Глава вторая и последняя
Д
альнейший ход событий мы восстановим по отчету оперуполномоченного Пестовского отделения полиции. Он был сметливым и инициативным сотрудником и его не оставляло ощущение какой-то недоделанности работы. Поэтому отстраненный от поисков он решил продолжить их самостоятельно. Многократно возвращаясь мыслью к первому дню поисков, он нашел ряд сделанных группой ошибок и составил план дальнейших действий. Он вспомнил, что исследуя территорию соревнований, поисковая группа пропустила лыжню, шедшую в сторону д. Афимцево. Идя по ней, недалеко от автобусной остановки опер-уполномоченный увидел в снегу нагрудный номер лыжника № 548 и, достав блокнот с записям определил, что одна из лыжниц шла под этим номером. Поняв, что он на верном пути, следователь решил не спешить и задержаться в деревне подольше. В одном из близлежащих к остановке домов, где жила одинокая бабушка, следователь в сенях обнаружил 5 пар лыж, которые, по словам хозяйки, оставили до завтра пожилые женщины. Сами они уехали в Пестово на легковой машине. Бабушка вышла их проводить. Она сказала, что с лыжами их шофер не брал. Машина была темно-синего цвета. В марках бабушка не разбиралась, только услышала слово «Устюжна». Следователю стало ясно, в каком направлении следует продолжить поиск и не теряя времени, на попутке выехал в г. Устюжна. Не будем подробно излагать двухдневные приключения следователя в Устюжне, сообщим только, что шофера темно-синей машины он нашел, а через него и наших многострадальных бабушек. Правда можно ли назвать их многострадальными, решит сам читатель, а мы переходим к изложению событий устами самих бабушек.
Исход их соревнований решило то, что горе-лыжницы оказались подслеповаты и только одна из них взяла очки, через которые, как заявила впоследствии сама, почти ничего не видела. Дежурную, стоящую со стороны солнца от них, женщины не заметили. Зато на горе прямо перед собой увидели машущего им человека. Послав для страховки одну из них обратно за сопровождающим, они после долгих размышлений полезли на гору, где и рассмотрели в машущем человеке небольшую сосенку. Через какое-то время они поняли, что возвращаться на соревнования уже поздно и по предложению одной из них решили проехать на автобусную остановку в Афимцево, а оттуда домой. Сползя с горы с левой стороны старухи ( лыжницами их назвать уже сложно) нашли лыжню в Афимцево и, вконец выбившись из сил, доехали до остановки. И как раз в этот момент на их счастье (так они выразились) недалеко от них остановилась какая-то маршрутка, в которую они и попросились. Шофер, оценив состояние женщин, согласился подвести их до Пестова, только сказал, что лыжи не поместятся. Измученные бабки в момент пристроили лыжи в близстоящей избушке и расслабленно расположились в маршрутке. Так бы обыденно и закончился для них этот, начавшийся так необычно день, если бы не чистоплюйство одной 90-летней старухи, бывшего врача. Назвав шофера сынком, она сочла необходимым ехидно сделать ему замечание по поводу непорядка в салоне. Форма замечания также уставшему от длинной дороги шоферу не понравилась. Он обиделся , даже оскорбился и когда пришла пора выходить чистоплюйной старухе, он провез ее квартала на два подальше. Забыв, что машина не ее и вероятно привыкнув дома командовать, старуха потребовала развернуть машину. Это решило исход дня. Постояв и не дождавшись выхода упрямицы, шофер поехал дальше и, не слушая возмущенных криков за спиной, довез непрошенных пассажирок до конца Пестова, остановив машину за мостом. Принципиальные старухи взбунтовались и отказались выйти. Шофер повез их дальше.
Не будем описывать создавшуюся атмосферу в машине, это сделать почти невозможно, скажем только, что уже при подъезде к границе с Вологодской областью буря в салоне почти улеглась, бабки, а также и шофер выдохлись и после недолгого зловещего молчания, стали разговаривать человеческими голосами. А при въезде в Устюжну уже довольно миролюбиво обсуждали детали ночлега. Шофер отвез их на свою просторную дачу, где гостьи (так будем их теперь называть) хоть и без лишней роскоши, но с достаточным комфортом устроились переночевать. Утром Владимир, так звали шофера, обещал отвезти их домой, т. к. его деловой маршрут проходил через Пестово. Но неожиданности не переставали преследовать старушек. Утром выяснилось, что деловая поездка не по вине шофера откладывалась ровно на неделю. Владимир предложил ошеломленным женщинам недельку отдохнуть. Гробовое молчание нарушила все та же чистоплюйка. Она спокойно сказала:
– Живем только раз, будем расширять свой кругозор. Посетим музей, действующую церковь. Может Володя проведет с нами экскурсию по городу и свезет нас в музей-усадьбу Батюшкова в Даниловское. Обрадованный таким мирным решением достаточно сложного вопроса, шофер согласился. Старухи… тоже.
Надо ли описывать времяпрепровождение женщин в Устюжне. Дни, насыщенные событиями, шли один за другим. И вот в один прекрасный день Володя привез на дачу оперуполномоченного пестовского отделения полиции. Еще через день старушки переступили пороги своих пестовских квартир.
О подробностях встречи с земляками, пожалуй, стоит умолчать. В конце концов, важно не то, как встретили прозаическое появление злополучных спортсменок разочарованные пестовчане, а то, что все они живы и можно сказать, здоровы и понемногу, правда, пока в темное время суток, стали выходить из дома.
Что же касается исчезновения лыжни на взлетном поле аэродрома, то объяснение ему метеорологи дали также далекое от фантастики. Из похожей на летающую тарелку тучки выпал снег и ветерком на открытом поле аэродрома нанесло полоску шириной метров 100. В ельнике след возобновился. Лыжников этой таинственной трассы также нашли. Но не будем о них. Повосхищаемся лучше тем, как удивительно может шутить природа. Жизнь в Пестове постепенно входит в свою обычную колею.
В суете обыденных дней пестовчанин иногда вспомнит нашумевшую историю, улыбнется и задумчиво скажет:
– Жизнь полна неожиданностей, особенно в преддверии 1-го апреля. Может, это не так уж и плохо…
ОТ РЕДАКЦИИ: «В конце марта 2013 г. на лыжной базе Р. Пестова состоятся традиционные лыжные соревнования «Пестовская лыжня». Примем активное участие в соревнованиях! Возраст соревнующихся не ограничен. 1 апреля 2013 г.»
КОНЕЦ
1 апреля 2014 г.
В Год литературы
«…иногда приходит мысль… сесть у рынка с шапкой-ушанкой, рядом пристроить плакат и просить у простого народа помощи».
Из статьи «Как выживает писательское сообщество Новг. обл.»
Посвящается Молоканову А.
В
маленьком кабинете у окна, выходящего на шумную улицу города, одиноко сидел главный редактор и, сжав голову руками, бездумно смотрел на мелькающих за окном прохожих. Нет, он думал. Думал глубоко, мрачно и безнадежно. Думы его были связаны с выпуском журнала «Город литературный». Денег на выпуск очередного номера не было. Спонсорской помощи не хватило. Он еще раз просмотрел лежащий перед ним список спонсоров, на помощи которых держался журнал. Звонить больше было некому. Да и, как всегда, клянчить деньги было стыдно.
Вздохнув, он поднялся со стула, и медленно подошел к незапертому сейфу. Открыв его жалобно скрипнувшую дверцу, редактор долго смотрел на серый холодный металл пустой полки.
– Осталось одно, – вдруг решительно произнес он, с силой захлопнул сейф, так что ключ, выпав из замочной скважины, звонко звякнул об пол, оделся, почему-то внимательно осмотрел свою зимнюю немодную шапку, плотно нахлобучил ее на голову и, заперев кабинет, быстро зашагал к центру города.
Он шел уверенной походкой человека, знающего, чего он хочет и знающего также, что то, чего он хочет, он обязательно получит.
Главный редактор шел просить милостыню у народа.
Но по мере приближения к месту решения своей проблемы, уверенность его стала заметно ослабевать. Все-таки предстоящая сфера деятельности была для него совершенно неизведанной областью. И замедливший шаг редактор решил проконсультироваться у знающего человека. Поэтому он свернул на оживленную улочку, ведущую к главной площади, и остановился около сидящего у тротуара плохо одетого старика, в снятой шапке которого поблескивало несколько монет. Он сел рядом и тоже снял шапку.
– Проваливай, место занято, – неприязненно посмотрев на редактора, резко сказал нищий.
– Не гони, а послушай меня, – миролюбиво сказал редактор, достал журнал и рассказал оторопевшему нищему всю историю своей беды. Нищий, польщенный доверием редактора, оживился.
– Я тебе помогу, – сказал он.
– У храма, куда ты идешь, много не заработаешь. Садись у памятника, – и он кивнул в сторону главной площади.
– Там много иностранцев. Долларов нахапаешь.
– Сам-то чего там не сел, – спросил редактор.
– Гоняют, – удрученно ответил нищий. Тебя не тронут, у тебя прикид другой. И он оценивающе осмотрел добротное пальто редактора. Хотя это может быть и минусом, – со знанием дела дополнил он. Во всяком случае, я – бомж, а ты – редактор, выкрутишься. Да ты не переживай, я тебе помогать буду. Журнал-то твой я читывал – стоящий. Когда-то и я статейки в него посылал. Печатали.
– О! Да ты не простой нищий, – удивился редактор.
– Все мы с непростой историей, – задумчиво сказал старик. – Вот и ты тоже.
– Я надеюсь на лучшее, – вздохнул редактор.
– Подожди, – остановил бомж поднявшегося было редактора. – На, для начала, давай шапку.
Бомж полез за пазуху, вытащил пакетик и бросил его в шапку обескураженного редактора. Это была дневная выручка нищего. Редактор не стал отнекиваться, растроганно поблагодарил старика и пошел к памятнику.
– Да ты журнал-то рядом положи, поможет, – услышал он еще одно наставление нового товарища.
Приблизившись к памятнику, редактор дождался, когда экскурсовод уведет группу китайских туристов, выбрал местечко, положил шапку, рядом журнал и, преодолев явившуюся откуда-то робость, сел на дипломат и огляделся. Недалеко на фоне серого осеннего неба вырисовывались золотые купола храма.
– Помоги, Господи, – глядя на храм, прошептал неверующий редактор.
А к памятнику уже приближалась новая группа иностранных туристов. Вроде японцы (или корейцы). Редактор подвинул журнал и шапку поближе и смиренно опустил глаза на каменную мостовую. В поле зрения показались модные на толстых подошвах ботинки. Подняв глаза, он встретился с недовольным взглядом экскурсовода.
– Здесь нельзя, – сказал тот.
– Можно, – ответил редактор, – даже нужно.
Между тем японцы (или корейцы) окружили, но не памятник, а редактора. И вопросительно глядя на экскурсовода, что-то спрашивая его и потихоньку разговаривая между собой, стали рыться в сумочках.
– Нет, нет, – озабоченно увещевал их экскурсовод по-английски, – это алкоголик, пьяница, – и презрительно кивал в сторону редактора.
От слов экскурсовода, возникшая было робость редактора, мгновенно испарилась. Указав пальцем на журнал, затем на шапку, он убедительно заговорил:
– Спонсор, журнал, помощь, – и, тыкая в свою грудь, – я есть редактор. Он не решился говорить по-английски, опасаясь ненужных расспросов. От оживившихся иностранцев в шапку посыпались монеты и долларовые бумажки. Экскурсовод с кем-то раздраженно разговаривал по телефону. Затем стал спешно уводить группу. Уходя, японцы (или корейцы) дружелюбно хлопали редактора по плечу, улыбались, фотографировали его, сочувственно говорили.
– Писатель, Россия, плохо. Качали головами.
Оставшись один, главный редактор разложил выручку по карманам.
– А хорошо, и налог платить не надо, – повеселел он.
И он замурлыкал пришедшую ему на ум песенку бродяги Р. Стивенсона: «Вот как жить хотел бы я, надо мне немного, небеса над головой да еще дорога»…
– Ну, дорога-то ему обеспечена, – услышал он чей-то голос – Да и небеса тоже, – дополнил другой, – только в клеточку.
Мимо него со смехом прошли двое.
Между тем день клонился к вечеру, иностранцы больше не появлялись, а немногочисленные соотечественники недоуменно смотрели на хорошо одетого нищего и демонстративно-презрительно проходили мимо, почти задевая ногами пустую шапку. Со стороны здания областной Думы дул холодный, ничего хорошего не обещающий ветер. Чтобы не замерзнуть, редактор поднялся, обошел вокруг памятника и сел лицом к храму. Здесь было потеплее. Он уютно прижался к стальной решетке памятника, зевнул и, устав ждать, задремал было, но вдруг кто-то грубо хлопает его по плечу.
Вздрогнув, редактор открывает сонные глаза. В лицо бьет свет электрического фонарика. Фонарик в руках человека в форме полицейского.
– Веди его в машину, – оборачивается он к стоящему поодаль другому полицейскому.
Редактора грубо хватают и, не обращая внимания на заверения, что он трезвый, не бомж и сейчас все объяснит, его не слушают, тащат к машине, заталкивают в нее, кидают следом дипломат и захлопывают дверцу.
Через несколько минут машина останавливается, дверь открывают и полицейские, не взирая на активное сопротивление редактора, кричащего, что это недоразумение и он будет жаловаться, еще более активно водворяют его в камеру. Редактор обводит взглядом помещение, садится на нары, начинает обдумывать ситуацию.
– Да, придется переквалифицироваться в управдомы, – с горькой иронией вспоминает он финальный этап похождений Остапа Бендера.
Но судьба приготовила редактору иной, совершенно неожиданный поворот в его не менее важном, чем у Бендера предприятии. Под утро ему удалось уснуть. Его разбудил лязг открываемой металлической двери.
– На выход, – объявил стоящий у входа полицейский.
И вот он перед сидящим за столом участковым уполномоченным, который довольно-таки неприязненно смотрит на задержанного.
– Ваши документы, – говорит участковый.
– Давно бы так, – хочет сказать редактор, но сдерживается, кладет на стол паспорт и членский билет Союза писателей. По мере того как участковый знакомится с документами, лицо его начинает меняться от скучно – неприязненного к недоуменному, затем удивленному и, наконец, извиняющемуся.
– Как же вы оказались у памятника? – доброжелательно спрашивает он.
И редактор, измученный обстоятельствами, бессонной ночью и неудавшимся предприятием, а также чувствуя к нему расположение работника полиции, рассказывает ему все от начала до конца, т. е. делится с ним своей бедой. Участковый задумывается, затем встает, просит подождать и быстро выходит из помещения. Через некоторое время он возвращается и, как показалось редактору, довольно загадочно просит его подняться к начальнику. У начальника полный кабинет сотрудников.
– Зачем это? – пугается редактор.
А дальше все происходит как в сказке. Начальник полиции поднимается ему навстречу, пожимает руку, называя по имени-отчеству, и произносит короткую речь.
– Мы, сотрудники нашего отделения, – говорит он – всегда с интересом читаем журнал «Город литературный». Он показывает на лежащий перед ним журнал. – И не желаем, – продолжает он, – чтобы выпуск его прекратился. Поэтому предлагаем Вам спонсорскую помощь. Кладите шапку на стол.
Ошеломленный редактор кладет шапку и в нее со всех сторон сыплются деньги сотрудников. Он растерянно благодарит улыбающихся неожиданных спонсоров.
– Это самый счастливый день в моей жизни, – растроганно говорит он. Теперь выпуск журнала состоится.
И вот он уже видит себя на презентации нового номера журнала. Его аплодисментами вызывают на сцену, он подходит к микрофону…
А где-то рядом настойчиво звонит телефон. Редактор поднимает голову, открывает глаза. Перед ним редакторский стол, окно, за которым снуют прохожие, слева открытый пустой сейф, на столе журнал и рядом список спонсоров. Около подставки для авторучек лежит десятирублевая монета. Он берет монету, слегка подбрасывает ее.
– Решка, – обреченно произносит редактор. Кладет монету в карман. Снова звонит телефон.
– Налоговая инспекция, – слышит он в трубке, – срочно заплатите налоги.
Редактор кладет трубку, надевает пальто, снимает с вешалки шапку, внимательно рассматривает ее, вздыхая, надевает и выходит из кабинета. Он идет домой.
Сильный холодный ветер дует в лицо, срывает с уже почти голых деревьев последние листья, сметает их к поребрику. Проходя улочкой мимо часто сидящего здесь нищего, редактор останавливается, достает из кармана монету и, наклонясь, опускает ее в пустую шапку. Стоит поздняя осень. Заканчивается Год литературы.
Октябрь 2015 г.
Пестово – Устюжна – Пестово
Путевые заметки
К
огда и путешествовать, как ни в пенсионном возрасте. Вот и мы две пенсионерки – Анохина Наташа и я, решили совершить небольшое пешее путешествие в старинный город Устюжна. Для меня главная цель такого путешествия была следующая. Мы, родственники устюженского поэта, моего брата Анатолия Гусева (1932–1964 гг.) переиздали книги его стихов и я решила доставить несколько экземпляров на его родину – в Устюженский краеведческий музей, библиотеку, в музей Батюшковых – Куприна, что в селе Даниловское, где мы немного жили, а так же нашим родственникам в д. Малое Восное, что на полпути в Устюжну.
Но почему пешком? Дело в том, что я издавна люблю путешествовать не автобусом или машиной, а пешком. Еще в далеком детстве мы во главе с Анатолием (он тоже был заядлый путешественник) совершили пешее путешествие в Устюжну берегом реки Молога, и я решила в какой-то мере его повторить. Пройти по тем краям, где когда-то более полувека назад мы жили, посмотреть деревни, реки, поля тех мест, пройти по тем дорогам, по которым я ходила когда-то в детстве, поговорить с местными людьми. Это была вторая цель моего путешествия.
Ко мне присоединилась Наташа.
С Наташей я познакомилась недавно. Я знала ее мать. Она увлеченно и очень успешно занималась флористикой. Ее выставляемые на разных выставках картины из природного материала (засушенных листьев, цветов) мне очень нравились. Я хотела у нее научиться этому искусству, но не успела – ее не стало. Ее дочь жила в Санкт-Петербурге, на лето с мужем приезжала в дом матери и я с Наташей познакомилась. Однажды они пригласили меня в деревню Устье, их заинтересовали древние курганы в той местности. Из поездки я узнала, что Наташа – эколог, очень любознательный человек, ее интересует природа, окружающая местность, древние поселения, старинные города, то есть она любит путешествовать.
Узнав, что я иногда совершаю пешие путешествия и мечтаю не поездить или полетать, а походить по стране, загорелась таким же желанием.
Правда, мою давнюю мечту – дойти до Тихого океана, мы оставили на потом, а для начала остановились на Устюжне, о чем и уведомили своих родственников. Полнейшее непонимание и насмешки последних упрочили наше решение, и мы стали готовиться к походу. Обсудили снаряжение, маршрут, добыли подробную карту Пестовского района.
Я была сторонницей аскетических путешествий – без вещей, продуктов и денег. Взять только фотоаппарат и блокнот для записи, ну и естественно, паспорт. И, может быть, мобильник, чтобы не волновать родственников.
Почему такое скудное снаряжение? Дело в том, что одной из целей задумываемых мною путешествий было желание познать русского человека, убедиться в его доброте, широте его души. Я верила, что если вдруг попаду в трудную ситуацию, то люди не оставят меня в беде, приютят и накормят. И благодаря их человечности я выживу, благополучно вернусь домой и окончательно уверую, что среди людей, особенно русских я не пропаду и докажу ухмыляющимся неверующим, что несмотря на пропагандируемый сейчас культ денег в нашей современной системе, несмотря на калечащий душу телевизор, на убогую систему образования, душа русского человека осталась прежней.
Это, можно сказать, была третья цель путешествия в Устюжну. Наташа была в этом плане более осторожный человек, о чем свидетельствовал ее внушительный рюкзак, который из-за плеч она вынуждена была вскоре переместить на раму велосипеда. Да – велосипеда, потому что мы все-таки не пошли, а поехали… на велосипедах. И вот почему.
За 60 лет многое изменилось в местности, когда-то знакомой мне и по которой я предполагала идти. Исчезли некоторые деревни, исчезли и дороги, соединяющие их. Даже лесные тропы, как сказали очевидцы, далеко не все знают.
– Заблудиться можете, или на медведей нарветесь, – не пошутили они.
И мы благоразумно решили идти по машинному тракту. А раз по тракту, то почему бы не на велосипедах, – вдруг осенило нас. Быстрее, да и ноги не сотрем. И мне вспомнилось мое пешеходное путешествие в Пикалево, из которого я вынуждена была вернуться через 40км пути из-за стертых до водяных мозолей ног. А все потому, что тракт состоял из крупного песка, который и насыпался в мои, тщательно подобранные кроссовки с узором из дырочек. И мы поехали на велосипедах. Сейчас, через месяц после путешествия, я говорю, что мы очень пожалели об этом.
Итак, 15 сентября в 9 часов утра мы встретились с Наташей у пожарного депо. Поехали. Уже метров через 15 состоялась наша первая остановка. У Наташи из кармана рюкзака выпали запасные кроссовки. Хорошо, что я ехала сзади. Итак, мы в пути. Уже за пределами Пестова. Дорога сначала радовала нас, хотя встречных и попутных машин было многовато. Тут я заметила, что Наташа побаивается машин немного больше, чем я, и частенько свертывает на обочину. Я же надеялась на профессионализм шоферов, но правил дорожного движения старалась не нарушать. Потом-то я поняла, что шоферы побаивались нас ничуть не меньше, а может быть, даже больше, чем мы их. Видимо они не надеялись на наш профессионализм и, обгоняя, старались держаться от нас подальше. Встречные также жались к обочине. То есть было полное взаимопонимание.
Вот проехали Заручевье, затем Мирово, Погорелово, два Раменья, Елкино… Дорога шла то в горку, то под горку. В горку мы иногда шли пешком – берегли силы, зато как легко было скатываться под горку. Тут мы отдыхали. Иногда останавливались, чтобы сфотографироваться в каком-либо живописном месте. Дорога Пестово – Устюжна пролегала среди разнообразных лесов. Мелькали уже тронутые сентябрем золотые березы, красные рябины и осины, которые неожиданно сменялись великолепными сосновыми борами или густым ельником.
По обочинам дороги, а иногда и на полях встречались заросли борщевика Сосновского. Я попросила Наташу сфотографировать меня под таким великаном. Что-то неземное виделось мне в его облике – величине, огромных шапках соцветий, раскидистых лапах листьев. Да и судьба его оказалась необычной. Созданный не природой, а человеком для его нужд, борщевик оказался не нужен человеку. Но и природе – тоже. И вот неприкаянный, но очень жгучий и живучий, он заселяет опушки лесов, обочины дорог, пустующие колхозные поля, подступая вплотную к оставшимся деревням, вызывая удивление своим инопланетным видом и наводя на грустные мысли. Вот и решила я на фотографии противопоставить слабого земного человечка этому марсианскому гиганту.
Но это отступление. А дорога по мере продвижения к Устюжне менялась. Она становилась все хуже и хуже, и перед Катешевым стала такой, что ее можно было описать двумя словами – яма на яме или кочка на кочке. Скорость нашего транспорта сильно упала. Мы уже не ехали, а ползли, причем, постоянно виляя, трясясь и подпрыгивая. Иногда свертывали на песчаную обочину – все-таки чуть поглаже. Не ехали, а тоже ползли редкие теперь машины. Один большегруз, переваливаясь с боку на бок на ямах, полз почти со скоростью наших велосипедов и очень долго к нашему неудовольствию никак не мог нас обогнать, и нам уже надоело на него оборачиваться. Мы очень сочувствовали шоферам и их машинам. Когда же песчаная ухабистая дорога стала сменяться чем-то похожей на асфальт (из прикатанного щебня или бетонных плит), машинам стало легче, а нам – нет. Вместо виляния среди ям началась настоящая трясучка на неровной щебенке и многочисленных широких трещинах плит. Тут уж наши велосипеды вместе с нами завидовали машинам.
Доехав до реки Кать, что сразу за Катешевым, решили немного отдохнуть. Спустились к речке, перекусили, купаться не стали из-за топких, заросших высокой травой берегов. Двинулись дальше. Подустали. Скорей бы поворот на Малое Восное, где нас должна ожидать моя родственница Валя. Наконец, вот он долгожданный указатель – «До Малого Восного 3 км.» Ура, ура! Этот на удивление гладкий отремонтированный 3 км-й отрезок до деревни мы проехали на одном дыхании – неужели местные власти занимаются здесь и дорогами.
И вот показались резные окошки уютного зеленого домика Вали. Она нас уже поджидала. Мы были накормлены, чуть отдохнули, навестили могилки моих М-Восновских родственников и от кладбища поехали в д. Терентьево, где когда-то в далеком детстве жила я и где была родина моего брата Анатолия, воспевшего эту деревню в своих стихах. Сейчас деревни по сути нет, остался один дом, а в нем живет одна женщина – 58-летняя Надя.
На наш стук долго не открывали, но так как из дома слышался лай собачонки, то мы упорствовали и, наконец, запор калитки звякнул и перед нами предстал сказочный облик последней жительницы деревни. Она была под хмельком (не буду осуждать ее). Я знала ее родителей, это были сильные духом, работящие крестьяне, держали пасеку, лошадь, корову, не говоря уже о мелких домашних животных Мать Нади, Нина была искусной рукодельницей – пряла, ткала, вязала и вышивала. На память у меня хранится вытканное ею полотенце и коврик. Уважали ее люди окрестных деревень. Надя в дом нас не повела, а усадила за столиком во дворе и вынесла арбуз, который навязали ей в проезжающей мимо деревни автолавке. Сказали – бери, это последний. Арбуз оказался не очень. Мы побеседовали с Надей, спросили – не тоскливо ли здесь одной. Сказала – привыкла. Сфотографировав ее у дома вместе с собачонкой, расстались. Сфотографировали деревню, вернее, то, что осталось от нее. Дорога от Терентьева также не радовала взгляд. Вместо расстилающихся когда-то полей по сторонам заросли ивы, уже порядочного березняка, то есть почти настоящий лес, и только перед самой деревней открылось обработанное поле из-под картофеля.
Малое Восное не гибло. Наоборот, чувствовалось, что деревня возрождается. Об этом говорили добротные обновленные дома, отсутствие брошенных, много цветов, красивая площадь с домом культуры и сельсоветом. Рядом магазин, медпункт, школа. Люди, с которыми мы беседовали, говорили, что большую роль в возрождении деревни сыграл молодой предприниматель Сергей Марков, занимающийся картофелеводством. Собирается наладить и животноводство. Я подумала – как много в жизни людей может зависеть от одного человека, если этот человек волевой, деятельный, неравнодушный. Побольше бы таких людей в терпеливой крестьянской Руси. В Малом Восном мы заночевали. Усталые от длинной дороги, без сновидений спали на мягких пружинных, старинных кроватях. Утром, после вкусного Валиного завтрака, снова двинулись в путь.
Впереди, в 20 км от нас Устюжна. И снова разбитая машинами бетонка. Где было можно, ехали по песчаным обочинам. В стороне оказалось Большое Восное, куда из Терентьева за 7 км мой брат Анатолий ходил в школу. Затем Давыдовское, Степачево. На повороте в Степачево мы не смогли не остановить свои велосипеды, чтобы сфотографироваться на фоне красивой, возможно, рукотворной, березовой аллеи, ведущей в деревню через широкое зеленое поле. Сфотографировали также петляющую среди полей, заросшую речку Ижину. И вот Самойлово и, наконец, знаменитый, воспетый Гоголем старинный город Устюжна. Я в нем заканчивала 8-й и 9-й классы, когда мои родители жили в Даниловском. В Даниловском мне запомнилась красивая, состоящая из огромных деревьев, роща и усадьба Батюшковых, а также река Ижина, где мои братья ловили рыбу. Музея в Даниловском еще не было.
В Устюжне в первую очередь поехали в библиотеку, она разместилась в центре города в старинном особняке знаменитых Поздеевых. Я уже говорила, что главной целью моей поездки в Устюжну было желание передать землякам переизданную нами книгу стихов моего брата Анатолия, которого не стало в 1964 г. и его книги не переиздавались. Поэтому я сомневалась, что его имя в библиотеке известно. Каково же было мое удивление, когда в ответ на май робкий лепет о поэте А. Гусеве, молодая библиотекарь с улыбкой подвела меня к книжным полкам и указала на книги стихов моего брата. Было очень приятно, что устюжане бережно хранят память о поэте-земляке А. Гусеве.
Нас напоили чаем, посоветовали, где можно хорошо переночевать и мы отправились в музей, расположенный неподалеку в Богородице-Рождественском Соборе. Там мое удивление повторилось, едва мы подошли к массивным кованым дверям музея. На плакате «Устюжна в лицах» среди десяти портретов я увидела портрет моего брата. Плакат приглашал на выставку, посвященную 765-летию Устюжны. А, войдя в музей и едва заговорив с его директором о цели нашего посещения, Новак Фаина Николаевна, тут же у входа (она уже уходила) наизусть прочла одно из стихотворений А. Гусева. Затем вернулась и подвела к стенду с фотографиями моего брата. Это были фото с разных симпозиумов и конференций членов Союза писателей СССР. Фаина Николаевна, побеседовав с нами, попросила прислать другие фото брата и воспоминания о нем, затем предложила экскурсию по музею, чему мы с огромным удовольствием и последовали. В музее запомнилась выставка картин одного художника-священника, фамилию его я, к сожалению, не запомнила, а картины стоят перед глазами. Что-то очень похожее на мои акварели я увидела в некоторых его работах. Только у него маслом и более талантливо написаны, например, маки в поле или букет васильков и ромашек, или подсолнухи. В одном из помещений музея шла служба, и Наташа осталась слушать Батюшку, а я продолжила слушать экскурсовода. Наташа договорилась также с работниками музея о выставке флористики ее матери.
Подписав книгу для музея, а также для музея Батюшковых-Куприна, что в Даниловском, мы пошли искать и вскоре нашли гостиницу.
– Не называйте вы мое заведение гостиницей, – сказала нам при встрече очень приятная хозяйка гостевого дома на улице Батюшкова.
С удобством расположившись в двухместной комнатке с душем, ванной, холодильником и микроволновкой и чуть отдохнув, пошли гулять по городу. Купили сувениры.
На следующий день мы должны были возвратиться домой. Ночью через раскрытое окно я слышала громовые раскаты и шум дождя, но к утру дождь прекратился. Пришла Людмила наша хозяйка, принесла нам на завтрак вкусную овсянку в глиняных горшочках, пакет сливок и кофе с печеньем. Затем, к нашему удивлению, попросила, чтобы мы после завтрака дали интервью ее сыну, корреспонденту устюжнской газеты, заинтересовавшемуся великовозрастными велосипедистками из Пестова. Мы рассмеялись и… согласились.