Цхураб почувствовал осторожное прикосновение на своём теле и с трудом повёл глазами по сторонам. Приспособленные к видению в темноте, они различили фигуру неизвестного существа. Чистое лицо с маленькими, по его меркам, глазами странного голубого цвета, покрывающая голову светлая шерсть, четверо конечностей, прямоходящий…
«Человекоподобный», – решил Цхураб.
–Эй! – Повторил незнакомец и Цхураб стал судорожно вспоминать известные ему виды приматов.
Он не был биологом, но знаний, полученных им в центре подготовки специалистов по освоению космоса, должно было вполне хватить, что бы суметь классифицировать встретившееся ему существо.
Так…
В старающемся сосредоточиться мозгу, пульсирующем от боли, проносились картинки странных существ, рогатых, копытных, покрытых густым шерстяным покровом и совершенно лысых…
–Ты слышишь меня?– Ощупывая Цхураба, примат дотронулся до его живота, погрузившись пальцами в липкую слизь.
Атавирянин старался уловить смысл звуков примата, но молниеносно проносящиеся в его голове известные ему диалекты нисколько не напоминали этот странный певучий язык.
–Потерпи…– Незнакомец резко дёрнул за торчащий из живота Цхураба кусок дерева и…
Боль стала настолько сильной, что Цхураб задохнулся, пытаясь не закричать, и впал в беспамятство.
Его душа неслась через созвездия и туманности к затерянной среди звёзд маленькой красной планете. Потускневшее за миллионы лет солнце освещало её глубокие впадины, бывшие когда-то океанами и выжженные полоски леса. Некогда плодородная почва превратилась в наступающий на города песок, а лишившиеся пищи птицы и звери, тысячалетиями населявшие планету, погибли от нехватки пищи и воды.
Он спешил туда, где среди красного песка возвышались толстые ножки колючих кактусов и притаившиеся среди камней вечно живущие скорпионы поджидали своих жертв.
Туда, где чёрные скалы уходили остроконечными вершинами за самые облака.
Туда, где одна цивилизация приходила на смену другой, одна раса сменяла другую.
Туда, где ничто не было вечным.
Туда, где толща мёртвого песка навсегда скрыла утерянную правду о прошлом.
Красновато-бурая поверхность иссечена тонкими нитями глубоких каналов, по которым течёт рыжевато-жёлтая полупрозрачная жидкость. Поступая по круглым толстым трубам, подведённым прямо к деревьям, она наполняла их живительной влагой так щедро, что плоды, густыми гроздями покрывающие стволы, разбухают прямо на глазах и падают в бесперебойно едущие вдоль деревьев по рельсам корзины.
Далеко за искусственными полями виднеются неизмеримо высокие, с узкими окнами-прорезями, вылепленные из жёлтого песчаника, башни, над которыми, визгливо жужжа, пролетают треугольные коробки аэротакси.
Ещё дальше, прямо в пустыне на каменистом плато возвышаются громады сверкающих космических кораблей, готовых отправиться в очередное путешествие на поиски новой родины.
Их планета погибает.
Скудных запасов подземных вод еле-еле хватает на утоление жажды её жителей, а для поливов растительности уже давно используется искусственная жидкость, воспроизводимая из естественных отходов атавирянцев.
Космические купцы всё ещё доставляют им всё необходимое для жизни. Однако пираты, наиболее нагло орудующие именно в этой части удалённой от всех прочих цивилизаций системе, настолько напугали их своими набегами, что остались только самые отчаянные и жадные поставщики, накручивающие настолько огромные проценты на свой товар, что многим из жителей он стал просто не по карману.
…Стройные ряды атавирянцев с чешуйчатой кожей красного цвета бодро шагают по центральной площади с оружием в руках, делая чёткие упражнения. Стоящая на трибунах, в разноцветных одеждах публика бурно аплодирует выпускникам спецшколы.
Среди них Закира.
Она щуриться от яркого палящего солнца, прикрывая луноликие ярко-жёлтые глаза с вертикально вытянутыми зрачками тонкой плёнкой нижнего века. Буро-золотистые чешуйки, собранные в треугольник, идущий от плоской переносице с двумя узкими щелочками до темечка и по шее ниже, возбуждённо поднимаются до самой спины, переливаясь зеленоватым отливом…
-Скоро я вернусь из похода и увезу тебя на планету, где будет много сочной зелени и прозрачных вод, дорогая, – нежно шепчет Цхураб в вытянутое заострённое ухо возлюбленной.
За долгие часы ожидания удушающая жара сморила Немого и он так и уснул, упав на высокую траву среди дурманящих ароматов кустов.
Глухие звуки бубна, раздающиеся откуда то сверху, разбудили его. Открыв глаза, Немой провалился в окружающую его кромешную темноту. Высоко-высоко между листьями трепещущих под напором ветра пальм просвечивались редкие звёзды.
Мужчина выглянул из-за деревьев, протерев не выспавшееся лицо и привыкшие к темноте глаза разглядели пустые хижины, клетку, разбросанные по земле горшки…
«Куда все подевались?»-удивлённо подумал Немой и вздрогнул от раздавшегося где то высоко среди верхушек деревьев глухого стука.
Подняв голову, он увидел полыхающий среди звёзд костёр и, не веря своим глазам, с силой зажмурил их и открыл снова.
Нет, зрение не может обмануть дважды. Языки пламени переплетались между собой среди мерцающих звёзд и тянулись выше и выше, уходя в самые глубины космоса.
«Что за?..»– Подумал было Немой, но тут, привыкшие к темноте глаза стали различать очертания еле видимой в темноте скалы с ровной вершиной, на которой и пылал огонь.
«Ну конечно!»– Ударил себя по лбу мужчина и, озираясь по сторонам, подбежал к горе и стал взбираться наверх по неровным каменным ступеням.
Из – за густой растительности, покрывающей край скалы, Немому представилась картина первобытной дикости, увидев которую раз, не забудешь никогда.
В центре у просто огромного костра полукругом спинами к спуску, скрестив ноги, сидели полуголые туземцы, единственным одеянием которых были лиственные набедренные повязки и украшения из морских ракушек на шеях, кистях рук и щиколотках. С выпученными глазами, положив руки друг другу на плечи, они плавно раскачивались в такт ударов звенящего бубна в руках измазанного синей краской голого шамана с вертикально нарисованными на его теле несколькими парами чёрных глаз.
Чуть в стороне от них, почти на самом краю стола такая же клетка, как и внизу. И в ней лежали, сидели, стояли исхудавшие, почерневшие от солнца представители «высоких цивилизаций», находящихся теперь в полной власти примитивных дикарей.
Высоко поднимая ноги и как бы на мгновение зависая так в воздухе, Шаман медленно прыгал вокруг костра и пламя освещало его свирепо раскрашенное лицо.
–У-у-а! Бумбарабара! У-а!– Завыл Шаман, ударив в кожаный бубен, украшенный по дуге стучащимися друг о друга ракушками.
–У-у-а! Бумбарабара! Уу-а!– Заунывно вторили ему голоса сотен голосов.
–О, Матерь великая Аютага! Смилостись над рабами твоими!
И туземцы тут же подхватили его призыв:
–У-у-а!
–Прими дары наши!
–У-у-а!
Стоящий рядом с клеткой туземец вытаскивает одного из пленников, тащит к обрыву и ставит на колени лицом к спокойно плещущемуся далеко у подножия скалы морю.
Вытягиваясь к небу на цыпочках, Шаман, сменив бубен на увесистую дубинку с вбитыми в неё острыми каменными осколками, пружинисто приседая, подходит к несчастному и наотмашь со всей силы бьёт его по затылку. Мужчина падает лицом на каменную поверхность и лужа яркой жидкости, вытекая из раздробленной головы, медленно расползаясь, тянется к краю горы и каплями стекает в шипящее пеной море.
Наблюдающий за этим убийством Немой, что – бы не закричать, зажимает себе рот, но тут же вспоминает, что не может говорить и тяжело выдыхает, вытирая грязным оборванным краем рукава моментально выступившую на его лбу испарину.
– Дай спасение от страшных напастей, мора и голода!– Завывает дикарь и хор дружных голосов единым диссонансом подхватывает его, размашисто раскачиваясь из стороны в сторону.
Шаман сталкивает бездыханное тело вниз и оно, разбиваясь об острые выступы, падает в синее море и так и остаётся там, плавно раскачиваясь на поднимающих его волнах.
Единая цепь из сцепленных кистей рук туземцев одним движением поднимается над их головами и опускается к земле:
– У-у-у-у!
Два туземца направляются к клетке, и Немой, замерев от страха, закрывает глаза и молится всем известным и не известным ему богам: «Хоть бы не Дохлый, только не его». И, наверное, боги услышали его немые мольбы, потому что, открыв глаза, мужчина видит, как двое дикарей тащат неизвестного ему, сильно упирающегося, крепкого пленника, того самого, который вместе с его другом делал безрезультатные попытки к бегству.
–Кто тот великий воин, пленивший неверного?-Обращается Шаман к племени и один из туземцев невысокого худощавого телосложения (Немой даже усомнился, точно ли он смог пленить того крепыша), горделиво выпятив грудь поднимается и подходит к нему.
–Прими душу врага твоего! – Протягивает Шаман дикарю остро наточенный каменный нож:
– Да будет она верным стражем дому твоему!
–Нет! Пустите мен! Вы, дикое отрепье!– Кричит пленник, стараясь вырваться из крепких рук туземцев, но один из них бьёт его своей ногой под колени и мужчина падает на землю.
Наслаждаясь собственным превосходством, дикарь поднимает голову пленника за волосы, вытянув его шею и, приставив к горлу нож, надавливает на него.
Острый конец медленно входит в мягкую плоть дрыгающегося человека по самую рукоятку и режущим движением ведёт в сторону. Тоненький ручеёк багровой крови, показавшийся из раны, мощным ручьём брызжет во все стороны под мощным движением руки и вскоре голова несчастного, отделённая от его тела, повисает в победоносно вытянутой руке туземца.
– У-у-у-у! А-а!– Трясут дикари кистями рук и внезапно замолкают.
И Немой видит, как со стороны моря над скалой показывается огромная волна, которая, поднимаясь всё выше и выше, принимает очертания невообразимо огромной женщины с растрёпанными волосами и свирепо улыбающимся лицом. Наклоняясь своим гибким телом к земле ниже и ниже, она приближает свою голову к Шаману, к дикарям и, внимательно оглядев каждого из них, высовывает изо рта длинный пенистый язык, которым проводит по очарованной ею толпе. Капли солёной воды стекают по их довольным лицам, обласканным морской богиней, а дева, подняв узким языком обезглавленное тело, резко подбрасывает его вверх. Перевернувшись несколько раз в воздухе, оно падает в её широко открытый рот и скрывается в морской пучине.
Поднимающееся над горизонтом солнце осветило чернеющие головёшки деревянных построек и каменных стен. Запах гари и остатки дыма ночного пожарища медленно расползались по песчаным дюнам, растворяясь в утренней синеве.
Десятки катапульт, чернея на розовеющем небосклоне, словно наслаждаясь творение рук своих, смотрели своими деревянными носами на искалеченный город.
Стройные ряды многочисленных всадников растянулись вдоль периметра каменной стены, зияющей огромными чёрными дырами от ночного обстрела, оставив за спиной краснеющий песок мёртвой пустоши.
–Часть жителей погибла при обстреле. Наши воины прочёсывают город и собирают всех оставшихся в живых.
Теймур молчал.
Он смотрел на головешки некогда прекрасного города и думал.
Почему уничтожение Фригии не принесло ему долгожданного удовлетворения? Не оттого ли, что всё случилось так быстро?
Всего лишь через несколько дней осады после разгрома фригийской армии ему доложили, что ворота города открылись и горожане просят с ним встречи. Он знал, что это случиться. Но не думал, что так быстро.
Группа ободранных, со следами крови и сажи людей представляла жалкое зрелище. Проходя между рядами гогочащих от их вида тургар, они боязливо переглядывались и жались друг к другу. Совсем недавно уверенные в своём превосходстве, а теперь униженные и побитые, словно бродячие собаки, они могли рассчитывать только на милость победителей и, в лучшем случае, возможность умереть свободными, доживая в нищете и рабстве до глубокой старости. Впрочем, некоторых из них вполне бы устроила и жизнь в неволе, если бы она гарантировала кусок хлеба да чашку кукурузной похлёбки.
Молча вывалив к ногам Теймура сморщенную в предсмертной агонии голову Владыки, они распластали свои исхудалые тела на земле, уткнувшись грязными лицами в песок.
–Кто убил его? – Пнув голову своего недавнего союзника, только и спросил каюм у надеющихся на его милость посетителей.
И те, молча переглянувшись друг с другом единогласно указали на одного из них, наиболее крепкого фригийца с разрисованной узорами грудью – Мьянхму.
–Встань!– Приказал ему Теймур и мужчина, уверенный, что его ждёт награда, поднялся с колен и, свысока осмотрев всех вокруг, нагло посмотрел в глаза каюму:
–Ну, да, я, – с вызовом ответил он.
Как же он награди его? Сделает командиром своего отряда? Или даст мешок монет? А, может…
Толпа фригийцев, разбивая стоящие в коридорах огромные фарфоровые вазы с вечно цветущими растениями и рубя выскочившую им навстречу небольшую группу гвардейцев, с криками прорывается к спрятавшемуся в залах Владыке.
Ворвавшись в трапезную, они видят щедро уставленный кушаниями стол и, хватая еду грязными руками, судорожно запихивают её в рот, запивая булькающими глотками вино из золотых кувшинов.
– А они себе ни в чём не отказывали!– Отбросив пустую бутыль, крикнул Мьянхма.
-Пусть испробует и нашего угощения!
-Эй! Где ты прячешься, царь? Выходи! Или сидеть за одним столом с простыми горожанами постыдно? – Кричала быстро опьяневшая от голода толпа.
Неожиданно одна из дверей, ведущих в трапезную, отворилась и оттуда, глухо шлёпая по мраморному полу мокрыми лапами, выползло зелёное чудище с длинным мощным хвостом и зубастой пастью. Звонко щёлкая острыми зубами и виляя толстым телом, оно быстро приближалось на своих коротеньких ножках к пирующему сброду, настолько занятому поеданием деликатесов, что не видящего приближения опасности.
Крик боли и ужаса, неожиданно раздавшийся в трапезной, наконец-то оторвал их от гастрономического оргазма и, повернувшись на его звук, люди увидели, что чудовище вцепилось своей огромной пастью за ногу одного из фригов и неистово мотает его из стороны в сторону.
-Бей его!– Завопил кто – то и толпа бросилась бить чудовище всем, что первым попалось им под руку: палками, топориками, ножами, вилками и посудой до тех пор, пока оно не отпустило исходящего кровью несчастного и, быстро перебирая мощными лапами, не пустилось наутёк, оставляя за собой широкий кровавый след.
Фригийцы молча отступили от переставшего кричать друга и с ужасом уставились на его переставшее дёргаться тело и вырванную от бедра ногу с торчащими из неё костями и висящими волокнами мяса.
-Трусливый собака! Он побоялся выйти сам и прислал своих зверюшек! Бей его! Бей! Бей!– Эхо разнеслось по залам дворца, зависло высоко в круглом куполе и, возбуждённая видом крови толпа бросилась по комнатам искать спрятавшегося где-то там Владыку.
Решение Теймура не заставило себя долго ждать.
–Царя убить может только царь, – сурово изрёк Теймур, впиваясь испепеляющим взглядом в самую душу Мьянхмы, и, неожиданно повернувшись спиной к фригийцам, пошёл от них прочь, коротко бросив Курдулаю:
–Всем пленным мужчинам в городе отсечь большие пальцы обеих рук. Что – бы не смогли взять в руки оружие. А убийцу царя – четвертовать. Прилюдно! На площади!
Глава 25
Голова трещала так, словно по ней не переставая били и били десятки свинцовых молоточков. С силой приоткрыв слипшиеся от свернувшейся крови глаза, Мясник сел и тут же уткнулся глазами в распластавшегося по земле мужчину.
Лежащий прямо перед ним Ювелир был мёртв и, судя по всему, ему так и не удалось сберечь свои сокровища. Единственным напоминанием о былом богатстве был зажатый в окоченевшем кулаке голубой камешек, предательски сверкающий из-под посеревших от пепла пальцев.
В свете наступающего дня представшая перед глазами Мясника картина выглядела ещё более ужасающей, чем ночью.
Если тогда крики и возгласы бегущих людей всё – таки указывали хоть и на погибающую, но всё – таки, жизнь, то теперь…
Мертвенная тишина…
Тлеющие головёшки торговых рядов…
Занесённые пеплом трупы людей…
Тенями блуждающие, похожие на мертвецов, мужчины и женщины…
«Сколько же я пролежал так?»– Схватившись руками за голову, словно это помогло бы успокоить стучащую где-то глубоко в висках боль. Старался угадать мужчина.
–Дави его!– Услышал он визгливый крик и повернул голову.
Чуть дальше от него трое странных узкоглазых мужчин в смешных кожаных шапках треугольной формы скручивали руки сопротивляющемуся изо всех сил чернокожему рабу.
–Эй, ты!– Не успев оценить события, услышал Мясник и почувствовал сильный удар в плечо, отчего оно сильно заныло и растеклось тянущейся болью по всему предплечью.
–Вставай!
Мужчина повернул голову и уткнулся взглядом в засаленные тёмные штаны, заткнутые в кожаные ичиги, свисающие с лошадиного крупа.
Рядом с ним на отливающем бронзой мускулистом коне сидел всадник в сверкающих доспехах. Он широко улыбался, скаля кривые зубы и щуря и без того узкие голубые глаза, и тыкал обратной стороной копья в плечо Мясника.
Торговец встал и, обернувшись, посмотрел на свою разрушенную лавку.
Наваленные друг на друга доски с тлеющим в центре чёрным пятном похоронили под собой всё накопленное годами добро. Тошнотворный запах сгоревшего и разлагающегося мяса неприятно щекотал ноздри и ещё больше напоминал о том, сколько же жирных кусков запропало в этом кострище! А ведь могло принести не один десяток монет в глубокий карман его фартука.
И где-то там, в глубине этой кучи, среди зажарившихся туш и почерневших досок, лежала она, его последняя черноокая любовь.
Дождавшись, когда после кровавой вечеринки туземцы спустятся вниз, Немой приготовился к решительным действиям.
На каменистой площадке оставалось только двое: Дохлый, спасшийся то ли благодаря молитвам друга, то ли сумасшедшему везению, то ли ( что более вероятнее всего) воли богов, у которых , наверное были совсем другие на него планы, и охраняющий его туземец, всем видом показывающий свою как физическую, так и моральную усталость.
Увидев, что дикарь, подперев дверь клетки широкой спиной, мирно задремал, оперевшись о высокое копьё, Немой, тихо ступая по каменистой поверхности, подкрался к ней с другой стороны и просунул между прочными прутьями заранее приготовленную ветку в спину окаменевшего, широко раскинувшего ноги, сидящего с безвольно опущенными руками друга.
От неожиданного прикосновения плечи Дохлого высоко дёрнулись и он чуть не заорал, но успел прикрыть рот, увидев корчащееся в призывах к молчанию лицо Немого.
Маска неподдельной радости озарила лицо пленника и он, указывая пальцем на дремлющего туземца, другой рукой показывал режущее движением по своей шее.
Немой, вытащив из-за пояса длинный стальной нож, кивнул, тихо обошёл клетку и, занеся руку над глубоко дышащей голой грудью, остановился и посмотрел на Дохлого.
«Режь!»– Нетерпеливо показал тот.
Немой нерешительно опустил руку.
«Ну, чего же ты»?– Немым вопросом спрашивала рожа Дохлого. Немой, посмотрев на недовольного друга, занёс руку над дикарём, но снова опустил её, не в силах пойти на первое в своей жизни убийство равного себе.
Ведь, как бы то ни было, эти кровожадные дикари были всё – таки людьми и божьими созданиями, как и Немой и Дохлый и…
Дергание за рукав отвлекло Немого от философских мыслей.
Балт нетерпеливо переминался с ноги на ногу и, молча дёргая друга за рукав подол рубахи, беззвучно ругал его. Немой решительно моргнул, поднял руку в очередной попытке, посмотрел на дикаря и…
Встретился с его взглядом.
Широко открытые вылупленные глаза туземца с ненавистью смотрели на Немого, а мускулистая рука тянулась схватить его кисть, держащую нож.
И тут…
Дохлый наваливается на клетку и хватает туземца своими длинными руками за талию.
–Да режь ты его!– Злобно шипит он на Немого и тот, взмахнув рукой, резко опускает её вниз, разрезая острым лезвием мощную грудину дикаря до самого живота.
Алая кровь вперемешку с кишками вываливается на руки Дохлого и он брезгливо отдёргивает их.
–Ни хрена себе, – ошарашенно говорит он, переводя взгляд на стоящего с дрожащей челюстью Немого.
Медленно оседая на землю, туземец смотрит на свои внутренности, пытаясь запихать их грязными руками обратно, а потом переводит удивлённый взгляд на Немого, словно спрашивая: «И как это ты, такой щуплый…» – и, завалившись на бок, закрывает глаза.
Нависая остроконечными шапками над потемневшим морем, свинцовые тучи тяжёлым хлопьями затягивают небосклон. Падающие с неба капли дождя непроглядной пеленой растянулись от облаков до самого горизонта, сливаясь с бурлящими от ветра волнами, которые вздымаются и падают, разбиваясь о болтающееся среди них, беззащитное перед морской стихией, судёнышко.
Погружаясь в бурлящую пучину валов и, на мгновение, показываясь над их вершинами, оно делает отчаянные попытки сопротивления настойчиво преследующим волнам, кружащим его в бешеном вихре вальса.
–Держи лагом!– Пытается перекричать Капитан ревущие порывы ветра и Кормчий влитой фигурой, широко расставив ноги, ведёт весло в сторону, пытаясь поставить корпус корабля поперёк ветра.
Как яичная скорлупа, трещит деревянное тело под натиском морской пляски и кидает в разные стороны от непредсказуемых па капризной партнёрши, злобно пенящейся от соприкосновения с хрупким и неумелым танцовщиком. Каждый раз, ныряя кормой в пучину её страсти, кораблик вырывается из смертельных объятий и попадет в новые, более мощные и крепкие.
Но вот, казалось, его мучениям наступает конец.
Шторм закончился так же внезапно, как и начался.
Из-за туч, словно разведённых чьими то невидимыми руками, мелькнул луч солнца и осветил истерзанное тело морского бродяги, качающегося на успокаивающихся волнах.
Побитая и израненная команда в трюмах, тяжко охая и вздыхая, готовая зализывать раны, выползает на палубу.
Здоровяк Кормчий и Капитан занимают привычное место на корме, а Боцман отдаёт первые распоряжения:
–Эй, давай, давай, шустрее. Шевели маслами. Крепи реи. Паруса…
В нижнем трюме, ползая на карачках по залитому водой с масляными пятнами полу, Торвальд подсчитывает убытки:
– О, горе мне, горе! Пять чаш с маслом! Шерсть! Тончайшая шерсть! Надо причалить к берегу. Просушить всё на тёплом южном солнышке. Не то загнеёт.
Капитан, отдавая команды, пристально вглядывается в тихую морскую гладь. И наступившее затишье должно было бы радовать его. Однако есть что-то необычное в этом мертвецки тихом безветрии, во внезапно замершем море.
Капитан выглянул за борт.
Казалось, всё вымерло. Ни большой, ни малой рыбёшки, ни…
Что это?
Словно вода уходила из-под корпуса корабля, обнажая его побитый в неравной схватке торс, улепленный мелкими ракушками.
Капитан прислушался.
Откуда – то из далека послышался странный гул.
Он уже слышал такое. Да, точно. В молодости, во время перегона табунов лошадей, были точно такие же звуки. Но здесь… Словно топот приближающегося огромного стада, гул нарастал и становился всё ближе и ближе.
Что это может быть?
Капитан всмотрелся в ясный горизонт мирного неба.
По всей его ширине, плавно нарастая, перекатываясь и бурля, огромным веретеном катился водный вал.
Настолько огромный, что ни многолетний опыт Капитана, ни слаженная работа команды не смогут справиться с этим надвигающимся на них бедствием.
–В трюм! – Заорал Капитан и команда, напуганная непонятным гулом, толкаясь и падая, понеслась в укрытие.
Пусть не столь надёжное, как если бы они были на земле, но всё же.
Капитан, бегущий последним, оглянулся.
Приближающаяся ровная стена воды невообразимых размеров, становилась всё выше и выше и, казалось, уходила своей вершиной в самое небо.
Но что это?
Мужчина замер, не в силах двигаться, заворожённый увиденной им картиной.
–Капитан!– Заорал Боцман, высовывая голову из трюма, и тут же нырнул обратно:
–О, чёрт!
Нет, это невозможно. Несколько раз зажмурив дряхлые веки, Капитан широко открыл глаза и не поверил тому, что открылось его взору.
Глава 26
–Ну ты, блин, даёшь!– Не переставал удивляться Дохлый, перебирая ногами следом за бегущим впереди него Немым, – вот так – р-раз- и всё! А он то, гад! Думал всё, кранты! А ты…
Молодые люди стремительно выбегают на ночной берег и оглядываются по сторонам.
Тонкий месяц серебряным серпом отражается на морской глади, оставляя длинную колыхающуюся на мелкой ряби дорожку.
– Ушли! Чёрт! Они бросили нас! –В отчаянии закричал Дохлый и упал коленями на мокрый песок, обхватив голову руками.
Набежавшая на берег волна окатывает его с ног до головы и тянет за собой в море, но Немой хватает друга подмышки и тащит обратно вглубь берега.
–Что? Ну что нам теперь делать?!– продолжает завывать мужчина, выдирая себе и без того жидкие волосы.
Немой садится рядом с ним, осматривается по сторонам и тихо вздыхает.
–Наверное, судьбой мне написано быть ужином у этих дикарей. И зачем я подписался на это плавание? Сидел бы и сидел дома, горя не знал! Нет же! Дальние страны подавай! Приключения хотел. Вот тебе приключения!– Обводит Дохлый рукой пустынный берег.
Порывы ветра становятся всё сильнее и сильнее. Пальмы, сгибая свои длинные тонкие стволы, клонят ниже к земле свои мохнатые головы. Волны всё ближе и ближе подкатываются к зелёным кустам, унося с собой сорванную ветром листву и ветки.
Сгорбленная парочка одиноко сидящих на берегу людей, мокрая и несчастная, прижимаясь друг к другу, с тоской смотрит на теряющийся в серых тучах горизонт.
«Так не долго и утонуть. Надо бы укрыться на время, а завтра и подумаем»,– решает Немой и, посмотрев на совсем сникшего друга, соединяет руки над головой в виде крыши и кивает в сторону леса.
–Лады,– всхлипывает тот, – пойдём, укроемся где-нибудь, что ли, там видно будет, – и, тяжко вздохнув, поднялся на ноги и подал руку Немому.
В душной землянке у очага с варящимся на нём зловонным варевом сидит полностью обнажённая Кайра, помешивая в котле большой деревянной ложкой. Её крепкое тело с выпуклыми мышцами указывает на её физическую силу. А большие круглые груди с торчащими от возбуждения сосками, высоко поднимающиеся от учащённого дыхания, говорят о её женственности и готовности к продолжению рода. Рядом с ней, в круглой миске копошиться кучка земляных червей в перемешку с несколькими толстыми жабами. Женщина берёт одну из них и, высоко подняв над булькающей в котле водой, что – то беззвучно говорит, агрессивно шлёпая губами.
–Сгори!– Вдруг выкрикивает она и бросает жабу в кипяток.
–Умри!– Снова выкрикивает Кайра и швыряет в котёл очередную жертву.
–Сдохни, тварь!– Отчётливо с нескрываемой ненавистью и злобой взвизгивает охотница и, загребая всей пригоршней копошащуюся в миске живность, поочерёдно, сквозь пальцы, посылает её в варево.
–Что ты делаешь?
Неожиданный вопрос заставляет женщину прервать своё занятие и обернуться в сторону выхода.
Откинув полог шкуры, в проёме стоит Кантимир. Отблески огня освещают его невысокую коренастую фигуру, раскрашивая и без того загорелое лицо в бронзовый оттенок. Изумлённо поднятые мохнатые брови над тёмными, сверкающими бликами глазами, выражают недоумение увиденной Кантимиром сцены.
–Что ты делаешь? – Снова спрашивает мужчина, но Кайра, отвернувшись от него, молчит, остервенело бросая пригоршню живности в котёл.
Не надо быть большого ума, что бы не понять, чем это она занимается.
И Кантимиру не нужен был её ответ.
Он всё понял.
–Не делай этого, – просто произнёс он, приседая рядом с девушкой на корточки.
«Как же она прекрасна!»– подумал мужчина, не стесняясь, разглядывая её формы и чувствуя, как всё его мужское естество готово вырваться наружу.
Повернув к нему лицо, Кайра удивлённо вскинула брови.
–Не делай этого, – снова произнёс мужчина, – не надо. Этим ты не вернёшь его.
–Ты не знаешь этого наверняка.
–Зачем?
–Ты не понимаешь, – зло выкрикнула в лицо мужчины Кайра, – Вы все не понимаете.
И вдруг, наклоняясь почти в плотную к лицу охотника, она зашептала, оглядываясь по сторонам:
–Она же ведьма. Я видела. Прекрасный цветок распустился над её мёртвым телом и она ожила. Никто не верит мне, а я знаю. Она околдовала моего Ратибора, опоила его любовным зельем. Но я избавлю его от этой напасти. Вылечу его душу.
–Кайра!
Кантимир взял девушку за плечи и посмотрел в её горящие безумием глаза.
–Кайра! Посмотри на меня! Оставь его. Ну, зачем он тебе? Разве мало других мужчин в племени? Ты такая красивая, сильная… Страстная… Будь со мной, Кайра! Я всё сделаю, что бы ты забыла его, и новый огонь любви разгорелся в твоём сердце.
С надеждой заглядывая в её глаза, мужчина так приблизил к девушке своё лицо, что его тёплое дыхание защекотало её влажные губы. И, словно почувствовав давно забытые мужские прикосновения, её губы невольно приоткрылись и задрожали в предчувствии сладостного прикосновения.
Всё её тело напряглось от неожиданно возникшего желания. В низу живота запорхал целый рой бабочек и она, истомлённая долгим отсутствием интимной близости, закрыла глаза.
–Кайра, – прошептал Кантимир, почти касаясь губами её лица. Он неожиданно нежно коснулся своими грубыми пальцами шеи девушки, проведя ими по горделивому изгибу ниже, по спине, к талии, к крепким ягодицам.
Она не сопротивлялась.
Но и не показывала желания, и мужчина немного отстранился, не зная, как вести себя дальше.
Его нежная от природы натура не понимала, что этой женщине нужна дикая страсть, грубость, в какой-то мере даже насилие.
И тогда она бы отдалась ему.
Прямо на земляном полу.
Распахнула бы своё лоно перед его напирающей мощью.
Впустила бы в свою тайную пещерку.
И подарила бы неземное блаженство соития двух изголодавшихся тел.
О! Какой бы страстной она была! Как бы крепко сжимала его своими сильными руками!
К чёрту Ратибора!
Вместе с его плюгавой ведьмой!
Зачем тратить свою молодость на того, кто вычеркнул тебя из своей жизни?
Выкинул из своей постели?
Но Кантимир медлил.
Он ждал её хода.
А его не было.
Он боялся обидеть её своим желанием, а она хотела его власти над собой.
Хотела, что бы он схватил её груди, грубо притянул к себе, повалил на пол и накрыл своим сильным телом.
Как Ратибор.
Когда-то…
Давно…
Но он был другим.
И возникшее на мгновение желание прошло.
Снова повернувшись к котлу, Кайра стала остервенела кидать в него пучки трав и корений, что то нашёптывая себе под нос.
Капитан остался стоять один на один напротив нависшей прямо перед ним водяной стеной, медленно разрывающейся на части, среди которых можно отчётливо увидеть когтистые руки, голову, растрёпанные волосы, злобно сверкающие глаза…
И вот уже уродливая исполинских размеров женщина, созданная миллионами тонн солёной воды, протягивает свою ладонь к кажущемуся таким крохотным рядом с ней кораблику и, поднимая его за дно, подносит к своему криво смеющемуся лицу.