Чем больше муниципалитет изымает, тем больше дотаций он получает от государства. Больше перспектив в этой сфере, по мнению министра, у крупных компаний, которые могут предложить на тендере более выгодные условия. Сегодня дети стали в Финляндии ходовым "товаром". Чем больше детей "выиграет" та или иная фирма по тендеру, тем больше денег она получит от государства. В 2011 году из семей были изъяты 17409 детей.
*************************************************************************************
Изъятие детей из семей – легальный бизнес финских властей. Приюты, куда помещаются изъятые из семей дети, получают из госбюджета Финляндии круглую сумму – в среднем 4000 евро в месяц.
Если ребенок передается на воспитание в приемную семью, то новоявленным родителям доплачивают из казны 1800 евро в месяц. (И это притом, что средняя зарплата финна варьируется в пределах трех тысяч евро в месяц – заметьте, это до уплаты налогов, которые составляют 35%). Оставшаяся сумма – 2200 евро – оседает в государственном бюджете, а о том, как расходуются «детские» деньги никто не отчитывается.
Ежегодно финская ювенальная служба забирает из родных семей тысячи детей в возрасте от 0 до 18 лет. Есть случаи, когда постановление об изъятии ребенка выносится еще до его появления на свет. Если посчитать, то ювенальный бизнес приносит финнам сотни миллионов евро чистой прибыли в год.
По словам русских мам, проживающих в Финляндии, помощь государства родным семьям с детьми составляет около 100 евро в месяц. Поэтому приемным семьям экономически выгодно забирать на воспитание чужих детей. Никто не остается в накладе – ни новоявленные родители с прибавкой к доходам, ни госслужащие.
**************************************************************************************
Так можно ли удивляться, почему в Финляндии год от года распространяется ювенальный террор? По статистике, из 100% изъятых детей только 4% возвращаются к родным папе и маме.
Это Финляндия. А если нам пройтись по другим странам?
Ежегодно более 2000 человек в Израиле лишаются детей. Это происходит не в результате гибели в авариях, или от тяжелых болезней, а по распоряжению работников социальных служб, которые фактически бесконтрольно распоряжаются судьбами тысяч людей.
После Израиля перейдём в Германию.
«Последнее время служба по делам защиты детей реагирует слишком быстро и без раздумий. Это поведение ковбоя: сначала я тебя убью, а потом буду разбираться, представлял ли ты для меня угрозу. Число изъятых детей настолько велико, что в Вуппертале чиновники уже не могут найти семьи для временного содержания. В Северном Рейне-Вестфалии самая высокая доля изъятия детей по всей стране. В Вуппертале же – самая высокая доля изъятий по Северному Рейну-Вестфалии. Только за прошлый год в городе изъяли 600 детей. А ведь еще несколько лет назад речь шла о 30–40 детях в год», – продолжает рассказ Пауль Блудау.
Впрочем, рост числа изъятий детей наблюдается по всей Германии. По официальным данным федерального министерства по делам семьи, престарелых, женщин и молодежи, за прошлый год в Германии сотрудники службы по делам защиты детей отобрали у родителей 28,2 тыс. детей и подростков. Это на 8,4% больше, чем годом раньше.
В Англию.
Как вчера (11 апреля 2012 года) сообщило издание Daily Mail, количество случаев применения практики изъятия детей из семьи и передачи их под опеку достигло в Англии небывалой величины, впервые превысив 10000 всего за 12 месяцев.
Только с 2008 года эта цифра более чем удвоилась и составляет примерно 225 случаев в неделю, доводя общее количество приёмных детей в Великобритании в целом, по крайней мере, до 90000.
В Норвегию.
Наверное, нет в России семьи, не наслышанной об ужасах ювенальной юстиции в Европе. А лидирует в этом деле, по общему мнению, Норвегия. Именно поэтому на ее примере я и попытаюсь разобраться, зачем продвинутые вроде бы государства своими действиями разрушают счастье тысяч людей.
Сначала несколько слов о приемах, которые использует ювенальная юстиция Норвегии (у которой есть и своя полиция) для того, чтобы так или иначе изъять ребенка из вполне нормальной семьи.
Первым и основным приемом является наблюдения за вами соседей, друзей (стукачество здесь является абсолютной нормой, шлепок или окрик ребенка на улице практически на 100 процентов означает жалобу любого заметившего это и изъятие ребенка из семьи), а также через специалистов, так или иначе контактирующих с ребенком. Это может быть личный или общественный психолог, воспитатель или нянечка из детского сада, учитель из школы, в которой учится ребенок, тренер из спортивной секции или педагог дополнительного образования.
Печально известная социальная служба « Barnevernet » имеет своих внештатных агентов повсеместно. И от субъективного мнения любого из этих «специалистов» зависит судьба каждой семьи. Неряшливая форма одежды или наоборот, ребенок слишком чист и выглажен, задумчивость или наоборот, слишком «шустр» малыш: любое малейшее отклонение от стандартов может стать основанием для серьезной проверки. А уж если она началась… Шансов, что она закончится для семьи благополучно, остается очень немного.
Основанием для изъятия (слово то какое мерзкое) ребенка из семьи часто служит такое определение как «родители не нашли контакта с ребенком». Вдумайтесь только. Каждый, кто имеет детей, знает, что при становлении личности существуют периоды, когда дети бунтуют против родителей. Вот такого момента и поджидают эти «радетели за счастливое детство».
Ряд критериев « Barnevernet » , по которым могут изъять ребенка из семьи (взято из открытых источников)
– У отца нет работы – он не может поддерживать семью.
– Отец болен и мать не может найти хорошо оплачиваемую работу, поэтому семья не может покупать игрушки и оплачивать школьный и внешкольный досуг детей.
– Чистая одежда не сложена идеально в шкафу.
– Психолог зарегистрировала, что мать не смогла сделать такой омлет, который бы она нашла удовлетворительным, и резала слишком толстые куски хлеба (мои дети, к примеру, омлет вообще на дух не переносят).
– Ребенок с удовольствием смотрит на незнакомцев и улыбается им. Значит, он не привязан к матери.
– Ребенок поворачивает лицо в неправильную сторону, когда отец моет его.
И так далее…
Следует отметить, что « Barnevernet » – полугосударственный орган опеки, но работает под эгидой и на средства государства. А теперь угадайте, как называется министерство, ведающее делами детства в Норвегии? Ни за что не угадаете, а называется оно «министерство по делам детей и сексуальному многообразию». Такие вот дела…
Второй главный прием, по сути вытекающий из первого, – это наблюдение собственно за самим ребенком, за каждым его словом, поступком. Не дай Бог, если ребенок в сердцах скажет что-то нелицеприятное про родителей. Все – пиши, пропало.
И во Францию.
Экономический кризис, диссоциация семейных ценностей и возросший уровень подростковой преступности конца 90-х во Франции потребовали чрезвычайных мер для расследования положения дел в социальной сфере детства. Расследование поручили двум высокопоставленным чиновникам: Генеральному инспектору социальных служб Пьеру Навесу и Инспектору юридической службы Бруно Катала. В 1997 году чиновники начинают работу и к июню 2000 года публикуют стостраничный отчёт, в котором среди прочих указаны следующие данные:
Количество изъятых детей в год:
1994 – 134 тыс.
1995 – 137 тыс.
1996 – 116 тыс.
1997 – 129 тыс.
В отчёте также указано, что семьи, откуда изымают детей, боятся этой процедуры и считают её глубоко несправедливой. Ведь дети – это «единственное богатство беднейших», а изъятие, как правило, навсегда разрушает семью. Страх порождает ответное насилие уже по отношению к работникам социальной сферы, воспитателям и судьям. Институт социальной помощи детям в народе называют «институтом воровства детей».
Ещё немножко об этом отчёте.
– В 2000 году французское правительство под давлением профессионалов, забивших тревогу, обратилось к генеральному инспектору по социальным делам Пьеру Навесу и генеральному инспектору юридического отдела Брюно Катала с просьбой представить доклад о положении дел в судах по делам несовершеннолетних и в социальных службах, о разлучении детей с родителями. Доклад получился обширный и совершенно шокирующий. В нем говорилось: «Колоссальное количество детей отнято у родителей и помещено в приюты и приемные семьи. Судьи и сотрудники социальных служб постоянно нарушают закон. Между законом и практикой его применения огромная разница. В одном и том же суде практика одного судьи отличается от практики другого. Нет качественного контроля системы защиты детей и семьи. Никакого уважения к семье, никакой заботы о ней ювенальная юстиция не проявляет. Прокуратура не может вести наблюдение за всеми делами, так как их слишком много. Социальные работники и судьи имеют полную, безграничную власть над судьбой ребенка».
Да, власть действительно практически безграничная. Давайте-ка от масштабов действий ювеналки снова перейдём к конкретным случаям.
– Итак, ребенка забрали. Что дальше? Как действует эта система во Франции?
– Ребенок полгода отсиживает в приюте. Больше не положено. После этого его отдают в приемную семью. По-настоящему усыновить ребенка во Франции очень трудно, на это уходит семь–восемь лет. Зато взять его в приемную семью легко, а государство тебе еще будет деньги выплачивать. По закону, приемная семья должна находиться как можно ближе к дому родителей, чтобы они могли чаще навещать своего ребенка. Однако и тут права родителей постоянно нарушаются. За девять лет, что Маша находилась в первой приемной семье, мне не удосужились сообщить, что это за люди, где они живут, в какой школе учится моя дочь. Наоборот, после ее помещения в приемную семью сотрудники социальных служб тут же попросили суд скрыть от меня все эти данные. Мне приходилось с трудом добывать хотя бы одно медицинское свидетельство за год, чтобы узнать, как себя чувствует моя дочь! А ведь Маша в приюте тяжело болела! После того, как Маша «отсидела» (по-другому я сказать не могу) девять лет в одной приемной семье (которая за счет надзора над Машей поправила свое материальное положение и смогла перебраться на юг), она была переведена во вторую приемную семью. И я точно так же узнала об этом только из судебного постановления. Никто не спросил моего согласия, не познакомил и с этой семьей.
Ничего не понимаю. Натуральное рабство. На словах—защита прав детей, а на деле—рабство. Дети не имеют права—хотя очень хотят—остаться с родной мамой и родным папой. Нет—их просто, как вещь, передают посторонним людям. Что это, если не рабство? А теперь можете говорить, что мы—современные люди—жутко цивилизованные.
Когда Маша болела, я со слезами умоляла судью Симонен разрешить мне поехать в приют, чтобы успокоить ребенка. Судья Симонен мне отвечала: «Да она не нуждается в Вас! Кто Вам сказал, что ей нужна Ваша помощь? Возле нее профессионалы, ей с ними хорошо». А сотрудница социальной службы Кислик говорила предельно откровенно: «Мы работаем над Машей, чтобы она забыла Ваш образ, выбросила его из головы и сердца. Мы приучаем ее жить без матери».
А что это такое—жить без матери?
Наиболее известны своей патологической любовью к справедливой уравниловке скандинавские страны. В Норвегии, например, официально считается, что все дети должны расти одинаковыми и в одинаковых условиях, не выделяясь, а также выдвинут лозунг «Дети не принадлежат своим родителям».
А кому же они принадлежат? Ведь дети не могут быть бесхозными! Если за них не отвечают родители, значит, решение принимает кто-то другой. Этот другой – государство. Российские коммунисты начала двадцатых годов ХХ века всерьез грезили об обобществлении всего и вся – быта, жен, детей. Считалось, что профессионалы смогут делать дело лучше, чем непрофессионалы. Поэтому воспитывать детей лучше доверить людям с педагогическим образованием или психологическим, нежели таким дилетантам, как родители. А то заводят и воспитывают детей кто ни попадя, а знаний, нужных для этого, не имеют!
И как только животные с этим справляются без высшего образования?!
Нет, в общем и целом профессионалы действительно лучше справляются с профессиональными обязанностями. Но в том-то и дело, что воспитание детей не профессиональная обязанность. Человек на этом не зарабатывает. Он на это тратится. Все профессии мы выдумали сами. А вот детей до сих пор производим по старинке, без затей. Это пришло к нам из глубин нашего животного прошлого. Так же как ходьба или дыхание. Почему никто еще не заявил, что дышать лучше поручить профессионалам?
В основе всего нашего поведения лежат лишь несколько базовых требований – я их уже перечислял: размножение, самосохранение, поиск и потребление пищи, доминирование, развлечения. Мы учимся и овладеваем профессиями, чтобы прокормиться. Мы пристегиваемся ремнями безопасности, чтобы самосохраниться. Мы стремимся к успеху, чтобы удовлетворить свое стремление к доминированию. Мы занимаемся наукой, чтобы развлечься (некоторые, а другие – в карты играют). Мы воспитываем детей, подчиняясь могучему инстинкту продолжения рода. И при чем здесь чья-то профессия?
В процессе воспитания детей надуманный, тоненький, наносной слой профессионализма, легко стираемый грубым пальцем равнодушия к чужим детям, с успехом заменяется толстенным канатом животной родительской любви. Материнское молоко лучше синтетической жижи!
*************************************************************************************
В результате норвежская (и не только норвежская, она здесь только в качестве примера) ювенальная юстиция поставила изъятие детей у матерей на поток. Организация, занимающаяся внесудебными расправами над детьми, называется в Норвегии «Барневарн». Она прикрывается защитой детских интересов, как Гитлер, уничтожавший евреев, прикрывался интересами нации, но при этом у самих детей не спрашивают, хотят ли они быть арестованными и лишенными матери.
Именно так. У детей не спрашивают. Как и у рабов не спрашивали, а хочет ли он быть рабом.
Барневарн неплохо финансируется – почти миллиард евро в год норвежские налогоплательщики тратят на то, чтобы сотрудники этой организации по доносам (зачастую анонимным) арестовывали детей, отнимая их у родителей. Можно представить себе масштаб репрессий, охвативший страну, если одних только русских детей, томящихся в застенках Барневарна, более пяти тысяч! «Успех» норвежского детского гестапо феноменален – по некоторым данным, Барневарн изымает детей у родителей со скоростью полтора ребенка в час.
Охота на детей в современной Европе, пропитанной левыми ценностями, приняла масштаб настоящей охоты на ведьм. Европа, которая удивляла мир то кострами инквизиции, то дымами гитлеровских крематориев, теперь нашла себе новую забаву – лишать плачущих детей матери.
Между тем нет ничего страшнее для маленького существа, чем потеряться, то есть быть разлученным с матерью. Что такое смерть, дети еще не понимают. Поэтому страх потери мамы для них главный в жизни и самый ужасный.
Для нормальных людей это понятно. Для идеологически зашоренных (феминистов, коммунистов, социалистов) – нет. Безграмотность и бесчувственность рулят!.. А между тем еще в середине ХХ века в Америке были проведены весьма поучительные опыты на животных, вошедшие в ряд самых безжалостных экспериментов в истории науки. Это были как раз эксперименты по отъему детенышей у приматов.
Американский психолог Гарри Харлоу изучал на наших ближайших родственниках роль родительской любви. Именно результаты его работы внесли понимание в вопрос о том, почему же по детям, выросшим в детдомах, тюрьма плачет. В России, например, половина детдомовцев по выходе из детдома попадают за решетку. И так не только в России. Отчего же? Этот вопрос долго не давал покоя психологам. Вроде и смотрят там за детьми профессионалы с образованием, и кормят, и занимаются, и учат. Живут дети словно бы в огромной семье, окруженные многочисленными братьями и сестрами по несчастью. Но выходят в мир и оказываются в тюрьме, спиваются, кончают жизнь самоубийством, не находят себя. И даже не умеют строить отношения, хотя в детдоме обитали не в одиночной камере, а среди себе подобных.
Почему? Почему?
Жестокие опыты Харлоу дали ответ на этот вопрос. Экспериментатор отрывал маленького детеныша от мамы. Отрывал в буквальном смысле, поскольку маленькие обезьянки предпочитают ездить на мамах, вцепившись в их шерсть. А Харлоу детей отрывал и с мамой разлучал.
Навсегда.
Все дети реагируют на это одинаково. Маленькие обезьянки и их мамы реагировали на разлуку так же, как реагируют на нее представители нашего вида, – дети рыдают, мамы тоже рыдают. Смотреть на все это нормальному человеку совершенно невыносимо. Для этого нужно работать в гестапо или в Барневарне, что, впрочем, одно и то же.
Маленькие обезьянки в опытах Харлоу плакали, дрожали, скулили, выли, впадали в депрессию, получали эмоциональную травму или психопатологические отклонения на всю жизнь. Иногда даже погибали от тоски.
– Наверное, это потому, что мать – штука полезная, поскольку она имеет сиськи, в которых молоко для пропитания, – подумал экспериментатор.
Такой точки зрения, между прочим, и по сию пору придерживаются многие поверхностные люди. Мол, ваша собака любит вас только потому, что вы ее кормите и она это знает. Когда она приветствует вас с работы, это она не вас приветствует, а свой предстоящий ужин… Люди с подобным плоским уровнем понимания действительности и идут, как правило, в социалисты – те тоже воспринимают мир примитивно: эксплуатация, отнять и поделить, коллективизация… Они и слыхом ни слыхивали, что от тоски по утраченному хозяину собака может и вовсе отказаться от еды.
Увидев катастрофические последствия своих действий, Харлоу сделал для обиженных обезьянок две искусственные мамы. Одна мама была произведена из проволоки – по сути, это был проволочный каркас с нарисованной мордочкой и резиновой соской на уровне груди. Через соску подавалось молоко. Вторая мать была мягкая и теплая, сделанная из шерстистой ткани, с такой же нарисованной рожицей, но без сиськи с молоком. То есть это была совершенно непрактичная бесполезная мама.
Вопрос: какую маму малыш любил больше – кормящую или теплую?
Правильно, шерстистую и теплую. А к холодному проволочному чудовищу, оборудованному соской с молоком, дитенок ходил только кормиться и проводил возле нее ровно столько времени, сколько сосал молоко. Не любил он ее!
Почти все свое время малыш проводил, вцепившись в искусственную шерстяную маму, напоминавшую утраченную настоящую, – это его немного успокаивало.
Тогда Харлоу сделал Злую Маму. Теперь шерстяная иногда обдавала детеныша струями холодного воздуха или колола выдвигающимися иголками. Но все равно детеныш тянулся даже к злой маме – настолько она была ему важна. Жизненно необходима!
К чему же приводило отсутствие живой мамы? К потере социализации. Обезьянки, выросшие без матери или с искусственным мамозаменителем превращались в социальных деградантов. Они не умели строить отношения с другими обезьянами, а также с противоположным полом. Когда наступала пора продолжения рода, самцы просто не знали, как законтачить с самками. И никакой инстинкт, не будучи обточенным воспитанием, не помогал. Только жесткая фиксация самки в специальном станке в позиции, пригодной для случки, помогала: самцу в этой ситуации с горем пополам удавалось провести половой акт.
Именно поэтому люди, выросшие без родительской любви, часто становятся насильниками и жестокими убийцами. Им необходима «фиксация самки», чтобы чего-то достичь с ней. Коммуницировать по-человечески они не умеют. Не выработан механизм.
Самки же, выросшие с искусственным чучелом, сами родив детенышей, оказывались плохими матерями, часто они убивали своих детенышей или бросали их. Иногда стресс от невозможности коммуникации с другими особями был так велик, что у обезьянок-«искусственников» вдруг просыпалась тяга к самоуничтожению – они занимались членовредительством, отгрызали себе пальцы…
Иногда можно слышать мнение, будто детдомовцы вырастают асоциальными из-за того, что за них в детдоме все решают взрослые и всем их обеспечивают, вот они и теряются в большом мире. Это довольно странная точка зрения. Как будто в семье за детей все не решают взрослые! Решают, конечно, и даже в большей степени, поскольку за родных детей и душа болит больше, и времени на них остается больше, нежели у воспитателя детдома, на которого два-три десятка неродных приходится. Дело тут не во внешнем обучении. Вернее, не только в нем. А в том, что поток материнской любви определенным образом настраивает функционал растущего организма, и является необходимым биохимическим закрепителем всех социальных навыков.
Опыты Харлоу проводились в пятидесятые годы и произвели на прагматичную Америку сильное впечатление! Тогда в американской педиатрии господствовала идея о том, что баловать ребенка излишним контактом не стоит, что от мамы ему достаточно сиськи с молоком. А сюсюкаться с малышом и часто брать его на руки нет смысла… И вот оказалось, что такая политика есть самое настоящее преступление перед ребенком. Мы приматы, и нам для формирования здоровой психики крайне важен плотный и постоянный контакт с матерью, потому что миллионами лет наши животные предки именно так и формировались – вися на маме и испытывая ужас при случайно потере контакта. Мама – это защита. С мамой спокойно. Попав в незнакомое помещение без мамы, малыш примата дрожит и сворачивается в комочек, испытывая перманентный стресс. Попав в то же помещение с мамой, он не испытывает никакого страха, отцепляется от нее и начинает с любопытством обследовать помещение.
Инстинкт слеп и туп: ему не объяснишь, что сюсюканье и тактильный контакт – ненужное баловство. Поэтому организм должен работать и формироваться в штатном режиме, а не с перманентным перенапряжением надпочечников, вырабатывающих гормоны стресса, выжигающие организм. Иначе получается поведенческий урод.
Поэтому семья для ребенка необходима. Если нет родной, то хотя бы приемная. И дети это своим маленьким нутром понимают. Главная мечта детдомовского ребенка – о папе c мамой. Сюжет новогодней комедии «Елки» начинает разворачиваться с фантазии детдомовской девочки о том, что ее папа – президент России. Детдомовские дети часто фантазируют о своих родителях, приписывая им разные замечательные свойства и даже прощая прямое предательство – тот факт, что родители их бросили: мы уже знаем из опытов Харлоу – даже если мама колется или дует холодном воздухом, ребенок инстинктивно все равно упорно тянется к ней, потому что она мама. Эти непрекращающиеся мечты детдомовцев о родителях – инстинктивная и отчаянная попытка организма спастись: от будущей тюрьмы, самоубийства, несчастной личной жизни.
Поняв, насколько важны мамины улыбки и тактильный контакт для правильного развития мозга ребенка, родильные дома Америки изменили свою политику и стали рекомендовать побольше ребенка тискать и улыбаться ему. Именно тогда были изобретены первые рюкзачки для переноски детей, максимально приближающие человеческих детенышей к тому положению, в котором находятся детеныши обезьян.
К сожалению, в левацком угаре цивилизованное человечество об этих опытах полувековой давности подзабыло. Отсюда и ювенальная юстиция с ее холодной идеологией о том, что детей нужно от родителей спасать, хотя даже плохие родители лучше, чем казенная койка в детской тюрьме детдома. Налаженная система отъема детей на Западе – форменное преступление против человечности.
Да. Именно. Преступление против человечности. В людях убивают людей.
Последствия?
– У меня к Вам еще вопрос по поводу подростковой преступности. Сторонники ювенальной юстиции убеждают общество и власти, что необходимо закрыть колонии, отказаться от репрессивного подхода и заниматься «реабилитацией». Якобы это поможет снизить преступность среди несовершеннолетних. Насколько эти подходы доказали свою эффективность по Франции?
– Мы видели эту систему в действии, когда французские подростки жгли школы, больницы и даже полицейские участки. В результате их вызвали в Елисейский дворец, и господин Ширак заботливо выяснял у разбушевавшихся подростков, чего им не хватает для полного счастья. Все преступники, которые были пойманы на месте поджогов, были на следующий день отпущены.
Ювеналка разрушает семью. Детей. Людей. Общество.
И, как я уже говорил, темпы этого разрушения растут. С ускорением.
Если вам не нравятся мои слова… Хорошо, скажу иначе. Эксперимент по превращению детей в сирот без родителей набирает обороты.
А последствия?
Будут и последствия. Наверняка ещё и такие, какие нам сейчас и в кошмарном сне навряд ли приснятся. И я не удивлюсь, если наши потомки поставят ювеналку в один ряд с нацизмом, крепостным правом, сталинизмом и рабовладением.
Не нравятся мои слова? А то, что вытворяют ювеналы, нравится?
Как-то на отдыхе в Европе мне довелось познакомиться с молодой парой с ребенком (русские, но граждане Эстонии). Так вот они рассказывали, что как-то дома они между собой обмолвились о своем негативном отношении к гендерной политике, которую преподают в школе (думаю, вы поняли, о чем я). Через пару дней их ребенок озвучил эту мысль в школе. Итог такой. Ребенок был помещен на месяц «передержки» в «добропорядочную» семью, а родителям «дали» полгода исправительных работ. И, слава Богу, что в этом случае ребенок смог вернулся в семью. В Норвегии могло закончиться и гораздо хуже, тем более что родители – русские, хоть и граждане Евросоюза.
– Как и где Вы встречались с Машей?
– В специализированном центре встреч, в присутствии двух надзирательниц. Одна для меня, другая – для Маши. Причем если я пыталась хоть как-то проявить к ней нежность, они чуть ли не набрасывались на меня, вопя о недопустимости захватнической, удушающей любви. Я была вынуждена сделать четыре жалобы в полицию на грубое поведение надсмотрщиц Асколи и Лефевр, которые намеренно провоцировали нас с Машей.
– Зачем?
– А чтобы потом психологам было над чем «работать». Ведь если у нас с Машей все хорошо, то они, выходит, не нужны. Нет, необходимо, чтобы у нас все было плохо! Тогда и судья сможет написать, как, например, написала судья Валентини 3 апреля 2006 года: «Сотрудники социальной службы настойчиво просят сохранить настоящее местонахождение Маши, принимая во внимание, что положение дел никак не изменилось с 1998 года и опасность для Маши все еще актуальна, а именно: патология матери и ее болезненное отношение к дочери <…> Только лишь нынешнее местонахождение ребенка в приемной семье, отдаляющее от нее мать, может гарантировать Маше защиту, здоровье и нормальное развитие. Воспитательные меры до сих пор актуальны, посещение Машей психотерапевтических сеансов должно быть обязательно возобновлено. Все визиты матери отменены. Маша сможет общаться с ней лишь посредством писем». Ювенальная система, как метастазы, расползлась по «организму» французского правосудия, что даже Николя Саркози на посту министра внутренних дел не смог помочь мне вернуть ребенка.
Для тех, кто думает, что ювеналка – это где-то на диком западе…
В Приморском крае ювеналы решили отбирать детей с помощью электрошокеров.
Молодую мать избили, взломали двери в доме и изъяли младенца – и все только потому, что она пожаловалась на действия врачей, которые сделали ребенку прививки без ее уведомления и не получив ее согласия.
В ее дом вломилась вооруженная организованная группировка людей, не представивших документы, и изъяла ребенка, обезвредив мать электрошокером.
Сотрудники органов опеки абсолютно уверены, что имеют право входить в любые двери!
Нет. Категорически не согласен с вами, читатель. Сотрудники органов опеки абсолютно уверены, что имею полное право вытворять всё то, что они вытворяют. А право входить в любые двери—всего лишь маленькая часть того, на что они—по их мнению—имеют право.
"Проблемы начались с того, что родители пожаловались заведующей детсадом на то, что воспитатель жестоко обращалась с их ребенком: во время тихого часа она накрывала ребенка с головой одеялом и била, потому что "игрушки брать с полки нельзя".
Родители написали жалобу заведующей и одновременно местному Уполномоченному по правам детей.
Но заведующая детсадом, по всей вероятности, решила не портить детсаду показатели и перенести все с больной головы на здоровую: она сообщила в полицию по делам несовершеннолетних, что видит признаки того, что дети этих родителей находятся в социально-опасном положении и семью необходимо взять на учет.
О том, что на семью началось давление, родители узнали после того, как соседи по дому сообщили им, что их опрашивали огромная группа неизвестных лиц. Соседям задавали вопросы о семье, об их жизни, об их отношениях, спрашивали, не видели ли они кого-то из них в нетрезвом виде. В тот день ни родителей, ни бабушки с дедом не было дома.
Возмущенные, узнав о том, что вокруг них начались козни, родители с детьми сами явились в орган опеки. Уверенные в том, что они имеют конституционное право не открывать никому дверь в свое жилище, родители пытаются убедить в этом и сотрудников опеки. А заодно и в том, что они – нормальные родители и не видят никаких оснований для того, чтобы кто-либо приходил в их квартиру с любыми проверками.
Однако сотрудники опеки, или "специалисты", как они сами себя называют, убеждают их, что они в любом случае по должны провести осмотр условий, где проживают дети: проверить, есть ли стол, кровать у ребенка.
Психолог, которая по роду своей деятельности, пытаясь вызвать доверие, мягко объясняет Анне и Денису, что она сама тоже придет, что если все при осмотре будет хорошо, то органы опеки передадут дело "в другие органы", чтобы дело закрыли. Тем самым она признает, что дело на семью уже существует.
Причем психолог представляет ситуацию так, что именно осмотр квартиры позволит опеке закрыть дело, мол, они хотят помочь, чтобы к ним никто больше не ходил.
Однако родители, как и каждый нормальный человек, не понимают: на каком основании кто-то считает себя вправе вламываться в жизнь их семьи, когда вся проблема в том, что воспитатель в детсаду била их ребенка. Родители предлагают проверить на профпригодность воспитателя, а не приходить к ним с проверкой.
На самом деле обычные нормальные мама и папа столкнулись с ситуацией того, как действует федеральный закон №120 "Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних"."