ночевал под мостом, и не блестели, как во времена доалкогольной эры. Перья смотрелись серыми и иссушенными, словно выжженными солнцем. В бесцветных глазах застряла вселенская грусть, в которых можно было прочитать все великие тайны его бессмертной души о мировом порядке и предназначении. Кувыркался вяло, видимо его мутило с каждым новым поворотом. Отец живенько себе представил, что он чувствовал бы, окажись на месте несчастного цватпаха, коль скоро, после биохимической травмы, трудно резко повернуть голову в сторону, не рискуя потерять контроль над желудком.
–Здорово, Чумичка! Как твое здоровьице? Я гляжу, тебе лихо?– Поздоровался Отец.
За время отсутствия Чумички ему не с кем было перемолвиться словечком и, изголодавшись по русской речи, он был очень счастлив видеть незадачливого переводчика.
–Плохо.– Сказал Чумичка.– Плохо– плохо.
–Поправься,– сказа ему Отец, поднося к клюву заветную фляжку.
Чумичка брезгливо сквасил свою невеселую физиономию, еще немного и его бы стошнило, не убери Отец своего бальзама.
–Не вороти свой клюв. Клин клином вышибают. Я двенадцать лет на дудке играл, я знаю, поможет.– Снова предложил Отец цватпаху разбавленный загодя спирт.
В результате недолгих переговоров, просьб и увещеваний, цватпах, после очередного «ты меня уважаешь», прощаясь с жизнь, сделал глоток.
–Ну, что я тебе говорил?– Отец довольно похлопал жирного Чумичку по плечу.– Легче? То-то же. Слушайся батьку, я тебя дурному не научу.
Глаза цватпаха остекленели, перья еще в большем беспорядке топорщились в разные стороны, но по выражению его мордочки было видно, что наконец-то наступило счастье. Он протянул свои крылья к Отцу:
–Дай що-о-о.– Проскрипел Чумичка, застыв в вопросительной позе.
–Хватит с тебя. Снова налижешься, что с тобой делать буду? Вот немного привыкнешь, тогда и приходи, а пока не дам.– Отец спрятал фляжку под подушку.
Цватпах еще немного поканючил, выпрашивая для себя еще глоток Ханаанского бальзама, затем пригрозился, что он сам сможет раздобыть спирт, на что Отец только усмехнулся, но, наконец, сдался.
–Говори лучше, зачем пришел?– Спросил Отец.
–Атисьсь гулять хатель, шли гулять.– Сказал Чумичка пошатываясь. Язык плохо слушался его, а расторможенный алкоголем головной мозг был готов разразиться пылкой страстной речью, но роковую роль сыграл ограниченный словарный запас, который подвиг его лишь состроить глупую гримасу.
–Это другое дело, пошли,– соскочил Отец с кровати.
Завернувшись в циновку, Отец последовал за Чумичкой. Цватпах весело кувыркался по коридорам и винтовым платформам, иногда он останавливался, чтобы подождать Отца, который, путаясь в циновке, семенил вслед за пингвином.
Отца опьянил свежий воздух, стоило ему выйти из здания. Он встал, закинул голову и сделал глубокий вздох. Мягкая сизая утренняя дымка окружила Отца, и ему снова захотелось жить, радоваться и смеяться. Белые облака, озаренные далекой зорькой, зависли над головой, словно изучая неведомого пришельца, любопытно осматривая его с разных сторон. Даже утреннее призрачное безветрие казалось смиренным созерцанием порожденной космосом невидали. Сухие серые здания, окружившие Отца, казалось, перешептывались, обсуждая безучастную наготу гостя, и внимательно следили за каждым движением и вздохом. Деревья и кусты, выстроенные в ряд, словно на параде, выгнулись к Отцу, замерев от неожиданности. Маленькие капельки утренней росы, повисшей на зеленых листочках, как любопытные зрачки неведомых зверей, вглядывались в лицо незнакомца, будто стараясь прочесть в душе его стремления и порывы. Они пристально наблюдали за биением жизни в розовых жилках на шее, за трепетом ресниц, дрожащих от утреннего света, за движением глаз, восхищенных простотой. Казалось, все в мире остановилось, чтобы приветствовать путника. Даже шорохи притаились в листве и в дорожках, усыпанных хвоей. Ни звон падающей росы, ни дуновение ветерка, ни хлопанье крыльев летящей пичуги, ни шуршание насекомых, роящихся в тени кустов не нарушало величие момента. Хотелось закинуть руки за голову и в безумстве закружиться и закричать: «Здравствуйте, будьте добрыми и счастливыми. Какая радость, что вы есть, что есть солнце, дарящее благодать, что есть деревья, балующие тенью, что есть мурава, мягкая и теплая, что есть небо, непостижимое в своей синеве, что есть воздух, пронзенный миллиардами теплых розовых лучей, что есть облака, радующие глаз своей эфемерностью и бесконечностью форм. Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте!!!»
В тени аллей, виднеющихся сквозь зелень листвы, блестели серебряные пятна еще не успевших просохнуть луж. В воздухе висело утреннее торжество, сдобренное влажными испарениями после ночного дождика, казалось, все вокруг искрилось и благоухало неведомыми ароматами и дурманом. Утреннее светило лениво выглядывало из-за верхушек высоких деревьев, окрашивая все вокруг в мягкие розовые тона. Оно тоже приветствовало все живое. Томные утренние лучи липли к облакам и казалось, будто те привязаны тонкими розовыми ниточками к неподвижным кронам высоких стройных деревьев. Чуть поодаль сверкало озеро, даря окрест медовые блики и багряный румянец вокруг тихого бесшумного плеса, к которому вилась прямая, словно струна, дорожка. Все вокруг дышало первозданной свежестью, будто в ожидании чуда, и казалось, что даже малейшее дуновение сможет нарушить гармонию этого мира. Пронзительная тишина, упоенная утренними ароматами, повисла нежным кровом над лужайкой. Длинные косые тени, исчерченные полосками света, и те, казалось, наблюдали за пробуждением всего сущего.
Дорожки, усыпанные коричневой хвоей, ждали, беззвучно внимали и приглашали гостей, чтобы проводить их к озеру, где в волнах весело искрились лучи восходящего солнышка. Над водой, словно призрак, мелькали исчезающие пятна тумана, которые скрадывали утреннюю палитру. Еле заметные волны нежно касались прибрежных камней, нежно пробуждая к наступающему дню.
–Мать твою!!!– Воскликнул восхищенный Отец.– И вы, сволочи, держали меня взаперти, Чумичка, я тебе вовек не прощу этого.
–Мая ни-и-и,– опасливо пискнул Писарь Чумичка и покатился по дорожке.
–Как же. Не ты, так такие же вроде тебя.
Отец оглядывался по сторонам, любуясь свежестью раннего утра. Здание, из которого вышли Чумичка и Отец, стояло в стороне от массива других строений, похожих друг на друга, образуя целый научный городок. Меж зданиями были протянуты провода, трубы и средства коммуникаций. Городок был обнесен каменным забором из бурого известняка, из такого же были возведены и строения. Городок утопал в зелени небольших рощиц, пересеченных аллеями и тропинками. Всюду виднелись клумбы, усаженные цветами. Ландшафт был украшен искусственным водопадом, вокруг которого имелся небольшой пруд, выложенный крупной галькой. В центре искусственного водоема бил фонтан. Эти пингвины не лишены эстетики, подумал Отец. Озеро, прилегающее к научному городку, было широким и со всех сторон окруженным густым лесом.
Чумичка покатился к берегу, Отец последовал за ним, непрерывно поправляя на себе грубую циновку, которая постоянно съезжала с него, оголяя его белую кожу. На воде вдали у самого горизонта были видны пограничные катера, охраняющие режимную организацию. Они находились в постоянном движении. На берегу был раскинут пляж. Несколько деревянных аккуратно сколоченных лежаков сиротливо белели близ воды.
Чумичка подкатился к самому берегу и на последнем кувырке ловко оттолкнулся от земли и высоко взмыл над водой, затем, на миг зависнув в высоте, бесшумно вошел в воду. Отец от неожиданности открыл, было, рот, но, поймав себя за этим глупым выражением, привел себя в порядок.
–Вот дает.– Только и промолвил он.
Цватпах проплыл несколько метров под водой, затем вынырнул из искрящейся воды и закивал Отцу, приглашая следовать за ним. Отец не заставил себя упрашивать и вскоре водная стихия приняла в свои объятия истосковавшееся по раздолью тело. Немного освежившись, Отец отправился к берегу и улегся на еще прохладные лежаки. Чумичка еще некоторое время резвился в воде, затем вылез и он. Вода каплями слетела с его черного оперения, словно с гуся, и тот довольный подкатился к Отцу.
–Слушай, ты где так плавать научился, дружище?– Подивился Отец.
Цватпах многозначительно огляделся вокруг и произнес:
–Природа. Мая все плавай так.
–Ясно. Давай-ка за природу дернем по маленькой.– Сказал Отец и достал свою фляжку.
Глаза Чумички подозрительно заблестели.
–Э, только много не проси, я тебя не дотащу один.– Кивнул Отец.
Выпили прямо из горлышка. Цватпах довольно поморщился и растянулся на соседнем лежаке, изредка бросая косые взгляды на фляжку.
–Ты вот что, дружок, расскажи мне, сколько таких хуманов, как я, у вас здесь томится?
Цватпах принялся уверять Отца, что кроме него других хуманов не было и нет. Что Отец единственный и первый.
–Говори! Установку сделали, чтобы во времени перемещаться?– Отец привстал на локте, пристально вглядываясь в осоловелые очи пингвина.
Цватпах тоже приподнялся и с огромным удивлением посмотрел на Отца.
–Что, дружок, дырку на мне просмотришь. Отвечай.– Гневно сверкая черными пятнами зрачков, проговорил Отец.
Цватпах увалился на свою лежанку.
–Ни-и-и, низнай.– Сказал он и закрыл глаза.
–Ты не засыпай, замерзнешь. Мы все про вас знаем. Что вы установку свою неспроста сделали. Что замышляли?
–Ни, наша ни-и-и.– Замахал хвостом Чумичка.– Мы ни такой.
–Знаем мы, какие вы. Кто про установку знает?
Цватпах что-то прочирикал.
–Не понял. По-русски скажи. Бык что ли?
Цватпах сказал, что Бык тоже, вероятно, не посвящен в эту тайну, но он знает к кому следует обратиться.
Отец призадумался. Дэна здесь не было и быть не могло, тогда следует логичный вопрос: кто его украл? Если станет известно кто его украл, станет понятно зачем он это сделал. Отец не мог ошибиться, его алгоритмы проверил и Дэкс и Басмач, волна темпоральных возмущений, инициированная установкой Цватпахов, могла докатиться до Земли. Тогда почему его здесь нет? Может быть, из-за неотлаженности механизмов установки Дэн остался болтаться меж мирами в каком-нибудь времени, вероятно, в космосе. Тогда дело– плохо. Хотя, быть может, медицинские технологии этого времени могли бы вернуть брата к жизни, учитывая, что в общепринятом понятии смерть в космосе не может считаться абсолютной, поскольку процессы разложения организма не наступают. Но это тоже не факт. Дэн может находиться в любой точке пространства между Землей и Цватпой. Его тело может быть повреждено метеоритами или жестким космическим излучением. Отец не имел понятия о воздействии космических лучей на тело, находящееся в анабиозе при температуре близкой или равной абсолютному нулю. Чтобы обдумать возможные последствия такого поворота событий, Отцу было необходимо вернуться в базу и смоделировать эту ситуацию. Но цватпахи компьютер забрали, вероятно, его разобрали уже на части для изучения. На данный момент выяснить это пока невозможно. Утешает, что Трибун в своих вычислениях убедился, что с Земли цватпахи не смогли бы украсть и спичку, тогда похищение брата становится тем более невероятным.
–Слушай, милый, ты что-то там мне пел, что можете мои железки вернуть?– Спросил Отец сонного цватпаха, который успел задремать.
–Да-а-а. Ты показать?
–Что вам показать?
–Аткуда Атисьсь– хуман, слюп?– Не поднимая головы проговорил цватпах.
–Какой разговор? Ты давай, бродяга, там устрой все. Я вам по порядку доложу, по всей форме в лучшем виде.
–Разгавор те-е-е нужан.– Вымолвил Чумичка.
–Ух ты, как ты заговорил.
Отцу разрешили перемещаться по всему корпусу. Единственным условием был Суслик, который должен был следовать за ним в качестве соглядатая, да Чумичка, чтобы Отец смог изъясняться с цватпахами.
Неугомонный странник, освобожденный от неуютной комнаты, в минуты, когда его не обследовали, слонялся, словно медведь в жару, по научному городку. Он был крайне удивлен, что сотрудники жили в похожих комнатах за тем лишь исключением, что в других комнатах не было замка снаружи. Двери не запирались и комнаты были похожими одна на другую, словно соты. Имелись небольшие разницы в интерьере: в одних комнатах циновка располагалась у стены слева, в других– справа, у иных в центре. У немногих в комнатах были тумбочки, у некоторых были аппараты, отдаленно напоминающие телевизоры, которые стояли прямо на полу. И что больше всего удивило Отца– дети. Их было великое множество и всюду. Детишки были разновозрастные: от едва вылупившихся, до достаточно зрелых особей. Цватпахи– яйценесущие птицы. Различать их по половой принадлежности Отец не научился. Удивительно как различали друг друга цватпахи, коль скоро наличие вторичных половых признаков у этой расы отсутствовало в принципе. Однажды Отец спросил у Чумички:
–Послушай, друг, какая птица вылупляется из яйца, но сама яиц не несет?
Чумичка в ступоре замер, не понимая Отца и прогнозируя его ответ. Затем цватпах замахал хвостом, показывая свое невежество в этом вопросе. Отец ему открыл тайну, что эта птица– петух. Писарь решил, видимо, что это какая то специфическая птица с родной планеты Отца, где законы мироздания работают отлично от традиционных. Отец, видя такое завидное непонимание, решил растолковать суть шутки, но видя, что Чумичка запутался еще больше, плюнул на все это.
Дети были везде. Им было запрещено находиться в секретном блоке, где содержали Отца, но, после снятия запрета на свободное перемещение, забегали и туда. Они были ласковыми, словно кошки. Они ластились к Отцу и повизгивали от удовольствия, когда он трепал их гладенькие блестящие перья на жирных боках. Они буквально похрюкивали, когда Отец чесал им шею и спину. Детишки не отходили от Отца, облепив его со всех сторон, и по-детски заискивали перед ним, чтобы получить свою долю почесываний. Отцу нравилось возиться с детьми, которые от рождения все были исключительными пловцами, которые ныряли и плавали вместе. С каждым днем детишек становилось все больше. Отец не различал их, но привык к вездесущему пристальному вниманию к своей персоне. Маленьких цватпахов забавлял вид Отца, его способ передвижения. Они не могли разуметь, что разумное существо может передвигаться на двух палках, которые еще и сгибались посередине. По их мнению, это было очень неудобно и не совсем безопасно. Они жестами предлагали ему кувыркаться, как это делали они с рождения. Отец на забаву кувыркнулся, от этого пируэта детвора пришла в неописуемый восторг.
Дети были неотъемлемым атрибутом жизни цватпахов. На планете отсутствовали детские сады. Цватпаху не пришло бы в голову и в страшном кошмаре оставить свой выводок кому бы то ни было. Дети росли рядом с родителями, а следовательно, в общине этих чудо-пингвинов в порядке вещей были служебные династии. Как Отец выяснил позже, школы (в традиционном понимании) тоже отсутствовали ввиду своей ненадобности. Отец это мог объяснить лишь коллективным разумом, который формировал единое информационное поле планеты. Это может показаться скверным, но такова селяви, как говорят французы. А детишки постигали азы профессии, если можно так выразиться, с пеленок, обучаясь у своих родителей не отходя от кассы.
Отца несколько обескуражил тот факт, что его цватпахи приняли в свой ментальный круг. Чумичка поведал, что цватпахи могли его понимать на телепатическом уровне, в ответ на что Отец несколько озлобился, однако многие необъяснимые вещи встали на свои места. До Отца не доходило, как при таком малом словарном запасе Чумичка мог понимать довольно живую и крайне усложненную эпитетами речь инопланетника. Теперь этому нашлось объяснение. Телепатические способности у цватпахов были различными. Кто-то владел телепатией, словно заяц балалайкой, а кто-то был неплохим экстрасенсом.
Отец для себя не раз отмечал бессловесное общение этих существ. Они могли, не говоря ни слова, вдруг, резко сбиться в стайку и куда-то укатиться. Они также могли, не сговариваясь предварительно, затеять какую-нибудь возню.
Чумичка постепенно постигал русский язык, и час от часа диалоги становились более оживленными. Отец выяснил, что у него есть и родное имя, которым его наделили родители при рождении, оно отдаленно напоминало Чи Хуа Пень Бень, однако странник отказывался его выучить и продолжал его величать Писарем Чумичкой. Цватпах был лишен некоторых предрассудков и относился к своему новому имени более чем терпимо. Он стал доверенным лицом Отца на планете, поскольку кроме него внятно по-русски не говорил никто. А кроме того Чумичка пристрастился к «воткак». Так он величал разбавленный водой из ручья спирт. Он с Отцом иногда напивался до чертей, что иногда становилось страшно, а на утро стыдно. Поскольку Чумичка, обладающий волнующими способностями в лингвистике и телепатии, был еще и единственным цватпахом, к которому инопланетник выказывал свое расположение, начальство прощало его частые послабления. Отец иногда сам запрещал Чумичке напиваться, поскольку боялся, что жирному пингвину как-нибудь придет абстинентный синдром, и заставлял его делать перерывы. Десятым чувством звездный странник понимал, что Чумичка причащается иногда в одиночку, поскольку в научном городке проблем со спиртом не было, а экстерьер по утрам у ученого был не в лучшем виде. Отцу приходилось даже журить его за несанкционированные паузы в работе, но Цватпах замирал в ступоре, делая вид, что не понимает своего учителя. Отец иногда брал себе в компаньоны Суслика, когда Чумичка находился в коме или был отлучен от спиртного. Но радость от такого собеседника была очень сомнительной, коль скоро доза у последнего была меньше чем минимальная терапевтическая для Отца, да и особым словарным запасом он не отличался. Охранники редко отличаются высокими умственными способностями.
Однажды Чумичка пригласил Отца в лабораторию, где его дожидался Бык.
–Атисьсь, Быка ждет тибя там.– Цватпах махнул крылом в сторону лаборатории.
–Чего ему нужно?– Спросил Отец.
–Твоя желеска там.– Ответил Цватпах и развел крылья в стороны в страшном смущении.
–А, это другое дело. Пошли.– Сказал Отец и пошел впереди Цватпаха, который кувыркался чуть сзади.
Зайдя в лабораторию, Отец обнаружил свое добро, разложенное на столике. Вокруг стола стояло несколько цватпахов с умными лицами. Видимо местные инженеры, подумал Отец. На треногах поодаль стояли камеры и следящая аппаратура, чтобы не упустить и детали происходящего.
–Ну, что, чертеняки, не по зубам вам земные железки? То-то же. Я вам что говорил?
Отец подошел к столику и с любовью, словно старых знакомых погладил. Компьютер, диски с глобальной урезанной базой данных, антигравитатор, генератор иллюзий, все находилось в видимом порядке. Для себя Отец заметил, что охранников больше не звали.
–Чего?– Спросил Отец у Быка.
Цватпахи перебросились парой фраз и Чумичка сказал:
–Быка хатель знай что это.
–А у самих мозгов нет?
Чумичка поворковал с окружением и произнес:
–Быка не знает. Наша не умей такой.
–Это я уже понял. Ладно. Дуй за спиртом, сейчас жахнем по маленькой, и сядем за уроки.
Глазки у Чумички заблестели. Видимо накануне Писарь прикладывался к зеленому змию, поскольку выглядел неважно. Но, зная чудодейственное свойство спирта приносить облегчение после вчерашнего, заставило Чумичку немедленно исполнить просьбу Отца. Фляжка оказалась на столе. Отец сделал добрый глоток и передал фляжку Чумичке. Тот осторожно покосился на Быка и замахал хвостом, показывая свою нерешительность в пугающей близости к своему начальству.
–Ладно, не грусти, сынок, сейчас мы поправим ситуацию. Будет и на нашей улице апельсиновый дождь. Переводи, давай.– Отец повернулся к Быку.– Дело такое, дружище, прими семь капель на грудь могучую, это залог всеобщего успеха.
Переводить и не потребовалось, Бык отшатнулся от протянутой ему фляжки и весело завилял хвостом.
–Ты ему скажи: не будет пить, я заупрямлюсь.– Отец ткнул фляжкой в жирное брюхо цватпаху.
Бык ожесточенно жестикулировал, показывая Отцу, что ему очень дорога жизнь и что было бы очень глупо расстаться с ней в таком молодом возрасте. Отец был неумолим.
–Я тебя научу водку пьянствовать, пей, … твою мать.– Отец свирепо засверкал глазами.
Цватпахи зашумели, убеждая жирного суправизора, что его смерть будет не напрасной, и что этот подвиг все цватпахи пронесут в веках впереди планеты всей. Бык вздохнул, взял флягу и сделал глоток.
–По мужски.– Кивнул Отец, присаживаясь на корточки к столику с железками.
Повисло молчание, будто Отец только что убил старушку. Бык выдохнул, затем метнулся к ручью, что тек возле дальней стены, и принялся пить из него. Цватпахи смотрели вслед Быку как обычно глядят на больного с генерализованным колоректальным раком, прогноз которого очевиден, пусть он еще жив. Бык вернулся к столику в уже довольном расположении духа. Отец ткнул флягой в ближайшего цватпаха и для убедительности надул щеки. Несчастный покосился на остальных цватпахов, на Быка, который начал уже пошатываться, но фляжку брать отказывался. Завязалась дискуссия, смысл которой был ясен и без перевода. Отец для убедительности отпил сам немного из горлышка и продолжил настаивать. Отпил и этот несчастный, затем фляжка пошла по кругу, пока в лаборатории не осталось ни единого трезвого пингвина.
Цватпахи смотрели на Отца остекленевшими глазами, мало понимая в происходящем, и покачивались, словно большие черные кегли на ветру. Отец включил голопроектор, активировал компьютер, который к удивлению заработал, надел шлем и погрузился в базу. Достав достаточное количество сведений о солнечной системе, он передал данные в голопроектор, который засветился синими огнями. Над столом повисла солнечная система в своем величии и многообразии. Цватпахи от неожиданности отскочили от столика и удивленно уставились на светящиеся круги в пространстве. Отец ткнул в третью планету от Солнышка.
–Вот она, родная, отсюда я родом. Туда и стремлюсь.
Вот чудеса, подумал Отец, пришлось улететь с Земли, чтобы на нее же вернуться.
Пьяные цватпахи пытались сконцентрироваться на пунктирах траекторий планет. Бык что-то буркнул в сторону, Суслик тут же подорвался, как раненый и принес еще флягу со спиртом.
–Брат, ты погоди,– попросил цватпаха Отец, зная на собственном опыте, что двух глотков для пингвина– это уже жесткая передозировка. Но Бык ничего знать не хотел. Он приложился к фляжке, затем передал ее по кругу.
–Ясно, алкоголики,– молвил Отец.– Чудеса мироздания сейчас вас интересуют меньше всего.
Фляжка снова пошла по кругу, на сей раз без уговоров. Когда она дошла до Отца, в живых остались только сам центрфорвард, Чумичка, Суслик да Бык, вегетативная масса которого позволила выдержать алкогольную атаку. Черно-белые пингвины падали молча, как подкошенные, каждое падение сопровождалось громким вздохом и богатырским храпом на исходе.
Ясно, подумал Отец, в живых осталось только трое из восемнадцати ребят. Ему вспомнился рассказ знакомого геолога, поведанный ему за рюмочкой чая. Геолог молвил, что волею судеб ему суждено было оказаться в маленькой сибирской деревушке, основанной староверами. Геолого-разведывательный отряд был вынужден остановиться в селение, где необходимо было пополнить запасы продовольствия и воды. Остановились у здоровенного русского бородача в огромном деревянном доме. Старообрядец был очень рачительным хозяином дома, не знавшим алкоголя. Своими руками он построил усадьбу, в которой жила добрая старушка жена и куча сыновей, помогавших по хозяйству старику. В хозяйстве бегало по двору куча жирных гусей и кур, в грязи копошились хряки неимоверной толщины. В стойле мычало несколько коров, пара лошадей ухоженных и опрятных стояли на привязи у околицы. Вокруг дома старообрядец раскинул сад, где лелеял картофель и помидоры. В селении, состоявшем из пятидесяти дворов, было очень уютно и красиво. Тенистые аллеи обрамляли сельские дорожки, местами переулки были уложены ровными со скрупулезностью подогнанными друг к другу досками. Хозяйства были обнесены ровными и чистенькими заборчиками, которые выкрашивались ежегодно. Добродушные и трудолюбивые люди здоровались с незнакомыми геологами и предлагали свои услуги.
Пополнив свои запасы у трудолюбивых крестьян, геологи накрыли отходную. Собрали немало народа в приютившем их доме и выставили горькую. Попировали всласть, наутро отбыли, благословляемые двупалым крестным знамением. На этом бы можно было и закончить рассказ, да только это– начало. Случилась нужда судьбе злодейке забросить этого геолога в эту же самую деревню несколько лет спустя. Идя по улочкам, геолог не узнавал этих мест. Везде царила разруха и уныние. Некогда ровные и выкрашенные заборчики покосились, местами и вовсе отсутствовали, на уцелевших краска слезла и древесина потрескалась, приобретя черный мертвецкий цвет. Добротные дома превратились в жалкие неухоженные лачуги с прогнившими крышами и черными некрашеными подоконниками, на которых некогда росли пышные кусты герани, теперь пустыми. Некоторые дома отсутствовали, на их месте чернели обуглившиеся головни пожарищ. Переулочки походили на отхожее место, где печальные лужи царствовали безраздельно, где слякоть и нечистоты стали полноправными хозяевами. На улицах уже и не встретить добродушные лица. Прохожие, нет-нет попадавшиеся путникам, прятались в своих землянках, спеша поскорее прикрыть за собой дверь. Уже не раздавались веселое мычание коров, блеяние овец и ржание лошадей. Молчание. Изредка тощие ощипанные куры, завидев странников, опрометью перебегали улочки, ища себе надежное убежище.