Духота

Антихрист

Учитывая небывалый уровень грамотности в нашей стране, все, конечно, знакомы со сказкой Пушкина «О попе и работнике его Балде». Среди её персонажей – отпрыск сатаны, маленький бес, который залез под крестьянскую кобылу и, силясь её поднять, едва не околел.

Мы часто путаем сатану и его аггелов с Антихристом. Антихрист – не дьяво л. Он не мифическое олицетворение зла, а прежде всего реальный человек, «из персти земной».

Понятие «антихрист» имеет в христианстве двойное значение. Антихрист – всякий, кто отвергает, что Иисус есть Христос, Сын Бога Живаго, что корни нашего спасения в вере в Отца, Сына и Св. Духа. В строгом смысле, атеист – только предшественник, предтеча настоящего великого и воследнего Антихриста, который воспримет всю чудовищную силу от дьявола.

Священное Писание и отцы Церкви говорят, что антихрист родится на земле. Но в какой части света, в каком народе? Либо в еврейском, либо в языческом, либо в среде христиан.

У каждого человека есть имя. Жуткое, смрадное имя Антихриста не открыто и никому не известно. Имя Богу: «Слово Божие»; сатане же присуще не имя, а только цифра шестьсот шестьдесят шесть (666).

Антихрист будет выдавать себя за Христа, будучи смертельным врагом Агнца Божия. Сыну Погибели свойственны: острота ума, опытность, быстрота движения, обширное могущество, предвидение человеческой смерти, знание человеческой души и Священного Писания.

Нелегко распознать лже-Христа под искусной маской добродетелей, кротости, человеколюбия. «И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца». Лишь после привлечения к себе с помощью чудес широких масс, покажет ставленник сатаны свой звериный оскал. И будет дано ему право «вести войну со святыми и победить их».

Антихрист – зверь «багряный, выходящий из бездны» – явится перед кончиной мира, перед Вторым Пришествием Христа. Симптомы манифестации Антихриста: небывалое оскудение веры и любви, последнее дыхание христианства.

Многие изощрялись в предсказаниях о неминуемо близкой встрече с «красным драконом». В Антихристы зачисляли римского императора Нерона и русского царя Петра Первого. В двадцатом веке Антихрист напялил на себя будёновку с пятиконечной звездой. Как бы не заблуждались люди, нельзя, однако, не видеть в их прогнозах и предчувствиях правильности того, что фальшивый Христос будет обладать – в соответствии с библейской истиной – колоссальной властью для борьбы с Церковью.

Русский философ Владимир Соловьёв допускал в книге «Три разговора» столкновение с Антихристом в двадцатом-двадцать первом веке. Соловьёв делал акцент на том, что сверхчеловек, возведённый на престол сатаной, будет исключительно гениален, красив, благороден, ему будут присущи величайшие воздержание, бескорыстие, и при этом он будет из верующих.

Трудно решить, насколько прав В. Соловьёв или тот, кто когда-либо пытался или пытается заглянуть вперёд. Никто не может точно или даже приблизительно определить, когда Христос вновь зашагает по нашей многострадальной, истерзанной грехами земле. Следовательно, составлять график движения к нам в ближайшее время полномочного представителя сатаны в лице Антихриста, по крайней мере, некорректно.

Сие совершенно не противоречит, впрочем, тому, что утверждал в Апокалипсисе евангелист Иоанн Богослов: «дух антихриста… и теперь есть уже в мире». Именно: дух, а не сам Антихрист. Идея борьбы с господством сатаны и его подручным Антихристом – отличительная черта писаний любимого ученика Спасителя. Один из матёрых атеистов так отозвался об Откровении Иоанна Богослова: в нём есть «ощущение того, что ведётся борьба… и что эта борьба увенчается победой; есть радость в борьбе и уверенность в победе…» (Ф. Энгельс, «К истории первоначального христианства»).

День гнева, семь чаш ярости Божией, четыре всадника, сокрушающий землю со всех сторон – это и есть наш грядущий, предсказанный в Библии, триумф над Антихристом!

И как бы сегодня ни возился, ни пыжился какой-либо мелкий или крупный антихрист, для нас он остаётся анекдотично пушкинским бесом, неосторожно сующимся под копыта апокалиптического коня.

Ей, аминь.

Сергий Радонежский

Один человек имел большой дом и много земли. Отправляясь в чужую страну, он поручил имение своим рабам, дал каждому из них некоторое количество талантов, денег на содержание жилья и приумножение богатства. Когда владелец вернулся, он попросил у слуг отчёта о том, как были употреблены в дело полученные ими средства. Двое из трёх вошли в радость господина, ибо способствовали подъёму его благосостояния, а лукавый и ленивый раб вызвал гнев хозяина, поскольку ничего не внёс в расцвет имения.

Такова притча о талантах, рассказанная Господом нашим Иисусом Христом. Самое простое толкование её смысла: жизнь – талант, полученный от Бога, и вернуть его Начальнику жизни нужно сторицей.

Преподобный Сергий Радонежский удостоился от Бога не одного, а многих талантов. Среди них – талант одиночества, стремления к максимальному уединению, глубокой сердечной молитве, шептанию с Богом один на один, почти ускользанию в затвор, хотя бы на время Великого Поста, как это было у преп. Феодосия Печерского, когда он забирался в пещеру, засыпал землёю вход, оставляя лишь небольшое оконце для приёма от братии немного воды и хлеба.

Можем ли мы представить игумена Сергия в роскошной обстановке современного храма? Чем драгоценнее камень, тем проще должна быть его оправа. Так диктует нам православный вкус. Как ни заманивали преп. Сергия в богатые церкви и на самые высокие церковные должности, он вежливо уклонялся от непрошенных почестей. По внушению Божию, святой, гласит житийная литература, нередко уходит искать новое место жительства. Вспомним хотя бы богоносных Павла Обнорского, Кирилла Белозерского… Дупло старой липы – ставка святых. Бегал людей и преподобный Сергий, рубил просеку в чащобе и там, подальше от житейского шума, строил себе келейку и церковь. И евхаристические сосуды у него были не из золота или железа, а из дерева, и освещала его убогий храм не свеча из чистого пчелиного воску, а обыкновенная лучина. Летела на эту лучину, словно мошкара на огонь, разная публика. Селилась вокруг да около подвижника, чьим закадычным приятелем был медведь, и частенько портила поклоннику тишины нервы и кровь. Не только монахи в основанной им обители, но даже родной брат охотно подтверждали преподобному правоту библейских строк, что враги человеку не звери, а домашние его. Иные из иноков не выдерживали ига строгого благочестия своего духовного наставника, роптали на нехватку самого необходимого для прожиточного минимума, а из уст игумена по поводу их бунта, как улыбка, лишь струился лёгкий дымок от трухи, гнилого хлеба, который он заработал у какого-то крестьянина за починку не то клети, не то крыльца. И в этом также угадывается его неиссякаемая тяга к независимости от кого бы то и чего бы то ни было. Он специально носил заплатанную рясу, запрещал собирать милостыню по богатым дворам, чурался ласки князей, опасаясь, вероятно, как бы орлиные крылья Церкви не подшили тяжёлым бархатом, такой увесистой парчой, что взлететь уже не будет никакой возможности.

Князья, впрочем, к нему и сами приезжали, кто за советом, кто за благословением на ратный или другой труд. Говорят, религия – не политика. Правильно. Однако, что такое политика, как не попытка изменить мир к лучшему в соответствии с теми идеалами, что у нас в груди и голове? Не искусство ли она, как говорит Платон, управлять стадом? Был ли преп. Сергий политиком? Безусловно. Не менее, чем великие библейские пророки Исайя, Иезекииль… Они жгли словом пороки своего народа, каменели колодцем свежей чистой воды в раскалённой пустыне, когда жестоковыйный Израиль надменно поворачивался к Богу спиной. Преп. Сергий мирил враждующих русских вождей, расширяя богосознание нашей земли, где всюду должны царить единство, взаимопонимание, готовность к жертве ради ближнего, обоюдно ненасытимая любовь, как у Лиц Пресвятой Троицы, во Имя Которой он возвёл под Москвой ставшую сердцем Руси древнюю лавру.

Чему учат нас вот эти немногие факты жития светоча в рясе из дерюжки? Тому, чтобы каждого из нас, прежде всего, по выражению великого философа, благословило спокойное око, могущее без зависти взирать на любую житейскую роскошь, комфорт. Тому, что религия побуждает нас порой идти к Богу тропой глубокого одиночества и молчания. Тому, что Церковь всегда и во всём должна быть начеку своей независимости. Что не исключает её энергичного участия в преображении мира на евангельских началах.

Талант, полученный от Бога, нужно вернуть сторицей Господу нашему Иисусу Христу, Ему же подобает слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков!

Аминь.

Псалом 21

Среди шедевров Ветхого Завета, как среди высоких, теряющихся в небесном просторе гор, высится чистый белоснежный пик Псалтири – вершины молитв и благочестия.

Вся Священная История несёт на себе отпечаток молитвы. Дивные дела Творца неба и земли, пророчества, заповеди, премудрость – все основные темы Библии сомкнулись в Псалтири.

Псалтирь – не сборник застывших формул и обрядовых предписаний. Это документ личного отношения к Богу, переживания опасностей и вопля, восклицания, призывания Спасителя.

Псалмы в Ветхозаветной Церкви всегда пели, а не читали. Пели в сопровождении музыкальных инструментов, когда священник в торжественной процессии нёс воду в золотом сосуде из Силоамского источника, когда утром и вечером воспламенялась всесожигаемая жертва, на которую жрец возливал багровое вино.

Ныне псалмы полностью или отдельным стихами входят у христиан в состав всех церковных служб.

Псалтирь читают над усопшими. Текстами Псалтири навеяны многие сочинения великих композиторов и поэтов.

Кто же сочинил Псалтирь, словами которой молился Христос?

Автор большинства священных песен – древний предок Христа иерусалимский царь Давид.

Давид был человеком сложной, нелёгкой, интересной судьбы. Сначала он пас овец, потом стал другом царского сына, наконец, сам был помазан на царство в Израиле. В первый период жизни его преследовали; чтобы уберечься, он прикидывался сумасшедшим, пускал слюну в бороду. Заняв трон, Давид уничтожал своих врагов с той беспощадностью, с какой некогда прикончил на поединке грозного недруга иудеев Голиафа; вёл опустошительные войны. Собирал золото, драгоценные породы деревьев для постройки в Иерусалиме Божьего Храма, который мыслился им как центр религиозного объединения будущей нации.

Белокурый, голубоглазый, он вплоть до старости влюблялся.

Усмирял восставшего против него родного сына.

Правил судопроизводство. Изготовлял музыкальные орудия: арфы, лиры.

И писал стихи.

Поэтически чуткая, духовно впечатлительная душа Давида словно предчувствовала, что произойдёт с Наследником его славы, Которому в вифлеемской пещере первыми поклонятся пришедшие издалека волхвы.

Для внутреннего взора псалмопевца стали доступны высшие тайны Промысла Божия. Господь открыл ему, что от изнурительной горячки бытия, свиста стрел, стона и скрежета мечей, визга, тоски и скуки человек будет спасён тишиной, которая взойдёт из семени Давида. Царство Божие снидет на землю в потомке сладкого певца Израилева.

В корпусе «проникновенно-интимных… ветхозаветных псалмов», по выражению Краткой литературной энциклопедии (т.6, М., 1971), есть перл, который, как замечает св. Григорий Богослов, явно относится ко Христу.

Давид по многом – прообраз Христа. Он, как и Сын Божий, терпеливо перенёс гонения, страдания, удостоился царского венца и славы главы Израиля.

Псалом 21 создан в тяжкое время, когда Давид был окружён со всех сторон врагами в жгучей пустыне. Огнём сверкали колесницы, и волновался лес копий (Наум., 2, 3). Ноги проваливались в песок, дул обжигающий ветер, пыль забивала глаза, рот иссыхал от жажды. Избранника Божия ждала позорная смерть.

Этот стих написан, точно при Кресте на Голгофе. Как будто Давид стоял вместе с Матерью Христа и св. Иоанном Богословом подле древа, на котором распяли Иисуса, и слышал, зафиксировал фразы Спасителя, не вошедшие в Евангелия.

«Боже, Боже Мой, зачем оставил Меня?» – начинает Давид. В первой части священной песни «при наступлении зари» пророк взывает к Богу, просит вырвать его из когтей озверелых недругов. «Скопище злых» советует своей жертве: «Уповал на Господа – пусть избавит тебя!». Не так ли кричали иудеи Христу, вознесённому на крест? «Псы окружали меня,» – стенает Давид, – «пронзили ноги и руки мои… и об одежде моей метают жребий!». Разве это не картина последних часов земной жизни Иисуса? «Я пролился, как вода,… сила моя иссохла, как черепок… Язык мой прилипнул к гортани моей».

Жажда, томление – характерное состояние человека, оставленного Богом. Голос Отца Небесного праведники слышат, как шум вод многих. Духовная влага утоляет алкание души. Потому богослужебные каноны сравнивают личность Иисуса Благоутробного с образом Благодатного дождя.

Во второй части псалма Давид пылко, сердечно благодарит Господа за то, что Он не пренебрёг скорби страждущего, не скрыл от него Лица Своего, но услышал его, когда сей воззвал к Нему.

Господь избавляет Давида от смерти…

Так в пророчестве псалмопевца прикровенно сияет пасхальная тайна – тайна грядущего во Христе спасения от смерти всех людей!

Аминь.

Христа ради похабство

В начале семидесятых годов мне довелось встретить на Волге странного человека.

Это был грязный лохматый мужчина лет пятидесяти семи. Лицо его было изрезано крупными морщинами, как доска, на которой сапожник острым ножом кроил кожу, в шевелюре и бороде блестела седина. На нём чернел мятый балахон с широкими бахромчатыми рукавами, чем-то похожий на рясу. Грудь перетягивали крест-накрест стальные цепи, наподобие того, как носили пулемётные ленты в гражданскую войну. На этих веригах висело массивное медное распятие. Такой же крест – на спине. С плеча свисала офицерским аксельбантом ещё одна гроздь цепей с увесистыми бляхами. А у самого сердца гнездился значок дореволюционного «Общества любителей трезвости». Голову Георгия венчала шапка, дублирующая скуфью; на ней сияли самодельный крестик, вырезанный из жести, и – гордость малышей того времени – две октябрятские звёздочки с кудряшками юного Ленина.

Жил любитель духовной трезвости неизвестно где. Спал иногда на полу в кафедральном соборе, питался подаянием, собирая куски хлеба в потёртый кожаный портфель, притороченный к поясу, и всё путешествовал, странничал из города в город на подножках железнодорожных вагонов. Видели его не только в Астрахани, где он более постоянно обитал, но и в Волгограде, Куйбышеве, даже в Троице-Сергиевой лавре под Москвой.

О своих паломничествах Георгий изредка отчитывался перед астраханским архиереем. Тот ласково приглашал пилигрима к себе в покои, благословлял, подставляя щёку для поцелуя, слушал, расспрашивал, смеялся, дарил блаженному баночку башкирского мёда.

Георгий всё добивался открыть храм в Енотаевке (пригород Астрахани, о котором любитель свежевыловленной трески Кант писал, сидючи в Кёнигсберге). Агитировал народ, собирал подписи, строчил вкривь и вкось полуграмотные послания в гражданские инстанции, надоедал уполномоченному Совета по делам религий – ревность по дому Божию снедала его.

От милиции ему не было покоя. Он жил свободно, как птица небес, без паспорта и прописки. Его топтали, таскали, угрожали упрятать в тюрьму за бродяжничество, потом надоело с ним возиться, бросили.

Мальчишки на улицах дразнили дурачка, швыряли в него грязью, камнями. Чтобы отцепиться от забияк, Георгий как-то зимой надел поверх чёрного балахона раздобытый где-то белый маскхалат и повязал на шею красный школьный галстук. В таком наряде детвора принимала «очарованного странника» за почётного пионера и не докучала комплиментами в виде камней, а затихала и шепталась, глядя ему вслед. Однако астраханское хулиганьё эта маскировка не сбила с панталыку, и однажды босота столкнула горемыку с моста в реку.

Над ним ядовито потешались не только безбожники. В церкви подавали милостыню по алтыну далеко не все и не все охотно. Зубоскалили над его страстью позировать перед объектива фотоаппарата. Георгий рассылал почтой свои снимки знакомым с благословляющее поднятым троеперстием.

Случалось, юродивые на Руси танцевали с непотребными женщинами… Болтали, будто и наш бомж греется в подвале с какой-то дамой… Ушёл навсегда к Господу, по слухам, в январе 1974 года… Замёрз в деревянной конуре, не имея, где главу преклонить.

Жил Георгий как бы несмысленным, нищим, заброшенным, презираемым… Являлся ли он вырожденцем, очень поздним и не очень ловким выразителем русского юродства – традиционной национально-религиозной черты русского характера? Возможно, не всё в нём укладывается в наше представление о древних образцах юродства. Общественная роль юродства возрастает в кризисные для Православия времена. Религиозная свобода в такие времена может проявляться в форме случайности, неосторожности, дурачества, даже похабства. Нельзя забывать, что дело наследника св. Василия Блаженного теперь значительно сложнее: предтечи Георгия из Астрахани действовали во имя Божие и социальной правды, когда государство не попирало христианство, не прятало наиболее искренних юродивых во Христе в сумасшедший дом, выплачивая им крохоборческую пенсию.

Юродство – не только религиозно-национальное достояние русских. Оно встречается, например, у греков, в Византии. В праздник Покрова Пресвятой Богородицы мы чтим Андрея, Христа ради юродивого, который некогда обитал в Константинополе при Влахернском храме. Именно ему, отбросу общества, почти всеми пренебрегаемому, ему, а не императору и патриарху, которые также присутствовали на богослужении, было видение в четвёртом часу на Всенощной – видение, вошедшее в нашу церковную жизнь как торжество Покрова Пресвятой Богородицы. Андрею предстала Богоматерь, молящаяся на воздусе за ны Христу. «Заступница тёплая мира холодного» простирала над всеми людьми свой омофор, как шит от любых невзгод и напастей. Никто, кроме Андрея и его друга Епифания, это не видел. Свет религиозного прозрения доступен паче всего тому, кто более других вменяет все блага мира ни во что, пленяет всё своё имущество в послушание Богу, Церкви, дисциплине духа. Таков юродивый. Таковым должен быть всякий желающий спастись. «Мы, – благовествует ап. Павел, – юроды Христа ради». Да осенит наше юродство Покров честнейшей Херувим и Славнейшей без сравнения Серафим, без нетления Бога Слово рождшей, Сущей Богородицы, Которую мы непрестанно величаем!

Аминь.

Сломанное колесо

Почему мы веруем во Христа, а не в Будду, Магомета, социальный прогресс или иное великое имя и связанное с ним движение истории вперёд или назад? Может, живи в Китае или на Цейлоне, мы были бы не христианами, а буддистами?

Буддизм возник раньше христианства. Эта всемирная религия насчитывает сегодня миллионы последователей, часть их живёт в нашей стране, имеет монастыри.

Повторяет ли христианство прописные истины дальневосточной мудрости? Подражал ли Христос Будде? До сих пор не перевелись любители утверждать, будто Христос первую часть Своей земной жизни провёл в Индии. Выше ли жизнь и учение Будды, чем проповедь и жизнь Христа?

В научной и богословской литературе нет сомнений, что Гаутама Будда – реальное историческое лицо. Он родился в Индии за шестьсот лет до Рождества Христова, в царском дворце. С молодости задумался над извечным вопросом о смысле и цели бытия. Болезни, старость, смерть будут властвовать, как бы мир ни перестраивался, ни перекраивался на самых благих политических, нравственных или технико-экономических принципах. Этот вывод глубоко ранил сердце царского сына. «Познав неустойчивость всего в мире, надо разорвать всякую связь с миром, и искать убежище в одном себе» – выдохнул будущий Будда свою первую заповедь. Тайком покинул дворец, оставив жену с ребёнком, отрёкся от предстояшего трона, сбрил бороду, волосы на голове, облачился в жёлтую одежду монаха и стал с деревянной чашкой в молча протянутой руке жить подаянием.

У него появились ученики. Чему учил их новый «мессия»?

Подобно всем религиозным светочам: спасению от всякой скорби, от всякого страдания.

Как этого достичь?

Избавлением от перерождений.

Согласно понятиям индусов, каждый человек уже тысячи раз существовал раньше. Сам Будда до своего воплощения в качестве создателя буддизма был: обезьяной, купцом, женщиной, князем, орлом, крысой, нищим. Любому человеку грозит опасность возродиться в новых формах бытия. Так, если убил муху, настанет час, когда тебя, как муху, прихлопнет судьба. Поэтому Будда искал такого условия избавления, которое не допускало бы возвращения к жизни и её тяготам ни под каким видом. Он не желал быть ни волопасом, ни миродержцем, ни ангелом. Его подташнивало от речей о вечности. Душа для него – аркан, цепь. Пока есть душа, нет освобождения. Душа – чугунное ядро на ноге раба. Загробная жизнь в раю или аду – такая же гнусь, как и земная страда. Созерцание Бога, близость к Абсолюту – суета сует, причём в той же степени, что и шашни с дьяволом.

Мир – только греза, дымка, обманчивое марево нашего сознания. Повернуть колесо судьбы, а лучше – сломать его, избегнуть мучительных рождений в потоке иллюзий, высосать себя из посюстороннего и потустороннего бытия (на манер Мюнгхаузена, вытаскивающего себя за собственные волосы из болота) – вот куда нацелен аскетизм буддистов.

Память смертная, отрешённость от мира и самого себя, хладнокровные любовь, милосердие, милостыня, девиз «Не убий», обеты целомудрия, нестяжания, притчеобразный характер пропаганды, сдержанное отношение к возможности творить чудеса и с их помощью вербовать сторонников – внешне сближают буддизм с христианством.

Но родился ли Гаутама бессеменно, как Христос, был ли он «учителем богов и людей», летели ли гуси над его благословенной головой, когда он купался (гуси, а не Дух Святый в виде голубя сходящий на Христа в водах Иордана), встречался ли он, как Христос с самаритянкой, с какой-то женщиной у колодца (ей стукнуло сто двадцать лет, и из её засохшей груди из любви к Будде как к сыну брызнула струя молока: что тут общего со струёй вечной жизни из уст Иисуса?), мы, христиане, не можем не видеть изъяна в том человеке, который, по мнению своих обожателей, обладает достоинством больше Бога. Чистота жизни, благородные афоризмы Будды – грош им цена, ибо они безразличны к Богу. «И хорошее становится нехорошим, если оно сделано для чего-нибудь иного, а не ради Бога», – утверждал св. Максим Исповедник. В буддизме духовная независимость, смелость мысли наперекор вековым традициям и авторитетам создали учение о спасении одними своими силёнками, одним процессом личного прозрения внутренней истины, минуя законы нравственности, религии и красоты (В. Кожевников, «Буддизм в сравнении с христианством», Петроград, 1916). Буддизму не нужен Спаситель. Каждый спасается сам. Страдание – в желании жить. Спасение в том, чтобы никогда не воскреснуть, погрузиться в нирвану – состояние, где нет ни бытия, ни небытия, и в то же время что-то всё-таки есть.

Это неприемлемо для христианства. Для нас страдание таится не в желании жить, а в отпадении от Бога. В буддизме застряли невероятно – мудрая усталость, безветрие, штиль духа; воля к жизни повисла тряпкой на мачте бытия. Буддизм – религия скрещённых ног, , христианство – религия крещёных душ.

В буддизме нет ни личности, ни бессмертия, ни Церкви как Тела Божия, ни самого Бога, хотя некоторые поклонники Будды впоследствии обожествили его. Будда не признаёт наличие греха в мире, но тем самым, по нашим представлениям, впадает в грех.

Не проскользнём, наконец, и мимо того, что Господь и Бог наш Иисус Христос вкусил смерть на кресте, а Будда, если это правда, съев кусок несвежей свинины, умер от дизентерии.

Аминь.