Методологический дискурс о постмодерне. Между про-капитализмом и контр-капитализмом

7. Конкретизация перехода от средневековой миросистемы к модерновой. «Недиалектический» и «диалектический» модерн. Взаимозависимость горизонтов наукогенности, техногенности и социогенности. «Комплекс модернизации»

Теперь можно рассмотреть переход от средневековой миросистемы к модерновой подробнее.

Во-первых.

Как я уже говорил, переход к модерновой миросистеме можно представить как переход

– от культуры «человека пассивного» и «мостов к трансцендентному»

– к культуре «человека активного» и «прохождения через земную реальность».

Средневековую западноевропейскую культуру (как культуру с религиозной идеологией) можно назвать культурой «мостов к трансцендентному». Путь человека в такой культуре в стратегическом плане был путем «от земного к небесному». На такой переход были направлены основные силы этой культуры.

Логику перехода к модерну можно описать как ответ на интегральный вызов негатива культуры «мостов к трансцендентному». Этот негатив легко понять, если подразумевать, что идеально-проектный уровень последней реализовывался через «идеологическую» миросистему, основанную на универсальном, социальном и когнитивном идеализме/контр-антропоцентризме. Если ответ на вызов задать как структурное отрицание вызывающей ситуации, то в качестве части такого отрицания получится направленность на земную реальность как среду, через которую развертываются сущностные силы человека.

Переход к «культуре прохождения через земную реальность» выражается через процесс последовательной секуляризации всех основных аспектов новоевропейского мира. Можно выделить следующие основные аспекты:

– Социальный аспект. Секуляризация в этом отношении должна выражаться в последовательном снятии с социальных систем сверхземного обоснования их внутреннего устройства. Общества все более должны были осознаваться как творения человеческих рук, социальных и исторических законов.

– Природный аспект. Секуляризация в этом отношении должна была последовательно отделять земную природную реальность от сверхземной. Природа тоже должна была становиться автономной реальностью. Должен был утверждаться метафизический натуралистический материализм.

– Познавательный аспект. Секуляризация в этом отношении должна была устанавливать познание как дело человеческих рук, направленное на познание секуляризованного природного и социального мира. Должен был утверждаться метафизический когнитивный материализм.

– Технологический аспект. Секуляризация в этом отношении должна была направлять человеческие усилия на изменение природного и социального мира в направлении их улучшения или использования.

Интегральным результатом указанного перенаправления человеческих усилий должно было стать:

– Специфически модерновое представление о социальности (метафизический социальный материализм).

– Специфически модерновое представление о природе (метафизический натуралистический материализм).

– Специфически модерновая наука (метафизический когнитивный материализм).

– Специфически модерновая техника-технология (реализующая инструментальный аспект всех указанных материализмов).

Движение в этом направлении можно видеть уже в эпохе Возрождения. В изобразительном искусстве происходит переход от пансимволизма к реализму в изображении человеческого и природного мира. Предметность моделируется как объемная, соответствующая перспективе зрения. Формируется геометрическая перспектива пространства. Человек и природа становятся более индивидуальными. Хотя, одновременно, происходит идеализация и природы, и человека. Если свести все аспекты в систему, то получится формирование перспективно-объемного изображения природно-человеческой предметности. Происходит то, что можно назвать рациональным моделированием предметности средствами искусства.

В философии утверждается представление о творческой природе человека, активность которого направлена на земной мир. Человек утверждается как тот, кто продолжает творение мира Богом. Мир становится наполненным божественными энергиями. На место теизма, который соответствовал культуре «мостов к трансцендентному», утверждается пантеизм.

Если суть модернового искусства можно выразить как рациональное моделирование предметности эстетическими средствами, то суть модерновой науки можно выразить как рациональное моделирование предметности (прежде всего природной) интеллектуальными средствами. Формирование принципов модерновой науки Галилеем можно разместить на линии рационального моделирования предметности земной реальности. Искусство осуществляло моделирование этой реальности своими средствами, а наука – своими. Здесь важно увидеть симметрию между этими аспектами модернового способа зрения на мир. Также можно говорить о том, что наука вместила в себя систему принципов, выработанных искусством и философией.

Во-вторых.

Развертывание модерна с определенной долей условности можно разделить на две фазы:

– Недиалектический модерн.

– Диалектический модерн.

Относительно «недиалектического» модерна можно говорить, что в каждом из указанных фундаментальных аспектов должна была происходить:

– Критика средневековых представлений о мире.

– Критика средневековых способов познания мира.

– Утверждение новых представлений, соответствующих новым способам познания, направленным на соответствующую предметность.

Относительно «диалектического» модерна можно говорить, что, по мере того как модерн занимал все большие позиции, должна была происходить:

– Критика прежних модерновых представлений о соответствующей области мира.

– Критика прежних модерновых способов познания относительно соответствующей области.

Утверждение новых представлений, соответствующих новым способам познания, направленным на соответствующую предметность.

Если относительно «недиалектического» модерна логично говорить

– об однократном интегральном шаге «открывания» универсума,

то относительно «диалектического» модерна можно говорить

– о бесконечном воспроизводстве шагов «открывания» универсума.

В-третьих.

Учитывая все сказанное, в развертывании модерна (как культуры «человека активного» и «прохождения через земную реальность») можно выделить следующие фундаментальные аспекты:

– наукогенный;

– техногенный;

– социогенный.

Наукогенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием научного горизонта (знания о природном и социальном мире);

– с постоянно увеличивающимся влиянием научного знания на само существование природного и социального мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием научного знания на технико-технологический аспект человеческого существования.

Техногенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием технико-технологического горизонта (возможностей влияния на природный и социальный миры);

– с постоянно увеличивающимся влиянием техник и технологий на само существование природного и социального мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием техники и технологии на научный аспект человеческого существования.

Социогенным можно назвать тот аспект развертывания модерна, который связан:

– с постоянным развертыванием социального горизонта (качественным и количественным развертыванием человеческого мира);

– с постоянно увеличивающимся влиянием социальности на существование природного мира;

– с постоянно увеличивающимся влиянием социальности на научный и технико-технологический аспекты человеческого существования.

Опираясь на это можно говорить о взаимовлиянии трех горизонтов человеческого существования в культуре «человека активного» и «прохождения через земную реальность»: наукогенного, техногенного и социогенного.

Здесь важно отметить, что развертывание этих горизонтов до определенного времени происходило достаточно автономно (через последовательность социальных, технологических и научных революций). Но постепенно эти горизонты становились взаимозависимыми:

– Можно говорить, что развертывание горизонта наукогенности стало невозможно без развертывания горизонта техногенности. И наоборот. На определенном этапе развертывания модерна можно было видеть, как наука стала оснащаться таким инструментарием, который невозможен без условной техногенной цивилизации. Это сделала науку стратегически зависимой от развития техники-технологии.

– Можно было видеть, что и техника-технология стала принимать в себя столько научного знания, что дальнейшее расширение горизонта техногенности стало невозможным без расширения горизонта научности. Так эти два горизонта стали взаимозависимыми.

– Можно говорить о том, что развертывание человеческого мира в стратегическом плане стало зависеть от горизонта наукогенности-техногенности. Современное человечество, пошедшее по пути модерна, уже не может представить себе ни современное, ни будущее свое существование (то есть расширение своего горизонта) без расширения горизонта наукогенности-техногенности. И наоборот. Расширение горизонта наукогенности-техногенности невозможно без расширения горизонта социальности. Наука и техника-технология поддерживаются теми запросами, которые дает им человечество. Если представить себе, что человечество перейдет на какую-то другую стратегию существования (например, вернется к культуре «мостов к трансцендентному»), то расширение горизонта наукогенности-техногенности будет остановлено или даже обращено вспять.

В-четвертых.

Опираясь на сказанное можно говорить о том, что в современном «модернизированном» состоянии человечество существует в логике взаимной поддержки горизонтов наукогенности-техногенности и социогенности. Комплекс этой взаимосвязи можно назвать «модернизационным комплексом» или «комплексом модернизации».

Можно говорить о фундаментальном влиянии «комплекса модернизации» на развертывание и глобализацию модерна. Здесь надо иметь в виду исходное разделение и западноевропейского мира, и всего остального мира на государственные системы, которые ведут друг с другом как идеологические, так и геополитические войны. Как «комплекс модернизации» мог влиять на логику геополитических противостояний? Он мог на это влиять и влиял через технико-технологическую оснащённость государств. Чем более было оснащено государство в этом отношении, тем более оснащён в этом отношении был его военный потенциал. А это значит, что государство имело преимущество в ведении войны и осуществлении геополитического господства. Это проявилось не сразу. И «комплекс модернизации» тоже стал формироваться не сразу. Но постепенно должно было происходить именно это. Чем более государство (группа государств) реализовывало через себя «комплекс модернизации», тем более геополитически сильным оно становилось. Тем государствам, которые оказывались в слабой позиции, оставалось только осознавать необходимость «модернизационных» преобразований для того, что снова приобрести геополитическую значимость.

Особенно ярко это проявилось в отношении экспансии западного мира на развитые неевропейские государства. Развертывание модернового мира происходило в том числе и через колонизацию и эксплуатацию незападной части человечества. В начальный период (когда западноевропейская область еще не развернула в достаточной степени «комплекс модернизации») колонизация могла успешно осуществляться относительно тех обществ, которые были недостаточно развитыми. Развитые неевропейские общества (особенно такие как Япония и Китай) могли успешно удерживать свою самостоятельность. Когда «комплекс модернизации» европейских стран был достаточно развит, стала возможной силовая колонизация тех государств, которые до этого были недосягаемы. Так Китай в XIX веке стал объектом военной агрессии, с помощью которой европейские страны получили доступ к его внутреннему рынку и заполнили этот рынок опиумом. Во второй половине XIX века США силовым путем заставили Японию дать им доступ к внутреннему рынку. Передовые элиты в Японии и Китае осознавали необходимость принять в себя те основания европейского развития, которые сделали их геополитически превосходящими. Можно говорить, что они стали принимать внутрь себя «комплекс модернизации». Раньше всего это сделала Япония. К началу ХХ века она стала уже достаточно оснащённой в технико-технологическом отношении, чтобы выиграть войну с Россией и начать осуществление плана по подчинению Китая. Япония стала значимым участников Второй мировой войны, пытаясь подчинить себе страны тихоокеанского региона. У Китая получилось развернуть внутри себя «комплекс модернизации» только во второй половине ХХ века. С разной степенью успешности по такому же пути пошли все ранее «неразвитые» государства. Но в каждом из них «комплекс модернизации» развертывался на основе своей «социокультурной материи», которая создавала реализационную специфику.

Современное состояние человечества продолжает оставаться связанным делением на государства и государственные союзы, в которых развертывание «комплекса модернизации» задает геополитическое положение, характер и степень их внутренней «модернизационной» преобразованности.

8. Социально-исторические факторы, которые определили модерновый когнитивный материализм и задают ему фундаментальные границы

Теперь можно выписать те социально-исторические факторы, которые определили модерновый когнитивный материализм и задают ему фундаментальные границы.

Во-первых.

Прежде всего, надо иметь в виду логику исторического развития европейской культурной зоны, которая выражена в смене мировоззренческих акцентов миросистем. Главным образом здесь важен переход от средневековья к модерну как переход от социально утвержденного акцента на контр-антропоцентризме/идеализме к социально утвержденному акценту на антропоцентризме/материализме. Имея в виду разделение миросистемы на идеально-проектный и реализационный планы, можно говорить, что перспектива модерна в реализационном плане всегда стоит под вопросом. Реализационные кризисы, чем более они будут глобальными, тем более они будут стимулами к актуализации и восстановлению на идеально-проектном плане контр-антропоцентризма/идеализма.

Во-вторых.

Развертывание модерновой миросистемы (как охватывающей только европейскую культурную зону) можно считать развертыванием «комплекса модернизации» (поддерживающих друг друга горизонтов социогенности, наукогенности и техногенности). Развертывание каждого из этих горизонтов стратегически ограничивается развертыванием каждого из двух остальных. Если по каким-то причинам один из горизонтов перестанет развертываться, то остановится развертывание всего комплекса.

В-третьих.

Развертывание «комплекса модернизации» в масштабе человечества является продуктом глобализации модерна через геополитический охват/захват всего остального немодернового мира. Поскольку этот охват осуществлялся посредством военной силы, поскольку эту силу европейским государствам дало развертывание внутри них «комплекса модернизации», то неевропейский мир должен был принимать внутри себя этот комплекс для того чтобы быть геополитически независимым или даже преобладающим. Но надо иметь в виду, что этот комплекс был принят извне. Он не являлся продуктом внутреннего развития неевропейских культур. А это значит, что можно говорить о внутреннем противоречии между «социальной материей» неевропейских культур, несущих внутри себя логику традиционных направленностей и логикой «комплекса модернизации». Логически нет препятствия к тому, чтобы представить себе актуализацию традиционных культурных направленностей внутри неевропейских областей современности под влиянием глобальных кризисных ситуаций.

В-четвертых.

Стратегия когнитивного материализма в соответствии с логикой модерновой социокультурной материалистической революции содержит внутри:

– ценностный акцент;

– технический акцент.

Ценностный акцент задает позитивность процессу освобождения универсума, человека, природы и познания от средневековых представлений. В этом смысле действовать в логике материалистической революции (в какой бы области она ни происходила) означало участвовать в освобождении мира. Таким можно считать исходный пафос разного рода материалистических революций модерна. Причем, если мы говорим о диалектическом модерне, то его надо представлять как множество революций, направленных уже не на собственно остаточные средневековые представления, а на представления, созданные предшествующим модерном. Каждая такая революция должна актуализировать исходный ценностный пафос модерна. Каждая их них должна восприниматься ее революционерами как ценностно позитивный шаг освобождения.

В этой логике мы можем расположить ММК. Советская система сама была способом реализации на идеально-проектном уровне радикального варианта материалистической революции модерна – марксизма. Реализационно, советская система ко второй половине ХХ века стала тоталитарным, идеологическим обществом, которое воспринималось ее критиками как предательство исходных идеалов. ММК в этом плане совершал свой вариант освободительной, материалистической революции. В этом смысле он должен был нести в себе пафос оптимизма. В той мере, в какой Автор утверждает свою неразрывную связь с мэйнстримом ММК, его «технооптимизм» можно считать воспроизводством исходного оптимизма ММК. Одновременно, утверждая оптимизм в отношении стратегии когнитивного материализма, Автор утверждает исходный пафос модерна.

Технический аспект стратегии когнитивного материализма является акцентом на инструментальном разуме (мыследеятельности). И в этом отношении ценностный оптимизм всегда сталкивается с реализационными проблемами и негативами этого аспекта модерна. Инструментальный разум только в логике позитива материалистической революции может быть беспроблемным. Как только модерновая миросистема в своих частях или в целом будет демонстрировать реализационные кризисы, будет проблематизироваться инструментальный разум.

В-пятых.

Важным для проблематизации инструментального разума является план социально-системной организации человечества, который является фундаментальным для человеческой истории. На протяжении от первых государств до современности человечество оказывалось разделённым на социальные системы, каждая из которых противопоставляла себя всем остальным. Степень противопоставленности могла колебаться от утверждения в системном самосознании своей исключительности (которая дает основание для господства над остальным человечеством) до простого утверждения неизбежности деления на системы.

Этому плану, как я уже говорил, противопоставлялись «мировые освобождающе-объединяющие революции». На идеально-проектном плане эти революции представляли собой программы мирового освобождения человечества от социально-системной организации, от тех делений и противопоставлений, которые эти организации создавали. В качестве нового способа объединения людей утверждались универсалистские этические системы. На организационном плане изначальные формы «мировых революций» порождали анархо-коммунистические коммуны. В дальнейшем, эти революции соединялись с логикой системной социальности, становясь идеологиями социокультурных систем с универсалистской экспансивной направленностью. В этом отношении средневековье можно назвать вторым поколением культур (культур, основанных на идеологии «мировых освобождающе-объединяющих революций»).

Модерн, как ответ на вызов реализационного негатива культур второго поколения, на идеально-проектном уровне создает новый вариант «мировой освобождающе-объединяющей революции», а на реализационном плане испытывает судьбу предыдущего варианта такого рода революций. Его «мировая революция» тоже оказывается соединенной с логикой системной социальности (или даже поглощенной ею).

Но в разных контекстах реализационная критика модерна актуализирует «мировую революцию». Это выражается в различных попытках построить коммуникативно-креативные жизненные контексты, минуя социально-системную организацию. Можно сказать, что это попытки «прорастания» через социально-системную организацию, создания глобальной коммуны, логика существования которой (и в которой) выведет человека на новый уровень развития.

Формирование разного рода сетей коммуникаций (особенно глобальных информационных сетей) создает реализационную платформу для намерения «мировой революции». Хотя, мысля об этом в обратном направлении, мы получаем возможность глобального контроля над индивидуальным сознанием.

Позиция Автора, связь его позиции с логикой ММК дает возможность видеть во всем этом проявление логики «мировой освобождающе-объединяющей революции». ММК (как реализационная критика советской системы) вполне четко проявляет через себя эту логику. С идеально-проектной стороны, это желание мыслить человека, его мыследеятельность по ту сторону культурно-социальных систем. С реализационной стороны, это стремление поддерживать формат «философской школы» (даже чего-то, подобного Касталии Г. Гессе). «Схема мыследеятельности», выработанная ММК (и на которую опирается Автор), выражает собой именно такую организационно-мыследеятельностную форму. Транслируя «схему мыследеятельности», Автор невольно (он не демонстрирует рефлексии относительно этой схемы) воспроизводит логику ММКовского варианта «мировой освобождающе-объединяющей революции». Это объясняет его стремление рассматривать «мыследеятельность» расположенной по ту сторону логики социально-системной организации.

В-шестых.

Можно еще раз акцентировать, что инструментальный разум модерна в равной мере можно направить на разные конструктивные стратегии.

В одном направлении он будет инструментом для реализации новых вариантов социально-системной организации, по-новому вписывающей индивидуального человека в свои рамки. Кроме того, этот слой организации человечества всегда был и продолжает оставаться источником конфликтности, порождающим разного характер и масштаба войны. Инструментальный разум уже предоставил человечеству оружие для самоуничтожения.

В другом направлении инструментальный разум будет инструментом для реализации новых вариантов модерновой «мировой освобождающе-объединяющей революции», действующей в направлении «снятия» слоя социально-системной организации.

Какого рода логика возобладает в конечном итоге – вопрос открытый.