Но жизнь – тельняшка. За белой полосой пришла черная – в 98 году умер папа и грянул дефолт. Сынок, с рождения привыкший жить за папой, как за стеной, растерялся. Растерялся сам и растерял то, что нахапал папа, потому что папины подельники по части учреждения всех этих «мамок», «дочек» и «внучек» быстро поняли, что сынок, который толком ничего не знает и не умеет, им и на фик не нужен, и поступили с ним просто по-хамски, то – есть, просто выкинули его из всех учредительных документов, а доли, которые он должен был унаследовать, поделили между собой. Ему бы в суд пойти да отстоять свое, кровное, нажитое непосильным папиным трудом, но он умел только хамить, а в суде это не прокатит. И остался он ни с чем. Замок, машину, катер, гараж, лодочную стоянку и прочее имущество, движимое и недвижимое, пришлось продать, потому что содержать все это было не на что. Выяснилось что личные папины деньги хранились на счетах, оформленных на каких-то дам, очевидно, папиных любовниц – не предполагал он так внезапно уйти из жизни. На вырученные деньги купил Вася «двушку»– «хрущевку» и подержанную «Калину», остаток приберег на черный день. Настоящую цену всей папиной движимости – недвижимости никто не давал – у богатых замки, катера и «мерсы» уже были, а не очень богатым они были не нужны. И разошлось это имущество за бесценок между папиными компаньонами и то только из уважения, как они выразились, к светлой памяти Васиного родителя. Мало того, в своей безграничной щедрости они пошли еще дальше – предложили Васе место вахтера в одном из своих офисов, поскольку прежнее его место работы накрылось медным тазом по причине революционных преобразований. А ведь мы еще забыли сказать, что ко времени, когда черная полоса накрыла нашего героя, он был женат и имел взрослую дочь. Обе, и жена, и дочь, были дамочками амбициозными и к скудному существованию абсолютно неприспособленными. По мере своих дамских сил и мерзопакостного характера они старались, как могли, чтобы Вася понял, какая он жалкая, ничтожная личность, раз им, невинным овечкам, приходится страдать в «хрущевских» хоромах и жить на вахтерскую зарплату.
Все это сильно подкосило Васю. По причине пошатнувшегося здоровья он стал частым посетителем районной поликлиники, а техническое состояние «хрущевки», в которой он проживал с семейством, подробно ознакомило его с системой ЖКХ. Знакомство это навело его на мысль, что упомянутые три буквы вполне могут заменить веками употребляемые на Руси другие три буквы. А еще подержанная «Калина» требовала частых контактов с отечественным автосервисом. Но особенно болезненной для самолюбия стала его вахтерская должность. Когда Вася в первый раз заступил на пост, выяснилось, что постоянными посетителями офиса, где он работал в качестве вахтера, были многие из тех самых поставщиков-покупателей, с которыми ему приходилось контактировать, будучи начальником отдела при папиной организации. Эти люди однажды узнали Васю под вахтерской фуражкой. Среди них оказались и злопамятные. Не стоит перечислять всех слов и выражений в его адрес, которые они позволяли себе, припомнив прежние обиды и унижения – достаточно вспомнить известную частушку, начинающуюся словами: «Мимо дома своей тещи я без шуток не хожу…».
А новая жизнь била ключом, а ключ был в руках у сантехника из жилищно – коммунальной конторы (сокращенно ЖКК). ЖКК было полномочным представителем системы ЖКХ в каждом конкретном доме и его правопреемником по части замены на другие три буквы. С обоими лицами, физическим и юридическим, у Васи сразу не сложились отношения, так как в «хрущевке» все текло, но ничего не изменялось, и это сильно раздражало ее жильцов. Справедливости ради надо сказать, что сантехник изредка являлся со своим ключом по Васиному вызову и что-то там подкручивал, а однажды даже поменял вентиль. Но после его визита все повторялось, то – есть, текло, но не изменялось. И однажды сантехник открыл Васе глаза на этот парадокс. Дело в том, что все, что было в квартире сантехнического, давно прогнило и требовало замены на новое, а новое, в свою очередь, требовало весьма немалых денег, которых у Васи не было. И добрый сантехник посоветовал Васе записаться на прием к начальнику ЖКК (впоследствии выяснилось, что это был такой сантехнический «прикол»). Но Вася тогда про «прикол» не знал и на прием записался. Начальником оказалась дама бальзаковского возраста, крупная, загорелая и жизнерадостная. Встретила она Васю, как блоковская незнакомка, «дыша духами и туманами» воспоминаний о недавних мальдивских приключениях. И поведал ей Вася свою печальную историю с гнилой сантехникой, требующей полной и безоговорочной замены.
Начальница благосклонно выслушала скучного посетителя и сказала, что «щас, прям так сразу, не можем, нет в плане, но при первой возможности в план вас засунем». Куда засунула начальница Васю и засунула ли вообще – неизвестно, но полгода он терпеливо ждал, что вот-вот придут ребята из ЖКК и все ему заменят. А, не дождавшись, снова пришел к начальнице. К этому времени она потеряла загар, жизнерадостность и благосклонность к просителям и, когда Вася напомнил о своей проблеме и ее обещаниях, то ему показалось, что попал он не в кабинет начальницы, а в клетку к голодному тигру. И услышал он что-то до боли знакомое, можно сказать, родное. А было там и «вас много, а я одна», «я что, должна всех помнить», «подождешь, не барин» и т.д и т. п. И ушел Вася от начальницы с тяжелым сердцем, в связи с чем впервые в жизни к нему приехала «Скорая». С этого момента и стал Вася завсегдатаем районной поликлиники. Порядки этого почтенного заведения обогатили его жизненный опыт, поскольку при жизни родителя его пользовали врачи из привилегированного медучреждения. Впрочем, в той жизни Вася болел редко – поводов не было. Первый визит в районную поликлинику Васе запомнился разговором с тетей, сидевшей за окном регистратуры. Когда он объяснил тете, что ему надо попасть на прием к терапевту, от него потребовали полис. Про полис Вася слышал впервые. Пока тетя раздраженно объясняла, что такое медицинский полис и где его взять, собралась очередь, злобная, раздраженная, нетерпеливая, и кто-то из ближайших к Васе очередников произнес ему в затылок: «дятел». Слово это было знакомо ему не из книжки по орнитологии, а как обозначение человека тупого и темного. Вася и сам нередко употреблял «дятла» в прежние светлые времена, когда имел дело с клиентами в своем департаменте по экспорту – импорту под крылышком у папы.
Покинув ни с чем очередь в регистратуру, Вася понял, что приобрел еще одну неприятность – повышенное давление. Но урок не прошел даром – в следующий раз он пришел в поликлинику, имея на руках полис, медицинскую карту, талончик, где было указано время приема у терапевта – 17 часов 12 минут, и букет для терапевта из двух цветочков: болей в сердце и гипертонию. Придя в назначенное время, Вася застал очередь, но не обратил на нее внимание – ведь ему через две минуты надлежало попасть к терапевту. Однако очередники, человек семь или больше, в назначенное время его к терапевту не пустили и объяснили, что попасть к врачу можно только в порядке живой очереди, а не по талону. А живая она потому, что у терапевта норма – 12 минут на больного, и уложиться в эту норму невозможно, поскольку она, эта норма, такая же объективная, как средняя температура по госпиталю. Поэтому сейчас к врачу пойдет не Вася, а тот, у кого в талончике написано 16 часов 12 минут. Следующим будет тоже не Вася, а тот, у кого талончик на 16 часов 24 минуты т. д. Наш герой, прикинув, что ему до приема у врача никак не меньше часа, отправился выяснять, кто придумал эти 12 минут. Но ни главного врача, ни замов на месте не оказалось, а прочий персонал, попадавшийся ему в коридорах, разговаривать на эту тему расположен не был. И только какая-то медсестра поведала ему все, что сама знала про загадочные 12 минут. Оказалось, что это нормативное время, за которое врач должен принять больного и назначить ему лечение. Норма эта рассчитана как среднестатистическая и пришла откуда – то сверху, то ли из губернского министерства здравоохранения, то ли – бери выше – из федерального. А поскольку пациенты – народ, как на подбор, тупой и медлительный, то врачи в эту норму никак уложиться не могут. Отсюда и живая очередь. Сестра, правда, напустила туману, высказав одну странную мысль: норма хоть и спущена сверху, из министерства здравоохранения, но не прошла согласования в министерстве здравого смысла. Вскоре, однако, выяснилось, что медсестра не совсем права – врач при желании в норму может уложиться, и Вася убедился в этом на собственном печальном опыте. Вернувшись в свою очередь, он увидел там новые лица – прежние не выдержали испытания ожиданием. И какая – то новая старушка объявила ему, что «его тут не стояло» и он, как выразилась старушка, теперь крайний. Васе захотелось сдаться и уйти, но он почувствовал, как поднялось давление и заболело сердце. С такими симптомами самый момент показаться врачу, подумал Вася и решил дождаться своей очереди. А когда дождался, рассказал, на что жалуется, разделся, кашлял – не кашлял, дышал – не дышал, был обследован стетоскопом и тонометром и врач заполнил медицинскую карту, выяснилось, что время, отведенное Васе Министерством здравоохранения, истекло, и ему было предложено прийти в другой раз. Он не сразу понял, что его выпроваживают из кабинета врача без всяких рекомендаций и рецептов. А когда понял, что – то щелкнуло в его мозгу, голову окутал какой-то мутный туман, и вместо того, чтобы спокойно уйти, как это сделали предыдущие терпельцы, он стал орать что-то несвязное, из чего ясно слышалось только «хамы», «дятлы», «12 минут», «у меня талон » и почему- то «сантехника» и «Мальдивы». «Скорая» приехала быстро, два санитара ловко накинули на Васю халатик с длинными рукавами, зафиксировали и увезли.
Домой он вернулся через месяц, бледный, мрачный и задумчивый. За это время семейное его положение претерпело существенные изменения. Жена устроилась торговать овощами на рынке и так приглянулась хозяину овощной палатки, добродушному толстому азербайджанцу, что тот взял ее к себе на полное обеспечение и совместное проживание. Дочь подалась в проститутки и ее карьера на этом поприще оказалась весьма успешной – природный талант к выбранной профессии обеспечивал приличный заработок. Она больше не нуждалась в «хрущевской» площади и крохах от вахтерского зарплаты. Вася не слишком расстроился от таких семейных катаклизмов – баба с воза – кобыле легче, а две – и подавно. Правда, оставалась еще старушка – мать, но после смерти мужа она уехала в деревню к родственникам и потребностью во внимании к себе Васю не обременяла. Она и до смерти мужа была его бледной тенью, и Вася воспринимал ее точно так же, как и папаша, т. е. никак. После «психушки» он снова стал ходить на свою работу – сутки на посту, трое – дома. Папины компаньоны узнали о Васиной болезни, но к чести своей, чтя память папаши, с работы не уволили. А старые знакомцы – клиенты к прежним своим пошлостям добавили новую: проходя мимо его поста, взяли за правило крутить у виска пальцем, испытывая злорадное наслаждение местью.
В дополнение ко всем перечисленным невзгодам Васю периодически посещали воспоминания о прежней роскошной жизни за папиной спиной, которые резко контрастировали с убогим настоящим и ничего хорошего не сулившим будущим. Как-то раз ему даже захотелось напиться с горя, однако и тут ему не повезло: проходя мимо магазина и пошарив в кармане, он обнаружил, что на хорошую водку денег не хватает, а дешевую покупать не рискнул. Но однажды луч света проник в темные коридоры Васиного существования и в окружающем сумраке возник перед ним оазис надежды. Вася припомнил, как года за три до папиной кончины в их замок пришел какой-то чиновник из губернского правительства и попросил взаймы довольно большую сумму в американских рублях. Папа дал чиновнику эту сумму под расписку, усиленную клятвенно-честным словом заемщика возвратить деньги на папиных условиях. Условия были такие: заём выдается на один год, после чего незамедлительно и безоговорочно возвращается. Чиновник, однако, займа не вернул – ни через год, ни позже. И вот вспомнил Вася эту историю и бросился искать в папиных бумагах расписку. И нашел он эту расписку. И явился с ней к чиновнику в надежде получить денежки папы, и даже сумку с собой взял – вдруг должник захочет рассчитаться наличными. Чиновник встретил Васю приветливо, расписку признал, а про честное слово не вспомнил. Оно и понятно, честное слово – субстанция нематериальная, как тот «привет», который в известном мультике удав через слона передает попугаю. А деловой человек и большой чиновник ни в какие «честные слова» не верит, даже в свои. Денег Вася не получил – ни наличных, ни по «безналу», и на то были свои причины. Должник объяснил Васе, что столько валюты, сколько он занял у Васиного папы, у него нет, а в рублях – и подавно, так как за то время, которое длилась его долговая кабала, курс вырос в несколько раз, и ни в какую сумку эти деньги теперь не полезут. Да и вообще, продолжал должник, забыв про недавнюю свою приветливость, о чем мы с тобой тут базарим? Что ты мне тут батон крошишь? Ты кто такой? Папу я знал, а тебя, фраера мелкого, – нет. Ты про срок исковой давности слыхал? Так вот, он истек, столько лет прошло, и теперь нет ни заемщика, ни заимодавца. Так что нет у тебя, Вася, законного права этот долг требовать. А посему пошел вон, Вася, а то охрану вызову. Герой наш взялся было доказывать, что он не «кто такой», а прямой наследник, но тут пришел «охрана» в виде двухметрового амбала, который вытолкал Васю из кабинета, а когда тот упал, поднял его за шиворот и направил тело по стрелке «Выход». Шел Вася по стрелке вдоль коридора с множеством кабинетов, прижимая к груди пустую сумку, и вдруг почувствовал, как на голову его опускается уже знакомый мутный туман. Ему стало страшно, но вместо «караул» или, скажем, «помогите», он заорал: «Хамы!». Потом: «Дятлы!». И уже в голову полезло «воры», «срок вам, а не давность», затем затуманенной голове почему-то вспомнилось «вас тут не стояло», «Мальдивы», «сантехника», «12 минут». Но тут одна за другой стали открываться двери кабинетов и показались заинтересованные лица их обитателей, услышавших Васины вопли. И Вася понял, что если сейчас не вынырнет из накрывшего его тумана, то приедут бравые ребята со своим халатиком. Это ему удалось, туман рассеялся, после «дятлов» продолжения не последовало, и двери кабинетов стали закрываться.
Возвращаясь домой, Вася купил бутылку дешевой водки и распил ее в своем дворе, конкретно под детским грибочком, с каким-то бомжом, у которого в кармане оказался бумажный стаканчик и конфетка «соевый батончик». Вася поведал новому знакомцу про срок давности, курс доллара, тяжелую свою вахтерскую долю и даже всплакнул у него на груди, вспомнив папу и светлые времена. Потом они стали прощаться, бомж сказал: «ты, ето, если што, обращайся», а Вася подарил ему свою сумку. Наутро он пришел на работу с полным набором неприятностей во всем организме – следствием выпитой дешевой водки, равнодушно выслушал гадости от проходящих мимо него старых неприятелей, кое-как отстоял свою смену и вернулся домой, опустошенный и разбитый. Оазис надежды оказался миражом.
Но жизнь, какая ни есть, продолжалась. Приходилось регулярно являться на работу, сутки через трое, воевать с ЖКК, постоянно терпя поражение; посещать поликлинику, как того требовало пошатнувшееся здоровье, но уже в качестве опытного стояльца в очередях; ездить в общественном транспорте из-за частых простоев «Калины» в ремонте; ходить на рынок и в магазины. Иногда в его убогой квартирке в целях удовлетворения мужских потребностей появлялись какие-то серенькие женщины неопределенного возраста. Он притерпелся к постоянным глупым укусам бывших клиентов – мстителей и уже не сжимал кулаки, припоминая боксерские навыки. Вася понимал, что эти ребята – просто щенки в сравнении с ним по части хамства, но отвечать им на уровне своего былого мастерства уже не мог. Он давно открыл для себя, что хамить больше не может, и не потому, что не хочет, а потому, что небезопасно – могут набить лицо. Притупилось и чувство ненависти к бессмысленному и беспощадному жилищно – коммунальному беспределу, нормативно зарегламентированной сухости хранителей народного здоровья, озлобленности пациентов, хамству рыночно – магазинного жулья, продающего (а точнее, по современному, впаривающего) некачественную или просроченную еду, паленное питье, а товары хорошего качества – по несуразно завышенным ценам. Привык Вася к передвижению на своей старенькой «Калине» по городским колдобинам, условно именуемым проезжей частью, с риском провалиться под асфальт, как под лед, дням жестянщика, ледопадом с крыш и др. Все это автодорожное и ледовое шоу, включая «др.», происходило из года в год с тупым однообразием и действующей властью объяснялось бездарностью предыдущей, плохим щебнем, неправильной погодой и скудным финансированием.
Так Вася, по роду службы имея после суток дежурства трое на отдых и размышления, пришел к неутешительному для себя выводу: привычка к хамству сменилась привычкой его терпеть. Но это был вывод, касающийся его лично и той окружающей среды, с которой он непосредственно соприкасался. Неустанные умственные упражнения, коим способствовало изобилие свободного времени, расширяли горизонты познания в столь близкой ему области. Лежа на диване и глядя в телевизор, он открывал для себя новые, ранее незнакомые ему виды хамства, к примеру, всевозможные политические ток-шоу. На этих «токах» наши бились с инакомыслящими. Наших представляли бойцы из числа депутатов, политологов, давно вещающих на центральных каналах, отставных политиков 90-х, арабов, как давно прижившихся в России, так и вновь прибывших, журналистов, из которых особенно выделялся агрессивностью и командным голосом редактор одного военного журнала, ученые из разных политических академий и центров по изучению чего-то глобального. Инакомыслие пытались озвучить какие-то блеклые ребята из украинской Рады, маленький кривоносый американец, наши доморощенные либералы из непроходных партий, и несколько храбрых защитников независимости Польши и стран Балтии. Стоило кому-то из противостоящего лагеря заговорить, как тут же поднимался шум, наших было больше, кричали они громче, и в этом им помогала своими аплодисментами публика из любителей, без которой шоу – не шоу (очевидно, их имел ввиду известный наш телеведущий, говоря о «политических гурманах»). К тому же шоумэн умело манипулировал микрофоном, и если неприятель повышал голос, чтобы быть услышанным, ему это никогда не удавалось. Шоу вначале велось по одному из ведущих наших каналов, потом этой идее позавидовали другие – чего не сделаешь ради гонки за рейтингом. Но ни один из последователей ничего нового не придумал. И отличить одно шоу от другого можно было только по лицам ведущих. Особенно блистал остроумием, самодовольством и ладно сидящим костюмчиком известный ток – боец с певучептичьей фамилией. О нем стоит сказать чуть подробнее. В нашем с Васей городе он в середине «нулевых» прославился тем, что с треском провалил кампанию своей партии по выборам нового мэра. Прибыл он к нам во главе большой московской команды, чтобы агитировать за нужного москвичам кандидата. Боец этот сослужил плохую службу своим однопартийцам, потому что не удосужился узнать, кого прочит в мэры – очень уж спешил выполнить волю своей партии. А город проголосовал за другого кандидата. И не потому что так хотел другого, а потому, что так не хотел московского ставленника, того, за которого рвал глотку и блистал остроумием известный заезжий агитатор. Каков наглец, удивлялись горожане, слушая московского словоблуда, не знает человека, а в мэры его нам сует. Просто хамство какое-то. К слову сказать, несостоявшегося мэра одно время долго искала прокуратура, но так и не нашла. Он нашелся сам, на одном из местных каналов завел себе сайт, теперь предлагает помощь населению в решении проблем и просит обращаться к нему с жалобами. За какие такие дела искала его прокуратура, населению не объяснили. Как и то, за что искать перестала. Ну чем не разновидность освещаемого нами понятия? А про звездного завсегдатая телеэкрана Вася узнал, что он закончил какой-то технический вуз и некоторое время работал учителем в одной из московских школ. На этом поприще себя никак не проявил, зато испытал чувство глубокого неудовлетворения зарплатой и покинул школу в связи с переходом на другую работу – сверкать на голубом экране. Новая работа и кормила сытней, и одевала приличней, и популярностью не обделила. И обязывала служить боссам. Однажды (это Вася тоже узнал из интернета) молодой учитель из какого-то горного аула пожаловался нашему премьеру на маленькую зарплату. Тот посоветовал ему найти другую, более высокооплачиваемую работу. От души посоветовал, из сочувствия, по доброте душевной. Ведь в горном ауле работы – завались, хошь – овец паси, хошь – стреляй, если выберешь в кого. А детей учить – дело неблагодарное в материальном смысле. Прочитав про это, Вася решил, что премьеру по роду службы на благо макроэкономики и по причине большой занятости думать, что говоришь своим небогатым соотечественникам, некогда да и незачем, свои ведь не обидятся, а если и обидятся, то негромко и на кухне. А вот звездный шоумен обиделся за премьера, которому учитель посмел пожаловаться, и посчитал жалобщика нахалом. С какой радости, возмутился он, учитель должен получать больше, чем получает, он же не банкир какой и не телеведущий. Да и кто идет в учителя, спрашивает звезда экрана? Да всякий сброд, отвечает звезда экрана. Хама Васю от такого хамства передернуло. Нищий учитель – позор страны, утверждал Чехов, и не потому, что сброд, а потому, что нищий. И Вася решил, что звезду эту надо гнать с экрана. Поганой метлой. Но решение Васино никто не услышал, подумаешь, какой-то Вася, – самого Ленина не услышали, когда он призывал поднять учителя на недосягаемую высоту. Как в Тунисе. Про Тунис Вася знал, отдыхал там как-то, в папины времена, по турпутевке. Гид рассказывал, что в Тунисе учитель – высокочтимая и она из самых высокооплачиваемых профессий. Но у нас не Тунис, где пляжи, маслины да пустыня. У нас денег нет.