Лабиринтофобия

– Нет, извини, Риша, у меня нет близких в Реальности.

– Но ты же рассказывал про своего отца! По-моему, отличный повод пообщаться. Если он не придумает, как тебе помочь, хоть узнаешь, о чём его новая книга.

– Не получится, – покачал головой я, – мой отец умер.

– Ох, соболезную. Но тебе ведь необязательно сниться ему сейчас. Ты можешь связаться с ним, ещё когда он был жив.

Я поперхнулся последним глотком воды.

– Н-но к-как это?! Ты что, отправишь моё сознание в прошлое?!

– А что тебя так изумляет? Это же не чугунную болванку кидать во времени, что и правда мне не под силу. Всего лишь небольшое усложнение для связи, только и всего. Ты не помнишь, отец не рассказывал тебе о сне с тобой?

– Нет. Мы вообще почти не общались в последние месяцы его жизни. Поссорились.

– Тогда ни в коем случае не пытайся убедить его рассказать о сне тебе прошлому, предупредить или что-то такое. Это тебе нисколько не поможет, а только вызовет временно́й парадокс. Уж не знаю, насколько опасны парадоксы в Реальности, но в Лабиринте они оставляют страшные раны в пространстве и времени.

– Хм… Тогда как мне поможет то, что я ему приснюсь?

– Это уж сам думай. Пусть передаст весть о тебе кому-нибудь третьему, кто доживет до твоего настоящего. Всё в твоих руках, Потерянный.

– Ладно, спасибо. Ну что, приступаем? – с некоторой опаской спросил я.

– Есть один маленький нюанс, – хитро улыбнулась Ришеч. – Обычно я не работаю бесплатно. «Ну конечно, – подумал я, – а чего я ожидал? Что она возьмет и за просто так, по доброте душевной, поможет мне выбраться из ловушки Лабиринта? Наивно с моей стороны. И что мне ей предложить?»

– Даже не знаю, – промямлил я, ощупывая карманы и вспоминая, что есть у меня в рюкзаке, чем было бы не жалко расплатиться за услугу Ришеч, – у меня есть немного мелочи, но вряд ли деньги из Реальности здесь ценятся. Может, какой-нибудь предмет?

– О нет, мне нужно кое-что поинтереснее, Потерянный. Например, твоя невинность.

– ЧТО?! – вскричал я, растерянно замахал руками и начал потихоньку пятиться к выходу, бормоча что-то несуразное. – То есть, не то чтобы я был сильно против, ты очень приятная женщина, и это не из-за твоих… Ртов и глаз по всему телу, я же не расист какой-нибудь, толерантен ко всем расам и, кхм, биологическим особенностям, понимаю, что все мы разные… Дело в том, что я при всём желании не мог бы тебе её отдать, просто я уже переспал с одной девушкой и…

– Святой Абсурд! Я же пошутила, Ферри. Расслабься, выдохни!

– П-правда?

Риша залилась смехом, причем тремя или четырьмя ртами одновременно. Но это был добродушный смех, и обстановка, наконец, разрядилась.

– Да ну тебя, – я прилег прямо на мягкий пол там, где сплетенные волокна образовывали что-то вроде циновки, накрылся курткой и подложил под голову рюкзак.

– Ты не сильно испугаешься, если я буду спать рядом с тобой? Так проще наладить контакт.

– Полагаюсь на твой профессионализм, – выдохнул я. Женщина на секунду скрылась в соседней комнате и вернулась уже не в майке и облегающих штанах, а в чём-то мягком и бесформенном, среднем между мантией волшебника и ночной сорочкой. Она по-кошачьи беззвучно опустилась возле меня (близко, но всё же не касаясь даже тканью одежды). В полумраке я видел, что ее лицо повернуто вверх и глаза закрыты, но кожей ощущал, как другие глазки, где-то в районе шеи тайком глядят на меня, не мигая, с ностальгией и какой-то заботой. Как ни странно, я не чувствовал напряжения от подобной слежки, скорее, наоборот – защищённость. Может потому что слишком устал, чтобы нервничать? Да и какая разница?! Я почувствовал прикосновение к лицу и горлу нежных вибрисс, бессильно закрывая глаза. Интересно, проснусь ли я?

Глава 6. Отец – писатель, или беседа с покойником

Я проснулся от света, пробивающегося через щель между занавесками прямо мне в глаза. Чертовски знакомое ощущение! Кровать стояла возле окна, занавески свешивались за неё так, что можно было легко коснуться их рукой. Спросонья я не сразу понял, где нахожусь. Некоторое время я рассеянно разглядывал замысловатый узор занавесок, который слегка расплывался у меня перед глазами. В детстве я очень не любил этот орнамент, потому что опасался, что мой взгляд заблудится в нём навсегда, если буду долго смотреть. Да, лабиринтофобия проявлялась и в подобных обыденных мелочах, так что даже дома я не мог чувствовать себя в полной безопасности. В детстве… Точно, это же моя старая квартира! Точнее, моего отца. Я начал постепенно вспоминать: вот я вчера (кажется) опаздывал на работу, по ошибке в метро свернул не туда, у меня случился приступ и… Получается, я добрался до своего старого дома? В бессознательном состоянии доехал до другого города?

Я вскочил с постели, почувствовав ногами нагретый солнцем пол, схватил со спинки стула халат, накинул поверх тонкой пижамы, выскочил из комнаты, в которой провёл всё свое детство, и торопливо протопал на кухню. Она была совсем не такой, как я ее помнил: вместо стен были битком набитые книжные стеллажи, в янтарном утреннем свете танцевала пыль, в кресле за столом с чашкой в руках сидел мой отец.

– П-папа… – одними губами прошептал я, – ты живой?

– А с чего мне быть не живым? – Он слегка нахмурился.

– Но ты же… Нет… О чёрт! Так я всё-таки во сне!

Я расстроенно плюхнулся на стул напротив него и уставился на свои руки. Они были немного призрачные, и я поспешно отвёл взгляд: ведь всматриваться в свои руки во сне – верный способ проснуться. А мне ещё рано обратно в Лабиринт. Нужно попытаться хоть что-нибудь предпринять, например, поговорить с отцом, объяснить, что со мной случилось, и послать весточку в настоящее время, которая поможет мне выбраться из Лабиринта.

– То есть ты жив-здоров. Относительно. Подожди, ты сам сюда дошёл?!

– Господи, Ферри, это же мой сон, могу я хоть здесь походить, сколько мне вздумается?! – восклицанием на восклицание ответил отец. Наверное, наша возмущенная интонация со стороны была безумно похожей. – Знаешь, верно говорят, что ты зануда, сынок. Снится мне тут без спроса, так ещё и со своими претензиями.

– Так, значит, у Ришеч получилось! – Я чуть не подпрыгнул, осознав это. – Я снюсь тебе, ты снишься мне, это контакт! Папа, у меня мало времени. Я из будущего, из того времени, когда ты, к сожалению, уже умер. Подожди, мы уже ссорились?

– Да сотни раз! – рассмеялся отец.

– Нет, я говорю о Ссоре с большой буквы «С». Но ладно, это неважно. В будущем я попал в Лабиринт Абсурда, это такое особое пространство… Измерение… В общем, хрен знает что это такое, но я очень хотел бы оттуда выбраться. И одна добрая женщина, сомнолог, соединила наши сны, чтобы я попросил тебя мне помочь. Но поскольку в прошлом ты меня не предупредил, тебе нужно сохранить эту информацию до будущего, иначе создастся временно́й парадокс и…

Отец слушал меня очень внимательно, то и дело одобрительно кивая. К концу моей речи он и вовсе расплылся в улыбке, что случалось довольно редко, и произнёс:

– А ведь это отличный сюжет! Какой полезный сон оказался! Во время бодрствования подсознание ни за что не выдаст такого лакомого кусочка, а тут прямо готовый рассказ.

– Э… Ну да, – вздохнул я, поняв, что продолжать бесполезно. Да и кто на месте отца поверил бы в такой сумбурный сон? Нужно будет попросить Ришу связать меня с кем-то ещё, а лучше проводить поближе к месту, где Лабиринт соединяется с Реальностью. Тем не менее это всё равно редкая возможность: я могу помириться с отцом и, таким образом, избавиться хотя бы от части груза, который лежит на моей душе.

– Папа, – мягко начал я, – на случай, если тебе это снится, когда мы уже поссорились, мне очень жаль. Правда, мне очень стыдно, я вёл себя, как истеричный, эгоистичный, гормонально нестабильный подросток. Прости меня.

Он задумался на несколько мгновений.

– Ферри, я тоже вёл себя не по-взрослому в тот день. И я понимаю, почему ты сбежал от такого давления. Я думал, что забочусь о тебе. Когда ты представил мне свою девушку, я тут же решил, что она сумасшедшая наркоманка. Я испугался, что она утащит тебя в пропасть… Нельзя было быть таким бездумным, самоуверенным стариканом. Ты тоже прости меня, Ферри.

– Ну… Ладно, – я был так удивлён его поведением и сбит с толку, что не стал и пытаться выразить истинные чувства. Одновременно я ощутил острый укол сожаления: неужели один простой и честный разговор мог навести мосты между нами, если бы я вовремя переступил через свою упрямую гордость?! Но он бы вряд ли переступил через свою, будь мы в реальности.

Хотя если уж говорить о мостах, то я навожу их прямо сейчас, раз разговор всё-таки состоялся, пускай и во сне. Чтобы завершить начатое, сто́ит узнать и о последней работе отца, ведь она была так важна для него:

– Может, скажешь, над какой книгой работаешь… Сейчас? – Не знаю, корректно ли было говорить «сейчас», и какое время подразумевалось.

– О, это не одна из тех, что можно использовать вместо туалетной бумаги. Я, кажется, рассказывал тебе, что в твоём возрасте принёс в издательство свою первую рукопись…

– Да, пап, я слышал эту историю десятки раз. Тебе отказывали снова. И снова. Я пытался читать эту книгу. Если честно… Она действительно была не очень.

– Я знаю, – улыбнулся тот, – если совсем честно, это было просто графоманское дерьмо. Путанный подростковый бред, полный самолюбования. Но эта вовсе не такая. Я решил больше не подписывать контракты с тем дрянным издательством бульварного чтива и посвятить своему последнему детищу всё свободное время оттого, что мне отведено. Назову её «Дорога миров», возможно. И непременно включу туда этот забавный сон, если, конечно, не забуду его наутро.

– Х-хорошо, – кивнул я. Сейчас это знание мне абсолютно бесполезно. Но так дорого!

Он протянул к полке руку с длинными пальцами, привыкшими к клавиатуре больше, чем к ложке. С книжного стеллажа, которого на настоящей кухне у нас отродясь не было, отец достал увесистый том в твёрдой обложке.

– Я хочу, чтобы она выглядела как-то так, – с теплотой в голосе проговорил он, – видишь, на обложке дорога в белом ничто, уходящая в бесконечность, а по сторонам бесчисленные окошки миров. Сюжет будет довольно сложным, нелинейным – тебе не понравится.

– Да уж, у меня проблемы с нелинейностью.

– Тем не менее я хочу, чтобы ты помог мне издать её. Я отстал от жизни и у меня теперь ещё меньше шансов преуспеть в продаже собственных книг, чем в двадцать пять. Так еще, ты говоришь, что я ещё и умер… Что логично. Так что ты уж постарайся, чтобы эта малышка увидела свет.

– Хорошо, – твердо ответил я, – обещаю. Эта книга будет издана.

Кухня поплыла у меня перед глазами, и я понял, что вот-вот проснусь, но на этот раз по-настоящему. Если, конечно, взять за аксиому, что Лабиринт действительно настоящий, а не плод моей больной фантазии.

***

Открыв глаза и оглядевшись, я не смог сдержать стон разочарования. Видимо, глубоко в моей душе ещё теплилась надежда, что я проснусь в Реальности.

– Привет, Потерянный!

– Риша? Мне показалось, что я вернулся в Реальность. Дважды.

– Не советую поддаваться этому чувству, – донёсся голос девушки с кухни. – Лабиринт хитёр, он будет всячески пытаться обмануть тебя, убедить, что ты уже достиг цели. Так что если что-то даётся подозрительно легко… Лучше держать ухо востро и смотреть в оба.

Как бы иллюстрируя свои слова, она вошла в комнату, вся усыпанная глазами.

– Фу, – проворчал я.

– Сам ты «фу», – усмехнулась Ришеч и уселась прямо на пол. В тарелке, которую она принесла, красовалась чья-то жареная тушка не то перепёлки, не то крысы. Я к тому моменту был так голоден, что охотно съел бы и грызуна, но вспомнил, что сижу на безабсурдной диете.

– Как твой сон? – поинтересовалась девушка, разговаривая изящно накрашенным тонкогубым ртом над ключицей.

– Он мне не поверил, что и следовало ожидать, – пожал плечами я. – Может, ты просто проводишь меня до Реальности? Или хотя бы до Квази?

– Я постараюсь, но судя по тому, что ты упорно проваливаешься всё ниже, тебя пытается заарканить кто-то с более сильной волей.

– Этого ещё не хватало! Кому я тут понадобился? И главное, зачем?

– Кому-то могущественному. Знаешь, большинство существ из Ирреальности очень могущественны, но из-за воздействия высочайшего уровня Абсурда они нестабильны. Чтобы стабилизироваться, некоторые из них поднимаются выше и охотятся на жителей Сюра или Квази. Напротив, жители Квази, желающие могущества, устраивают экспедиции вниз, ради охоты на монстров.

Я нервно усмехнулся.

– Интересная у вас экономика. Но меня как-то не тянет в ней участвовать, так что, пожалуйста, отведи меня наверх.

– Я попытаюсь, – пообещала Риша, быстро прикончила свой завтрак, и мы вышли на улицу. Если в так называемом Квази всё выглядело как обычно, лишь с лёгким противным налётом нереальности, то здесь обмануться бы не получилось при всём желании. Риша вполне уверенно выбирала туннели, то и дело меняющие своё направление, так что мне казалось, будто мы идем по утробе извивающихся змей.

– Забей на направление, – прокомментировала девушка, поймав мой удивленный взгляд, – обращай внимание на то, что кажется более обыденным. Вот, например, эта дверь.

Мы нырнули в какую-то дверцу прямоугольной формы, подкрашенную в скучный коричневый цвет.

– Для меня «обыденность» – это не количественная характеристика, в отличие от вас. Как определить, что один предмет более обычный, чем другой? Может, у вас есть ещё и «обычнометр» вдобавок к абсурдометру, который измеряет процент обычности? – с досадой проворчал я.

– Есть. Но потренируйся делать это на глаз, – посоветовала Риша, – как тебе, например, этот камень?

– Камень как камень, – я с сомнением поглядел на серый угловатый булыжник.

– Отлично. Бери его!

– Может, не надо? Он килограммов пять весит! – я уже пожалел, что сболтнул лишнего, и подумал, что она просто насмехается надо мной.

– Ты хочешь добраться до своей обожаемой Реальности или нет?!

– Хочу… Наверное. После сегодняшнего сна у меня появилось там важное дело.

– И какое же?

– Дело в том, что я помирился с отцом. Ну, вроде как… И пообещал издать его книгу.

– А вы сильно ссорились?

Я призадумался. Если уж рассказывать ей, почему я поссорился с отцом, то придётся рассказать и об Амалии. А Ришеч для меня фактически незнакомка, по большому счёту я вообще не понимаю, почему она мне помогает! Но ведь психотерапевту я рассказал?! А сомнолог – это почти то же самое, он же тоже зарабатывает тем, что копается в чужих мозгах и ставит там всё на свои места. Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоиться, и начал свой рассказ:

– Ненамного сильнее, чем любые отец и сын. Чтобы понять, почему я оборвал с ним все связи, ты должна знать ещё об одном важном человеке в моей жизни, – я собрался с мыслями. И как я расскажу о том, что и для себя не смог сформулировать? Расскажу о ней. Пересилив себя, я произнёс её имя и словно коснулся так и не зажившей раны:

– Амалия. Наше знакомство с ней было самым банальным, которое только можно представить в двадцать первом веке. Мы познакомились в интернете, в соцсети. Не было даже никаких ивентов в тематических сообществах, никаких бесед. Просто кто-то из нас написал другому в сообщении «привет». Пару раз я пытался вспомнить кто именно, один раз даже хотел пролистать нашу переписку до самого начала… Впрочем, неважно. В Лабиринте есть интернет?

– В Квази вроде что-то такое есть… Постепенно его функции переходят к сомнологам, а в Ире, говорят, все телепаты.

– В общем, представление имеешь. Мы не были социотварями, поэтому не лезли друг к другу в Дискорд или Скайп, не обменивались фото. Просто два источника чёрного текста на белом фоне в цифровом хаосе. Я даже не знал её имени.

– Хм…

– Что «хм»?

– Ты так интересно говоришь о ней. Совсем непохоже на твою обычную манеру речи. Ты даже не совсем зануда!

– Она сама изъяснялась странно. Должно быть, это ассоциации. Но дай мне закончить. Что-то необычное происходило со мной. У меня и раньше были друзья, но я бы не променял здоровый восьмичасовой сон на разговор ни с одним из них. Я чувствовал, что мы как зеркальные отражения друг друга: я жил с отцом, а она – с мамой, я люблю всё простое и четкое, она – запутанное. Я всегда всё планировал, она – импровизировала, я во всех своих неудачах обвинял окружающих, даже если сам лажал, а она занималась самоедством даже за то, что от нее не зависело. Я ничем особо не увлекался до встречи с ней, а ее просто распирало от чувств, мыслей, фантазий, которыми не с кем поделиться. Я ещё изумлялся, почему у такого удивительного человека нет друзей.

В общем, я перенял некоторые увлечения Амалии, в том числе любовь к фэнтези. Правда, в отличие от неё предпочитал простые миры и незапутанные сюжеты. Однажды даже позволил уговорить себя пойти на фестиваль косплея. И понеслось…

Глава 7. Амалия – сумасшедшая. И охота на Ферри

С нашей первой встречи прошли годы, но я могу вспомнить всё, как будто переживаю прямо сейчас

…Ночь. Завтра можно встать поздно, но я и в будние дни теперь позволяю себе засидеться в интернете. Слышно, как по кухне тихо ездит отец в своём инвалидном кресле – наверное, опять не может уснуть и пишет, бедолага. Голубовато-белый прямоугольник экрана светит мне в глаза. Секунду назад моё тело было расслаблено, но сейчас я словно одеревенел: как бы невзначай Амалия раскрыла мне своё имя, а потом предложила пойти на фестиваль косплея. Это значит – пойти вместе. Это значит – увидеться IRL

Губы смакуют имя: Амалия. А-ма-ли-я. Перепуганный мозг лихорадочно придумывает отговорки, приказывая пальцам печатать:

– Но чтото ям… – Опечатка. Нервно стираю сразу всю фразу.

– Но что я там буду делать?

Ответ приходит спустя пару секунд:

– То же, что и я. Охотиться на косплееров.

Звучит забавно.

– М-м-м, филе косплеера под брусничным соусом. А голову можно повесить над камином.

– Лол, это фотоохота.

С сомнением пишу:

– Вряд ли кто-то захочет фоткаться со мной.

Набирает сообщение… Набирает сообщение… Чёрт, я же сейчас совсем изведусь.

– Просто попроси, они всегда соглашаются. Если не понравится, можем уйти и переместиться в парк. Фестиваль как раз проходит рядом с ним.

– Тогда хорошо.

Все сообщения с точками. Я люблю точки, как по мне, любые предложения должны быть закончены, потому и приучил её к ним, постоянно напоминая их ставить. До сих пор удивляюсь, как она может общаться с таким занудой, как я.

Договариваемся о времени и месте. Теперь можно расслабиться: я уже пообещал прийти, и больше от меня ничего не зависит. Я на секунду кладу телефон вниз экраном. Закрываю глаза и придавливаю их сквозь веки дрожащими пальцами. Спокойно Ферри. Ты, бесспорно, лузер и зануда, но каким-то образом у тебя получилось. Вряд ли мне удастся уснуть после такого, поэтому я жду, чтобы Амалия начала игру. Наша традиционная секретная ролёвка без сюжета, которая может начаться только за полночь, когда уровень адекватности у нас обоих на нуле. Утром мне всегда неловко её перечитывать. Но я перечитываю всё равно.

Вновь смотрю на экран и вижу: набирает сообщение… Набирает сообщение… Ерзаю под одеялом, устраиваясь поудобнее. Я люблю просто говорить с тобой, Амалия, но хочу, чтобы сейчас это был текст между звёздочек. В принципе, я мог бы и сам начать ночную игру, однако от одной мысли об этом бросает в дрожь. Начинаешь всегда ты, а я подхватываю. Наконец, вот оно – «звёздное» сообщение:

– *Обнимает*.

– *Гладит по голове, прижимается*.

Понеслась…

***

Утро. Ещё довольно рано, но я подскочил как ужаленный. От волнения не могу больше спать, но и делать ничего продуктивного не получается. Как люди обычно одеваются на косплей-фесты? Конечно, я сам не косплеер, но всё-таки… Ладно, оденусь, как обычно, главное, чтобы я чувствовал себя комфортно, правда ведь? Потому что неловкости и так будет с лихвой. Обычно учеба помогает мне отвлечься, так что я включил компьютер и уставился на свой недоделанный проект. Пытаюсь закончить планировку кухни, но руки сегодня растут не из того места. Амалии бы не понравился интерьер, над которым я сейчас работаю. Она назвала бы его «шкаф для андроида», «квадратура головного мозга» или ещё как-нибудь в подобном роде.

Правдами и неправдами промаялся до полудня. Быстро одеваюсь, не забываю про дезодорант, причесываюсь минут десять так, что волосы окончательно превращаются в бесформенный блин. Ничего, лучше уже не получится. Выходя, закидываю в рот сразу три пластинки мятной жвачки и с трудом вдыхаю прохладный весенний воздух, который из-за мятного вкуса во рту кажется обжигающим.

С одной стороны, мы с Амалией не незнакомцы. Мы начали переписываться почти полгода назад, и сейчас мне кажется, что я никого не знаю так хорошо, как её. С другой стороны, от осознания нашей близости только хуже! Мы могли встретиться и раньше, но оба боялись (безумно боялись), что это всё разрушит. Разумеется, не стоит и надеяться, что Амалия выглядит именно так, как я её представляю, то же самое относится и ко мне. А что, если она оч-ч-чень некрасивая? Ну вот совсем. Конечно, мой мозг уже настроен на то, что мы друзья, и в любом случае подсознательно приукрасит ее в моих глазах. Но всё-таки разочарование может быть неприятным. Смогу ли я скрыть его? А если она также разочаруется во мне?

Добравшись на метро до нужной станции, я чуть было не повернул обратно на следующем же поезде. Всё-таки это безумно странно: встретиться IRL с живым текстом, который ты буквально накануне ночью виртуально ублажил во всех позах, и непринужденно сказать «привет». Это просто какое-то безумие.

От метро до площади, где проходит фестиваль – рукой пода́ть. Уже на станции стали попадаться молодые люди и девушки с ушками всех сортов, в медицинских масках с милыми рисунками, с дребезжащими пестрыми значками на одежде и рюкзаках, подмигивающие цветными линзами. Только тут я вспомнил, что Амалия не дала мне никаких своих внешних примет, как и я ей. Как же мы найдём друг друга? Хочу написать ей что-то вроде: «Как ты выглядишь?», но в этот момент от нее прилетает:

– Опоздаю. Можешь начинать ловить без меня. Охота за косплеерами – это соревнование, так что считай, что я дала тебе фору.

Что за чёрт? Может, она просто испугалась и тоже в раздумьях, встречать меня или нет? Ладно, можно начать охоту, как она предлагает. Тогда к моменту встречи у меня будет материал, чтобы начать разговор. Вдохновленный этой идеей, я вливаюсь в довольно плотную фантастическую толпу. Только как определить, где проходит тонкая грань между косплеером и тем, кто просто оделся странно или нацепил на себя кучу мерча? Это сложно, если учесть, что я пока узнаю не так много персонажей…

О, есть, кажется… Я выбрал свою жертву, которая могла быть только косплеершей: ярко-фиолетовые волосы до плеч, матроска а-ля японская школьная форма и берцы. Тем более, по сравнению с часто попадающимися N.E.E.T и огромными мягколапыми фурри она выглядела совсем не страшно: маленький рост, приятно пухлая фигура, детские бледные руки нервно накручивают на пальцы фиолетовые пряди… У меня вот-вот будет фотография с ней – моя первая добыча. Она встала на цыпочки, высматривая кого-то, и мне не хотелось её отвлекать, но поворачивать назад уже поздно. Я сделал последний дли-и-инный шаг и слегка коснулся её плеча.

– ФЕРРИ! – девушка вздрогнула, повернувшееся ко мне взволнованное лицо побледнело, большие серые глаза округлились от ужаса.

– Амалия?! – воскликнул я в такой же панике, чувствуя, как нужные слова вылетают из головы.

– Да, это я, – странная девушка улыбнулась, взяв себя в руки, – привет.

Добрые щёчки бурундука приятно пухлятся при улыбке. Я невольно улыбаюсь в ответ, но тут вспоминаю кое-что:

– Подожди-ка, откуда ты знаешь, как я выгляжу? Вроде бы у меня в профиле нет реальных фотографий.

– Я… Угадала.

– Ого! Всегда мечтал познакомиться с ясновидящей.

– Ха-ха, ну… На самом деле, нет. Видишь ли… Я знаю тебя немного дольше, чем ты меня.

Я был озадачен.

– В смысле? Ты что, следила за мной?

– Новый вид спорта – охота на Ферри! – нервный смех. Бледные щеки заливает краска. – Ну да, я кое-что разузнала о тебе и немного сталкерила. Всего пару недель, правда. Зато теперь я смогу довести тебя до дома, если ты будешь мертвецки пьян.

– Это отлично! – уверил я, хотя и был немного шокирован тем, что обрел в ее лице преданного сталкера. – Я постоянно теряюсь, так что мне не помешает человек, который сможет проводить меня домой.

– Мне тоже, – серьёзно ответила она, – в метафорическом смысле.

Не успел я загрузиться, как Амалия снова просияла, воскликнула: «Да начнется охота!», – и, по-детски непосредственно схватив меня за руку, потащила в самую гущу толпы. Пытаясь отвлечься от мыслей о тёплой подростково-нежной ладони, тискающей мою руку, я спросил:

– Скажи, а кого ты косплеишь?

– Никого. Это просто я.

И это было так хорошо, что всё сразу встало на свои места: просто я и просто Амалия, и мы просто хорошо проводим время. Похоже, именно этого мне и не хватало уже так давно – наконец-то, никто ничего не усложняет и не запутывает.

Не знаю, сколько прошло времени: я совершенно забыл о нём! Меня захлестнула волна японского рока, аромат блюд с невыговариваемыми названиями, бесконечная карусель японских школьниц, демонов и ангелов, зооморфов и андроидов, фурри-волков и енотов, кошкодевушек, монстродевушек, томбоев и прочих, и прочих… Тогда я не мог предположить, что попаду когда-нибудь в Лабиринт Абсурда, поэтому был уверен, что этот вечер – самый фантасмагорический в моей жизни. Меня мог смутить и напугать этот парад безумия, если бы не мягкие пальцы Амалии, которые я всё время чувствовал в своей ладони. Я видел отражение миллионов разных оттенков в ее простых серых глазах, когда осмеливался заглянуть в них. Девушка, казалось, спешила насладиться праздником, вобрать его полностью в свою душу, как будто у неё безумно мало времени, как будто вот-вот пробежит мимо белый кролик с часами, и ей придётся нестись за ним сломя голову, придётся проснуться… Как будто вот-вот она неминуемо исчезнет. Или я. Или весь мир вокруг нас.

– У меня… Уже память кончается на телефоне, может, поймаем их в следующем году, – наконец проговорила Амалия, слегка задыхаясь. В тот момент мы пытались догнать компанию N.E.E.T, ускользающую от нас в волнах человеческого моря. Меня уже захватил азарт нашей странной игры, поэтому я не сразу понял, чего она хочет.

– Я правда устала, Ферри. У меня такое чувство, что мне восемь, и ты ведёшь меня в начальную школу, и мы опаздываем.

Я спохватился, что тащу её за собой так стремительно, что маленькая девушка едва успевает перебирать ногами.

– Да, точно… Извини. Давай сходим куда-нибудь поесть?

– С удовольствием. Только чур платит каждый за себя.

– Эм… Ладно.

Я не до конца понял, что бы это могло значить, но потом решил вовсе не придавать значения ее просьбе. Завалившись в ближайшее кафе, мы оккупировали столик у окна, и только тут я почувствовал, что зверски проголодался. Подойдя к стойке, я, не долго думая, заказал целую гору еды. Амалия попросила себе чёрный кофе.

– И всё? – изумился я. – Мы только что, считай, пробежали марафон, перехватив по пути только пару такояки.

– Я что-то не голодна.

– Но ты говорила, что любишь сладкий кофе с молоком и горячий шоколад? – я точно помнил, как она рассказывала это в одном из наших бесконечных виртуальных диалогов. Чёрт, за эти полгода я узнал её досконально, как биограф. И сейчас, глядя на неё, мне так хотелось быть ужасно, до бестактности удушливо, до зубовного скрежета заботливым. Амалия упрямо сжала губы и тихо пробормотала:

– Уже поздновато для еды. Всё хорошо, Ферри, не заморачивайся на этот счёт.

Мы сели за столик. Я чувствовал себя довольно неловко, поедая тонны японской лапши перед носом Амалии, невозмутимо протягивающей горький напиток. Она выглядела усталой и иногда бросала на меня откровенно голодные взгляды. Ну, то есть, не на меня лично, к сожалению, а на то, как я ем. Может, это какая-то проверка? Чёрт, я совсем не разбираюсь в девушках. Но что-то здесь не так.

– Пожалуйста, съешь хоть что-нибудь. Ты, похоже, вот-вот завалишься в голодный обморок.

– Нет.

– Я могу с тобой поделиться.

– Не надо.

– Тебе это точно не повредит. Да в чём проблема? Если тебе не нравится то, что взял я… Ладно, смотри, твой любимый горячий шоколад, хотя бы попей!

Я протянул ей стакан, но Амалия вскинула руки, словно защищаясь. Горячая жидкость выплеснулась и частично пролилась ей на руку. Девушка вздрогнула, едва слышно прошипев что-то нецензурное. Ну вот, Ферри, поздравляю, ты идиот! Я поставил стакан и привстал, а потом снова сел, не зная, нужно ли теперь подойти к ней, и протянул салфетку.

Осторожно заглянув в лицо Амалии, я с удивлением заметил, что она тоже смотрит очень виновато. Она нехотя стянула ветровку, оставшись в матроске с короткими рукавами. Горячий шоколад впитался ей не только в рукава ветровки, но и в предплечья, как если бы они были из ткани. Они и были тканевые – два незаметных рукава телесного цвета от запястья до локтя. Теперь они промокли и испачкались, и Амалия сняла их, и под ними я увидел густую сеть, будто сошедшую с картин абстракционистов. На этих детских слегка пухловатых руках расцвели, многократно пересекаясь, короткие багровые полосы, длинные, бледные, тонкие розоватые нити старых и совсем свежих шрамов… Я не стал спрашивать, что и откуда это – нет вопросов глупее и бестактнее.

Я сделал вид, будто ничего особенного не заметил. Амалия – тоже. «Какая разница, – решил я, – всё равно теперь это всё в прошлом, ведь она нашла меня, так что мы будем защищать друг друга от всего мира и от себя самих, и всё у нас будет позитивно и просто». И ошибался.