3
Суббота шестого сентября 1941 года не задалась, с раннего утра пошел мелкий и противный дождь. И все походило на то, что дождь будет идти весь этот день, не переставая. Альфред Нетцке в одних трусах стоял перед большим, почти в его рост, зеркалом и внимательно себя рассматривал. Ему совершенно не хотелось даже думать о том, что после завтрака нужно будет натягивать на себя мундир штандартенфюрера СС. Поверх него одевать демисезонный плащ и под моросящим дождем брести на работу.
– Ну, и откуда такие здоровяки берутся в белорусских деревнях? Кровь с молоком, да и только! –
Задумчиво произнес симбионт Альфред, глазами Василия рассматривая его же самого!
– У нас в деревне женщины красивые, они красивых детей рожают! Моя мамка, наверное, тоже была очень красивой женщиной, правда, я ее никогда не видел! Я бы не сказал, что мой отец был писаным красавцем, но деревенские женщины почему-то к нему частенько захаживали, когда мамка бросила нас обоих и куда-то уехала. Он меня и воспитывал, чуть что не по нему, спускал с меня портки и брался за ремень. Зад у меня получился таким маленьким и упругим потому, что очень часто мне приходилось его очень сильно поджимать во время очередной порки. Ну, и как я нравлюсь тебе, Альфред? – Поинтересовался Василий, вертясь во все стороны перед зеркалом.
– Нравишься, нравишься, Вася, очень даже нравишься! Потому что ты – это я теперь и есть! Как я могу не нравится самому себе?! Слушай ты, деревенщина, хватит тебе вертеться и кривляться перед зеркалом. Пошли лучше на кухню, генеральша на сегодня яичницу из четырех яиц приготовила. Свежий белый хлеб, деревенское молоко и яичница со шкварками – это настоящая мечта, а не завтрак. Стой, стой, подожди, а это ты куда с голым задом направился?
– Куда, куда? На кухню, естественно, после твоих слов о свежем хлебе и о деревенском молоке, у меня слюнки изо рта потекли, и я дикий голод почувствовал! Так что иду на кухню завтракать!
– Вась, охладись! Нам нельзя на кухне, да еще перед женщиной в одних трусах покаазываться!
– Это какую женщину ты имеешь ввиду, Екатерину Васильевну, что ли? Да она совсем не женщина, а генеральша! Она стольких командиров и красноармейцев Красной Армии повидала в чем их мать родила, нагишом, что один какой-то немец в трусах ей будет нипочем!
– Вась еще раз прошу тебя охладись! Пойдем и накинем на свое тело какой-либо домашний халат или, в крайнем случае, старую поношенную офицерскую форму.
– А еще лучше натянуть на плечи мундир штандартенфюрера СС! Екатерина Васильевна пока еще нас в этом мундире не видела. А как увидит, так сразу же с лестницы спустит со своего пятого этажа. Минчане особенно боятся и не любят эсэсовцев, чуть что не так, то во всем эсэсовцы виноваты! Вон по городу слух распространился, что эсэсовцы вот-вот начнут минских евреев переселять в особый квартал за колючей проволокой.
В конце концов, Альфред сумел переубедить Василия приодеться к завтраку. На кухне их ожидал небольшой сюрприз. На завтрак генеральша Пучкова пригласила мужчину, одетого в чистую крестьянскую одежду. Васька моментально в нем признал одного из командиров Красной Армии. Это ему и его товарищу Игорь Ефграфович Рожнов помог бежать из лагеря для военнопленных, расположенного на пересечении Широкой улицы и улицы Куйбышева, две недели тому назад. Василий притворился, что не узнал этого человека. На всякий случай он кивком головы с ним поздоровался и прошел к окну, посмотрел во двор. Там он увидел одни только лужи, сплошь покрытые рябью от подающих с неба мелких капелек дождя. Дождь и не думал прекращаться, он не шел, а мелко моросил! От омерзения Альфред Нетцке передернул плечами и тут же услышал строгий голос генеральши.
– Альфред, садись за стол! Хватит тебе на дождь смотреть! У меня завтрак давно готов, того и гляди яичница на шкварках остынет. Тогда будешь свои остывшие шкварки ножом резать и никакого вкуса не почувствуешь. Да, Альфред, если ты не будешь возражать, то Николай Семенович хотел бы к тебе присоединиться за завтраком. Ты его, возможно, не помнишь, но вы встречались, когда ты мучился с раненой ногой. Сейчас он крестьянствует в деревне, где я родилась, и он хотел бы с тобой посоветоваться по очень важному вопросу.
– Хорошо, – сказал Альфред Нетцке, отошел от окна и, устраиваясь за столом, тут же поинтересовался, – а где Семен Нечипоренко?
– Так ты ж его сам отпустил! У него какая-то девушка украинка появилась. Он теперь каждую субботу ее дома навещает. Вот и сегодня убежал ни свет, ни заря! Я только слышала, как входная дверь за ним громыхнула.
– Ну, да, ладно! Пускай, Семен, себе котует на стороне, а мы от него немного отдохнем! Ну, а вы, Николай Семенович, как предпочитаете со мной разговаривать в присутствии Екатерины Васильевны или без нее?
– Да, мне, в принципе, все равно, будет ли она или не будет присутствовать при нашем разговоре! К тому она уже и так уже многое знает, вот только помочь не может! Велела срочно с вами посоветоваться! Так что я начну, господин немецкий офицер!
– Да, пожалуйста, Николай Семенович, начинайте! Рассказывайте, и не обращайте на меня внимания. Я очень голоден, буду есть свою любимую яичницу, пожаренную на шкварках, и буду внимательно вас слушать!
– Екатерина Васильевна, молча, никак не комментируя, выслушала, что о ней думают и говорят мужчины. Также, молча, из глиняного глечика разлила холодное молоко в две большие кружки и поставила их перед Альфредом и перед Николаем. А затем, гордо подняв голову, демонстративно покинула кухню. Альфред тут же набросился на яичницу, Николай отпил немного молока из своей кружки, о чем-то подумал и начал говорить:
– Игорь Рожнов пообещал мне и Василию Лукашевичу помочь выбраться из Минска, но однажды бесследно исчез, а мне с Васькой пришлось два дня прятаться в дворницкой от вашего Семена. Хорошо еще, что Екатерина Васильевна нас подкармливала, а то нам совсем плохо бы пришлось. В конце концов, она не выдержала и отвезла нас обоих в свое родное село Погорельцы, находящее в сто двадцати километрах на Запад от Минска. Под видом своих двоюродных братьев она поселила нас в своей старой хате. Пришлось мне с Васькой эту хату чуть ли не целую неделю ремонтировать, чтобы в ней можно было бы жить. В селе мужиков почти не осталось, всех в Красную Армию забрали, так что местные женщина нас хорошо подкармливали, по крайней мере мы не голодали. А тут еще немцы сельским хозяйством занялись, они и к нам в село приехали. Меня председателем колхоза назначили, а Лукашевича – начальником полицейского участка. Работа председателем колхоза оказалась не пыльной, вовремя выходы женщин на работу отмечай, а что там в полях происходит, то немцев особо не заботило!
– Николай, имей в виду, что я тоже немец, так что о немцах говори более осторожней или ничего о них не говори!
Николай Семенович промолчал и никак не прореагировал на замечание, сделанное Альфредом Нетцке. Тот к этому времени прикончил сковороду яичницы и с таким же энтузиазмом принялся за теплый белый хлеб, запивая его молоком.
– Васька Лукашевич по непонятной причине вдруг свихнулся, он решил верой и правдой послужить немцам. Этот дурень принялся по ночам деревенские хаты обходить, женщин и детей пугать своим внезапным появлением. Это он старался найти и арестовать красноармейцев, приходивших из леса, чтобы хоть немного подкормиться. Среди окруженцев было много раненых. Однажды Ваське и его полицаям удалось схватить двух раненых командиров Красной Армии. В присутствии волостного старшины и еще какого-то окружного начальства Васька вместе со своими полицаями расстрелял этих командиров, под предлогом, что они якобы комиссары и евреи. Но рассказ не о Ваське Лукашевиче и не о его ренегатстве. После этого расстрела невинных людей я стал каждое утро запрягать телегу и уезжать в леса. Хотел встретить и заранее предупредить красноармейцев окруженцев, чтобы они в наше село из-за Васьки и его полицаев бы не заходили. Позавчера в лесу я встретил девчонку в красноармейской форме, она едва держалась на ногах. Она оказалась санитаркой медсанбата и шла в ближайшую деревню за хлебом…
В этот момент Альфред Нетцке перестал есть хлеб и пить молоко, отложил и то, и другое в сторону, весь превратился в сплошное внимание. В его голове барабанной дробью вдруг зазвучало слово «Погорельцы», ему пришлось даже переносицу носа почесать, чтобы это слово отогнать вглубь памяти. Сейчас оно попросту мешало ему думать о том, что рассказывал Николай Семенович!
– Когда мы подъехали к оврагу, то я чуть-чуть не свалился в обморок от спертого запаха, которым из оврага несло. Сорок пять раненых красноармейцев и командиров Красной Армии лежали на носилках прямо под открытым небом. Только очень немногие из них были прикрыты ватниками или еще каким-либо тряпьём. Кругом стоял стон раненых, просивших уколов, чтобы забыться от боли, воды, чтобы напиться. Среди раненых метались четыре санитарки, у них не было ничего, чтобы этим раненым оказать хоть какую помощь. Я помог девчонкам разжечь небольшой костер и на нем мы быстро сварили слабую болтанку из пшена. Кое-как нам удалось покормить и напоить раненых. Под вечер я их покинул и вернулся в свои Погорельцы, чтобы со своими женщинами договориться об уходе за ними. Сегодня третья смена женщин будет поить, кормить раненых, но у нас нет врачей и лекарств. Трое раненых уже умерли, авот я и отправился к Екатерине Васильевне за помощью.
– А помочь раненым я ничем не могу, Альфред! Есть у меня знакомые врачи, ну, а лекарств мы без тебя не достанем! Ну, так что Альфред, ты сможешь помочь Николаю и женщинам села Погорельцы выходить, поставить на ноги этих раненых красноармейцев?
Поинтересовалась Екатерина Васильевна. Она стояла у печки, сложив руки под грудью и, видимо, уже давно слушала рассказ Николая Семеновича. Васька поднял свой тяжелый взгляд на женщину и произнес:
– А вы случайно не знакомы с таким минским хирургом, как Павел Свистунов?
– Это не тот ли Пашка, что учился в 88-й школе и пошел учиться в Минский медицинский институт. Потом он, кажется, работал хирургом в Республиканской больнице?
– Екатерина Васильевна, я с этим человеком встретился один только раз, и мы с ним немного поговорили. Он рассказал мне о том, что командовал медсанбатом 100-й дивизии, оборонявшей Минск в последнюю неделю июня. По несчастливой случайности он был вынужден остаться в оккупированном нами Минске! Вот и все, что я о нем знаю. Но во время разговора мне показалось, что он человек честный, патриот своей родины и ему можно доверять!
– Ну, что ж, Альфред, если вы так мало о нашем Пашке знаете, то я постараюсь вам помочь в этом вопросе! Телефон пока еще работает, благодаря вам, господин майор, оккупационные власти его пока еще не отключили. Так что я перезвоню своим подругам и тогда сообщу вам их мнение.
С этими словами генеральша Пучков покинула кухню и отправилась в гостиную, где стоял телефонный аппарат. Альфред Нетцке повернулся к Николаю Семеновичу и сказал:
– Когда я вас увидел после побега из лагеря, то на вас была форма командира РККА и, если судить по споротым с воротника шпалам, вы были…
– Майором артиллеристом, я был начальником штаба 154-го гаубичного полка 8-й пехотной дивизии. Надо же было так случится, что войну я встретил в поезде, когда возвращался в свой полк после отдыха в Судаке на Черном море. Жена и дочь там так и остались, они решили провалятся на пляже под солнцем до начала учебного года в сентябре. Никто тогда не знал и не гадал, что начнется война. Я о ней узнал в поезде, которым возвращался в Лиду, там стоял мой артиллеристский полк. Наш поезд вдребезги разбомбили в пригородах Минска 25 июня. Мне тогда здорово посчастливилось, я не был даже ранен во время этой бомбежки. На вокзале отметился у военного комиссара и от него ждал нового назначения, так как Лида была уже взята немцами. Мне и еще нескольким командирам привокзальный комиссар приказал отправляться на пополнение командного состава 64-й дивизии. Он даже выделил нам полуторку и шофера, но этот шофер, видимо, плохо знал этот город. Мы долго плутали и когда покинули пределы Минска, то нас атаковал немецкий штурмовик. Машина была сожжена, шофер убит, а нас семерых командиров, в тот момент никто из нас не имел оружия, экипаж немецкого танка взял в плен. Ну, а дальше вы уже все знаете, бежал из плена и осел в Погорельцах.
– А где это село Погорельцы находится? – Поинтересовался Альфред Нетцке.
В тот момент у него в памяти всплыло содержание небольшого листка бумаги, в котором Минское отделение СД сообщало об аресте подозрительного человека. Это человек на одном из допросов вдруг признался в том, что он состоял членом группы Минского НКВД, занимавшейся закладкой схронов с оружием и продовольствием. Эти схроны тот человек называл «базами». В этом документе перечислялись возможные места закладки таких баз. Село Погорельцы стояло вторым номером в этом списке. Но вся беда заключалась в том, что этот человек не назвал точных адресов закладки партизанских баз, а лишь упомянул села и деревни, вблизи котоорых эти базы были заложены. Человек умер во время последнего допроса от кровоизлияния в головной мозг, когда конвоир ударил его в голову прикладом своего карабина!
– Село Погорельцы, находится, примерно, сто двадцать километров на Запад от Минска. Кругом нас одним леса и колхозные поля, рядом нет крупных дорог или шоссе. Я бы сказал, что это белорусская глубинка, там приятно было бы отдыхать, можно рыбу половить, если бы не эта проклятая война!
– Альфред, я нашла твоего хирурга Свистунова! Это наш Пашка, я училась вместе с ним в одном классе школы. Он меня сразу же признал, как только я до него дозвонилась! Он действительно командовал медсанбатом 100-й дивизии и случайно остался в Минске! И он с радостью согласился снова с тобой встретиться.
Глава 16
1
Встреча с московским связным должна была состоятся в шестнадцать часов по минскому времени, минута в минуту. Допускалось только пятиминутное опоздание. За это короткое время Альфред Нетцке должен был опознать связную, вступить с ней в контакт, произнеся первую половину условленной фразы на немецком языке: «Роль девушки моей мечты…» и получить ответ на русском языке: «… исполняется знаменитой немецкой киноактрисой Марикой Рикк»! Если же связной по какой-либо причине не появлялся в назначенное время для встречи, опаздывал больше, чем на пять минут, то встреча автоматически переносилась на неделю.
Встреча со связной должна была произойти в Александровском сквере, расположенном в конце улицы Карла Маркса, и практическим в паре сотен метров от особняка Абвера-РСХА. То есть, штандартенфюрер СС Альфред Нетцке мог провести встречу со связной во время перерыва на обед или во время простого перекура и тотчас же вернуться на свое рабочее место. К тому же близость расположения особняка к месту встречи со связной позволяла ему контролировать обстановку в самом сквере и на подходах к нему еще до самой встречи. По крайней мере, Альфред Нетцке точно знал и даже мог наблюдать собственными глазами, что происходит в Александровском сквере в ту или иную минуту!
Сегодня полдня он занимался проблемами Николая Деревянко, обеспечивая Павла Свистунова лекарствами и необходимым инструментарием для проведения хирургических операций. Найти такое количество лекарственных препаратов и хирургического инструментария оказалось трудным делом даже для штандартенфюрера СС. Понятно, что Альфред Нетцке не должен был раскрывать своего инкогнито, поэтому он не мог обращаться в немецкие аптеки и в госпитали с просьбой предоставить ему такое большое количества лекарственных препаратов. Но в оккупированном Минске только немецкие госпитали и учреждения обладали таким количеством и таким разнообразным набором лекарств и медицинских инструментов, в которых срочно нуждался хирург Свистунов. Павел Свистунов, как только узнал о раненых, ни секунды не колебался и сразу же согласился ехать в лес, заняться лечением раненых красноармейцев и партизан. Но без лекарств и медицинских инструментов ему там делать было абсолютно нечего.
Решить эту проблему Альфреду Нетцке помог случай. Теперь каждое утро он из Минского СД получал детальную справку о том, что происходило в Минске и на всей территории республики в течение прошлого дня, прошлой недели и месяца.
Так вот пару дней назад по каналам криминальной полиции прошла одна очень интересная информация. В ней говорилось о том, что одна банда из криминального мира Минска во время смены власти в городе, когда советская власть эвакуировалась, а немецкие войска еще не вошли в город, сумела взять под свой контроль, под свою крышу, и скрыть от оккупационных властей большой склад аптечной продукции. Сейчас бандиты начали потихоньку приторговывать этим аптечным товаром на Сурожском крестьянском рынке, только что начавшим работать на железнодорожной станции Минск-Товарная! В той информации называлось имя главаря банды – Пантелеймон. По его инициативе и под его руководством банда из восьми человек сумела захватить десять грузовиков советской аптечной продукции и эти грузовики перегнать и спрятать на новом месте. СД особо не спешило с проведением облавы и уничтожением этой банды только по одной причине, в банде у них появился осведомитель. Поэтому они хотели выяснить имена и адреса всех контактов Пантелеймона, чтобы произвести аресты всех вовлеченных лич в даную авантюру!
Два симбионта, Василий и Альфред, долго советовались по этому поводу. В конце концов, они пришли к единому решению, нельзя откладывать это дело в долгий ящик, нужно сразу же после завтрака отправляться на Сурожский рынок и там разыскивать Пантелеймона. Попытаться встретиться с ним и договориться по лекарствам для Свистунова. Обсуждая эту проблему, Василий и Альфред прекрасно понимали, какой бедой может обернуться их провал, но совесть им не позволяла пройти и не помочь раненым красноармейцам, оставшихся без врачебной помощи и лекарств. Привлекать хирург Свистунова на столь раннем этапе вряд ли было бы целесообразным, он должен был заниматься своим делом лечить раненых красноармейцев, чтобы, поставив их ноги, из них можно было бы сформировать партизанский отряд.
В своей комнате Васька переоделся в форму фельджандарма, так как появление фельджандарма на рынке не привлечет внимания любопытных глаз. Причем Васька немного схитрил, поверх своего шикарного эсэсовского мундира штандартенфюрера он накинул плащ пелерину немецкого фельджандарма, на пояс повесил кобуру с мощным парабеллумом и перекинул через плечо ремень шмайсера. Взяв в руки большие очки-консервы мотоциклиста и немецкую каску с рогами, он черным выходом покинул квартиру генеральши Пучковой, по лестнице спустился на первый этаж. На внутреннем дворике он забрал мотоцикл Семена Нечипоренко, завел его и поехал на Сурожский рынок.
Поиски Пантелеймона на рынке оказались не особенно долгими. Уже третий горожанин, остановленный немецким фельджандармом, тот оказался местным фольксдойче32 и комендантом рынка, ему подсказал, где он мог бы найти Пантелеймона. Васька совсем уже собрался газовать и на мотоцикле отправляться к торговому ряду, где орудовал бандит, как фольксдойче извинился перед ним и ему вдруг показал на моложавого мужчину, курившего и разговаривающего с крестьянином, только что привезшим на рынок телегу картофеля.
Как Васька помнил, в справке СД по Пантелеймону говорилось, что ему только что стукнуло сорок пять лет, из них пятнадцать лет он провел в тюрьмах и на зонах сталинских лагерях. В двадцать лет его пытались посадить за двойное убийство, но факт убийства так и не сумели подтвердить и доказать, но ему дали десять лет, которые он провел на лесоповале в Сибири. Когда Пантелеймон вышел на свободу, то начал специализироваться на кражах и сбыте больших партий различных товаров. Видимо, у него появился свой человек то ли в правительстве, то ли в ЦК КПСС, но эти кражи Пантелеймону и его банде по большей части сходили с рук. Его, разумеется, сажали в тюрьму или отправляли в лагеря, но теперь уже на очень короткие периоды времени. Это были некоторые факты из его жизни!
Альфред Нетцке, разговаривая с фольксдойче, не стал ему рассказывать, по какой причине он разыскивает Пантелеймона, зачем он ему потребовался. Он в благодарность только кивнул ему головой и, особо не стесняясь чужих глаз, прямо на мотоцикле подкатил к Пантелеймону и, сидя в седле мотоцикла, сказал на чистом русском языке, но сначала он обратился к крестьянину:
– Эй, ты проваливай, – и когда крестьянин испуганно погнал свою телегу с картошкой, обратился к Пантелеймону, – а ты парень подожди, мне нужно с тобой поговорить! Если ты не хочешь, чтобы я тебя пристрелил прямо сейчас, на этом самом месте, тогда полезай на заднее сиденье, мы отъедем в такое место, где сможем поговорить без свидетелей! Говорю тебе, полезай за спину, садить и крепко держись за меня. Не вздумай, воспользоваться ножом! Убьешь меня, тебя обязательно разыщут и казнят! А так, может быть, еще немного поживешь!
Пантелеймон, молча, взобрался на заднее кресло мотоцикла. Он всем телом навалился на Альфреда и сильными руками ухватился за его бока.
Их краткий разговор произошел за пределами рынка. Они остановились на краю дороге. Пантелеймон слез с заднего седла мотоцикла, отошел на три шага, дрожащими руками свернул самокрутку с махоркой и закурил. Все это время он пытался рассмотреть этого фельджандарма, но его лицо пряталось под каской и очками консервами мотоциклиста. Наитием Пантелеймон решил, что этот фельджандарм серьезный немец и что с ним лучше не шутить! Время от времени мимо них проезжали крестьянские телеги, загруженные картошкой, свеклой и капустой, а также разнообразными овощами с крестьянских огородов. Дав Пантелеймону пару раз затянуться, Альфред Нетцке не стал терять времени, не стал искать подходов к этому главарю минских бандитов, заговорил с ними прямо и откровенно:
– Пантелеймон, слушай меня внимательно! У меня сейчас нет времени обсуждать какие-либо детали! От того договоримся мы с тобой или не договоримся будет зависеть твоя жизнь! Итак, довожу до твоего сведения, что один из членов твоей банды, некий Потрошенный, сдал тебя и твоих подельников с потрохами криминальной полиции Минского СД. Это означает, что завтра или самое позднее послезавтра криминальная полиция обыщет помещения складов на Бобруйской улице и на Сурожском рынке, принадлежащих тебе. Если полицейские найдет украденные тобой лекарства, то тебя расстреляют. Если не найдут, то тебя все равно расстреляют! Твоим же подельникам грозит концлагерь без ограничения срока пребывания.
Альфред Нетцке сделал секундную паузу для того, чтобы разобраться в сложившейся обстановке. Эту паузу он решил прикрыть своим желанием закурить сигарету. Пока он лазил во внутренний карман плаща фельджандарма за сигаретами, то перед глазами Пантелеймона на долю мгновение мелькнул лацкан мундира офицера СС. Прикурив сигарету, Альфред Нетцке двумя долгими затяжками сжег ее до конца. Он ловким щелчком пальцев отправил окурок через дорогу в придорожные кусты. Сделал большой вдох грудью и посмотрел в глаза Пантелеймону, он снова заговорил.
– Одним словом, Пантелеймон, я предлагаю тебе единственный выход из этой сложной ситуации. Который позволит тебе сохранить свою жизнь. Могу гарантировать, что СД тебя не тронет в ближайшие две недели! Я готов оплатить стоимость всех твоих лекарств в любой мировой валюте. Ты называешь сумму, я прямо сейчас выплачиваю тебе задаток в пятьдесят процентов названной суммы. Ты эти лекарства вывозишь в названные мной населенные пункты и там сам или твои люди получают остаток названной суммы. После этого ты и твои бандиты свободны, но я не советую вам возвращаться в Минск. Правда, если ты хочешь пощекотать себе нервы, то я могу тебе и твоим ребятам предложить еще одну работу. Но это работа на немцев и на долгий период времени!
– Ну, и сколько готов ты мне заплатить за лекарства? – Поинтересовался Пантелеймон, он как стоял в коротком матросском бушлате, так и продолжал стоять, держа руки в карманах.
Альфред Нетцке вдруг услышал знакомый голосок, который вдруг произнес:
– Объект намерен произвести враждебное действие по отношению к тебе, господин штандартенфюрер! Это действие может угрожать твоей жизни. В этой связи активирую боевой комплекс №16!
Только-только прозвучали эти слова, как Пантелеймон сделал резкие движения своими обеими руками. Разрезая капельки дождя, какие-то звездочки мелькнули в воздухе и с силой врезались во внезапно возникшую преграду и упали на землю рядом с сапогами Нетцке. Альфред мыском сапога коснулся эти звездочек, а затем медленно поднялся из седла мотоцикла и с угрожающим лицом подошел к бандиту. Взглянул тому в глаза и с некоторой растяжкой кулаком правой руки врезал тому в левую скулу лица. Пантелеймон, раскинув руки в стороны, свалился ему под ноги, но сознания не потерял.
С деловым видом Альфред Нетцке достал из-за спины свой шмайсер и стал демонстративно, на глазах бандита принялся автомат готовить к стрельбе. Снял с предохранителя, проверил магазин и, приняв стойку для стрельбы стоя из автоматического оружия, ствол своего шмайсера направил в голову Пантелеймона. Тот продолжал спокойно лежать, его лицо и глаза ничего не выражали. Тогда Альфред Нетцке произнес сакральную фразу:
– Жаль, конечно, Пантелеймон, что мы с тобой ни о чем не договорились! Но жизнь – интересная вещь, она всегда таит в себе определенные загадки типа, откуда, скажем, у простого минского бандита японские сюрикены. А также, я не договорился с тобой по лекарствам, но скажи, почему я не могу договориться с кем–либо из твоих подельников. Правда, ты можешь мне сказать, что они боятся тебя и никогда, и ни в чем не пойдут против тебя. Ну, что ж в этом случае мне тогда придется тебя пристрелить и принести им твою отрезанную голову, как доказательство того, что ты мертв и с мной можно будет иметь дело!
В этот момент рука Пантелеймона взметнулось кверху, словно ладонью этой руки он пытался защититься от пуль шмайсера.
– Подожди, не убивай! Я согласен на сделку, которую ты предлагаешь!
Штандартенфюрер СС Альфред Нетцке поднялся из-за письменного стола, подошел к раскрытому окну и закурил очередную сигарету. Ему только что перезвонили из села Погорельцы и председатель колхоза Николай Деревянко доложил ему о том, что Павел Свистунов с первым грузовиком лекарств прибыл на место.
Теперь Альфред Нетцке мог со спокойным сердцем заняться организацией встречи со своей связной. Александровский сквер из его окна хорошо просматривался. Сквер выглядел совершенно пустынным, едва ли какой-либо человек пожелал бы сегодня прогуляться по его аллеям в такую дождливую погоду. Сейчас было три часа пополудни, до встречи оставался еще час времени. Если криминальная полиция СД каким-либо образом получила информацию о его предстоящей встрече со связной, то уже сейчас агенты полиции должны были прибыть в сад, там занимать места для организации засады. Альфред собственными глазами еще раз убедил в том, что в данный момент Александровском сквере ничего серьезного не происходило.
Он прикрыл оконные створки, вернулся на свое рабочее место за письменным столом. Ему нужно было до встречи со связной, сделать еще одно небольшое дело. Альфред Нетцке по интеркому вызвал к себе адъютанта унтерштурмфюрера СС Валдиса Мюллера. Когда адъютант возник на пороге кабинета, то штандартенфюрер СС Альфред Нетцке негромким усталым голосом поинтересовался:
– Валдис, сколько сотрудников управления уже прибыло из Берлина, как они устроились в Минске? И сколько наших сотрудников еще должны прибыть в Минск?
– Господин штандартенфюрер, на настоящий момент двенадцать сотрудников уже прибыли в Минск, вчера и сегодня они обустраивают свою рабочие места и подыскивают себе съемные квартиры поближе к работе. Сегодня прибудут еще двенадцать сотрудников, они прибудут вечерним экспрессом Варшава – Минск. Их будут встречать люди унтерштурмфюрера СС Семена Нечипоренко. Сегодня же центральный аппарат прислал нам информацию, в которой говорится о том, что в наше штатное расписание руководством Абвера внесены небольшие изменения. По новому штатному расписанию в нашем управлении будут работать двадцать четыре штатных референтов. Эти должности будут занимать чистокровные немцы. Остальные двенадцать референтов вывели за штат и на эти должности мы теперь должны сами искать кандидатов среди местных фольксдойче и белорусского населения.
Через полчаса, решив все вопросы с Валдисом Мюллером, Альфред Нетцке, вновь одетый, как караульный фельджандарм, через черный вход покинул особняк и через калитку в заборе сразу же прошел в Александровский сквер. В тот момент, когда он проходил калитку, то в дальнем конце сквера послышались громкие крики, трели полицейских свистов и пистолетные выстрелы. Со шмайсером на животе и в очках-консервах на носу фельджандарм Альфред Нетцке поспешил в том направлении, его сердце внезапно сжало чувство потери чего-то важного и незаменимого.
Вскоре в самом конце аллеи он увидел, как двое мужчин преследовали одну женщину. Эти мужчины, как сразу же догадался Альфред, были агентами наружного наблюдения криминальной полиции СД. Они, видимо, преследовали эту женщину, почему-то она показалась им подозрительной! Сейчас женщина явно пыталась от них убежать, но Альфред даже издали хорошо видел, что эта женщина при беге сильно припадала на правую ногу. Он сразу же сообразил, что беглянка бежит из последних сил, что она вряд ли сможет убежать от двух здоровых мужчин! Альфред бросил взгляд за спину, ни свистки, ни крики и ни даже выстрелы пока еще не привлекли внимания людей. Александровский сквер все еще оставался пустынным! Альфред понимал, что долго это дело продолжаться не может, вскоре в сквере появится и белорусская вспомогательная полиция, и немецкие патрули.
В этом момент один из агентов все-таки догнал женщину и грубым рывком за рукав плаща швырнул ее на землю. В момент падения женщина выбросила в его сторону правую руку с пистолетом, но выстрелов так и не последовало. Видимо, в пистолете у женщины кончились патроны! Агент полиции повалил женщину на дорожку аллеи и начал выламывать ей руки. При этом женщина громко и отчаянно кричала:
– Не сдамся, гад, все равно я тебе не сдамся!
Агент криминальной полиции оказался сильным мужчиной, он все-таки вывернул руку женщины с пистолетом ей за спину, и, чуть ли не ломая ей пальцы, вырвал пистолет из женской руки и с размаху рукояткой пистолета ударил ее по голове. Женщина дернулась всем телом и тут же сникла, она потеряла сознание. Агент полиции все еще прижимая женщину своим коленом к дорожке, поднял голову и прокричал своему напарнику: