А другого что нам ждать при япончиках?
Вячеслав Кириллович Иваньков (известный как Япончик) – один из самых влиятельных криминальных авторитетов СССР в 70-е годы, коронованный вор в законе, лидер нескольких организованных преступных групп как в России, так и в Америке. Мечтал тихо умереть на родине, но его расстреляли на выходе из ресторана особым способом, означавшим месть.
С Горбачовского пинка – Ускорения
Коренные в мир пришли изменения.
С грязи в князи и обратно товарищи
Обрели себе другое пристанище.
Навели порядок в Думе япончики,
И присвоили себе полномочия
Перекраивать законы и кодексы,
От всесилья чуть не лопнут от гордости.
Принимают подношения пачками
От чиновников, китайских болванчиков,
Что по сущности своей дебилоиды,
В послушании зато монголоидны.
Позабытое давно – Кушать подано —
Возрождается в сознанье у подданых.
Веси ближние и дальневосточные
Демографией весьма озабочены.
Что наступят времена окаянные
Да так быстро, кто же ведал заранее?
Что придёт беда не гостьей непрошенной,
А окажется своей, доморощенной…
Да, проблема налицо – повылазило
Из щелей, сплошь на лицо узкоглазые…
Не понять, кто по родне, кто с похмелья, но
У всех общее одно – безземельные.
Волей высшею властей обездолены,
Не бомжи и не бичи – а голь-моль они,
Не приезжая братва, люди здешние
От безделья, как ботва, пожелтевшие.
Из родного куреня с корнем выдраны,
Чтоб пустырь в аренду сдать вместе с выгоном
Не для выпаса скота – под имение
Тем, кто денег нарубил и все зеленью.
Им людишки не нужны никудышние,
Что по новым временам стали лишними.
А народу, что обобран без жалости,
Водку пить аж до цветов побежалости.
Нынче девушкам в сомненьях не мучаться,
Выбирая себе в жизни попутчика
Между рожею родной и китайскою —
Всё одно житуха будет не райская,
В услужении ходить при Япончиках..
А зелёный змий не лучше дракончика…
Так становится в стране без полония
Доминирующим тип монголоидный.
И кому потом предъявишь претензию,
Что в юанях выдавать будут пенсию?
Самому мне верить в это не хочется,
А другого что нам ждать при Япончиках?
2011
Сказка о нашей жизни
– Папа, расскажи мне на ночь сказку,
Под неё с тобою мы уснём…
– Закрывай, тогда, сынуля, глазки,
И послушай как мы заживём.
Завтра я приду с работы трезвый,
Маме я куплю большой букет,
Чтобы ты объездил всю окресность,
Подарю тебе велосипед.
Поднимаясь лихо на пригорок,
Будешь ты педалями крутить.
Огороженных гектаров и заборов
На своём не встретишь ты пути.
Не в пример тому как вы орёте,
В незагубленном березняке
Ты услышишь – девушки и тёти
Будут петь на русском языке.
Мы пойдём на прудик, рядом сядем,
Станем там карасиков тягать,
Никакие в униформе дяди,
С нас не будут деньги вымогать.
По домам разъедутся из Раши
Те, кто наши дворики метут,
В их горах заблудшие барашки
Вновь своих хозяев обретут.
Русью станут звать державу нашу…
У таких чудес одна беда —
Сказка это то, что было раньше
И уже не будет никогда.
Да будет жив пророк
Да будет жив пророк, чей глас не слаб,
Ложь власть имущего готов он выжечь лавой.
И зябко ёжится опущенный завлаб,
Допущенный до управления державой.
Да будет жив имеющий сказать,
А не чужое указание озвучить.
Кто не гнушается визжать и зад лизать
Не озадачится своею долей сучьей.
Не то – пророк… О мерзости молчать
Не может он, когда внутри вулкан клокочет,
Слюною брызжет рот, бьёт в голову моча,
Бежит он немоты своей и многоточий.
Предвидя неизбежный свой конец,
Глас вопиющего спасается в пустыне.
В отечестве своём провидец не жилец,
Но смысла прозябать не видит на чужбине.
В стенаньях за родимый окоём
Он чаще не мудрец, а просто неврастеник…
Да будет жив пророк в отечестве своём! —
Всё лучше чей-то глас, чем мерзость запустения.
Хочешь мира – готовься к войне
Хочешь мира – готовься к войне!
Эта истина век непреложна,
Хоть понять её вовсе несложно,
Что тогда в ней не нравилось мне?
Или может с советских времён,
Я страною своей не гордился?
Иль когда в институте учился,
Избежал я армейских погон?
В меня молотом вбил комсомол
Отвращенье ко всяческим блокам,
Говоря – ты не ястреб, а сокол,
Хотя был я лишь гол, как сокОл.
Двадцать третье тогда февраля
Власти праздиком не назначали,
Только в рупор с трибуны кричали,
Что священна родная земля.
Мы не бились как рыба об лёд
И не верили в разные сказки,
Но гордились за остров Даманский,
Отразивший китайский налёт.
Не спасли нас ни «Тополь», ни «Град»,
Ведь у власти предатели были
И страну изнутри развалили.
Не помог Неизвестный солдат.
Где былинные богатыри,
Что спасут край родной от бесчестья?
Или нам олигархов поместья,
Что подростку прыщи и угри?
Как отпор дать заморской шпане?
Как страну возвратить нам обратно?
И звучит по России набатом:
Хочешь мира – готовься к войне!
Хочешь мира, готовься к войне.
Тот, кто это считает химерой,
Пребывая рабом на галере,
Пожалеет об этом втройне.
Очень плохо, когда не успеть,
А война неизбежно случится —
Победить тогда нужно, сплотиться
И к грядущей готовиться впредь.
Вирус бродит по Европе
Вирус бродит по Европе,
Это штамм капитализма.
И уж загнана нам в попу
Очистительная клизма.
Той болезни метастазы
Выжечь прочь калёной сталью
Вместе с собственной заразой
Нам помог бы новый Сталин.
С этой скверной не напрасно
Мы воюем до упада —
Дежавю дождёмся Маркса,
А вот Ленина не надо…
Много в людях накопилось
Злобы античеловечной,
И боюсь, в них этот вирус
Инфицирован навечно.
Дошёл ты в этой жизни до предела
Дошёл ты в этой жизни до предела,
Гнить на чужбине – твой удел таков,
А умирать тебе, как всем, хотелось
Вблизи тебя взрастивших берегов.
Намерения лучшие благие
В жизнь воплотил ты вовсе не за тем,
Чтоб после попрошайку-ностальгию
Гнать от себя, не ведая проблем.
Назвал себя ты мира гражданином,
За прошлое не чувствуя вины,
Букетом возомнил себя жасмина,
Кому уже и корни не нужны.
Смывая с рук следы от перегноя,
Оправдывая выбранный свой путь,
Представился ты жертвенным героем,
Чтобы себя и прочих обмануть.
Пути же Бога неисповедимы.
Где умереть – особый интерес.
Не мне судить о доле пилигрима,
Что на свою могилу тащит крест.
Кружат, кружат вороны, что им не кружить?
Кружат, кружат вороны, что им не кружить?
Сытые довольные… Хочется пожить
Каждому, да радости мало от жилья…
Стонет в безотрадности Родина моя.
Стянутый поддёвкою новый Прометей
Мается исклёванной печенью своей.
Отчины беспутные дети-мужики
Пьём мы до бесчувствия в праздник и с тоски.
Если бы не воронов метка на челе,
Так бы и лежали мы на сырой земле,
Тискали бы родную, долюшку кляня…
Нет, российский подданный, то не для меня.
Не найти сочувствия к слабости, мой друг,
К жизни равнодушия сбрось с себя недуг,
Как былинный пращур твой стань богарырём,
От заморских ящуров защити свой дом,
От поганой нечести, что кругом кишит.
Разомни конечности, чай, не инвалид.
За родную сторону бейся не шутя.
Ну, а что до воронов – сами улетят.
Вертикаль власти и воровство
Народного счастья отец и коваль
Свой вывел закон гравитации:
Отвесная власти ведёт вертикаль
В тюрягу и без апелляции.
Наверх карьерист через задний проход
Как глист проползёт, не замажется.
Но верит народ, что моральный урод
В местах отдалённых окажется.
Сорвётся он вниз, как мужик со столба,
Что жиром натёрли заранее.
Подобная ждёт казнокрада судьба
И нет воровству оправдания.
Вам то подтвердят толоконные лбы
И прочие при полномочиях.
Про тех же, кто жиром намазал столбы,
Про них промолчу ближе к ночи я.
И после смерти русский будет пить
С большой трибуны раздаётся речь —
Когда народу мы дадим излишки,
Начнёт их милый трепетно беречь,
По крохам собирая на сберкнижке.
Из Интернета будет он качать
Не голых баб, а деловое чтиво
И сможет жизнь свою с нуля начать,
Ему лишь предложи альтернативу.
Сгоняет родный в Галатасарай,
Где на ура продаст свои матрёшки.
В родном краю наступит сытый рай,
Где каждый будет с миской и при ложке…
А может, хватит задницу смешить?
Ей хорошо, когда она без вилки.
И после смерти русский будет пить,
Из рая в ад гоняя за бутылкой.
И китайская стена небесконечна
И китайская стена небесконечна,
Хоть стояла многие века,
Охраняя сирых и увечных
От нашествия издалека.
С нею обгоняя ожиданья,
Здания общественных систем
Рушились не раз до основанья,
Впрочем, снова высились затем.
Монолитом на крови застыла,
Тихо за великою стеной.
Здесь не оскверняются могилы,
Дремлет узкоглазый часовой.
Зной дневной сменяется морозом,
Камень дышит сеточкой морщин.
Изнутри ль, снаружи ль ждать угрозы —
Не ответит грозный властелин.
У него на сердце тот же камень,
Что у всех лежащих под стеной —
Приподнять, что строилось веками,
Жизни недостаточно одной.
У истории отыщутся герои,
Но кому воздвигнут пьедестал —
Тем, кто для потомков стены строил,
Или тем, кто стены разрушал?
1987
Через прошлое щемящее нашей боли настоящее
Через горе, принуждение,
Через пьяное икание,
Голод, мор, нужду, лишения,
Через кнут и помыкание,
К лучшей жизни привыкание.
Оскорбленья, унижения,
Причитания, неверие,
Наказанье, преступление,
Казнокрадство, службы рвение —
Богоносная империя.
Прилепиться сердцем не к чему —
Не юродивый, так ряженый,
Не боярство, так неметчина…
Византия и варяжество —
На Руси святое княжество.
Что ни делается – к лучшему…
Во всё горло моложавые
Гордые сыны рекрутчины
И во имя, и за здравие
Тянут гимн самодержавию.
На жаре ребёнка бросили…
Не родители – обидчики.
Азиатчины раскосые
Глазки на невинном личике
Малолетнего опричника.
С детства не в лапту, а в ножечки…
Матери одной не справиться…
И не в землю, а под ложечку
Метит ножичком заточенным
Ангел с ликом скособоченным…
В казематах ли, хоромах ли
Жизнь прожить – тоской промаяться,
Поле перемерить в хромовых
Скороходах, а состариться —
В монастырь уйти и каяться.
Через времечко запойное
Трезвых мыслей не щадящее,
Пение заупокойное,
Через прошлое щемящее
Нашей боли настоящее.
1985
Как на Чистых прудах завелась вдруг нечисть
Как на Чистых прудах завелась вдруг нечисть,
На семи ли ветрах утки занесли
Из гнилых из болот, словом, издалече
Или дворники сор с улиц намели.
Но устроила тварь от людей незримо
Чистопрудный свой быт, кодекс и закон,
А прикрылась от всех проходящих мимо
Отраженьем в воде из чужих окон.
Там русалки не прочь ночь похороводить,
Водяной, сам не свой, просится в запой,
Домовой, чёрт дурной, всеми верховодит,
А порядок у них – чистый домострой.
Как на Чистых прудах над бульваром зелень
Прикрывает обман, обнажает злость…
Вот на лавочку двое влюблённых сели —
Опустились вдвоём, а уходят врозь.
И покуда вокруг бабки точат лясы —
Кто с какого крыльца прочь рванул куда —
Покрывается гладь чуть приметной ряской
И болотным огнём светится вода.
Как на Чистых прудах воздух уж не лечит.
С незнакомых каких и чужих держав
Занесли гусаки и гусыни нечисть
На пруды, чистоту у прудов украв?
1997
Народ (Когда б на выгоне, а то на выпасе)
Когда б на выгоне, а то на выпасе
Слюною брызгаем, трясём жирок.
Налево – хрен ему, направо – выкуси.
Пуляет трелями шальной рожок.
Пляшем, ляжки оголя, мама родная,
Льётся музыка моя, слова народные.
В его дому не нищие, не хромые —
Блаженные, мы сиднем на горбу.
Мы кровушку его как вина пробуем
И на его же сетуем судьбу.
Разлюбил милой меня, бабу тощенькою,
Не с того ли само дня жизнь мне тошненькая.
Не голодно, не солоно, не рьяно нам,
Да больно кровушка хмельна, терпка.
Кто пьян – так вдрызг, глаза стеклянные
Как пуговицы от воротника.
Поросилась порося божьей милостью,
Разрешилась, да в дерьме извозилась вся.
Лапшой питаясь, вечно облапошенный,
С воды перебивается на квас,
Но хрен вам в зубы, милые, хорошие,
Не скажет, промолчит в который раз.
Пили, пьём верхом на нём, капли стряхиваем,
В расписной рубахе он нам подмахивает.
Мы свой народ за все его превратности
В объятиях готовы задушить,
С ним вместе совершать благие гадости
И каяться, чтоб заново грешить.
В ВЧК служил Ванёк, снимал пеночки,
Скольких девок отволок, ближе к стеночке.
Мы в равенстве своём с властями в сговоре.
У нас одно сословие – народ.
Не потому ль в припадке суесловия
Кто ниже лижет, тем верней плюёт?
Опрокинулась вверх дном иерархия.
С ананасом кто знаком кровью схаркивает.
Но думушку подспудную, прогорклую,
Кто понаслышке с совестью знаком,
Не пропихнёт внутрь красною икоркою,
Не переложит водкой с коньяком.
Таракана я гонял по пристеночке,
А он шустрый заползал глубже в щелочку.
Так и живём, не маемся, не лаемся,
Нам пузо на сторону не ведёт,
И все мы одним словом прозываемся,
А там уж кто кого переживёт.
Чем страдать от живота, лучше впроголодь,
Лишь бы нашего братка вша не трогала.
А он свой крест нести не хочет
А он свой крест нести не хочет…
И вот уж, распустивши хвост,
Досель дремавший красный кочет
Готов подняться в полный рост.
Так ведь поднимется и клюнет,
И не поможет здесь Госстрах,
Когда российский наш Петюня
Всё разнесёт и в пух, и в прах.
И полетят тогда палатки
Под крики пьяные гуляк,
А шаурма не виновата,
Она уже не из собак.
Пойдёт народ крушить в столицах
Места, что куплены за нал,
И на ОМОН начнёт молиться
Тот, кто порядок проклинал.
Кто ехал просто наживиться,
Вёз мандарины и хурму,
В аул свой спешно возвратится
Отделанный под Хохлому.
Носители иных традиций,
И даже тот, кто обрусел —
Когда начнут месить по лицам,
Кого винить за беспредел?
Ментов, бандитов? Вы же с ними
Сроднились, дань несли, Вась-Вась…
В итоге вновь маячит Зимний
И – Кто здесь временные? – Слазь!