Психотерапевт

Глава 3

На следующий день вечером он позвал в гости друзей, чтобы рассказать, как движется дело, обсудить подробности и по возможности втянуть кого-нибудь в своё предприятие. Идея была ещё довольно сырой, требовала доработок и деталей, да и ему просто-напросто говорить о чем-то другом было невозможно. Больше других он рассчитывал на помощь Евы, хотя та и так здорово помогла с помещением. Она была абсолютно вздорная, ненадёжная, подвижная и не системная, но с тоннами креатива, который требовал доведения до ума, но гарантированно был абсолютно уникальным. Лиза составляла её полную противоположность и в принципе эти две девушки были инь и янь для друг друга, но уговаривать Лизу было не нужно, потому что та и так уже была в обойме. Парни вообще отдельная и несмотря на обрушенный на него в последнюю их встречу скепсис и критику, Кир был уверен, что всегда сможет рассчитывать на их полное содействие, советы и реальную помощь. Ещё нужны были деньги, которые – резанная бумага, которых всегда на что-то не хватает, потому что аппетит появляется во время еды. Нужно сказать, что если бы Кира спросили, как думает он, то он бы с уверенностью ответил, что с деньгами отношения у него не складываются. У него всегда было их в нормальном количестве, хватало на модный, но не люксовый шмот, на хорошую, но не эксклюзивную машину, на квартиру в центре, но не в новом ЖК бизнес-класса, он мог позволить себе платить за уборку квартиры, стирку и глажку, мог есть в кафе каждый день, но не мог содержать горничную и кухарку. В общем все было в полном соответствии с народной мудростью «У кого-то щи жидкие, у кого-то бриллианты мелкие». В нем, как это часто бывает с балованными детьми некогда обеспеченных родителей, не было особой жажды наживы, амбиций и прочих актуальных и полезных для личного обогащения качеств, зато и не было их негативных спутников, и он можно сказать, по сумме углов, был хорошим человеком, который унаследовал свои лучшие качества, а не приобрёл лично. Некоторую сумму, несмотря на то что он жил на широкую ногу, скопить удалось, но этого категорически не хватило бы на все его задумки. Всегда можно было занять у родственников или родителей, но приобретённая мысль о самостоятельности тогда будет поставлена под сомнение.

Главные инвесторы любого начинающего предпринимателя капиталистический искушённый запад давно заключил в правило трёх Ф(F). Семью Кирилл отмёл сразу, потому что это расслабляет, ведь семье можно и не отдать, они все поймут и простят. Вторые два варианта требовали проработки. Ожидая гостей дома, налив себе расслабляющий аперитив, он сел в кресло, открыл на телефоне Фэйсбук и посмотрел списки друзей, товарищей, знакомых, знакомых знакомых и так далее, чтобы оценить все доступные варианты, но достаточно скоро разочарованно вздохнул и закрыл. Последние несколько лет, когда социальные сети снасильничав над ним влезли в жизнь, он больше потерял, чем приобрёл. Лиза, опытный и постоянный их пользователь, постоянно ему восторженно рассказывала, как много там интересных тем, чтобы почитать и обсудить, всегда свежая информация и ещё можно лучше узнать друзей и знакомых, найти новых друзей и новые точки соприкосновения со старыми. Возможно, так обычно и бывает, но у Кирилла все произошло наоборот, он не только потерял старых знакомых, но и стал думать о людях, которых изначально уважал и ценил, плохое. Его поражало, как много всего стало происходить на глазах у всего мира из-за доступности, массовости и публичности, в его понимании разницу тогда и сейчас максимально точно описывала ситуация, как, если ты встанешь ссать в Александровском саду лицом к дереву, или повернёшься лицом и нассышь на тротуар. И, если в первом случае, о твоём моральном падении можно будет только догадываться, а чтобы убедиться точно потребуется обойти и тоже нарушить приличия, то во втором брызги совершенно не оставляют тебе шансов пройти мимо не обсосанным. Ты видишь чужой срам, и чужой позор, либо непосредственно долетает до тебя, либо отскакивая от тротуара, смешавшись с городской пылью, все равно достанет тебя, хочешь ты этого или нет. В общем, конечно, никаких откровении и иллюзий, все и раньше так было, но как-то проще можно было ничего такого не видеть и не знать, теперь же, каждый раз выходя в сеть его начинало подташнивать, он надеялся, что это по первости так, адаптация, просто нужно привыкнуть, и однажды он не сблюет от чужого мнения. Но время шло, а чудо не случалось.

Один оказался лицемером, другой плутом, тот идиотом, четвёртый продажным, пятый психом, шестой трусом и так далее все пороки по кругу. Кирилл не думал, что он-то без греха, поэтому просто молча листал ленту невзирая на подкатывающийся к горлу ком, потом закрывал и косо смотрел на Лизу, которая на редкие его замечания пожимала плечами, мол, у всех есть недостатки. Не то, чтобы что-то противоречило его взглядам, но его тошнило от однозначности, даже на лица просветлённых каким-то там подвижничеством, помощью старикам и детским домам ложилась тень неискренности. Они абсолютно, тотально невежественным в просветлении образом вели себя, обнаруживали себя в каких-то неуместных комментариях и полностью рушили выстроенный достойный образ. В самом начале до всех этих стихийных и политических катаклизмов потрясших мир, он уже было начал привыкать к глупым высказываниям общего характера, чужим умничаньям, всезнайству и зазнайству, умеренным, даже радикальным взглядам в любую из сторон, но когда дело дошло до всех этих политических и медицинских событий по мере пролистывания ленты сообщений у него темнело в глазах, а попытки сдержать себя, держать язык за зубами, а пальцы подальше от клавиатуры, усугубляли эту беспробудную направленную во все стороны злость.

Как-то Лиза прочитала исследование, что социальные сети делают людей несчастными, потому что лицезреть чужие успехи невыносимо и крайне деструктивно для психики, и предположила, что Кирилл потому так и реагирует, а вовсе не от того, что кругом сплошь идиоты. Что сказать, он потерял дар речи на несколько дней, так его это оскорбило, хотя возможно, что-то в этом было. Позже она предложила ему для отдыха, просто подписаться на тех медийных личностей, которых он считает максимально себе близкими по духу, чтобы как-то приучить ленту выдачи к более нейтральному содержанию. Но привело это только к крушению кумиров. Так что никакой зависти.

С близкими друзьями ещё десять-пятнадцать лет назад они закрыли тему политики, потом закрыли тему интима, тему национальностей и вообще не говорили о творчестве Чехова. Что это за дружба такая, скажете вы, когда кругом надо молчать, о чем тогда вообще говорить? А я вам скажу, что это единственная жизнеспособная проекция действительно крепких и продолжительных отношений без внешнего тухляка.

Кирилл очень надеялся на друзей и не в последнюю очередь рассчитывал на их финансовую поддержку, поэтому ещё его так сильно огорчила их реакция, когда он впервые её презентовал, не хотелось, чтобы они только из сострадания делились своими накоплениями.

– Я вас буду сегодня угощать самым лучшим, что придумали великие кулинары тысячелетия, идеальное сочетание остроты и соли с колючими свежими фруктами! – радостная Лиза встреча гостей, заботливо раздавая тапочки и целуя каждого.

– Ты смогла нас напугать, – стаскивая ботинки и вешая пальто на вешалку бубнил вечно недовольный Саша, – не все ещё отошли от фалафеля в прошлом месяце. – Если это очередные веганские эксперименты, то я, пожалуй, сразу выпью пару таблеток Мезима.

– Не бойтесь, ребята, железный рецепт, я проверял – парировал Кирилл, – там сплошные консерванты, отравления точно не будет.

– Приз шефу на этой кухне! – зааплодировал Степа, уже вошедший в комнату. Ева рядом радостно хлопала в ладоши, понимая, что комплекса кулинарной неумехи сегодня у неё точно не появиться.

На острове, служившим кухонным столом, стояли три глубоких тарелки с картофельными, рифлёными, кукурузными чипсами, две небольшие менажницы с солёными орешками и цинковое ведро, как то, где раньше полоскали тряпки, до краёв наполненное льдом с двумя бутылками шампанского.

– Думал ведь, что надо было пожрать, перед тем как к вам идти, – продолжал бубнить Саша.

– Ну хочешь я тебе омлет сделаю, – виновато спросила Лиза.

– Обойдусь, – ответил тот и засунул в рот орех.

Кир после неудачной прошлой презентации все никак не мог решиться, чтобы опять заговорить и ждал, когда же придётся, кстати. Благодаря тому, что шампанского был ящик, а из еды почти ничего, лёгкое опьянение не заставило себя ждать, и Лиза, взяла дело в свои руки, подняла бокал и сказала:

– А я предлагаю выпить за наше начинание, потому что Кир нашёл уже помещение для кафе!

– Точно, ты же вчера ездил смотреть, – оживилась Ева, – совсем забыла тебя расспросить, как оно?

– Ну оно мне очень понравилось. – ответил он и вспомнил, что нужно обязательно написать дизайнеру сегодня же, а то ремонт затянется на долго.

– А Игорь, как он тебе? – сказала она и хитро прищурилась.

– Не знаю, мы быстро договорились, мне показалось, что он торопился и хотел поскорее закончить с показом, но я решил, что позже уточню вопросы, чтобы не напрягать человека и все такое.

– А зря, потом ещё замучаешься его искать. – вставила она.

– Ну может у него секретарь есть на такие случаи? Хотя вообще странно и меня немного насторожило, что он сам приехал, вроде и машина хорошая с водителем, и доход явно не от сдачи в аренду этой площади, зачем самому-то? На жадного не похож, вроде, очень не люблю жадных вообще, а дел с ними иметь вообще не хотелось бы. – Кир наконец сформулировал и высказал единственное сомнение, которое со вчерашнего дня у него созревало и на самом деле очень волновало.

– Не переживай, – успокоила его Ева, – мировой человек. Просто у него есть свои заморочки и конкретно это помещение он никому не доверяет, это вообще что-то сильно личное, я знаю, что он пробовал много лет назад запустить там свою пекарню и поэтому там в принципе все для кафе сделано удобно, но что-то не пошло. Потом он сдавал его какому-то шахматному клубу, а недавно оттуда съехали арт-вечеринки.

– Арт-вечеринки? Это что? что-то содомско-гоморское? – спросил Степа, услышав два знакомых слова с незнакомым смыслом.

Все посмотрели на него, как на безнадёжно отсталого, вышедшего спустя двадцать лет сна на валежнике и блужданию по лесу человека.

– Это когда каждый может представить себя настоящим художником, прикладывающимся к винишку в момент творческого экстаза – пояснила Ева.

– Мммм… понял, это когда ещё голая натурщица в центре зала и все подходят и рассматривают, но не трогают, – начал фантазировать Степа.

– Нет, это художники, а на арт-вечеринках обычно рисуют однотипное говно, такое что в какую сторону кистью не вози, всяко получится «искусство», – подал голос Саша

– Говно? Экономно! Один тюбик умбры на всех, пожалуйста! – поднял Степа палец вверх, как будто делая заказ.

Все сильно развеселились, потому что ничто так не сближает людей, как критика кого-то или чего-то стороннего.

– В общем, я посчитал тут немного, даже подготовил презентацию, чтобы все было серьёзно и давайте я вам её покажу. Мне нужен совет. – Кир захотел перевести всех на деловой лад. – Возможно, даже критика, – он посмотрел на Сашу, – но больше предложения, потому что обосрать даже самую святую идею я тоже могу без вас.

Все приготовились слушать, потому что на самом деле, как многие в их возрасте люди, уже поработав где-то по найму втайне или явно думали или мечтали иметь независимый самостоятельный бизнес, ну или хотя бы дополнительный источник дохода, который станет запасным аэродромом в случае чего, ведь такие случаи, как показывает практика происходят сплошь и рядом.

Кирилл начал рассказывать. Основная концепция планируемого бизнеса заключалась в смешении психотерапии, развлечения и кафе. Потому что в столице душа, пресыщенной всем подряд публики, требовала новизны, и казалось вполне удачным совместить несколько историй в одну. В основном это конечно было кафе и по всем документам тоже, и доход приносить будет продажа алкоголя все-таки, а не советов, как управлять своим дыханием. Но основная фишка и суть заключалась в замещении приёмов у психотерапевтов, о которых Кирилл не особо много знал, но точно знал и от своих знакомых, и главное от надёжных Лизиных источников, что буквально все и повсеместно посещают, посещали или планируют ходить на консультации. В голове у Кира этот бизнес был обречён на феноменальный успех и моментальное масштабирование на американский континент, где воспитанная многолетняя культура посещения сеансов психотерапии уже махала приветственно платочками его гениальной идее, обещая умопомрачительный старт и успех. Ну а пока переезд столицы в нью-васюки откладывался, он построил детальный план развития на родине и, чтобы совсем не быть профаном в той области, на которую замахнулся, он планировал в ближайшее время узнать больше про психотерапию, чтобы отбирать хлеб со знанием дела.

Все меню по плану должно было быть наполнено психологическими терминами и отсылками к расстройству или лечению. Например, «бессловесная скотина», «память, как у рыбки» – для на жертв абьюза; «да кому ты нужна с двумя детьми» и «часики тикают» – для женщин с неустроенной жизнью, «дыхательная гимнастика» – меню для шотов. Примерно восемьдесят процентов меню из классического психоанализа с элементами экстрамодных проблем. И двадцать процентов с уклоном в расслабление, медитации и переосмысление, там Кир тоже накидал несколько вариантов типа «ретрит рейки» – это фрукты с алкоголем – арбуз, накачанный водкой, ананасы в шампанском, клубника в лимончелло, и «випассана» – комбо-сет из двух–трёх веганских блюд и трёх–четырёх алкогольных напитков переменного градуса, символизирующие свежесть и перепады высот Гималаев.

Кира моментально забросали идеями друзья, они говорили, постоянно перебивая друг друга, и все были единодушны во мнении, что если эта чудесная идея не выстрелит, то их вера в людей и партию умрёт.

– Дружище, ты знаешь, я тут самый опытный в неудачных начинаниях, – Степа встал, чтобы сказать тост другу, – и все советы будут от профанов, кроме меня. – он сделал паузу и продолжил, – Поэтому слушай меня! Главное, что нужно запомнить, потому что это сбережёт тебе нервы и деньги. – он сделал паузу, – Доставай блокнот, записывай.

Ещё в студенческие годы у того была попытка собственно бизнеса, когда он открыл точку в переходе и продавал кофе с круассанами. Приходилось бесплатно угощать представителей всех сословий, которые считали этот город, этот округ, этот район, эту улицу, эти три квадратных метра, арендованных у города, своими личными. Бизнес походил больше на точку бесплатной раздачи еды, салфеток, кофе и прочего. Чтобы выходить в ноль он работал без выходных и проходных, и несмотря на страстное желание, молодецкую удаль и альтруизм, ему хватило полгода.

Степа сделал важное лицо, еле сдерживая улыбку, все слушали внимательно и уже начинали ёрзать, понимая, что речь может затянуться, хотя Степа никогда не грешил многословностью.

– Нужно всегда следить за шлангом, – наконец произнёс он.

Все прыснули со смеху.

– Спасибо, у меня вон, – сквозь слёзы ответил Кир и кивнул на в сторону, – Лиза следит неустанно, и я сам не отстаю.

Лиза даже покраснела.

– Я про другое. – только и махнул он рукой, – Ты никогда не поливал участок на даче, грядки и клумбы всякие?

Кир вспомнил, что дачу его родители периодически арендовали на лето, но большой любви у него с ней не случилось. Причём не только у него, но и у всех членов семьи. Клумбы и грядки его почти полностью обошли стороной, потому что родители сами никогда ничего сложнее фикуса на окне не вырастившие, предприняв пару вялых попыток по выведению клубники для ребёнка, чтобы можно было есть ягоды сразу с грядки и получить этот незабываемый и важный опыт первобытного собирательства. Намучившись сразу на всю жизнь вперёд и назад, они достаточно быстро свернули эту тему, отметив про себя, что и без этого опыта их мальчик вырастет приличным человеком. Было пару кустов малины и крыжовника, которые, как ни силился Кир вспомнить, никто никогда не поливал. Несмотря на общую аграрную отсталость его семьи, один раз, ещё в детстве, его отправили погостить к знакомым знакомых. Он уже не помнил, как, при невыясненных обстоятельствах, он оказался в семье чужих людей, но это был настоящий трудовой лагерь, потому что все так и выглядело, во всяком случае для него – домашнего столичного мальчика, сроду не имевшего бабушки в деревне, и все представление о природе которого ограничивалось Ботаническим садом и Московским Зоопарком. Две недели ему прошлось собирать колорадских жуков с картошки, которых он с тех пор не встречал даже в Колорадо, где бывал дважды, заходить каждый день в вонючий курятник за яйцами, таскать кирпичи для вечной стройки то хлева, то колодца, то ещё чего-то, собирать с колючих кустов кислые, непонятно для чего годные, ягоды кизила, полоть грядки и выкорчёвывать пни. И мало ли, что ещё приходись делать, но поливать не давали совершенно точно. И вишенкой на торте была каша на завтрак каждое, без исключений, утро. Сейчас он вспомнил этот двухнедельный личный ад, поморщился и произнёс.

– Как-то не пришлось ни разу.

– Ну там идея такая, что ты должен всегда смотреть за всей длинной. Может случиться так, что он перегнётся и вода перестанет идти, или шланг может снести что-то важное при перемещении – замять клубнику или поломать цветы – с удовольствием пояснил Степа, у которого определённо были более приятные воспоминания, и продолжил, – Это в точности, как в бизнесе, ты держишь за конец, смотришь вперёд, а там сзади куча всего происходит и тебе никогда не нельзя забывать о последствиях, потому что, если что, от бабки дюлей получишь и на речку не пойдёшь!

– Спасибо за совет, Степ! Выпьем за шланг, чтоб нигде ничего не давило и не передавливало, я правильно все понял? – подытожил Кир, и протянул к другу руку со стопкой, которую ему подставил Саша, решив повысить градус.

–Так и есть! Ура! Удачи! – отозвался Степа.

Все дружно выпили за шланг.

– А я хочу пожелать тебе, как себе, – начала Лиза, – потому что мы же всё равно, что одно целое.

Ещё раз она подчеркнула, что они семья. Кир никогда не понимал эту её одержимость семейственностью, ему всегда было важно сохранять лёгкость в отношениях, а жена называла это безобязательностью и старалась, как могла, его привлечь к порядку. Ему даже слово муж не нравилось, хотя супруг было того хуже, казалось, что у него сразу отрастали усы, а впереди маячили дети и пенсия.

– Желаю тебе, – продолжила она, – быть более внимательным к мелочам и деталям, потому что мелочей не бывает, особенно когда речь идёт про чужие деньги, потому что тратишь чужие, а отдаёшь потом свои. – закончила она с видом, будто сейчас из её уст вышло сакральное неведомое знание.

– Спасибо, любимая! Мне с твоим приглядом нечего бояться, – ласково ответил Кир.

Друзья потом ещё долго сидели и разговаривали обо всем подряд. Главное, что Лиза торжественно поклялась принимать активное участие в продвижении бара в социальных сетях и заняться бухгалтерией, в которой Кирилл не горел желанием разбираться. Ева обязалась написать план по интересным мероприятиям для публики по одному в неделю на три месяца вперёд. Саша отказался участвовать долей в бизнесе, сославшись на то, что его лицо не может фигурировать в качестве соучредителя нигде. Хотя это в общем наверно было некоторым лукавством, но Кир решил на этом внимание не фиксировать и на друга не наседать, тем более что тот был готов дать крупную сумму на неопределённый срок – конечно с процентами – на этом настоял Кирилл, и обязательствами в ближайшие пару лет о возврате не заикаться – на этом настоял Саша. Можно говорить, что все складывалось почти идеально.

Глава 4

Чтобы хоть как-то понять всю проблему и изучить её изнутри, Кириллом было принято решение раскошелиться на несколько сеансов психоанализа у разных психологов. Сперва он хотел отправить туда Лизу, поскольку слышал, что женская аудитория более отзывчивая на все такие штуки, но она наотрез отказалась. Объяснила отказ тем, что её, и так пострадавшую от жизни с ним, психику может напрочь убить эта терапия. Вообще, честно говоря, он такого от неё не ожидал, и до последнего думал, что это своеобразное жеманство, и наверняка хитрая Лиза просто это все подстроила, чтобы под шумок над ним поставить собственный опыт, подровнять его самого и их отношения под общепринятый стандарт.

Ну что же, изо всех щелей последние дни, как бы в поддержку его начинания, бомбардировала информация о живительном действии психотерапии. Он постоянно слышал, как то один, то другой друг, знакомый или знакомый знакомого излечился настолько, что похорошел, помолодел, посчастливел и даже стал богаче. Правда вся работа психологов, как казалось на первый взгляд, сводилась к трём тезисам по трём условия. Первое – если ты в браке, все проблемы в том числе эпидемия эболы в Африке и кори в Европе от жены/мужа, и следовательно от этой обузы надо избавляться. Второе – если ты один, все проблемы от того, что ты себя не принимаешь, просто расслабься, люби себя и пусть тебе будет хорошо. Да, и ещё третий аргумент, как масло в бутерброде, служивший удачным дополнением и улучшением первых двух – во всем виноваты старшие родственники, родители, детство, или вообще в момент рождения что-то пошло по звезде и тебя травмировал долгий родовой путь, яркий свет в конце туннеля и открытая форточка в родовой палате. С тех пор ты такой, и ничего тут не поделаешь. Как в поликлинике, где все болезни лечат анализами, так в инстаграмме все проблемы лечат их осознанием.

Кстати, Кирилл вообще не считал себя полным профаном в психотерапии, лет в тринадцать-пятнадцать он освоил минимальный ликбез по психологии, прочёл понемногу из Фрейда, Юнга и Карнеги, почувствовал своё всемогущество, закрыл половину вопросов мироздания, которые возникли к голове к тому времени. И, подводя итог, решил, что теперь во-первых способен объяснить и понять любой поступок, а во-вторых, что приобретённое понимание людей позволит ими легко манипулировать и вселенная в дальнейшем распахнёт перед ним двери мирового господства. К двадцати годам, вместе с подростковыми прыщами, прошли и некоторые иллюзии, и он понял, что оправдать, конечно, можно, что угодно, но для трезвости оценки вовсе не следует этим заниматься, хотя подтасовывать факты и выворачивать наизнанку аргументы теперь он был мастер, чем пользовался неохотно. Второе откровение пришло на втором курсе института, когда его люто невзлюбила преподаватель по матанализу, и оно заключалось в том, что, наверное, что-то сделать с людьми и их отношением к тебе или обстоятельствам, прибегая к разным приёмам и трюкам можно, но к сожалению совершенно невозможно что-то сделать с самим собой. Невозможно перековать себя по одному своему желанию, пусть и осознанному, из неразговорчивого замкнутого интроверта в открытого, милого, доброжелательного человека. И никакое понимание проблемы её не решает. Закреплённое знание было подтверждено единственной удовлетворительной оценкой в дипломе. С годами Кир увидел, что существенные перемены в человеке случаются, однако это путь не одного дня, а продолжительная и методичная работа десятилетий, часто производимая не свободным выбором, а по обстоятельствам, чью совокупность просто невозможно определить и как-то подстроить. А на то, на что невозможно повлиять, по мнению Кира, вообще и не стоило тратить времени. Однако, зачем бы тогда он во все это полез? Он верил в спасительную силу общения и втайне надеялся, что беседа, чувство юмора, хорошая еда и вкусный алкоголь способны вытащить из самой глубокой депрессии.

Кирилл с Лизой набросали основные боли поколения и хотели обсудить с психологом именно их, чтобы потом уже как-то переработать этот материал и реализовать в своём кафе. Там были и проблемы в отношениях, и в работе и собственная нереализованность, и что-то из детства. Вообще сложно примерять проблему на себя, если ты сам её в глаза не видел, но дело есть дело. Кирилл, по настоянию Лизы, решил сходить к трём разным психотерапевтам с тремя популярными запросами: бросила девушка и вообще проблема в действующих отношения – это раз, неспособность найти эти самые отношения, с которыми потом будут проблемы – это два, и третья, самая близкая и личная – собственная общая нереализованность и связанная с ней апатия.

С записью Кирилл тянул, потому что был уверен, что это пустая трата денег и разговора не получится, и лучше бы туда пошла Лиза, потому что девушки – основная целевая аудитория. Но в понедельник утром жена ему буквально объявила, что уже нашла подходящего психолога и записала его на первую консультацию сегодня в семь вечера.

– Я не могу, – автоматически попытался избежать встречи Кирилл.

Не тут-то было, Лиза строго посмотрела на него. Когда она так смотрела, то напоминала ему маму, причём не его собственную, у которой такого взгляда отроду не водилось, а чью-то чужую классическую книжную, которая ругает его на площадке, где он насыпал её ребёнку на голову песок из песочницы. Потом смягчилась и произнесла.

– Не ври, я видела твой календарь. И вообще прекрати искать повод! Это надо для бизнеса, просто соберись, пойди и сделай.

Ну что ж, аргументы были железными. И вообще основной фундаментальной способностью Лизы была способность к мотивации. Он её за это и ценил, и любил, и уважал, потому что она, как никто, могла вовремя и правильными словами побудить к действию, не заставить, так что пойдёшь и сделаешь без особого желания, а именно зажечь эту искру. В ней где-то там глубоко, а может и не очень, жил Тони Роббинс, и она, говоря откровенно, тратила свой талант, занимаясь скучной работой в финансовом департаменте, когда могла бы, он был уверен, собирать стадионы, где все в едином порыве предаются свальному греху обещаний красивой жизни.

Кабинет психотерапевта располагался в одном и переулков Тверской, не особо близко, но и не особо далеко от дома, поэтому Кирилл решил идти пешком и по дороге ещё раз обдумать легенду. Врать он не умел и жизнь его счастливо берегла от этой необходимости. Занятия в театральной студии, которые он отверг в седьмом классе, предпочтя карате, ему бы очень пригодились сейчас.

Приём стоил десять тысяч рублей в час с большой скидкой от знакомой Лизы. Когда он узнал цену, даже присвистнул от удивления, только и смог промолвить, что ничто не меняется – «по знакомству всегда дороже». Лиза недовольно покосилась на него, как на мужлана не способного отличить крутоны от гренок.

Кирилл знал про этого психолога явно больше, чем она про него. В этом было значительное преимущество и придавало уверенности. Всегда приятно, когда ты осведомлён гораздо лучше оппонента, особенно в бою, потому что ему всё это виделось каким-то сражением, где ему предстоит отстаивать рубежи личного. Со слов Лизы, это бывшая любовница её одноклассницы, ей около сорока, она в счастливом браке с каким-то депутатом и счастливых отношения со множеством других людей обоих полов. Она прекрасно выглядит, у неё двое детей и собака Жизель породы Мальтипу, у которой, кстати, свои странички во всех соцсетях. Кирилл их посмотрел тоже, вот Жизель в обнимку с хозяйкой, держащей стаканчик из Кофемании щурится на солнце на Патриках, вот они в бутике Cartier выбирают новые часики, вот мчат в машине без верха по Рублево-Успенскому шоссе. Она работала высокооплачиваемой пиарщицей одной из госкомпаний, потом ушла в психологию и уже десять лет лечит мозги изнывающим от депрессий, спасающимся йогой и шоппингом жёнам депутатов за немалую мзду. Короче, можно было рассчитывать на обслуживание по первому классу.

Первый запрос, с которым он шёл к психологу, был банален и прост. Это именно тот вопрос, с которым люди победнее приходят в алкомаркеты, а люди побогаче за стойку бара – «разрыв отношений». Такое вообще-то сложно разыграть, все таки тянет на целую драму, а у него с Лизой давние прочные отношения, они уже вместе семь лет, быт устойчив и постоянен, как Колизей, тишь да гладь, да божья благодать. Трагедию из этих отношений вообще невозможно вынести. Даже вначале не было никакой интриги, он никогда не боялся или не был не уверен в себе, он с самого начал знал, что эта девушка ему по зубам и кошельку. Но наверное не жил ещё человек, которому не насрали в душу, отказав во взаимности.

Ему не хотелось вспоминать, но, как сказала Лиза, а её невозможно ослушаться, что для дела надо, можно и потерпеть. Кирилл Сафронов вспомнил Кису, точнее её звали Ксюшей, но в семье называли Кисой и он так называл, как только услышал это обращение, потому что оно очень ей шло. Ксюша говорила, что это всё от увлечения её матери творчеством Куприна, потому что дочь писателя звали точно так же и домашнее прозвище было такое же, она даже потом сделала его своим сценическим псевдонимом – Kissa Kouprine. Все рядом с ней было какое-то невероятное, каждое слово и жест, окружение, слова, даже то, как она поводила плечами, когда не хотела говорить.

Это после отношений с ней, напоминающих эмоциональные качели, его сильно укачало, так, что он не мог оправиться три года, два из которых провёл с Лизой словно наркозависимый в постоянной ломке. «Да уж, накачался на жизнь вперёд», – пробубнил он под нос, вышагивая по широким тротуаром Тверской. Он это все забросил куда-то подальше в себя, и в редкие теперь моменты, когда что-то смутно мерещилось в улицах и освещении мест, где он проводил с ней время, старался поскорее сморгнуть эту пямять, чтобы только не стало опять, как тогда. Сейчас время увело, кажется, само собой на безопасное расстояние, на другой берег, откуда можно безопасно смотреть, может даже любоваться, может даже увидеть что-то такое, чего раньше было не разглядеть.

Кирилл постарался вспомнить в мелких деталях последнюю встречу с ней, чтобы как это принято в театре, успеть накидаться до представления, чтобы настроение не подвело.

Накануне они поссорились в очередной раз, ссоры были частыми и почти никогда не имели существенно повода. Она позвонила вечером и сухим голосом сказала, что ждёт его в их обычном месте на углу Солянки и Забелина. Там уже сменилось с десяток кафе, но он до сих пор выбирает обход, чтобы не видеть это место, бывшее «их местом» с самого начала. Он купил цветы, очень точно помнит, как нервничал, когда выбирал, этот недежурный букет, он все своё отношение к ней и её исключительность пытался вложить в эти сраные цветы. Лизе он всегда заказывал доставку, просто выбирал по цене, которая соответствовала случаю, почти всегда розы и хризантемы, потому что первые пахнут хорошо, а вторые стоят долго, хоть и воняют, если забыть поменять воду.