У Астахова показались слёзы.
– И знаешь, с одной стороны, не мои это проблемы. Мол, мне-то что – сел, привёз, а дальше сами…
И тут он взглянул на меня и положил руку мне на плечо.
– Совесть. Душа не позволяет! Чувствую я их, ребят этих, понимаешь? Завтра. Завтра ты поймёшь…
Он обнял меня так, как будто мы были всю жизнь знакомы… нет… как будто мы были родными братьями… И заплакал… Я чувствовал, как уже опытный лётчик просто плачет у меня в объятиях, но я, видимо, смутно понимал почему. Я просто чувствовал жалость и тревогу то ли за моего командира, то ли за тех ребят, что сейчас лежали там – в грузовом отсеке нашего «Антоши» …
8.12.1999.
Мы встали рано. Хотя, я так и не понял спал ли я вообще? Скорее просто лежал с закрытыми глазами.
На улице было очень холодно, но снега всё ещё не было. Небо всё ещё темным-темно.
– Чего задумался, лётчик? – окликнул меня Паша, держа в руках кусок хлеба.
– На небо смотрю, – ответил я.
– Наглядимся ещё сегодня. Нам сначала надо будет в Краснодар приземлиться, ребят привезти, а потом только на базу.
– Во как.
– Да. Ну, чего стоишь? Пошли завтракать!
Завтракали мы в солдатской столовой. Все были невероятно молчаливы и угрюмы, да говорить, в общем-то, и не хотелось, ибо настроение у всех было самое, что ни наесть печальное.
Когда мы вышли из столовой Астахов посмотрел на Игоря:
– Родимая-то хоть целая? Не выдул?
– Обижаете, капитан! – ответил борттех. – Цела! Как слеза прозрачная!
– Вот и проверим сегодня…
Астахов посмотрел в небо.
– Ой, Господи… прости нас грешных… Паша, пока не сели, зачитай свою молитву…
Штурман достал чётки и, перебирая их, стал в пол голоса читать какую-то молитву. Перекрестился. Мы последовали его примеру. Я в бога не особо верю, но тоже перекрестился.
– Ну, всё – Аминь! – сказал командир. – Экипажу занять свои места!
Всё шло как вчера, мы сели на свои места, всё проверили, как говорится, всё по карте. Вновь полетели в эфир позывные. Снова у земли штиль и нам разрешают взлёт. Однако взлетать уже немного сложнее из-за нагрузки, но «Антоша» послушно отрывается от земли, и мы набираем высоту.
Как только поднялись на семь с половиной, Астахов крикнул:
– Игорь!
– Да, капитан! – отозвался борттех.
– Ты ещё не начал?
– Только хотел…
– Наливай!
Через минуту к нам в кабину вошёл Игорь с двумя гранёными стаканами водки.
– Ну что, лейтенант? – угрюмо сказал капитан. – Давай за тех, кто у нас в грузовом лежат… Светлая память, хоть и не знакомы…
Мы подняли стаканы и, не чокаясь, выпили. Никогда не любил водку, но сейчас она была очень кстати.
– Понимаешь, – начал Астахов, – нам ведь сейчас самое страшное предстоит пережить. Через несколько часов мы прилетим, сядем, начнут выгружать гробы… а там их родные стоят, понимаешь? Как нам им в глаза с тобой смотреть? А мы ж ни в чём не виноваты, ведь так? Таки вот мы, лейтенант, ангелы смерти в чёрном тюльпане…