Грань между былью и небылью
– Мама, мамочка!
Розовощёкая с мороза Ася вбежала в мамину комнату в слезах, кинулась было сразу к ней, уже сбросила на пол пальто и шапку, но увидев, как та страдает, остановилась, вытерла тыльной стороной руки следы своего горя.
Виктория Леонидовна вот уже полгода прикована к постели. Сначала у неё было давление, потом заболели почки. Она почти совсем перестала есть.
Теперь мама стала безучастной, постоянно лежит с закрытыми глазами или смотрит в окно на несколько чудом уцелевших на клёновом дереве листьев.
– Это ты, девочка моя! Как я рада тебя видеть. Но слёзы… с Колей поссорились?
– Извини, мамочка, наверно я дура. Нет, хуже. С Колькой всё нормально, он меня любит, только… погоди, мамуля, руки горячей водой погрею и к тебе. Чаю принести?
– Не торопись, успеем поговорить. Мне вспомнилось, как ты пила чай с малиновым вареньем, когда болела. Только что умирала, а как варенье увидишь, выздоравливала разом. Бежала к столу, хватала самую большую ложку. Сейчас мне даже представить тебя сложно маленькой. Вон какая, ладная, пригожая девушка. Ну-ка покрутись, дай, полюбуюсь.
Анастасия устыдилась своих слёз. Точнее, тех, которые были вначале.
Теперь набежали совсем другие.
Девушка принялась хлопотать, принесла чай в большой чашке, розетку с вареньем, подоткнула маме подушку под спину, усадила удобно, принялась прибираться.
По молодости лет она представить не могла последствия необратимых, трагических событий, которые разворачивались на её глазах.
– Не суетись, Асенька, рассказывай, солнышко, что случилось.
– Случилось! Да! Да, мамочка, случилось. Ещё как случилось. Можешь меня поздравить, я беременная. Через два месяца свадьба, экзамены на носу, ты болеешь, а я…
– Коля знает?
– Да он вообще повесится. Последний курс. Шутка ли. Нет, мамочка, нельзя мне рожать, никак нельзя.
Виктория Леонидовна побледнела, трясущимися руками отставила чашку, уставилась на трепещущие за окном кленовые листья, которые вот уже половину зимы не могли поверить, что жизнь бренна. Вот так заканчивается век всего сущего. Так, так, так.
По маминому лицу тихо потекли слезинки, она легла, укрылась пледом до самого подбородка и замолкла.
Всю жизнь человек бежит за своим счастьем, а догнать не может. Кажется, вот оно: молодость, здоровье, любовь. Отчего тогда постоянно что-то мешает, ставит подножки, хихикает и свистит вслед? Как понять своё неприкаянное состояние в самые радостные моменты, когда жизнь похожа на огненный танец? Почему мы не в силах осознать, что кажущиеся проблемы, почти всегда, шанс начать новую жизнь?
Счастье, оно требует сосредоточенности и внимания. Его нужно разглядеть, помочь проявиться. Отчего большую часть жизни мы пребываем в иллюзиях и грёзах, не замечая самое главное?
Ася посмотрела на бледное мамино лицо, повернулась и на цыпочках попыталась выйти.
– Не уходи, девочка, я не сплю. Задумалась. Эхо воспоминаний, предчувствие надежд. Счастливая ты у меня.
– Смеёшься, да? А мне не до смеха. Какие же мужики сволочи. Ему-то что…
– Знаешь, я молодость свою вспомнила. Тогда мы совсем не так жили. Поесть и то всласть не могли. Но я не о том. Любовь, она во все времена одинаковая. Нахлынет, вывернет наизнанку мозг и всё прочее, что к нему в такие минуты прилагается. Это мы после страдаем, а когда влюбляемся, забываем обо всём на свете. Думаешь, ты одна такая, в ком плод страсти без спроса корни пустил?
– Мамочка, милая, ты же понимаешь, что ребёнок в моём положении, это катастрофа, крушение всего. Ну, рожу, и что? Про образование можно сразу забыть: пелёнки-распашонки. А я ещё молодая. И Колька. Думаешь, я нужна ему буду, такая?
– Какая такая, девочка? Глупенькая моя. Мужчины больше нас переживают, если не могут после себя потомство оставить. Лучше послушай мою историю, тогда решение примешь.
– Мамуль, мне удавиться хочется, а ты со своими рассказами. Да я каждый из них по сто раз слышала. Только не плачь, мне без того тошно.
– Эту историю не слышала. Я даже себе её рассказывать боялась. Теперь вот решилась, а у самой мурашки по всему телу. Мне тогда чуть больше было, чем тебе, только жить было негде. Снимала угол в комнате у родной тётки, Алевтины Ивановны, ты должна её помнить.
– У которой шесть детей было?
– У неё. Бедно жили, голодно. Я училище заканчивала, а тут любовь. Первая. Не представляешь, как меня тогда накрыло. Случилось то, что должно было произойти, когда мужчина и женщина… у меня уже плод вовсю шевелился, когда правду узнала. Недомогание было, но я его на голод списывала, а так, нигде ничего. Может только вес немного прибавила, но и это объяснить можно было: на заводской практике нас в столовой подкармливали.
Виктория Леонидовна сжалась, закрыла рот ладонями, а глаза… в глазах был ужас.
– Любимый мой тоже учился. Жил в общежитии. Как узнал про беременность, испугался, начал меня во всём винить. Тогда мне небо с овчинку показалось. Что со мной происходило, толком не упомню. Туман в голове. Единственная, кому призналась, была подружка по училищу, Анечка Пухова. Она меня и надоумила аборт делать. Тогда это было незаконно, но сама знаешь, если есть спрос, значит и охотники найдутся.
– Ну вот, а меня отговариваешь.
– Дослушай, девонька, не перебивай мать. Чувствую, недолго мне осталось небо коптить. Это очень важно. Познакомила меня Анечка с тёткой. Та осмотрела, ощупала, дала указания, как готовиться. Сказала, организует всё так, что никто знать не будет. Время назначила.
Руки и губы у мамы задрожали, голос сел. Казалось, что сейчас она потеряет сознание.
– Ночью мне кошмары снились, один страшнее другого. Я убегала, меня догоняли, хотели убить. Было страшно. В руках я держала девочку. Представляешь, я её отчётливо видела, как тебя сейчас. Так до утра мы с ней и бегали, хотя точно знали, непонятно откуда, что обречены. Не представляешь, как у меня сердце сжималось, глядя на неё.
– Успокойся мама. Я уже разговаривала с девчонками. Многие пережили такое. Было и быльём поросло. Понимаю, что больно, страшно, но лучше так, чем испортить судьбу навсегда. Я тебя не осуждаю, и ты меня не суди. Это моя жизнь, правда?
– Именно так, Асенька, именно так. Только ничего не было. Не пошла я к повитухе-то, не пошла милая. Родила. Тогда и Григорий ко мне вернулся. Молодой был, испугался, но от любви отказаться не захотел. Вот как, Анастасия.
– Григорий, папа? Так это я была?
– Кто же ещё, миленькая? Одна ты у меня. Так случилось, что больше мне забеременеть не довелось. Откажись я от тебя, не представляю, что бы со мной было. А ты говоришь, удавиться. Радоваться нужно. Может, и я выкарабкаюсь. Больно уж на Сонечку посмотреть хочется, потискать, в руках подержать.
– Почему на Сонечку, мама?
– Не поверишь, сон я сегодня видела. Тебя и девочку. Я и подумала, раз приснилась, значит, назовём Соня.
– Сознайся, мамка, что придумала всё.
– Побожиться могу. Так всё и было.
Женщины сидели, обнявшись, и плакали. Кажется, это были слёзы счастья.
Монотонная бесконечность
В квартире у Фокиных, как, впрочем, в любой из дней вот уже года три, был шумный праздник.
Вино и водка лились рекой. Гости приходили и уходили, кто имел способность передвигаться самостоятельно.
Гремела музыка, в основном попса, иногда перемежающаяся шансоном. По подъезду поднимался вверх туман их клубов табачного дыма, дорожка из плевков и сигаретных окурков, наравне с громкими звуками, ориентировала, где так увлечённо гуляют.
Сама квартира, трёхкомнатная, с огромной кухней, выглядела весьма плачевно: обшарпанные стены, изжелта-серые потолки, штабеля пустых бутылок, мусор и грязь повсеместно, окна в кухне и зале забиты фанерными листами.
Жильцы давно привыкли к этим гульбищам. Не то, чтобы совсем не обращали внимания, просто устали бороться. Гости этой кошмарной квартиры вели себя агрессивно, нагло, запросто могли в качестве мести совершить любые злодеяние, чего не раз доказывали.
Милиция отчего-то относилась к нарушителям спокойствия лояльно. Приходилось терпеть.
Сегодня обитатели притона гуляли с особенным размахом. Приехал на побывку Чеченец, так они звали офицера, служившего в горячих точках по контракту.
Никто не знал, есть ли у него семья. Он всегда появлялся с деньгами, которые тратил с размахом, ничего не требуя взамен, кроме лежбища в углу одной из комнат и секса, без разницы с кем.
Желающих ему услужить всегда было достаточно. Верочка сама под него постоянно ложилась и подружек, таких же синеглазок, подкладывала. Обычно никто не обижался. Рассчитывался меценат щедро, пока у него не заканчивались денежные ресурсы.
Хозяйка не так давно жила в довольно счастливом замужестве, имела двух дочерей, которые во время оргий закрывались в одной из комнат.
Единственным изъяном их с мужем семейной жизни были систематические возлияния. Пили они исключительно красное вино, сначала сухое, позже креплёное. Особенно не увлекались. Так, для веселья. Всегда с хорошей закуской.
Верочка была поваром в кафе. Готовила много, разнообразно, вкусно.
У неё была подруга. Лучшая, даже можно сказать единственная, которая всегда готова была подставить плечо. Обычно она ужинала и справляла праздники у Фокиных.
Лиза никогда не была замужем, следила за фигурой и здоровьем, красиво одевалась, ухаживала за внешним видом. Даже в свои тридцать два выглядела на двадцать пять.
Генка, муж Верочки, всегда ставил её в пример, дарил небольшие, чисто символические подарки на дни рождения и большие праздники, имел обыкновение ненавязчиво чмокнуть её в губки, потрепать ласково по ягодицам.
После рождения второй дочки Верочку разнесло. Она, так говорил Генка, обабилась.
Двое детей плюс тяжёлая работа. Женщина уставала неимоверно.
Вино тогда появлялось на столе уже ежедневно. После ужина у неё не оставалось сил ни на что, даже прибиралась и мыла посуду подруга.
Однажды, когда у Генки был зверский аппетит на активный интим, традиционный поцелуй подруги закончился в постели.
Ему понравилось.
Лиза никогда не рожала, занималась фитнесом. Естественно, Генка, никогда прежде не увлекавшийся леваком, сделал определённого характера выводы.
С того дня специально для Верочки покупалась лишняя бутылка Агдама или Кавказа, термоядерных портвейнов ужасного качества.
Любовники перемигиваясь, наливали женщине в рюмку размером побольше, сами старались пропустить несколько тостов, затем шли в спальню.
Немногим больше трёх лет назад муженёк окончательно переселился к “молодой” любовнице и жил с ней счастливо.
Верочка уже не могла без Агдама. Некоторое время она страдала, маялась, тосковала, потом пригласила в гости соседа. За ним следующего. Молва среди страждущих выпивки и секса моментально сделала женщину популярной в определённой среде.
На запах дармового разврата потянулись охотники.
Через некоторое время весь район знал: у Верки дают и наливают.
Кто-то шёл за выпивкой, другие за весельем и доступным сексом.
Много раз посетители пытались добраться до старшей дочери, Вареньки.
Девушке месяц назад исполнилось семнадцать лет. Была она изумительно хороша в своей молодости, поэтому вызывала у маминых гостей непрекращающиеся похотливые мысли.
По этой причине были в девичью комнату врезаны два замка, а сама дверь укреплена. Постаралась сама Верочка.
Иногда она приходила в себя. Судьба дочерей тогда бывала ей не совсем безразлична.
Девичья комната была единственной в доме, где был безукоризненный порядок и приличная мебель. Содержать свою часть жилья в чистоте, стирать и готовить Варенька могла лишь днём, когда в доме не было посетителей.
В этом году девочка закончила школу. Аттестат у неё был замечательный, несмотря на сложные условия, в которых приходилось жить и учить уроки.
Завтра сдавать вступительный экзамен в технологический институт.
Варенька имела склонность к точным наукам. Особенно легко ей давались физика, химия, математика и черчение. Именно поэтому она выбрала инженерный факультет.
Ужасно хотелось спать, а мамкины гости вошли в особенный раж.
Во всю мощь орала Пугачиха, гости устроили агрессивные пляски с битьём остатков посуды. Кто-то чего-то не мог поделить. Несколько раз начинались и затихали разборки с мордобоем.
Варенька силилась заснуть. Ничего не получалось.
– Когда же всё это закончится, – думала девочка, раскачиваясь в негодовании в постели с прижатой к лицу подушкой.
– Как же достали вечные праздники, шум, грязь, собутыльники. Вот поступлю в институт и уйду навсегда. В общаге поселюсь. Никогда в моей семье не будет пьянок. Что это за мать, для которой бутылка дороже собственных детей. Неужели мы ей совсем безразличны?
В комнату начали колотить. Сначала руками, потом ногами.
– Варька, просыпайся, зараза! За пузырём сгоняй.
– Сама сбегаешь. Вон у тебя сколько помощников.
– Не перечь матери, зашибу. Кормишь их, поишь, никакой благодарности. Выспишься, успеешь. Какие твои годы. Нам догнаться нужно. Чечен, вон башляет. Себе заодно чего-нибудь вкусного купишь. У него денег дохрена.
– Сказала, не пойду. У меня экзамены завтра.
– Да мне фиолетово. Я, значит, мучилась, рожала вас, недоносков, а они вона как. Плюну на вас, уйду жить… да хоть к Витьке Лыскину. Не выйдешь, пожалеешь. У меня рука тяжёлая, сама знаешь.
Варенька захныкала, даже слезу пустила, но мать ослушаться побоялась. Оделась, побежала в ночной ларёк. На всякий случай оставила себе немного денег из сдачи, вдруг завтра пригодятся.
Ночь была тёмная. По дворам шастали подозрительные личности.
Сколько раз у девочки замирало в ужасе сердце от страха, пока дотащила тяжеленную сумку бутылок с вином и водкой.
Варя свалила неподъёмную поклажу в коридоре, шмыгнула в свою комнату. Настенька, сестрёнка, спала. Хорошо хоть так. Ей пока рано всё это непотребство видеть.
– Несчастный ребёнок, – подумала девочка с умилением, глядя на пятилетнюю сестру. Поправила на ней одеяло и улеглась, забыв закрыть дверь, – неужели мамке бутылки и дружки важнее нас?
Было совсем темно, когда гулянка затихла. Варенька вовсю клевала носом, практически заснула.
Разбудила её грубая мужская ладонь, намертво запечатавшая рот. Это был Чечен, она его сразу узнала.
Мужчина стоял в трусах, сразу навалился на неё, начал шарить под рубашкой, с силой раздвинул ноги, без предисловий, мощно вошёл.
Варенька пыталась вырваться, укусила, почувствовала во рту вкус крови. Чечен ударил наотмашь, так, что у неё закружилось в голове. Дальше она ничего не помнила.
Очнулась, когда мужчина вытирал руки об её ночную рубашку.
Чечен похлопал Вареньку по щеке, потрепал обнажённую грудь.
– Хороша курва. Чего не сказала, что целка, я бы осторожнее взял. Ладно, в накладе не останешься. Сейчас бабла занесу. Главное молчи. Скажешь кому, пристрелю.
Через пару минут зашёл, оторвал руки девочки от лица, больно поцеловал в губы.
– Здесь пятьсот рублей… зеленью. Хватит с лихвой. Твоя целка и того не стоит. Радуйся, что не даром. И молчи, как договорились.
Голова Вареньки всё ещё болела, внизу живота жгло неимоверно.
Нужно было застирать бельё, подмыться, это она понимала, но идти было страшно.
Мамаша по многолетней привычке вскочила в шесть утра, начала стучаться. Варя боялась открывать. Из-за двери послышались угрозы, отборный мат. Пришлось подчиниться.
Скрыть, произошедшее ночью событие, не получилось.
Вера залепила дочери пощёчину, всячески материла.
К Чечену она, похоже, претензий не имела, только к Варе. Правда, призадумалась, после чего взяла скалку и выгнала всех ухажёров без разбора, после чего начала ликвидацию следов преступления.
– Не вздумай болтать. Если что, у меня знакомая есть, аборт сделаем. Велика беда – целку сломали. Ещё спасибо скажешь, что приобщили к таинству взрослой любви. Тьфу, дура, чего я болтаю-то! И что теперь, со всеми из-за тебя рассориться? А жить тогда, как, на что? Ничего, переживёшь. Сама виновата. Закрываться нужно было.
Вера обняла дочку. Всё же её было жалко.
Вместе расплакались.
– Ладно, на работу нужно идти. А тебе, Варька на экзамен. Надо же, чего удумала, инженершей хочет быть. А если поварёшкой, как мамка? Или проституткой… они поболе зарабатывают.
Экзамены, хоть настроение у девочки было препаршивое, девочка сдала. На первый курс её зачислили.
За время экзаменов Варя успела со всеми перезнакомиться.
Абитуриенты, теперь уже студенты, дружно пошли отмечать поступление в кафе. Варенька решила не отрываться от коллектива.
Играла живая музыка, было весело. Вчерашние абитуриенты танцевали, радовались удаче.
Мероприятием руководила приятная во всех отношениях, симпатичная девочка,
Лена Панина, и весёлый жизнерадостный парень атлетического телосложения, Виктор Ермаков.
Варенька отчего-то им доверилась, даже подружилась. Только шампанское и вино пить отказалась. Зато натанцевалась вволю.
– Гляжу, засмотрелась на Витьку. Симпатяга. Мне он тоже понравился. А как танцует! Пойду кадрить, – сообщила зачем-то Лена.
А к Вареньке подсел невзрачный, но спокойный и приветливый Сергей Волошин. Разговаривать с ним было интересно, даже приятно.
Следующие несколько танцев девочка кружилась с ним.
Время пролетело незаметно. Стемнело. Мальчишки вызвались провожать.
Так вышло, что сначала отвели домой Лену. Потом юноши пошептались о чём-то, Сергей исчез.
Витька старался очаровать Вареньку, много говорил, взял её за руку.
Девочке было очень приятно, но она никак не могла уразуметь, почему он не с Леночкой, а с ней.
Варе даже показалось, что Виктор влюбился. По этому поводу она насочиняла себе всякого, но у неё была страшная тайна, которая способна убить любые чувства, даже большие, самые настоящие.
Из окна Вариной квартиры, как обычно, неслась музыка, слышалась брань. Девочка поморщилась, начала прощаться. Ей не хотелось, чтобы кто-то знал, что её провожали.
Витька слегка обнял Вареньку, попытался поцеловать. Он был немного старше по возрасту, но относительно отношений с девушками уже взрослый.
Именно по этой причине он и увязался за ней.
Опыт подсказывал юноше, что Лена на него запала, что она уже на крючке, с которого не так просто сорваться. Секс с Леночкой – дело времени, она сама не прочь покувыркаться. А Варю ещё предстоит завоевать.
Девочка понравилась ему простотой и непосредственностью. Витька сразу определил, что она недотрога, возможно даже девственница. Поиграть с неопытной подружкой интересно, даже заманчиво, хоть она и не красавица.
Обычно Витька в таких случаях говорил, – сойдёт для сельской местности. Третий сорт – не брак. А мне, как мужчине брутальному, дополнительное очко в послужной список.
Как ни странно, Варенькой он увлёкся всерьёз, хотя она не дозволяла даже поцелуев. Возможно, именно поэтому.
Азарт, спортивный интерес. Кто его знает, чем эти донжуаны в выборе жертвы руководствуются.
Договорились встретиться на следующий день в городском парке.
Девочка не спала всю ночь, добавляла и умножала список неоспоримых достоинств юноши. Она понятия не имела, как сумела зажечь интерес у такого парня.
Мерещились романтические приключения, океан чувств и большая любовь до конца дней.
Варя так расчувствовалась, что заболела. Просто не верилось, что именно ей выпало такое счастье. Но на свидание пошла, даже полетела.
Мальчишка пришёл, не обманул.
Катались на аттракционах, ели мороженое. Потом плавали на лодке, сходили в кино на дневной сеанс, где Витька многократно делал безуспешные попытки обнять.
После кинотеатра было кафе, букет цветов. Варенька растаяла, как кристалл сахара в воде, а прикасаться не позволила.
Витька злился, но вида не показывал. Решил завоевать, во что бы то ни стало.
С Леночкой он уже переспал, но предупредил её сразу, что он личность независимая, поэтому будет гулять, с кем хочет и когда хочет.
Девушка подумала и согласилась на свободные отношения.
С Варей всё было иначе, можно сказать, интересно, но сложно.
Витька очень старался её очаровать. Сдаться просто не мог. А интимный пар сбрасывал, когда было совсем невмоготу, с Леной.
К Новому году обнаружился неожиданный сюрприз в виде беременности Вареньки. Понятно, что юношу это не обрадовало. Витька устроил скандал и разорвал отношения.
Девочка страдала. Ей и без того жилось не сладко.
Как справиться с таким сюрпризом, она не знала. Роль матери-одиночки была ей чужда и противна. Не было никакого желания повторить судьбу матери.
Варенька была в отчаянии, даже примерялась вскрыть себе вены.
Виктор сам разрешил эту проблему. Пробыв без неё неделю, он вдруг осознал, что реально влюблён. Как Леночка ни старалась, развеять его тоску не сумела, хотя делала для этого всё.
Юноша сам подошёл к Варе, предложил вступить в официальные отношения. Даже ребёнка согласился оставить, несмотря на сложности.
Девушка оценила его чувства.
Свадьбу сыграли скромно, чисто студенческим коллективом. Свидетелями были Лена и Сергей.
Подруга на свадьбе напилась, горько рыдала, хоть и не выдала своего отношения к Витьке, но поначалу всё приглашала танцевать.
Они что-то выясняли, как-то странно прижимались. Варе даже показалось…
Семью нельзя строить без доверия. Ревность Варенька отсекла сразу.
Леночка с горя отдалась Серёжке в туалете, даже согласилась выйти за него замуж, если бросит Варьку, что и случилось немного позже.
Жили молодые в съёмном флигеле, пристроенном к частному дому, топились углём и дровами. Витька подрабатывал, но не роптал, даже тогда, когда пришлось взять к себе жить Настеньку, сестру Вари. Мамка совсем слетела с катушек, даже кормить дочь перестала.
Отношения в семье были довольно демократические, без ограничений свободы. Витькиной свободы.
С Леночкой он продолжал встречаться, даже когда она вышла замуж за Сергея.
Когда их дочери, Светлане, исполнился год, умерла мама.
Перебрались в её квартиру.
Учёбу Вареньке пришлось бросить, потому, что денег на жизнь катастрофически не хватало. Пусть хоть Виктор выучится. Хоть какая-то надежда на будущее.
Варя закончила курсы поваров, работать устроилась в столовую при городской больнице. Заработок небольшой, зато продуктов завались. Там понемногу пристрастилась к выпивке. По чуть-чуть, чтобы коллектив не злить: мало ли, подумают, что перед начальством выделывается.
Квартиру понемногу отремонтировали, обустроили. В гости стали часто приходить
Лена с Сергеем, иногда даже ночевать оставались.
Однажды Варя застукала в процессе увлечённого процесса соития Лену с Витькой.
Было довольно весело, когда она гоняла голую подругу по дому скалкой, а на всё это с ужасом смотрел не проспавший до конца Серёга.
Кончилось тем, что Витька ушёл окончательно к Ленке, Серёга остался у Вари.
Приблизительно месяц оба страдальца непрерывно пили горькую, жалели друг друга, пока не оказались в одной постели.
Сергей оказался слабаком. Он так и не оправился от предательства. Из запоя ему выйти удавалось лишь несколько раз, но ненадолго.
Прожили в совместном угаре два года или около того, пока однажды сожитель не замёрз, уснув на улице в зимнюю стужу.
Ещё живого его подобрала скорая помощь. Спасти не удалось.
С этого дня Варина жизнь окончательно покатилась под гору. Время от времени женщина находила мужчин, много раз бросала пить, пыталась выкарабкаться из капкана судьбы, но жизнь её больше не щадила.
Настенька не выдержала разгульной жизни сестры, ушла. Больше они никогда не встречались.
Дети, Варенька успела забеременеть от Сергея, росли сами по себе. Из больничной столовой её уволили. Пришлось идти работать посудомойкой в скверную столовую, где была тяжёлая работа и мизерный заработок.
Продукты она домой приносила, но лишь те, что не доели посетители. Тем детей и кормила.
Заодно потчевала объедками редких ухажёров, которые иногда захаживали к ней на огонёк, если у них заводились деньги на выпивку.
В квартире опять были обшарпанные стены, горы бутылок и грязь.
Если бы у Вари не отшибло память, она могла бы понять, что всё это уже было.
– Светка, – кричала она, – зараза такая, подь сюды. Видишь, мамаше хреново. Сгоняй за пузырём, живо. Одна нога здесь, другая там. Вот тебе денежка, дуй.
– Не пойду. Давай лучше Женьке ботиночки купим.
– Вот ещё, перебьётся. Хочешь, чтобы мамка помёрла? Вам только того и надо. А вот хрен вам. Беги, сказала. Знаешь ведь, рука у меня тяжёлая.
– Неужели нашей мамке водка важнее детей, – со слезами на глазах отправляясь за бутылкой, обиженно ворчала Света.