Коминтерн и Латинская Америка: люди, структуры, решения

2.4. Деятельность Панамериканского бюро (Американского агентства) Коминтерна

Американские делегаты II конгресса Коминтерна долго пытались убедить Исполком Коминтерна в необходимости создания Центральноамериканского бюро. В начале августа 1920 г. их предложение было категорически отвергнуто Малым бюро ИККИ, так как принципиально расходилось с установкой на замену системы вспомогательных бюро деятельностью доверенных лиц^[226]. Не повлияло на решение руководства III Интернационала и расширение поля деятельности в Западном полушарии. Даже финансирование аргентинских сторонников Коминтерна было решено осуществлять через Катаяму^[227].

Между тем в мексиканском коммунистическом движении продолжал развиваться серьёзный конфликт. КПМ и мексиканское управление ИРМ, находившееся под её фактическим контролем, направляют руководству III Интернационала протест против признания Роя представителем коммунистов страны, ибо представляемая им «так называемая коммунистическая группа» является объединением амбициозных политиков, не отражающих чаяния мексиканского пролетариата. Руководители МКП и Латиноамериканского бюро обвинялись в том, что они являются правительственными служащими, тайными агентами правительства, лицами без определённых занятий. КПМ наделила полномочиями представлять ее перед Коминтерном направляющегося в Москву японского коммуниста К. Ишимото и выразила готовность предоставить дополнительную информацию непосредственно представителям III Интернационала. Несколько позже аналогичный протест направила в Коминтерн и МСП, пообещав в будущем послать в Москву своего делегата^[228]. В свою очередь и делегаты МКП в Москве направили заявление в ИККИ, в котором подчеркнули, что лишь одна компартия в Мексике – МКП – является легитимной, появившись на свет в результате принятых на I Национальном Социалистическом конгрессе решений. Обвинения МКП в адрес КПМ и Гэйла практически были идентичны декларациям их оппонентов, кроме того, указывалось, что пропаганда КПМ ведётся почти исключительно на английском языке и за пределами Мексики. Авторы заявления апеллировали к авторитету Бородина и настаивали на издании Исполкомом Коминтерна официального постановления, признающего лишь МКП легитимной секцией III Интернационала в Мексике^[229].

Разрешение мексиканского конфликта и кризиса коммунистического движения в США становилось одной из важнейших задач Коминтерна в Западном полушарии, ибо они приходили в противоречие с одним из основополагающих принципов построения всемирной компартии, одобренных II конгрессом: наличие в каждой стране только одной секции Коминтерна. Первоначально Малое бюро поручило разобраться с вопросом о «т. Рое и о мексиканских партиях» Катаяме^[230]. Но решить эту задачу одному Катаяме было не под силу, у него в распоряжении не было организационного механизма для эффективной работы, а с ликвидацией Амстердамского бюро была разрушена только что отлаженная система связи Коминтерна с коммунистическим движением Западного полушария.

Опыт деятельности Амстердамского бюро, проявившего, по оценке Г. Зиновьева, «тенденцию выявлять себя как политическую корпорацию и обнаруживать тенденцию противоположную исполкому», напугал лидеров Коминтерна, усмотревших в самостоятельности зарубежных представительств ИККИ угрозу своей монополии на руководство коммунистическим движением, покушение на безоговорочное соблюдение интернациональной дисциплины, величайшую опасность для проведения в жизнь «однообразной линии»^[231]. Постоянно повторяя как заклинание постулат о необходимости учитывать национальную специфику при разработке стратегии и тактики компартий, вожди III Интернационала в реальности исходили из того, что «интернационально поступать» необходимо с «более высокой башни»: из Москвы проблемы видно лучше, чем из любого другого места, т. к. «Исполком в России достаточно ориентирован».

При этом председатель Коминтерна хорошо понимал, что «движение новое и лица новые» и без помощи опытных, проверенных товарищей нельзя рассчитывать на создание однородного, придерживающегося единой идеологии и подчиняющегося общим правилам международного коммунистического движения. Особо неблагоприятной с точки зрения перспектив развития коммунистического движения была, по его мнению, ситуация в Америке и на Дальнем Востоке^[232]. Но все же страх перед возможностью возникновения центра этого движения, параллельного московскому, перевешивал желание ускорить продвижение влияния большевистских идей за пределы Европы и расширить сферу деятельности III Интернационала.

Малое бюро ИККИ несколько раз возвращалось к этому вопросу, и мнения разделились. Рейсслер, поддерживая позицию Зиновьева, подчеркнул недопустимость дальнейшего существования зарубежных бюро Коминтерна как политических организаций, иначе «интернационал был бы взорван на воздух». Функции представительств ИККИ за пределами России предлагалось свести к техническим, к обеспечению Исполкома достоверной информацией, не более того.

Среди выразителей другого подхода были делегаты II конгресса из стран Нового Света, исходившие из того, что Коминтерн как новое политическое движение «не может взять инициативу в свои руки» – ему необходимо пройти этап ученичества. Представитель КПА Л. Фрайна взывал к здравому смыслу руководителей Интернационала, обращая их внимание на то, что в Южной Америке нет коммунистического движения, а существует только революционное движение, и для его перехода в иное качество необходимо организационное и идеологическое начало – региональный орган, «конечно, под строгим контролем Москвы»^[233]. Выступая на II конгрессе Коминтерна, он воспроизвел основные положения своего доклада на Амстердамской конференции, настаивая на необходимости рассматривать всю Латинскую Америку как «колониальный базис империализма Соединенных Штатов». На основе этого Фрайна призывал «бороться с этим империализмом, развивая революционное движение в Латинской Америке, точно так же как необходимо бороться с британским империализмом, развивая революционное движение в его колониях». «Основной задачей Коммунистического Интернационала, обеспечение которой обеспечит [так в тексте. – Л.Х., В.Х.] победу мировой революции», делегат КПА считал разрушение империализма в Соединенных Штатах, возможное «только при посредстве гигантского революционного движения, распространяющегося на всю Америку, каждая национальная единица которой должна подчиняться объединенным задачам американской революции»^[234]. Для реализации этой задачи, по мнению Фрайны, следовало добиться активного вмешательства коммунистического движения США и Коминтерна в целом в латиноамериканское коммунистическое движение: «Это движение и движение в Соединенных Штатах должны быть рассматриваемы как одно целое. Наша стратегия и тактика должны рассчитывать на американскую революцию во всей Америке»^[235].

Ему вторили Рой и Филлипс, подчеркивая прямую зависимость революции в Латинской Америке от революционного движения США, предопределенную политической и экономической зависимостью стран Южной Америки от Северной Америки. Для Филлипса была очевидна невозможность «вызвать настоящую социальную революцию» в Латинской Америке без объединения революционных сил Севера и Юга континента. Осуществить эту концентрацию сил могло, по его мнению, только бюро, действующее непосредственно в регионе и имеющее «некоторые политические права, по крайней мере для Южной Америки». Опасности для развития коммунистического движения он усматривал в наличии революционного духа, не подкрепленного пролетарским воспитанием: «Там рабочие следуют за каждым, кто называет себя социалистом[-]революционером. Далее, если там образуется коммунистическая партия, может случиться, что ее члены забудут о своих коммунистических принципах и последуют искать приключений»^[236].

Однако доводы посланцев компартий США и Мексики не сразу были услышаны. Первоначальное решение ИККИ было категоричным: «Интересы III Интернационала требуют, чтобы рядом с Исполкомом не существовало других бюро с политическими задачами. Этим постановлением З[ападно-]Европейское бюро, а также другие подобные бюро отменены. Малое бюро назначает своих доверенных лиц в разные страны и дает им вполне определенные задания под их личной ответственностью»^[237].

Однако давление со стороны американских делегатов II Конгресса на руководство Коминтерна нарастало. К. Янсон и Л. Фрайна буквально бомбардировали Малое бюро заявлениями и письмами, доказывая необходимость уделить более пристальное внимание панамериканской работе и созыву конференции коммунистических партий и групп региона. Авторы заявлений предполагали необходимость объединения коммунистического движения всего региона в целостную структуру, что дало бы III Интернационалу «многообещающий в будущем базис»^[238]. Не приходится сомневаться в том, что важным фактором, повлиявшим на решение руководства Коминтерна, стали оптимистические и явно преувеличивающие степень революционности и развития социалистического движения Мексики доклады Бородина, Роя и Филлипса. В конечном итоге удалось убедить Малое бюро ИККИ в перспективности коммунистической работы в масштабах всего континента. Новый подход всемирной компартии к левому движению Западного полушария (в частности, Мексики) демонстрировался появлением 29 сентября 1920 г. Панамериканского бюро в составе С. Катаямы (председатель), Л. Фрайны и К. Янсона^[239].

1 октября К. Янсон и Л. Фрайна направили в Малое бюро ИККИ проект организации панамериканского коммунистического движения, где говорилось, что «единство [коммунистического] движения в Соединенных Штатах и Канаде с [коммунистическим] движением в Латинской Америке» является обязательным условием для серьёзной борьбы с американским империализмом. Авторы проекта предполагали созвать конференцию по практическим проблемам Западного полушария и вопросам объединения коммунистов, призывая Исполком Коммунистического Интернационала выпустить воззвание об ее организации^[240].

Находившимися в Москве членами нового регионального органа Коминтерна был разработан и проект задач Панамериканского бюро, утверждённый Малым бюро ИККИ 12 октября 1920 г.: во-первых, способствовать созданию коммунистических партий и групп в тех странах континента, где таковых ещё нет, и единству действий уже имеющихся коммунистических организаций всех стран Америки;во-вторых, оказывать материальную поддержку входящим в Коминтерн партиям (всё финансирование их деятельности Исполкомом Коминтерна должно было впредь осуществляться исключительно через бюро); в-третьих, организовать издание журнала «Коммунистический Интернационал» на испанском языке. Агентству отпускалось на эти нужды сто тысяч долларов только на первые три месяца, причём треть суммы сразу^[241]. Принимая во внимание наполеоновские планы Москвы, неудивительно выделение столь существенной суммы на деятельность представительства III Интернационала в Западном полушарии.

Бюро начало свою деятельность в январе 1921 г. в Нью-Йорке с попытки разрешить конфликт трех компартий США и не смогло сразу заняться реализацией континентальных задач. Мешали трудности с поступлением денег, т. к. Фрайна задерживался в Европе, и выяснение отношений с американскими коммунистами о правах и взаимных обязанностях ПАБ и компартий США. Серьезный конфликт вызвало назначение в созданный ПАБ для деятельности в США подотдел – Американское бюро – М. Коэна (Г. Аллена). ЦИК Коммунистической партии Америки настаивал на своём праве «назначать и утверждать» представителей партии. Исполнительный секретарь ЦИК Ч. Добин (Дирба) заявил энергичный протест против назначения Аллена, указав на его некомпетентность и несоответствие этому посту и прямо давая понять, что данная кандидатура не будет способствовать установлению тесных контактов между Американским агентством и КПА^[242]. Осознавая, что Аллен далеко не последний человек в коммунистическом движении США, и не желая слепо выполнять прихоти КПА, Катаяма запросил у Центрального Исполнительного Комитета партии более конкретную информацию: в чём именно выражается некомпетентность Коэна. Однако в тот же день (17 января) Добин уведомил Американское агентство об исключении обсуждаемой персоны из партии «за нарушение партийной дисциплины и ложные заявления о Ц.И.К. е»^[243]. Катаяма не собирался сдаваться и, выслушав Коэна, полагавшего причиной исключения его убеждённость в необходимости скорейшего объединения американских коммунистов, 1 февраля 1921 г. выступил на заседании ЦИК КПА, указав, что с момента назначения Коэна представителем КПА в Американском бюро тот являлся полноправным членом партии. Кроме того, данное решение было одобрено представителями КПА в Москве. Председатель Американского агентства заметил, что исключение поставило его (Катаяму) и коллег в «тяжёлое и трудное положение», однако в целях налаживания сотрудничества между американскими коммунистами и представителями штаб-квартиры Коминтерна агентство запросило у ЦИК КПА подробную информацию, которая не была получена^[244].

Примерно две недели спустя, на съезде КПА, Катаяма повторил, что не рассматривает данное назначение как враждебный по отношению к партии поступок. По его мнению, окончательное решение вопроса тормозилось самим партийным руководством, не желающим спокойно и подробно изложить суть своих претензий, вместо этого настаивавшим на немедленном смещении Коэна с занимаемой в Американском бюро должности^[245]. В ответ Добин сообщил 22 февраля резолюцию съезда, подтверждающую требования об отзыве Коэна в целях сохранения «гармонии в отношениях» между КПА и Американским агентством. Обмен письмами окончательно рисковал превратиться в диалог слепого с глухим, однако Катаяма и его коллеги приняли всё же соломоново решение. Руководство КПА было уведомлено о том, что Коэн более не является членом Американского бюро и не будет принимать участия в его деятельности. В качестве причины подобного шага указывалось не требование ЦИК КПА, а намерение агентства «использовать того на другой работе» ^[246].

Другой работой стало направление американского коммуниста в Южную Америку. В полном соответствии с задачами регионального органа Коминтерна мандат Коэна, назначенного южноамериканским представителем Панамериканского бюро, предоставлял ему широкие полномочия по организации существующих в странах Южной Америки коммунистических групп в единую партию и созданию местных отделений Красного Интернационала профсоюзов^[247]. Выполнение программы поездки Коэна могло означать первый шаг в реализации континентальных амбиций Бюро, считавшего одним из ведущих направлений своей деятельности организацию коммунистических партий в каждой из стран Центральной и Южной Америки. Следующим шагом предполагалось их объединение в панамериканскую компартию вместе с компартиями США и Канады, без которой, как считал Катаяма, нельзя нанести решающий удар американскому империализму.

Для организации континентальной работы Бюро предложило руководству Коминтерна и Профинтерна увеличить численность сотрудников агентства и назначить шесть профсоюзных бюро, курирующих Канаду, США, Мексику и Центральную Америку; Аргентину, Чили, Парагвай и Уругвай; Бразилию и Гвиану; Перу, Колумбию, Боливию и Венесуэлу. Связь с Бюро должна была осуществляться через его представителей, способных решать и политические вопросы. Первым таким представителем стал Коэн, позже предполагалось направить в Бразилию и Перу представителя с идентичными полномочиями^[248].

Представительство Коминтерна и Профинтерна в Новом Свете рассчитало свой годовой бюджет в 175 тыс. долларов, из них на Мексику и Южную Америку приходилось 75 тыс.^[249] 1 марта 1921 г. на заседании Панамериканского бюро был принят бюджет на шесть недель, включавший финансирование поездок Коэна в Аргентину и Катаямы в Мексику – каждая по полторы тысячи долларов. Отъезд, однако, был отложен. Грандиозность планов по завоеванию целого континента коммунистической идеологией померкла, столкнувшись с прозой жизни. Идея направления эмиссаров ПАБ в различные страны континента породила из-за отсутствия наличных денег оппозицию исполнявшего в отсутствие Фрайны обязанности казначея Ю. Харпера, поддержанного Янсоном. Они предпочитали при лимите средств отказаться от амбициозных проектов, сосредоточив усилия агентства на решении сложных проблем коммунистического движения США. Катаяма с трудом сумел настоять на необходимости поездок делегатов Бюро в Латинскую Америку, указав на непонимание коллегами сути представительства Коминтерна – того, что оно является Панамериканским и лишь отчасти относится к США, в то время как Аргентина представляет собой «ось нашей работы в Южной Америке»^[250]. Столкнувшись с первыми внутренними разногласиями и трениями в отношениях с компартиями США, ПАБ попросило ИККИ повторно направить в Новый Свет Бородина, указав, что успех процесса объединения серьезно зависит от личности представителя Москвы, а авторитет последнего был для выполнения этой задачи весомым.

В вопросе о финансировании поездок председателя Бюро и его южноамериканского представителя Янсон и Хейман пошли на уступку, выделив из бюджета полторы тысячи долларов для миссии Катаямы и тысячу на командировку Коэна. Последняя статья была в итоге увеличена после иронического замечания жены Янсона о том, что Аргентина всё же находится дальше Мексики. Впрочем, Катаяма тоже не остался в накладе: было решено поднять верхний предел стоимости мексиканской поездки до трех с половиной тысяч долларов (только на профсоюзную работу в Мексике в течение двух-трёх недель требовалось не менее полутора тысяч).

Коэн отбыл из Нью-Йорка 21 марта, появившись в апреле в Монтевидео, а затем, 1 мая, в Буэнос-Айресе. Обратно в США он вернулся в августе либо осенью того же года. Каких-либо подробных сведений об его пребывании в Уругвае нет, за исключением письма представителя Коминтерна в Аргентине Ф. Вайля в ИККИ от 15 августа 1921 г., сообщившего об остановке в Монтевидео примерно три месяца назад какого-то «американского или английского товарища» с мандатом якобы от ИККИ, который, приняв анархистскую группу «La Batalla» за компартию, передал им деньги и проследовал дальше. Выяснить в точности, кто он такой, не удалось из-за незнания «товарищем» испанского языка. Автор письма в ИККИ заключает, что уругвайские «товарищи» имели в виду именно Коэна^[251].

Из аргентинской столицы Коэн направил предварительный отчёт Катаяме, который предполагал, что южноамериканский представитель Панамериканского бюро будет посылать сообщения еженедельно. Однако в архивных фондах Коминтерна содержится лишь короткое письмо из Буэнос-Айреса от 4 мая 1921 г., итоговый отчёт Коэна и финансовая справка к нему^[252]. В Буэнос-Айресе посланец ПАБ связался с ЦИК КП Аргентины, существование которой стало для него изрядным сюрпризом: он предполагал встретить разрозненные группы коммунистов, а обнаружил, по его словам, «реально функционирующую партию… свободную от сектантских и левых иллюзий»^[253]. Впрочем, это была лишь часть проблемы. Мандат его был признан лишь «после тщательной проверки». Руководители аргентинской партии отнеслись подозрительно и к нему, и к его документам. И это было совсем неудивительно – содержавшиеся в мандате имена ровным счётом ничего не говорили аргентинским коммунистам: в Буэнос-Айресе ничего не знали о существовании Панамериканского бюро!^[254]

Осознав ситуацию, представитель Панамериканского бюро, хорошо понявший, что он (дантист по специальности), толком не подготовленный (как он сам считал) к своей миссии, в том числе из-за незнания языка, местных традиций и психологии, решил ограничиться сбором информации и налаживанием связи между южно- и североамериканскими коммунистами. Его наблюдения, переданные в ИККИ^[255], полностью воспроизводили сведения руководства аргентинской партии, которое, вне всякого сомнения, и было его информационным источником. Можно с уверенностью сказать, что с точки зрения обеспечения Исполкома Коминтерна (и его Панамериканского бюро) достоверной информацией миссия Аллена не удалась. Он оказался заложником обстоятельств и преодолеть их не смог.

Южноамериканский эмиссар ПАБ счёл «нежелательным» создание бюро Профинтерна до проведения объединительного конгресса профсоюзов и «разрешения тем или иным способом вопроса о единстве», придя к выводу о том, что компартия Аргентины уже занимается объединением существующих в стране профсоюзов и полагая эту работу перспективной. Таким образом, Коэн подтвердил уже начавшее складываться в Москве мнение о возможности решать некоторые вопросы развития коммунистического движения с опорой на аргентинскую партию.

Оказать же материальную поддержку аргентинским коммунистам, потратившим все свои средства на издание газеты, у Коэна возможности не было (в ходе поездки ему даже пришлось тратить собственные деньги) – вот где сказались споры о том, какие мероприятия Панамериканского бюро подлежат первоочередному финансированию.

Не менее месяца американский коммунист провёл в Бразилии – в Рио-де-Жанейро и Пернамбуку, что, вероятно и дало американскому историку Т. Дрейперу основание утверждать, что именно туда Коэн и был направлен. Коммунистические группы в Рио и Пернамбуку были организованы позже – в ноябре 1921 и январе 1922 г. соответственно^[256], так что посланец Панамериканского бюро вряд ли имел прямое отношение к их созданию. Тем не менее не исключено, что ему приходилось встречаться с их будущими руководителями. Это, однако, является лишь предположением – отчёт Коэна даже не упоминает о самом факте пребывания его автора в Бразилии. Эта подробность поездки стала известной лишь из прилагаемой к документу финансовой справки. Следует отметить, что американский историк Р. Чилкот указывает на определённую роль, сыгранную в создании КП Бразилии «английского коммунистического агента Рамисона», побывавшего во второй половине 1921 г. в Рио-де-Жанейро и встречавшегося с лидерами левого движения. В расшифрованном 24 февраля 1922 г. письме М.А. Комина-Александровского в Москву от 6 января того же года сообщается о «тов. Рамзае». Очевидно, что Рамисон (Ramison) и Рамзай (Ramsay) – одно и то же лицо, разночтения же в фамилии следует отнести на счёт шифровальщика Отдела международной связи (ОМС) или же небрежности машинистки; ошибиться, впрочем, мог и Р. Чилкот, не ссылающийся на конкретный источник информации. Судя по времени пребывания Рамисона-Рамзая в бразильской столице, речь идёт именно о Коэне, но для окончательного подтверждения или опровержения этой гипотезы необходимы дополнительные документальные свидетельства ^[257].

Южноамериканский эмиссар ПАБ, как и планировал, смог наладить связь компартии с американскими коммунистами: именно через него компартия Аргентины получила сообщение об объединении американских коммунистов и с ним же направила поздравление и информацию о составе ЦИК КП Аргентины, адресах рабочих газет Аргентины, Чили и Уругвая^[258].

Важным результатом этой миссии стали выработанные им рекомендации по итогам своих наблюдений, не оставшиеся без внимания в Москве и имевшие последствия для разработки системы организационных мероприятий на южноамериканском направлении деятельности: 1) предоставить ЦИК КП Аргентины «мандат на ведение агитационно-пропагандистской работы по всей Южной Америке и выделить на это средства»; 2) немедленно выделить компартиям Аргентины и Уругвая не менее пяти тысяч долларов каждой на ведение партработы;3) предоставить аргентинским коммунистам полномочия организовать бюро Профинтерна сразу же после объединительного конгресса профсоюзов и профинансировать данное мероприятие; 5) поручить кому-либо из Южной Америки сделать полный политико-экономический обзор ситуации на континенте (вероятно, дабы следующий агент Коминтерна ориентировался в ситуации ещё до прибытия в страну). И, наконец, Г. Аллен предложил отложить созыв Панамериканского конгресса, поясняя, что без нескольких лет систематической агитации и пропаганды по всему региону и создания там нескольких компартий подобное воплощение идеи не может быть успешным^[259].

Вслед за Коэном в марте 1921 г. из Нью-Йорка разъехались и члены Панамериканского бюро: Янсон направился в Канаду, Фрайна после краткого пребывания в США вернулся в Берлин для урегулирования финансовых вопросов. Катаяма направился в Мексику ^[260]. С этого момента региональный орган ИККИ приступил к реализации главного направления своей деятельности – панамериканского. Одним из препятствий на пути Панамериканского бюро оставался раскол коммунистического движения Мексики, который японский коммунист предполагал ликвидировать в первую очередь.

Катаяма, получив поручение разобраться в сути конфликта между существующими в Мексике компартиями, в декабре 1920 г., еще находясь в Нью-Йорке, начал собирать информацию и опрашивать участников событий. Гэйл, немедленно установивший связь с председателем Американского агентства, категорически отверг претензии МКП на право создания Латиноамериканского бюро II Интернационала, якобы предоставленное ей Амстердамской конференцией, сославшись на опровержение данного факта С. Панкхёрст^[261].

Руководитель КПМ оценивал деятельность «группы Роя – Аллена – Рамиреса», стремившейся создать собственную профсоюзную организацию в противовес КРОМ и контролируемому КПМ Мексиканскому управлению ИРМ, как раскольническую. Подтвердив своё неприятие Моронеса как рабочего лидера, Гэйл тем не менее высказал мнение о постепенной радикализации взглядов последнего. Парадоксально, но теперь он упрекал лидеров МКП в оппозиции Моронесу, указывая, что, если бы те были искренни, им следовало, продолжая линию I Национального Социалистического конгресса, присоединиться к КРОМ. Учитывая накал страстей в противостоянии параллельных компартий, представляется естественным то, что Гэйл даже не обратил внимания на противоречивость собственных слов – если ему и Моронесу свои взгляды менять было можно, то почему такого права должны были лишиться руководители МКП?

Явно завышая данные о количественном составе своей партии (якобы свыше 1100 человек) и сообщив, что МКП численно меньше, Гэйл возложил на конкурентов вину за срыв переговоров об объединении компартий. Руководитель КПМ развернул масштабную деятельность по обретению международного признания, рассылая письма со своей версией рождения коммунистического движения в Мексике не только Катаяме, но и в компартии и левые социалистические группы Европы и Америки и собирая «рекомендательные письма» всех известных ему лиц (прежде всего подписчиков «Gale’s Magazin»)^[262]. Гэйл методично и последовательно уверял адресатов в своей искренности и открытости, клеймил своих оппонентов как «злонамеренных змей» и «платных орудий капиталистов», а тех, кто прислушивается к их словам, как «ослов, глотающих ложь негодяев». Важными доводами в свою пользу руководитель КПМ считал издание «Gale’s Magazin» на свои собственные деньги и регулярные требования высылки Гэйла, содержавшиеся в мексиканской прессе ^[263]. Лидер КПМ сетовал на невозможность из-за финансовой ситуации издавать журнал одновременно на английском и испанском языках, издание же его только на испанском языке привело бы к потере прежних подписчиков в США.

На базе полученных сведений Катаяма пришел к выводу, что Гэйл – человек искренний, но обладающий устойчивой репутацией провокатора. При этом председатель ПАБ опирался преимущественно на информацию Гэйла и близких к нему лиц, в том числе на мнение знакомого ему лично Ишимото.

В отношении Роя Катаяма сообщил, что его партия «очень сомнительна» и была создана лишь для того, чтобы послужить его собственным целям, после отъезда делегата МКП из Мексики она практически развалилась из-за недостаточного финансирования^[264]. Председатель бюро высказал тем не менее мнение о том, что, несмотря на слишком быстрый путь Роя от ультранационалиста до коммуниста, его искренность подтверждается тем, что он не раз рисковал собственной жизнью^[265].

Встретиться с Гэйлом лично главе ПАБ не удалось. Менее чем через неделю после приезда Катаямы в Мехико руководитель КПМ был выслан властями^[266]. Впрочем, это не помешало объединительной работе под эгидой представительства Коминтерна: Катаяма провёл ряд встреч с Ч. Филлипсом, который охарактеризовал Гэйла как единственное препятствие в деле объединения параллельных компартий в Мексике. С момента его депортации, по мнению Филлипса, становилось возможным создание единой партии. Уже на другой день лидер МКП, правда, попытался «отыграть назад» и, подтвердив готовность к широкому сближению, повторил тезис своей партии о том, что КПМ реальной партией не является и поэтому для достижения единства необходимо привлекать в коммунистическое движение новых людей, а не работать со сторонниками Гэйла^[267].

Процесс объединения, являвшийся одной из целей работы Панамериканского бюро и сдвинувшийся как будто с мертвой точки, рисковал вновь застопориться. Вмешательство Катаямы становилось неизбежным. 11 апреля председатель бюро направил письмо руководителям обеих компартий, от лица руководства III Интернационала Катаяма призвав МКП и КПМ объединиться в «сильную секцию» международной компартии до начала III конгресса Коминтерна. Предлагалась и схема слияния партий – бывших антагонистов. Исполкомы обеих партий не позднее 30 апреля должны были опубликовать совместный манифест о проведении объединительного съезда. Новая партия в соответствии с уставом Коминтерна принимала название Коммунистической партии Мексики. Участвовать в съезде и вступить в партию могли все лица, признающие принципы III Интернационала и действующие в соответствии с ними. В ЦИК объединенной партии предлагалось включить пять человек – по одному от МКП и КПМ и трех, избранных на съезде. Подготовка съезда и работа временного Исполкома новой партии должны были осуществляться в сотрудничестве с мексиканским представителем ПАБ, которым стал Филлипс^[268], что является естественным по ряду причин – тот успел побывать в Москве, где и был прикомандирован к ПАБ в качестве помощника, был знаком с Фрайной и, наконец, говорил по-испански. В тот же день Катаяма заявил о создании единой партии как о свершившемся факте. Он пришел к выводу о том, что вести работу в Мексике вообще проще, чем в США, а межпартийный конфликт окончательно урегулирован, и постоянно повторял эту мысль в письмах ИККИ.

Катаяма и Филлипс так уверились в силе будущей объединенной компартии, что совершенно не обратили внимания на перемены, произошедшие в политической жизни Мексики. Движение против Каррансы завершилось триумфальным вступлением генерала А. Обрегона в столицу в ноябре 1920 г. Принципиально важным был отказ сонорской группы политиков, в отличие от «дона Венустиано», от идеи удерживать рабочих подальше от политической деятельности. Обрегонисты (сам Обрегон, Кальес и де ла Уэрта) неоднократно демонстрировали симпатии к трудящимся, а позднее Обрегон (уже как кандидат в президенты) и руководители КРОМ подписали секретный пакт, согласно которому правительство в обмен на политическую поддержку во время избирательной кампании обещало создать министерство труда, зарезервировав пост его руководителя за членами КРОМ. Победив, президент сдержал слово и не только выделял Конфедерации тайную финансовую помощь, но и назначил губернатором Федерального округа С. Гаску, бывшего одно время рабочим руководителем. Сам Обрегон провозгласил себя сторонником социализма, целью которого являлось «распределение на равной основе ресурсов, которыми природа наделила человечество»^[269]. Подобный альянс не только обеспечивал правительству поддержку со стороны значительной части организованного рабочего класса, но и предоставлял ему свободу действий против радикальных секторов последнего в любой момент, когда это понадобится правящей политической или профсоюзной элите (КРОМ). Но ни Катаяма (не знавший испанского и не читавший местных газет), ни Филлипс не обратили внимания на недвусмысленные предупреждения президента А. Обрегона и министра внутренних дел П.Э. Кальеса о неизбежной высылке всех иностранцев, активно участвующих в мексиканской политике. Депортацию Гэйла красные радикалы, вполне вероятно, сочли досадным инцидентом. Сам руководитель КПМ заявил мексиканскому консулу в Сан-Антонио, что его депортация стала актом мести со стороны генерала Кальеса и что они с президентом являются членами «Большевистского объединения»^[270].