Глава 18. Экспедиция, однако
Завтра геологи придут, наших жён иметь будут… Экспедиция, однако
(Из разговора двух чукч)
Не додали колену Данову
При разделе чужих земель.
Землемеру тогда поганому -
Плохо меряешь, перемерь –
Не сказала администрация,
Оформляющая разбой,
Когда вторглась евреев нация
В дом чужой как к себе домой.
Без удела оставшись полного,
Но в составе других колен
Племя требовала законного
Себе места на той земле.
Обделённое и лишённое
Испытало то племя боль,
Вроде как лицо приглашённое,
Не прошедшее фейс-контроль.
В Израиле колено Даново
Справедливость искало зря,
Призывая делить всё заново,
Ибо не было там царя.
Долго думали предводители,
Куда всем переехать им:
Незаслуженно нас обидели,
Но своё мы не отдадим.
Дабы не разводить полемику,
Хорошо ли там, где нас нет? -
Отрядили они из племени
Пять мужей подходящих лет,
Силой, сметкою не обиженных,
Ситуацию разъяснить -
Кого можно с их мест насиженных,
Мягко сказано, попросить
Переехать. В ту экспедицию
Пять отправилось м.н.с.*
Разузнать – нет ли где в провинции
Подходящих для жизни мест?
Как дела у них с экологией?
Не пришлось чтоб детей потом
Двухголовыми, но безногими
Из роддома сдавать в детдом.
Знать хотели отцы той нации -
Куда гнать им порожняки?
Всех подвергнутых депортации
На какие слать рудники?
С выселенцами деликатные
Отцы нации не поймут -
Им места заказать плацкартные
Или сами они уйдут?
(Оказался б весьма полезным им
Чудный кодекс Жилищный наш,
Где жильцам депутат обрезанный
С выселением дал карт-бланш.
Не народов перемещение
Мы имеем, здесь смысл таков -
Санитарное очищение
Златоглавой от стариков.
Свои Швондеры в ней отыщутся
Рангом выше чем м.н.с.*,
Среди них и чиновник-чистильщик
И директор МГТС
С безлимитными и откатами.
Им в подмогу приезжий плебс,
Все кто нас не мытьём, так катаньем
С обжитых изгоняет мест.
Власть на чёртовой этой мельнице
Служит лишь приводным ремнём…
Если нынче такое деется,
Что хотим мы от тех времён?)
На учебнике географии
Край не виделся у земли.
Ещё не было этнографии,
Но этнографы уже шли.
Про евреев давно подмечено,
Если вздумают куда влезть,
Засылают они разведчиков
(В нашем случае м.н.с)..
Пилигримы, баптисты хреновы,
Неожиданные как снег,
Добрались до горы Ефремовой,
Где устроились на ночлег
У Михи. Ефремляне с детства все
Шепелявили «сибболет».
То родителей безответственность,
Дефектологов на них нет.
Целый день от детишек слышится
Косельки, вместо кошельки.
Кто их учит – так злит Всевышнего,
Что поганые языки
Им самим бы рубить кинжалами…
Были набожны м.н.с.,
Их, конечно же, раздражало, как
Вместо Шэ говорили эС.
Те этнографы-ларингологи
Вдруг услышали чётко Ша,
Повернули мгновенно головы
На здорового малыша.
То левит, казачок наш засланный,
Лет шестнадцать всего на вид,
Появился пред ними заспанный,
Но без присвиста говорит,
Рассказал им всю подноготную -
Что пришёл сюда налегке,
Жизнь до этого вёл голодную,
А сегодня – нос в табаке.
Рассказал, как он стал священником,
И что нанял его Миха,
Чтобы, сор выметая веником,
Отвращать блудных от греха.
Дело в сущности невозможное -
На всю гору один приход.
А зарплата ему положена
Серебром десять сиклей в год.
Звуки чистые говорившего
Излагали такую суть,
Что спросили его прибывшие:
А какой им заказан путь?
Не впустую ли все старанья их?
Отвечал им тогда левит:
«С миром прочь уходите, странники,
Путь пред Господом ваш лежит».
(Путь любого из нас пред Господом,
Если нет – то тогда пред кем?)
В общем, были посланцы посланы
И растаяли вдалеке.
Сколько б вёрсты они ни мерили,
Не дошёл до них тайный смысл.
Экстремистские их намеренья
Привели тех мужей в Лаис.
А в Лаисе царит спокойствие,
До того мирный там народ.
На соседа сосед не косится,
Ровно падает бутерброд,
Не гоняются псы за кисками,
Морда лопнула у кота,
Даже тёща в компот не писает,
Представляете, лепота.
Пастухи ладят со скотиною.
Даже девочка юных лет
Не бьёт лапчатых хворостиною,
И обиженных вовсе нет.
На помещика смерд не горбится,
Коммунизм ещё не настал,
Капитал у народа водится,
Но не правит там капитал.
Не для ВИП-персон банька топится,
Девки шастают в номера…
Город солнца, свою утопию
Кампанелла у них содрал.
В том краю старики не плакали
От мошенников всех мастей.
Люто власть ненавидя всякую,
Обходились там без властей.
(Чем зависеть теперь от каждого,
Кто возвысился над тобой,
Мне куда прогрессивней кажется
Первобытно-общинный строй).
Жил беспечно народ, не бедствуя,
По обычаю сидонян,
И на крайнюю безответственность
Безопасность он променял.
С сидонянами не общается,
От народов иных далёк,
От нашествий не защищается
И не входит в военный блок.
Ни до тех, ни до этих дела нет,
Не народ, а святая рать…
Неминуемо пальцем деланных
Кто-то должен с земли согнать.
Возвращается экспедиция.
Лжеэтнографы-м.н.с.,
Аспиранты не без амбиции
Предлагают начать процесс
По отъёму земель. Разведчики
За успех дела зуб дают,
Потому что народ беспечен там,
А таких непременно бьют.
«Той страны все поля обширные
За год не облетит Кощей,
А граница там штрихпунктирная,
То есть нету её вообще.
К ним придём как на Русь варягами,
И уж если не мы, то кто
Наведёт в том краю порядок им,
Самих выставив далеко?
Обречём мы на деградацию
Процветающий тот народ.
Фонд земельный, богатство нации
Срочно пустим мы в оборот.
По кадастрам и прочим сведеньям -
Земля жирная, чернозём.
С Божьей помощью на имения
Мы земельку ту раздерём.
Так чего же мы ждём и медлим что?
По преданию мудрецов
За своим идём, за наследием
Архаических праотцов.
Сделке сделают пролонгацию
Иезекииль и Ездра,
Идеологи нашей нации,
Богословия доктора».
(Так без Маркса всё стало ясно мне,
Объяснилось само собой,
Как сменился другой формацией
Первобытно-общинный строй,
Где язычники некрещёные
По понятиям жили всласть,
Как землицу они прощёлкали,
И откуда напасть взялась.
«Государство и революция»
Наш Ильич сгоряча писал,
Государство подверг обструкции,
И без власти пожить мечтал.
Только жизнь все его идиллии
Порешила как спецотдел,
Показала, что власть дебильная
Много лучше чем беспредел.
Власть презревшему и беспутному
Остаётся одно – тикать.
Так что скажем спасибо Путину
За ту властную вертикаль,
Что он строил для нас и выстроил.
Этой власти нам будет впрок…
В президентских своих амбициях
Пусть идёт он на третий срок
Со своими метаморфозами
Совокупный делить продукт.
Не пойдёт – умолим как Грозного
Всю страну не отдать за фук
Проходимцам и верноподданным,
Как в приельцинские года.
Пусть продаст всё, что не распродано,
Если есть ещё, что продать.
Олигархи при нём стараются,
Им уменья не занимать,
Пусть жиреют на благо нации,
Потом будет, что отнимать.
Что нам Ельцина Конституция -
Юридический пустячок…
Путин, питерцы и коррупция
Оставайтесь на третий срок.
Путин внял и как мать с потугами
Нам Медведева породил,
И дай Бог, чтоб стране услугою
Тот медвежьей не навредил).
Обделённое племя Даново,
Но в составе других племён
Переделать решило заново
Карты древнюю тех времён.
В результате голосования
К той земле, якобы ничьей,
Быстро шлётся формирование
В шестьсот сабель, точней мечей.
Велика страна не трактирами.
Только там, где над небом зонт
И граница не штрихпунктирная,
Солнце сядет за горизонт.
Но в земле, мухой не засиженной,
По лесам вдоль большой реки
Про края, от набегов выжженных,
Не твердили большевики.
На активах и партсобраниях
Не базарили до зари,
Пребывали в своём незнании
Первобытные дикари,
Тихо мамонтов они жарили…
По указке из высших сфер
Шли на запах пассионарии,
Племя Даново, например.
Заглянув на гору Ефремову
На Господнем своём пути
В дом Михи, друга благоверного,
Не могли они не зайти.
Пять мужей, что в Лаис с заданием
Приходили глазеть вокруг,
Рассказали, что есть в том здании
И насколько Миха им друг:
«Там ефод есть, наряд священника,
Истукан в окруженье мирт,
И припрятаны в куче веников
Терафим и литой кумир.
Здесь не секта, скорее уния
Узурпировала права.
А что делать, вы сами думайте,
С кем делить вам одну кровать,
Разорвать ли союз с унитами…»
В дом Михи эти пять вошли
И изделия все отлитые,
Взяв по описи, унесли.
На пороге с церковной утварью
Их застал молодой левит,
Собирающийся к заутренней:
«Что вы делаете – вопит -
Полномочия кем вам выданы,
От кладовой кто дал ключи?
Святотатствуете невиданно…»
Но сказали ему: «Молчи,
Мы не сделали преступления.
Что кричать, дети спят кругом.
В богоизбранном нашем племени
Будь священником и отцом.
Чем прислужником у хозяина
В доме частном поклоны бить,
Не хотел бы ты для Израиля
Делу общему послужить?
Для начала в колене Дановом,
А потом уже как пойдёт.
На пурпуровый и шафрановый
Поменяешь простой ефод».
От подобного кто ж откажется -
На дворец поменять барак?
Возразить служка не отважился
И с Михою порвал контракт.
Обоснованные претензии,
Может, были – наёмный ведь…
Но такого как здесь везения
Не дождаться левиту впредь:
Жить в почёте и под охраною,
Чёрный кофе пить по утрам…
И сыны из колена Данова
С ним ударили по рукам.
Уходили они не просто так -
Много ценного прихватив,
Завернув терафимы в простыни,
Ни копейки не заплатив.
Скот, детей (от левита, видимо)
Отрядили они вперёд,
Чем, понятно, Миху обидели -
Разорили его приход.
За грабителями погнались все
Из соседских домов с Михой,
Образумить чтоб хулиганов тех
И левита вернуть домой,
Легитимного их священника.
Каждый с криком рукой махал.
От законного возмущения
Громче прочих вопил Миха.
Сыны Дана, гремя доспехами,
С ними вместе левит-плохиш,
На Миху, как каток, наехали:
«Что тебе, что ты так кричишь?»
«Как же мне не вопить – ответствовал
Им Миха, шибутной пока, -
Вы же хуже иного бедствия
И сотрудников ВЧК
Увели моего священника,
Обезглавили мой приход.
Забирайте с собой изменника,
Но верните хотя бы скот
И богов моих, лютых идолов,
Всех кумиров, Нафаней всех
Возвратите. Досель невиданный
На себя не берите грех».
Наглеца сбросив на обочину,
Его просьбой возмущены,
Без насилия, но доходчиво
Объяснили Михе сыны:
«Сделай так, чтоб с тобой не видеться
Век бы нам, не гони понты,
А иначе из нас обидится
Кое-кто и тебе кранты.
Враз погубит с тобой семейство всё
Шепелявый твой язычок,
Вместо дома случится месиво.
Отвалил бы ты, мужичок».
Видя силу превосходящую,
Охладел Миха в пять минут
И пошёл наблюдать по ящику,
Как арабы евреев бьют.
А евреи колена Данова
По наводке пришли в Лаис
Перечерчивать карту заново,
Превратив её в чистый лист.
В город Солнца, в удел беспечности
Заявились они с мечом,
Беззащитных предали вечности
(Кампанелла здесь ни при чём).
Всё, что можно, сыны разграбили,
А весь город сожгли огнём.
(Неужели на те же грабли мы
По беспечности попадём?)
* М.н.с. – младший научный сотрудник
Глава 19. Гоморровцы, сыны отцов-обкомовцев
Царя единого в те времена
Израиль не избрал себе по случаю.
Без правил строгих, прочих доминант
Нельзя мечтать, чтоб жизнь менялась к лучшему.
Жил на горе Ефремовой левит,
Обряды проводил, священнодействовал,
Наложницу в обитель для любви
Привёл из Вифлеема Иудейского.
Возможно, слишком многого хотел,
А сам при этом умирал от жадности –
Не знаю, не успел, не подглядел,
Но что-то между ними не заладилось.
Наложница (представьте, не жена,
А тоже кое в чём не тварь дрожащая)
В правах гражданских не ущемлена,
Взбрыкнула, скажем так, по-настоящему,
Ушла к отцу обратно в Вифлеем,
Где в девках провела четыре месяца.
Зачах мужик без женщины совсем,
Едва-едва от горя не повесился.
Пошёл он к ней тогда поговорить,
Тропинку к сердцу проложить возлюбленной
И что-нибудь такое подарить,
Чтоб ясно стало: нет, не всё загублено.
С ним был слуга и два осла при нём
(Два места, вроде как на рейсе чартерном)
С любимой возвращаться им вдвоём,
Ну, а слуга – тот и пешком дочапает.
Наложница ввела их в отчий дом,
Как будто вовсе с мужем не скандалила.
(Женой не звал её ни раньше, ни потом
Наш жрец, а почему – поймём чуть далее).
Отец её был несказанно рад
(Как рады замуж дочь отдать родители),
Не отпускал зятька три дня подряд,
В которые они изрядно выпили.
На день четвёртый встал левит, чуть свет
Забрезжил за окном, чтоб в путь отправиться.
Но к тестю заглянул тогда сосед
И зятю предложил слегка поправиться.
Поправка затянулась на весь день.
(Неправильный похмел, вы верно скажите,
Ведёт к запою, порождает лень -
И заречётесь пить… пока не вмажете).
На пятый день очередной стакан..
И время удлинилось быстротечное.
Стал ровный горизонт слегка покат
И день под горку покатился к вечеру,
О чём зятьку не преминул сказать
Тесть дальновидный, оставляя на ночь всех.
Но муж не согласился ночевать
Боясь, что нынче кончится как давеча.
Встал человек, наложница при нём.
От тестя хлебосольного, но пьющего
Ушли они уже не белым днём,
При них слуга и два осла навьюченных.
О всех превратностях, что ждут в пути,
Господь не сообщает нам заранее,
Перстом не тычет, где ночлег найти…
В вечерней дымке в строгих очертаниях
Нарисовался Иерусалим,
В то время назывался Иевусом он.
Град населён был племенем чужим,
Иевусеями и прочим мусором.
Левит, еврейским Господом храним,
Не пожелал идти к иноплеменникам.
(Когда бы знал, как дорог он своим,
То первым записался бы в изменники.
Весомый будет к этому резон).
Закат над миром догорел малиновый.
Как в лузу шар легло за горизонт
Светило у Гивы Вениаминовой.
Здесь все свои. На улице пустой
Прибывшие расположились заполночь.
Никто не приглашает на постой,
Чужое горе жителям до лампочки.
Нашёлся добрый человек, старик.
Сам родом вышел он с горы Ефремовой.
Работать допоздна старик привык,
Не то, что эти дармоеды хреновы
Из городских, им лишь бы свет коптить
И обпиваться дорогими винами…
Кто именно, осмелимся спросить? -
Да жители, сыны Вениаминовы.
«Пусть дом мой невелик и небогат,
Но для ослов твоих овса не жалко мне.
Сородичу особенно я рад,
Сипящие с тебя не выбьёшь палками.
Предупредить особенно хочу:
С какой бы ты ни прикатил оказией,
На улице пустынной не ночуй,
У нас в ходу большие безобразия».
Со стариком вошло семейство в дом,
Омыли ноги, спрятались за шторами,
Развеселили сердце коньяком
И проводили ночь за разговорами.
Всё шло тип-топ, за здорово живёшь,
Но город вдруг взорвался экипажами -
Взбесившаяся с жиру молодёжь
Решила погулять и покуражиться.
На Лексусах слетелась молодёжь
С намереньем над гостем позабавиться.
Им Ксюши опротивел выпедрёж
С претензией и с оголённой задницей.
Расхристанные дети сосковцов,
Христенков и других, как есть содомовцы-
Гоморровцы, сыны своих отцов -
Обкомовцев и лучших из детдомовцев.
Их всех из грязи превратила власть
В элиту, развращённости невиданной.
Но если те – язычники и мразь,
То эти сплошь сыны Вениаминовы.
Дом окружили «лучше всех» кольцом
И требуют от старика с угрозами
Пришельца выдать прямо нагишом:
Познаем мы его любыми позами.
История пример уже дала,
Содом с Гоморрою случились ранее.
Но «сливки, лучше всех» при их делах
Смысл бытия находят не в Писании.
Отцы семейства недорослей шлют
В Париж и в Лондон за образованием.
Но с Эйфелевой башни те плюют
И душу к чёрту тащат на заклание.
Хозяин дома вышел на порог
И так сказал: «Не делайте безумия,
Мир и без вас порочен и жесток.
Ведь человек пред вами, а не мумия.
Когда вам похоть побороть невмочь
Настолько, что помогут только ножницы,
Здесь в доме есть девица, моя дочь,
А с человеком тем его наложница.
Возьмите их, как меньшее из зол.
Что вам угодно, подвиги не ратные
Творите с ними, им задрав подол,
Но с мужем сим не делайте отвратного».
Никто его и слушать не желал…
Тогда мужчина взял по жизни спутницу,
В последний раз её поцеловал
И вывел полуголую на улицу.
(А я так думаю, без лишних слов
Её за дверь толкнул муж к этой нечисти.
Иначе, извините, самого
Его схватили бы и обесчестили).
В момент познала женщину толпа
В экстазе тёмных сил и мракобесия,
И до восхода каждый психопат
На бедной вымещал свою агрессию.
Молодку, оборвавшую свой бег,
Все петухи имели до единого.
Что женщина такой же человек,
Не думали сыны Вениаминовы.
Всю ночь над ней ругались до утра
И отпустили лишь при появлении
Зари, решив, что отдохнуть пора
Пред утренним обрядом омовения.
Поруганная еле доползла
До дома старика гостеприимного,
Где на рассвете тихо умерла
От действия публичного интимного.
А господин её, как только встал,
Не стал реаниматора врача искать.
В путь собирался он в свои места,
Не разузнав, что сделалось с несчастною.
А та лежала, руки на порог
Закинувши и не дождавшись «Скорую»…
Увидел муж её у самых ног,
К ней обратился со словами бодрыми:
«Вставай, пойдём!» А дальше тишина…
Пред ним лежит безвинно убиенная
Наложница, конечно, не жена,
Но женщина до боли вожделенная.
Муж поднял на осла остывший труп,
Как комиссар убитого товарища,
Запекшихся коснулся женских губ
И медленно побрёл в своё пристанище.
Пришедши в дом, своим ножом тупым
По членам расчленил левит наложницу,
Совсем как насладившийся упырь
Частями выносил из дома школьницу.
Частей тех было по числу колен
Израиля двенадцать, предназначенных
К рассылке нарочными. По земле
Разъехались в посылках перепачканных
Те части женщины в уделы все,
Как приглашение для конференции:
Что скажет умудрённый фарисей
На преступленья в собственной конфессии?