Командир УПК, сняв фуражку, тыльной стороной рукава трет вспотевший от напряжения лоб и, глянув на комдива, одобрительно поднимает оттопыренный большой палец правой руки вверх, незаметно кивая головой в сторону Феликса.
Антилопа, завершив маневр, выйдя на свободное пространство гавани за швартовыми бочками, весело набирает ход по направлению к восточным воротам Минной гавани, где её поджидает радостная в два бала волна.
Восторг!
Непередаваемый восторг охватывает Феликса при проходе впервые распахивающихся перед ним молов Минной гавани, накатывает ничем необъяснимая эйфория перед, чарующей глаз, волей бесконечного морского простора. Колючие брызги, нечаянно сорванные ветром с гребня надвигающейся на нос корабля волны, дарят ему свою первую освежающую пощечину, заколдовывая, влюбляя, поражая. Ничто в жизни не сравниться с этим незабываемым чувством раболепного обожания живой свободной стихии воды и неба, всего-всего, что видно и не видно, но непременно чувствуется здесь на самостоятельно управляемом корабле при проходе границы порта и бездны, ничто-ничто, кроме, разве что, любви, дарующей такую же неописуемую бездонную свободу и величие!..
Впрочем, уже через минуту, этот нечаянно распахнувшийся перед Феликсом восторг прохода корабля сквозь молы восточного выхода из Минной гавани, также стремительно и захлопнулся, стремительно нахлынувшими событиями рутинного корабельного расписания.
Впереди незнакомый стенд размагничивания – две стационарно установленные на рейде гавани строго по меридиану с севера на юг огромные морские бочки! – хорошо просматриваемый в ясную погоду даже с гавани, неминуемо с поразительной быстротой надвигается на «Антилопу».
Тут не до восторгов!
И хотя, два балла – белые барашки только-только начинают весело закручиваться на гребне – небольшая волна, и кораблевождение на рейде проще простого – курс понятен без карты, заблудиться невозможно даже ночью, да и какая ночь, начштаба сказал: «…управишься за час…»! – любоваться некогда, нужно многое успеть, решить – бочки-то уже рядом. Во-первых, надо бы понять к какой из них швартоваться вначале, как после этого разворачивать корабль, какие команды давать. А, во-вторых, нужно бы уже выбрать кому из матросов доверить самое сложное – прыгать на бочки.
Однако, на удивление Старикова, долго думать не придётся, всё получится само собой по давно отработанной в дивизионе схеме. Его собранный со всего дивизиона экипаж с опытнейшим боцманом «Антилопы» во главе швартовой команды на носу и его товарищем-одногодкой старшим минёром Родионом Рудером с «Горелого» (соседнего тральщика) на корме сделают всё сами. Боковой ветер не станет им помехой – моряки соскучились по работе в открытом море и виртуозно выполнят этот удивительный для Феликса манёвр. О таком сложном «такелажном плетении» швартовых концов на кнехтах корабля и бочке, их креплении и ручной переброске, не используя гидравлики, вдоль борта, он никогда прежде не слышал. Молодые моряки-первогодки рядом с «годками» – моряками по последнему году службу, как и командир, с уважением будут следить за магией их отточенных до автоматизма действий, беспрекословно выполняя подаваемые ими короткие реплики-команды.
На флоте, среди действующего плавсостава, так заведено: самые сложные и опасные операции в море выполняют исключительно самые опытные и умелые моряки. И никак иначе! Настоящий «морской волк» гордится не сроком своей службы, а приобретенным навыком и признанием в том экипажа – одно неверное движение в море может привести к необратимым последствиям для всех. Свой статус мастера ни один «годок», ни за что не променяет на роль банального наблюдателя: «пассажира», «балласта», да и выполнить большинство элементов в море может только настоящий специалист после нескольких лет каждодневной рутиной тренировки, многократного их повторения.
…
– Командир, мы закончили, – появившись на Мостике по внешнему трапу со стороны юта, неожиданно прерывает размышления лейтенанта, давно всматривающегося в загорающиеся огни гавани, старший бригады заводских специалистов. – Можно сниматься со швартовых, пора на базу.
Да, «спецы» явно в один час не уложились – прошло как минимум три! – похоже, работали на совесть, ведь нерегламентированные магнитные поля тральщика могут дорого стоить ему в реальной боевой обстановке.
Смеркается.
На проходящих по фарватеру судах и кораблях вслед за огнями гавани тоже зажигают ходовые огни.
Дивизионный механик, заслышав в рубке доклад заводских, выходит на мостик, глянув по сторонам, а заодно и на позеленевшего от беспрерывного бдения на мостике Феликса – оказывается, ему с трудом удаётся преодолеть даже такую небольшую качку – молча включает сигнальные огни «Антилопы» и, ничего не говоря, спускается обратно.
По-прежнему упругий западный боковой ветер монотонно переваливает корабль с борта на борт на растянутых швартовых фалах, вытягивая все жилы из молодых неопытных моряков.
– Понял, – кивает Феликс и, тяжело вздохнув, нехотя идёт внутрь корабля, в радиорубку к Лёньке Леонцу, своему молодому радисту, запросить у оперативного дежурного Базы разрешение на возвращение.
Вообще-то выйти в эфир можно было б прямо отсюда, с мостика, к тому ж, как известно, качка легче переносится на верхней палубе, чем внутри корабля, но пока Стариков предпочитает выходить в открытый эфир в закрытой наглухо радиорубке рядом со специально подготовленным матросом. Так надёжней! Они вместе с ним лишь на прошлой неделе сдали зачет по радиообмену флагманскому специалисту бригады. У Леончика, как прозвали его моряки за невысокий рост, феноменальная память, если что, он тут же подскажет нужную комбинацию из слов и символов для разговора в открытом эфире, да и качку, как выясняется, Лёнька переносит совершенно свободно… легко.
Везёт ему!
– Баковым на бак, ютовым на ют, – после теплой радиорубки, напичканной работающей аппаратурой и расположенной прямо над камбузом, на мостике зябко и мерзко, – по местам стоять со швартовых сниматься, – хрипит командир в динамике корабельного громкоговорителя, отыграв предварительно звонками «Большой сбор».
– Баковые на баке, – почти тут же начинают сыпаться доклады с постов.
– Есть, Бак.
– Ютовые на юте.
– Есть, Ют, – своим размеренным ходом гонит Феликс, заученную ещё в училище на виртуальных уроках кораблевождения, карусель привычных команд, – БП-1, БП-5, о готовности доложить.
– БП-1 к бою и походу готов, – звенит рулевой, старшина 2-ой статьи Федька Моисеев.
– БП-5 к бою и походу готов, – с пульта управления двигателями докладывает старший моторист Ромка Горбатей.
– Ют, отдать кормовой.
– Есть, отдать комовой, – звенит старший минер Родион Рудер на юте и, дав слабину, легко сбрасывает с правого кнехта кормовой конец, оказывается ещё при швартовке продетый в виде большой петли через кольцо бочки и закрепленный обоими концами на коме корабля. – Мостик, ют, кормовой на борту.
– Есть, Ют, – радуется командир, как ни крути, но полдела уже позади. – Бак, Мостик.
– Есть, Бак, – отзывается боцман.
– Носовой передать на ют.
…При постановке на стенд дивизионный механик на удивлённый вопрос Феликса – зачем моряки перебросили швартовый конец по борту и развернули корабль при постановке на стенд? – уже успел пояснить, что прыгать на бочку с юта удобнее, чем с носа корабля, да и удерживать корму в нужном положении на волне значительно эффективнее…
– Есть передать носовой, – докладывают с бака.
– Ют, включить гидравлику.
Боцман и минёр со своими командами баковых и ютовых снова в один миг,– залюбуешься! – как и при дневной швартовке, совершают «неподражаемую вертушку», превращая носовой конец в кормовой.
– Выбрать кормовой, – во время командует командир.
Вечерние сумерки незаметно заканчиваются, в какой-то момент тьма накрывает «Антилопу» с головой. Зажжённые механиком дежурные огни корабля освещают палубу и пару тройку метров черной воды за её пределами. Где-то там, за кормой, со скоростью выборки гидравликой кормового швартового конца на корабль невидимо надвигается печальная морская бочка, норовя нанести неожиданный удар в рулевой отсек пластмассового корпуса.
Жуть!
Кто бы мог знать, что работа на стенде задержится до темноты?
От одной только этой мысли Феликса бьёт лёгкий озноб, он даже передёргивает плечами, отгоняя наваждение, предчувствуя недоброе, правда, подступающую было к горлу очередную порцию тошноты, как рукой снимает, не до того теперь!
– Что решил, командир? – своевременно подсказывает во время поднявшийся на мостик дивизионный механик.
– Сигнальщик, – очнувшись, ревёт в «каштан» Феликс, – включить сигнальный прожектор.
– Есть включить прожектор, – сквозь завывание ветра слышен хрип влетающего со стороны кормы по внешнему трапу на сигнальный мостик старшины второй статьи Толика Шарапова.
Невысокий, если не сказать низенький, щупленький паренек, буквально на днях прибывший для дальнейшего прохождения службы на рейдовый тральщик, за какие-то провинности был отчислен после третьего курса Калининградского военно-морского училища. Этот выход в море для него, как и для Феликса, первый. Он очень старается, всё-таки почти три года службы у него за плечами, нельзя ударить «в грязь лицом» перед его новыми товарищами и… командиром.
– Стрельба на ют, – оценив мощный луч света за кормой, успокаивается командир, – к гидравлике.
– Есть, товарищ командир, – тут же отзывается боцман, спешно отправившись с носа корабля на корму.
– Рудер, обвяжись подавательным… на всякий случай.
– Е-есть, – передав выборку кормового на тральной вьюшке боцману, неохотно тянет Родька, опоясывая себя легким, обычно используемым для забрасывания на пирс при швартовке в гавани, фалом.
Эта идея ему явно не нравится, прыгать на бочку и так непросто, а тут ещё возиться с дополнительно привязанным ограничителем на поясе, но спорить с малознакомым и, кажется, каким-то очень сердитым сейчас лейтенантом посреди ночного моря не стал.
– Ютовым, держать страховочный конец, – перекрывая дыхание двигателей и удары волн о корпус, давит разгоряченный Феликс.
Прожектор режет пространство за кормой, выхватив, наконец, в темноте наступающую на них бочку.
– Стоп гидравлика, – морской гигант останавливается в паре метров от среза кормы. – Закрепить кормовой.
Непривычно длинная и пологая для этого времени года волна Балтики то выбрасывает бочку вверх над палубой юта, то, наоборот, загоняет её под самую корму, норовя провести болезненный апперкот в рулевое отделение Антилопы. Командир, глядя на её качение, невольно останавливается, задумывается, но оставаться в таком неуклюжем положении в непосредственной близости от опасности надолго нельзя.
– Что решил, командир? – вновь выводит командира из лёгкого замешательства встревоженный голос дивизионного механика, благоразумно расположившегося здесь же на мостике за его спиной.
– Ют, мостик, – тут же реагирует лейтенант, – ослабить кормовой.
Стрельба со вторым минером, матросом Лешкой Мазь, моментально исполняют команду. Антилопа, качнувшись, медленно отползает по волне прочь от опасного соседа, и…
…в этот самый момент на удобном подъеме юта над бочкой Родька, не удержавшись от соблазна, самостоятельно без команды прыгает на неё.