Сообщение носило сугубо ультимативный характер. А сказано было примерно следующее: что Катрин специально решила оставить сообщение на автоответчик, так как не была уверена, что сможет сказать все Карлу при встрече, не растерявшись и не поддавшись на его очередные уговоры; что она долго думала после их последнего разговора и пришла к мысли, что детей заводить нужно в любом случае и, если Карл не хочет быть отцом ее детей, то она найдет себе другого мужчину; что он, Карл, может продолжать, как бабочка, беззаботно порхать от цветку к цветку, засовывая свой хоботок во все новые и новые бутоны, только ее, Катрин, это уже не касается, и она хочет ему напомнить лишь, что бабочки живут всего несколько дней; а также она сообщает Карлу, что звонить ей больше не нужно, приходить к ней тоже не нужно, что все кончено; ключи от его двери у соседа сверху; и напоследок Карлу пожелали всего хорошего.
Самое удивительное, что сказано все это было без крика, без слез и надрыва. Очень буднично и спокойно. Это было совсем непривычно. То есть такого плана разговоры заводились не первый раз в его практике, но все они несли резкую эмоциональную окраску. А чтобы флегматичным голосом, каким сообщают что «абонент находится вне зоны действия сети», была поставлена точка в отношениях… Причем еще и сообщением на автоответчике.
И стало так тошно… И совсем не из-за того, что Карл вдруг понял, какие высокие и сильные чувства он испытывает к Катрин. Нет, подобное бывает только в романах. Да и, если разобраться, никаких чувств к Катрин у него не было, ему просто были удобны такого рода отношения. Карлу вдруг стало жалко себя и невыносимо от своей какой-то неустроенной суетной жизни, без цели, без смысла. Такие мысли периодически посещали его, но он всегда довольно быстро отгонял их от себя какими-то внешними раздражителями: женщинами, людными местами, выпивкой. Вот и сейчас Карл попробовал позвонить Катрин, но на его звонок никто не ответил. Сделал он это скорее инстинктивно, так как подними трубку Катрин, едва ли настроение Карла улучшилось бы. Нужно было как-то отвлечься, но куда-то идти желания не было совсем. Карл решил, что хватит и телевизора с пивом. Но не шло ни то, ни другое, и тогда он решил лечь пораньше спать.
Спал он плохо и встал утром с головной болью, так что на работу он приехал разбитым и злым. Обычный утренний кофе на работе не принес бы, наверно, облегчения, так как три чашки, выпитые еще дома, ожидаемого тонизирующего эффекта не принесли. Да и успеть выпить кофе в тот день ему не грозило, так как на работе его уже ждали. Не успел Карл сесть за свой стол, как ему позвонила секретарь начальника и попросила немедленно явиться в кабинет шефа. Дескать, тот ждет с самого утра и просил вызвать, «как только придет».
Карл был настолько измотан нервами накануне и бессонной ночью, что пошел к начальнику, даже не задумываясь, зачем его позвали. Впрочем, если бы даже он судорожно размышлял над целью такого приглашения, вряд ли что-либо в конечном счете изменилось бы.
Увидев заранее приготовленную скорбную маску на лице начальника, Карл все понял. Шеф начал произносить специально выдуманную для данного случая речь, даже не осознавая, насколько она похожа на многие другие, которые Карл неоднократно слышал из уст начальников во всех других филиалах. Совпадали не только речевые конструкции, но даже и мимические приемы говорящего. Убедившись, что разговор сводится опять к переезду, Карл резко заявил, что никуда уезжать не собирается, что решил остаться в этом городе. Мало того, дескать, Карл собирается в скорости жениться, что идет в разрез с предложением о переезде. Начальник был явно обескуражен. Видимо, он был прекрасно осведомлен, что подобная процедура проводилась не раз, и что до сего дня все проходило «без сучка и задоринки». Начальник начал что-то растерянно лепетать, мол, как же так и кого же ему посылать… На что Карл довольно нелюбезно заявил, что это не его головная боль, и пусть его оставят в покое хотя бы на какое-то время. Чувствуя, что его сейчас начнут упрашивать, и дабы не испортить отношения окончательно, Карл извинился, встал и вышел из кабинета. Было понятно, что начальник не забудет ни этого разговора, ни этого поступка. Но Карла как заклинило. Какая-то ожесточенность одновременно с опустошенностью наполнило все его существо с головы до ног.
В тот вечер Катрин не позвонила. Не позвонила она и на следующий день. Вместо Карла в другой филиал отправить было решено одного из сотрудников, которые периодически составляли компанию нашему главному герою в походе по барам после работы. То есть, можно сказать, приятеля. Последний явно не желал никуда уезжать, но и такую работу терять тоже не хотел. Он пришел к Карлу и начал уговаривать все-таки поехать. Приятель, как только мог, объяснял, что совсем не против переезда, но именно в тот момент у него никак не получается поехать. Говорил, что знает, об отказе Карла, и прекрасно его понимает, но все равно просил выручить. Но Карл был непреклонен: согласился – езжай. Приятель сильно обиделся, и вся компания теперь игнорировала Карла при походах по барам. Сотруднику этому было дано три недели на организационные моменты, которые тот, казалось, решил провести в привычной компании в «насиженном» баре, плачась, как его кинула судьба и подставил Карл.
Утратив спокойствие, девушку и приятелей, Карл начал пить в одиночку. После работы он заходил в кафе и сидел там до самого закрытия, попивая какие-нибудь напитки. Как он приходил домой, Карл зачастую не помнил. Утром он просыпался в одежде, с головной болью и гадким запахом во рту.
Примерно через неделю Карл привычно пошел в бар после работы. Там он выпил как обычно, а может и больше обычного. Во всяком случае, именно тогда Карл решил поехать к Катрин. Приехав на такси домой к Катрин, он долго стучал кулаками и ногами в дверь, требуя, чтобы ему открыли. И все ему казалось, что за дверью кто-то есть. Но дверь так и не открыли. Устав стучать в безмолвную дверь, Карл сел в такси и поехал домой. По пути он купил несколько бутылок с крепкими напитками и продолжил пить уже дома.
Проснулся он в полдень. Будильник не смог докричаться до него утром, несмотря на резкий звук и настойчивые пять повторов через определенные интервалы. Обычно Карлу хватало первого звонка, очень редко он долеживал до второго. Но в то утро будильник умолк, отчаявшись разбудить хозяина.
Карл снова проснулся в одежде, еще и почему-то весь грязный. Худо было совсем. Как-то он дополз до ванной, думая, что когда умоется – станет легче. Легче не стало. В ванной царил хаос: шторка над ванной была сорвана, оторвана была и полка для умывальных принадлежностей (должно быть, Карл упал и, падая, хватался за все, что попадалось под руку); весь унитаз был в следах рвоты (когда его тошнило, Карл также не помнил); на полу валялись полотенца и умывальные принадлежности.
Но Карлу было так плохо, что такой кавардак он не более чем просто отметил. Нужно было как-то приводить себя в порядок. В комнате он нашел две бутылки из купленных вчера: нераспечатанную и наполовину пустую. Решив, что если выпить – станет легче, Карл начал пить, и что было потом, не помнил совершенно. Обо всем, что происходило позже, он узнал в полицейском участке, где и пришел в себя.
Оказалось, что, напившись, Карл распахнул окно и начал кричать многочисленным туристам, наводнившим место как раз под окном, чтобы те убирались. Он махал руками, кричал и плевался. Увидев, что люди не реагировали, Карл стал кидать в них бутылками, чашками и всем, что попадалось под руку. Люди вызвали полицию. Полицейские приехали и забрали дебошира.
Штраф был внушителен. Даже по меркам зарплаты Карла. Уладив все формальности, Карл отправился домой. Наслушавшись в красках и лицах от очевидцев о своих выходках, он брел домой, и теперь скверно было не только физически. Дома Карла ждал хаос. Как будто в квартире что-то взорвалось, усыпав осколками, обрывками, клочьями, пятнами все возможное пространство. На автоответчике было оставлено полтора десятка сообщений с работы, носившие сначала угрожающий, а потом обеспокоенный характер.
Карл сел на диван и закрыл лицо руками. Мир вокруг не рушился. Нет. Он уже рассыпался, и только последние песчинки пыли кружили в воздухе. Все, что еще недавно казалось прочным, стабильным и понятным, теперь представляет собой груду безликих обломков, разновеликих, но равнобесполезных.
На следующий день Карл вышел на работу, пошел к начальнику и согласился на переезд в другой город.
II
Петр давно хотел поехать за границу. Не поваляться на побережье, а посмотреть. Не был он там никогда, хотя уже давно, как стало можно, и некоторое время, как стало доступно. Но все как-то не получалось. Нельзя сказать, что дело было в нехватке денег – вроде и финансово было ничего… Но деньги всегда нужны были для каких-то других более насущных дел: сначала сами выкарабкивались, поднимая двух детей, потом помогали детям обустраиваться в своих новых молодых семьях, потом внуки… В общем, ни времени, ни денег. Вообще, Петр давно заметил закономерность: чем меньше времени – тем меньше денег. Хотя может и наоборот тоже правильно… Одним словом, время шло, а желание отправиться в заграничную турпоездку оставалось только желанием. Клочки летнего отпуска они с женой Ириной в основном проводили на даче. Да, собственно, получалось урвать так мало дней, что на какие-то более масштабные мероприятия они даже и не замахивались. Хотя нет, один раз за последние несколько лет Петр с женой выбрались на море. Но по возвращению сошлись на том, что на даче отдыхается лучше. Уютнее, что ли. Спокойнее. И воздух не хуже, все-таки леса кругом, и… Ну, в общем, не хуже. Так что на море ехать и желания больше не возникало. Другие же части отпуска, выпадающие на, мягко говоря, не очень жаркие месяцы, проводили, «отдыхая по хозяйству». Благо, что хлопот всегда хватает, даже если большинство работ делается чужими руками.