– А это, – указывает Торвальд на следующий короб, – особый дар.
Он встаёт рядом с самым большим сундуком и подзывает к себе двух купцов. Те осторожно отпирают переднюю стенку ящика. В темноте слышится шуршание и тихие звуки. Стоящие вдоль стен люди с любопытством вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, что же внутри. Владыка хочет наклониться, но Торвальд знаком останавливает его и тихонько стучит по крышке. Ещё чуть-чуть и на пол горделиво ступает мохнатая рыже-белая лапа, затем появляется рыжая мордочка с чёрным носом и с ушами, увенчанными кисточками. И вот величественная большая кошка с пятнистой спиной, прикованная за одну заднюю лапу золотой цепью к коробу, выходит и, свирепо скаля острые зубы, оглядывается по сторонам.
–Рысь. Дикая северная кошка, – коротко представляет её Торвальд и, поклонившись, отходит чуть назад.
Владыка восхищённо обходит вокруг рычащего на него зверя и, повернувшись к замершим от удивления и страха придворным, громогласно выносит вердикт:
– Она прекрасна!
– Она прекрасна, прекрасна, прекрасна, как прекрасна, – шепчутся между собой восхищённые люди.
– Она прекрасна, – повторяет Владыка, обращаясь к купцам и в этот момент Торвальд, чувствуя себя на вершине славы, понимает, что не зря столько лет терпел унижения, исполняя прихоти придворных Владыки, добиваясь тем самым быть представленным ко двору. И уж теперь – то он своего не упустит и звонкие монеты золотым дождём польются из их карманов в его закрома.
По колыхающимся волнам золотой нивы ковыля медленно бредёт Старик с кривым посохом в руке.
Так же, как и много лет назад, когда нашёл он странное дитя в пещере и упокоил его мать, легка поступь его усталых от долгой ходьбы ног, ясен пробивающий темноту взгляд голубых глаз, светла дума мыслей его.
Брат говорил ему избавиться от этого ребёнка. Он что-то увидел тогда в ней. И это пугало его душу. Но Старик настоял на своём и отнёс младенца в племя славличей. «Они добрые, – сказал он тогда, – и вырастят её в доброте и послушании. И, какое бы ни было заложено в ней зло, если таковое и есть, оно искорениться само по себе до её зрелости».
И вот теперь её украли.
За несколько месяцев до полного очищения.
В том, что это были иирки, Старик не сомневался. Только они способны на такое коварство. Да и внезапное исчезновение из племени Ратибора явно указывало, что тут не обошлось без его вмешательства.
И это – то и беспокоило старца. Ещё слабое, не окрепшее сознание девушки под влиянием нового, дикого и злобного племени, могло вспомнить своё предназначение и перевернуть с ног на голову устоявшийся столетиями мир.
А, может быть, наоборот? Её светлая душа изменить их гниющую натуру?
Брат был сильнее его. Он мог видеть сквозь время. Что увидел он тогда в голубых глазах младенца?
Старик остановился, провёл ладонью по верхушкам пшеницы. И колосья, вытянув тяжёлые от крупного зерна головки, с новой силой потянулись вверх, наливаясь спелой силой и соком.
Наклонившись, Старик сорвал пару колосков, потёр их между ладоней и вдохнул ароматный запах созревающей пшеницы. Взмах руки- и светящимися крапинками зёрна, подхваченные ветром, полетели вверх, уносясь в небесные дали.
Появившаяся ниоткуда тёмная птица схватила одно из них и быстро проглотила, устремляясь за другими. Старик недовольно сморщился, и хотел было уже наказать плутовку, но увидел, как следом за ней появилась вторая, третья, четвёртая…
Кто – то задел развевающийся на спине плащ и, обернувшись, Старик увидел пронёсшеюся мимо него тень оленя, ещё не успев внимательно рассмотреть которую, он почувствовал прикосновение с другого бока.
Тень волка пронеслась и скрылась в ночной мгле далеко впереди.
Шорох травы у ног.
Колыхание пшеницы…
Один за другим мимо Старика бежали, скакали, ползли тени лесных тварей всех видов.
Стайка птиц пронеслась над его головой и Старик резко выбросил руку вперёд.
Одна из них, беспомощно махая крыльями, остановилась в воздухе, словно почувствовав петлю на своей шее, и, притягиваемая невидимой силой, стала медленно приближаться к Старику.
– Ты, птица говорливая, откуда летишь, какие вести несёшь и куда путь держишь?– тихо шептал старец, притянув её ближе.
Быстро порхая у его уха, пташка торопливо чирикала, поглядывая на улетающих соплеменников и, как только он отпустил её, стремглав бросилась их догонять.
–Так значит. Брат гонцов послал, – посмотрел Старик в сторону исчезающих в ночи зверей и, ускорив шаг, повернул в обратную сторону.
Глава 4
За крутым поворотом реки на каменистом берегу между треугольных шапок колючих елей высоко к небу тянутся тонкие спирали чёрного дыма. С первого взгляда кажется, что он идёт прямо из – под земли, густо усыпанной сухой хвоёй. Но, если приглядеться по – внимательнее, можно увидеть тщательно замаскированные глубокие землянки, покрытые мохнатыми ветками, с небольшими отверстиями сверху, через которые и видно глубокое дыхание огня.
Единственным указанием на то, что это жилище, являются нависшие над входом тяжёлые шкуры и воткнутые в землю колья с водружёнными на них высушенными черепами диких животных.
Неожиданно зазвучавший далеко, у самого берега набат разбудил тишину спящего леса, а вместе с ним и его жителей.
Из хижин дружно переглядываясь и, перешёптываясь друг с другом, стали выходить ирки:
– Единожды ударил. Из своих кто идёт. А кому идти? Вроде все в селе, на охоту никто не бёг. Да нет. Это наверняка Ратибор. Он ещё с большого базара с Кантимиром утёк. С тех пор и не видели. Сказал тоже! Ратибор! Как есть, сгинул! Сколько девень прошло? Тридесять, не меньше. Так и есть, сгинул.
Расталкивающая людей Кайра бросает гневный взгляд в сторону говорящих о её любимом мужчин и многозначительно кладёт сильную руку на рукоять свисающего с пояса ножа:
– Не болтай, коли не знаешь, – толкает она особо разговорчивого охотника в плечо. – Вернётся он. Как пить дать, вернётся. А каркать будешь, язык выдерну и не поморщусь. Вы меня знаете.
Мужчины тот час замолкают, но, как только женщина отворачивается от них, переглядываются:
– Ну его, себе дороже. Лучше думу при себе держать, чем потом век молчать.
На поляну, расталкивая толпу, выходит высокий крепкий мужчина с суровым лицом, длинным седым пучком волос на лоснящейся лысине и спускающимися до самой груди такими же белоснежными усами. Величественная походка, суровый взгляд и трость из берцовой кости лося, увенчанная золотым набалдашником в виде человеческого черепа уменьшенной копии выдают в нём вождя.
Иирки встают в плотное кольцо и выжидающе смотрят на него.
Стриборг, а именно так величают главу племени, высоко поднимает трость, обводя взглядом собравшихся и только хочет начать говорить, как человеческое кольцо расступается и в центр выходит Ратибор, Кантимир и закутанная в мохнатую куртку Йорка.
–Ратибор! Как в воду глядел! Кантимир! Друг! Где пропали? Ты ли? Как? Где был?– посыпались удивлённые вопросы со всех сторон.
Каждый из племени считает своим долгом пожать им руку, похлопать по плечу, сказать приветливое слово. Все рады приходу славного охотника и его друга.
И только на смущённую и испуганную пленницу, кажется, никто особо не обращает внимания.
Расталкивая толпу, Ратибор выходит к вождю и становится на одно колено, опустив голову и вытянув руку с зажатым в кулак кинжалом вперёд:
– Прости, что без ведома покинул племя. Приму любую кару, что будет назначена тобой.
Суровое лицо Стриборга согревает чуть заметная улыбка. Он слегка кивает головой и кладёт тяжёлую морщинистую ладонь на руку охотника:
– Рад видеть тебя живым и в добром здравии, друг, – и, бросив мимолётный взгляд на Йорку, продолжает, – вижу причину твоего отсутствия.
Вождь проходит мимо Ратибора, подходит к девушке и снимает капюшон с её головы:
–Надеюсь, она стоила того? – И он поднимает её голову за подбородок и внимательно осматривает лицо:
– Ты забрала сердце моего лучшего охотника, женщина.
Йорка смущённо поднимает глаза и быстро опускает взгляд:
– Я не хотела этого, – ворчливо отвечает она и бросает в сторону охотника недовольный взгляд.
«Что за дикие места? – осматривает она вкопанные в землю хижины и одетых в грубые шкуры людей. – Зачем я здесь? И кто я? Рабыня или жена? Боги мои, что за дикари здесь живут? Не зря батька говорил, иирки – дикие люди, зверям подобны».
Стриборг опускает руки, поворачивается к поднявшемуся на ноги Ратибору и насмешливо улыбается:
– Она не хотела тебя? Люди! – обращается он к племени. – Она не хотела его! Нашего Ратибора! Его, – вытягивает вождь в сторону охотника, – о котором хоть раз мечтала каждая из вас! Ну, друг, – смотрит он на Ратиборга, – ты теряешь хватку.
Громкий смех Стриборга смешивается с нарастающим хохотом толпы. Растерянный охотник оглядывается по сторонам и, среди смеющейся толпы, видит кипящую от злобы Кайру.
Тяжело дыша, женщина не спускает гневных глаз с Йорки, до крови сжимая острое лезвие своего кинжала, но почувствовав на себе взгляд Ратибора, быстро отворачивается и, расталкивая веселящуюся толпу, уходит в лес.
«Надо бы поговорить с ней», – думает мужчина и вздрагивает от неожиданного дружеского удара по плечу Стриборгом, поднявшем одну руку для успокоения толпы:
– Мы принимаем её!
Радостное улюлюканье и возгласы одобрения, смешанные с бряцаньем оружия и ритмичными хлопками ладоней о бёдра заглушают остатки смеха.
Прикрыв глаза, вождь рукой успокаивает иирков и, как только наступает тишина, продолжает:
– Сегодня была славная охота! Мы завалили дикого кабана. И наш друг вернулся с молодой женой. Готовьте жертвенный огонь! Нужно поблагодарить Богов за удачный день!
Ночь укутала мягким покрывалом спящий под звёздами лес. Птицы перестали петь песни, зверьки закрыли лапками носики в своих норках. И только светлячки сверкающим облаком перелетают от поляны к поляне, устремляясь навстречу яркому огню, мигающему далеко среди деревьев.
Там, на большой поляне, огромный костёр тянет свои горячие языки, смешиваясь с ночной мглой и освещая засохший от старости огромный дуб с острыми корявыми ветками, под тенью которого сидят главы племени.
Запах палёного мяса, идущий от коптящейся над ним туши кабана, уносится далеко вперёд, щекоча ноздри не спящих хищников. Их зелёные глаза жадно смотрят из-за отдалённых деревьев, готовые тут же растерзать зазевавшуюся жертву, но торжественные звуки барабанов и трещащие угли костра отпугивают их так же сильно, как сильно их чувство самосохранения. И голод заставляет их углубиться далеко в лес в поисках более доступной и менее пугающей пищи.
Дикий танец полуобнажённых мужчин и женщин вокруг костра завораживает своей простотой и ритмичностью. Десятки рук сливаются в одновременных хлопках и десятки ног одновременно притопывают по мягкой траве.
Кучками по рангам сидят иирки вокруг костра. Тут женщины – охотницы, там женщины- няньки, женщины- собирательницы, отдельная группа- старики, заслужившие почёт и уважение своими подвигами, а теперь обременённые одной работой – спокойно без особых забот доживать свой век да баловать внуков рассказами о былых временах. Самую многочисленную группу (и самую весёлую, надо сказать, по причине наиболее выпитого количества хмельных напитков) составляют мужчины племени. А самую малочисленную, но в то же время самую почитаемую – вождь, главы родов и лучшие охотники. Среди них – то и занимает своё место вернувшийся в племя Ратибор.
Йорка, определённая в группу собирательниц, укутанная в волчью шкуру по самые глаза, с интересом наблюдает за диким танцем и не замечает злобного взгляда Кайры, не спускающей глаз с соперницы.
Не радует её хмельной мёд, не веселят дикие пляски. Затаилась в глубинах души непомерная обида, наложила на красивое лицо свою печать неприкрытая злоба. Не понять ей, что такого совершила она? Что сделала, что любый отвернул свой взгляд в сторону чужестранки?
«Зачем он притащил тебя? Разве мало было ему нашей любви? Разве не была я верной и страстной подругой? Разве не я предлагала перенести свой тотем в его хижину?»
–Не таи злость, Кайра, – тихий голос присевшего рядом Кантимира заставил женщину отвлечься от тяжких мыслей, – выпей вина.
Иирк протянул Кайре рог и пристально посмотрел на неё.
Не сводя глаз с мужчины, она медленно осушила рог до дна и вытерла тонкую струйку красного напитка, медленно стекающую от губ по шее в ложбинку между её груди:
– То – же мне, утешитель нашёлся.
– Как знаешь, – развёл руками Кантимир, – я как лучше хочу. Не мешай ему, коли любишь.
Женщина, прикрыв рот ладонью, грубо ухмыльнулась и, ту т же сжав губы, тихо зашипела в его сторону, наклоняясь ближе и ближе:
– Это он прислал, да? Что, у самого духа не хватило? С белою повёлся, так тряпкою стал?
Горячее дыхание винным ароматом обожгло лицо Кантимира и он отшатнулся, вставая:
– Да нет, я сам. И вообще, больно надо!
Пьяной походкой Кантимир уходит в сторону деревьев и сталкивается с Ведуном, чёрной тенью вышедшим из леса.
Кивнув головой, охотник идёт за дерево и там, спустив меховые штаны, задирает голову к небу:
–Вот всегда так! Хочешь как лучше, а получается… Ах, – облегчённо выдыхает он, и, испустив последние капли горячей струи, натягивает штаны.
У большого костра мужчины лакомятся жирными кусками мяса, срезанного с ещё утром бегавшего, а теперь зажаренного до чёрной корочки сочного кабана и запивают хмельным мёдом, смешанным со сладким вином.
– Она не похожа на наших женщин. Слишком тонка и бледна. Какой стрелой сразила она тебя, Ратибор?– Голос вождя спокоен, но в нём чувствуются нотки иронии и любопытства.
Действительно, что нашёл он, могучий охотник, в этом слабом создании? Или дерзкие соплеменницы, готовые постоять за себя не только на охоте, но и на брачном ложе, наскучили, и он ищет утеху там, где в его силе нуждаются? А, может, золотые локоны чужестранки ослепили зоркий взгляд, а ясные глаза затуманили его разум? В любом случае, Ратибор уже не тот суровый воин, коим ушёл. В его глазах смешались тоска и непомерная страсть, а тяжёлая дума наложила печать на некогда невозмутимое чело.
–Мы не подвластны выбору богов, ты же знаешь! – Тихо вздыхает мужчина и бросает взгляд на группу женщин, среди которых сидит его избранница.
–Некоторым он может прийтись не по вкусу.
Да, навряд ли местные девушки смирятся с тем, что сердце лучшего охотника забрала эта белолицая женщина. Стриборг находит глазами Кайру и прослеживает её взгляд, сверлящий закутанную в меха Йорку.
Взгляд разъярённого зверя, выслеживающего добычу.
– Да, знаю. Но Кайра мудрая женщина. Она поймёт, – и хотя ответ Ратибора уверен, всё же нотки сомнения выдают его озабоченность: «Нет, не та это будет Кайра, которую я знал и любил под сенью шепчущегося леса, если смирится и поймёт. Горяча может быть месть дикой охотницы. Так же горяча, как любовные стоны и крепкие объятия, обжигающие своим огнём влажные от пота обнажённые тела во время дикой и необузданной страсти».
– Но простит ли?– многозначительно спрашивает Стриборг, словно прочтя мысли охотника.
Из – за тени высоких елей на поляну выходит Ведун и подходит к главному костру. Завидев его, Стриборг и остальные поднимаются, кивают головами и протягивают ему пустой рог. Ведун достаёт из полога одежды острый нож, делает надрез на своей ладони, капает несколько капель в сосуд и передаёт его вождю, который повторяет действия гостя и передаёт рог по кругу другим мужчинам, так же делающим надрезы.
Наполнившийся сосуд отдают Ведуну, содержимое которого тот выливает под корни сухому дубу:
– Прими дар, великий Таур! Да будет царствие твоё вечно, да будет кара твоя справедлива, да будут дети твои любить тебя!– и, взмахнув руками, старик рассыпает в пространство триллионы сверкающих частичек, которые, пролетая между сидящими, поднимаются выше, укутывая собой сухие ветки древнего древа.
И в этот момент время словно остановилось и замерло.
Йорка, с отвращением наблюдающая за происходящим, замирает от удивления, видя, как тонкие струйки алой жидкости бегут по засохшему стволу дерева, наполняя его зеленью и силой. Замолкают стуки барабана. Замирают в неимоверных позах молодые танцовщицы. Йорка обводит взглядом всех присутствующих. Неподвижные, как каменные статуи, сидят иирки на своих местах. Мертвенная тишина окутала поляну так, что слышны только слабые сердцебиения мужчин и женщин, участвующих в магическом таинстве природы. Кажется, само время остановилось, что бы узреть свершающееся чудо. Молодые листочки быстро раскрываются на кончиках веток, поднимаясь всё выше и выше, к самой кроне. Ещё чуть – чуть и ветер уже играет листвой в ветках крепкого, наполненного молодостью дуба.
Шумы и ночные звуки так же неожиданно обрушились на ночной лес, как и наступившая ранее тишина.
Треск костра, пьяные смешки отдыхающих людей, шорок листвы…
Йорка смотрела вокруг и не понимала, неужели они ничего не заметили? Как будто ничего и не было минуту назад.
– Мы рады видеть тебя, Ведун. Будь гостем на нашем пиру. Выпей это, – протягивает Ведуну рог с напитком Стриборг.
Все на мгновенье замолкают и выжидающе смотрят на Ведуна. Тот берёт рог, мутит в нём пальцем и смачно обсасывает его:
– Вижу, боги не оставляют твоё племя, Стриборг.
Стриборг указывает гостю на место возле себя у костра и мужчины, потеснившись, пропускают Ведуна ближе к огню.
– Боги милостивы, кивает вождь. – Вот и сегодня одарили нас славной добычей. И мой лучший воин вернулся из долгого похода.
– Я рад за тебя. Но я устал с дороги и хочу отдохнуть.
– Мой дом – твой дом, – обводит рукой поляну Стриборг. – и лучшие девушки племени будут ласкать тебя всю ночь. Выбирай! Любая из них будет рада такой чести.
В группе молодых женщин, среди которых и Йорка, проносится весёлый трепет и они, взволнованно оглядываясь, поднимаются.
Встаёт и Йорка, ничего не понимающая, но повторяющая делать то же, что и другие, как и наказал ей Ратибор.
–Она не твоего племени, – указывает на девушку подошедший к ней Ведун.
Тело Ратибора судорожно напряглось и озабоченный взгляд метнулся по телу любимой. Нет, он не имеет права мешать, если выбор высокого гостя пал на его избранницу. Но как он может смириться с тем, что кто – то другой, а не он, будет ласкать её молодое, сладкое тело? Целовать её медовые губы, вдыхать аромат золотых волос? И ладонь сама тянется к свисающему у бока кинжалу, но Стриборг, метнув взгляд в его сторону, видит это.
Две пары глаз мгновенье смотрят друг на друга. И молодой человек, не выдержав властного взгляда главы, отводит глаза в сторону, крепко стиснув зубы.
– Ратибор привёл её из северных земель, – просто отвечает вождь, крепко сжав руку охотника.
Ведун вплотную подходит к девушке, пронзительно смотря в её глаза и Йорка, онемев от непонятного, захватившего всё её сознание, страха, как испуганная мышка, загипнотизированная ядовитым взглядом гадюки, не может отвести от него глаз.
А он, сверля взглядом всё глубже и глубже голубизну очей девушки, видит разгорающееся в них пламя, заполняющее всё вокруг, людей и странных существ, исчезающих в его огненных языках. И неведомая ему сила тихо шепчет так глубоко ему в голову, что он и сам не может понять, действительно ли это так, или ему просто кажется.
«Отпусти!»
И Ведун, словно испугавшись таинственного голоса, так и не спуская глаз с Йорки, вытягивает руку в сторону стоящей рядом черноволосой девушки:
–Ты!
Глава 5
Серые тучи рыхлым покрывалом нависли над северной пустыней. Мелкие капли моросящего дождя густым туманом опустились до штормящего моря, разбивающего волны о скалистый берег, с другой стороны которого раскинулась холмистая низменность, покрытая мхом и карликовым кустарником. Издалека она кажется унылой и безжизненной, но стоит подойти ближе к холмам, как открывается скрытый от посторонних глаз оплот дикой цивилизации.
С южной стороны каждого из холмов вертикально срезан пласт, уходящий разрезом на глубину полутора метров, а в срезе вырыта прямоугольная яма, теряющаяся в глубине холма, перед которым вымощенная плоским камнем площадка плавным подъёмов выходит на поверхность земли. Все стены перед входом в столь необычный дом плотно выложены камнями с высеченными на них иероглифами и знаками.
Тонкие ручейки падающего на землю дождя змейками сливаются по каменистым дорожкам и исчезают в узких рвах, ведущих к глубоко вырытому колодцу.
На вершинах холмов дымятся выложенные камнем отверстия и, если заглянуть в них сверху внутрь, то можно было бы увидеть уходящую глубоко вниз ровную каменную кладку, выложенную в форме трубы и переходящую в помещении в открытую с одной стороны печь с полыхающим в ней огнём.
Внутри стены помещения так же плотно выложены камнем, отчего тепло от огня задерживается дольше, стены хорошо прогреваются и в помещении сухо и тепло даже в дождливую погоду.
В полумраке, царящем внутри дома, яркое пламя огня освещает скромное убранство и несколько серых фигур людей.
На каменном стуле сидит седовласый Ротберг в чёрной одежде, с накинутой на голову меховой шапкой-капюшоном, открывающей лоб с выжженным на нём большом глазе.
Напротив него стоит укутанный в шкуры гонец иирков и испуганно смотрит в третий глаз иссида.
Сидящие у внутренней стены дома на плоских, покрытых шкурами, камнях, старейшины всеми своими тремя глазами смотрят в его сторону и выжидающе молчат.
–Старый Ведун с восточных побережий прислал срочные вести, – наклонив голову, гонец протянул запечатанный смолой свиток и отступил на шаг назад.
Головы старейшин тут же дружно повернулись к вождю и так же смиренно стали ждать его реакции. Невозмутимо наблюдая за его хмурящимся лицом, они видели, что вести гонец принёс не добрые, но этикет не позволял им первыми нарушить молчание и они вынуждены были терпеливо ждать, скрывая за масками равнодушия разрастающееся любопытство.
–Тургары, – начал Ротберг и, на мгновение замолчав, обвёл собравшихся взглядом, – тургары возродили свою мощь. Их армия насчитывает много тысяч конников, хорошо вооружена и готова к походу на запад. То есть на нас.
В наступившей тишине тихо потрескивал в очаге огонь, бросая отблески на застывшие фигуры старейшин, поверженных в глубокое раздумье от услышанной вести.
Действительно, было отчего задуматься.
Сотни лет молчали тургары, мирно выращивая своих овец в далёких степях. Напуганные полным разгромом в последней, давней битве, они долго зализывали раны, устраивая жизнь на новый уклад и запад, казалось, совсем и забыл о них.
Как оказалось, напрасно.
Что там у них произошло, что через столько лет молчания они снова готовы предъявить свои права?
– Их каюму, – после длительной паузы продолжил Ротберг, – удалось сплотить вокруг себя все кланы. Как пишет ведун, он молод, жесток, амбициозен и поклоняется тёмным богам, которых задабривает многочисленными человеческими жертвами.
–О!– выдыхают, переглядываясь между собой старейшины.
Конечно, всем им когда – то были известны тайные обряды. Но такие жертвоприношения стали строго запрещены после великой победы. И теперь о них можно было прочитать только в древних писаниях. Да и то это были лишь описания. А сами правила проведения таких обрядов были давно утеряны.
Или скрыты от глаз непосвящённых.
–Осмелюсь спросить, – начал один из старейшин, – но откуда молодой тургарин осведомлён о тайнах, которые были давно утеряны и забыты?
–Ведун пишет, – развёл руками вождь, – что птицы напели ему о том, как много лет назад в степь пришёл чужестранец, владеющий тайными знаниями. Думаю, он то и стал причиной такого преображения тургар.
–Так, значит, быть войне?– тихо зашептались старейшины.– А верно ли всё то, о чём пишет ведун? Может, всё не так уж и плохо. Птички ему нашептали. Да мало ли что там звери шепчут.
–Тихо, – поднял руку Ротберг, – что расшумелись, как бабы на базаре? Тут языками не поможешь. Дело делать надо. Ведун, он, конечно, обо многом ведает. Но и в его словах может не быль промелькнуть. А потому… Вот моё решение. Зигфульд!
С места поднялся высокий пожилой, но очень крепкий мужчина.
–Ты, – обратился к нему вождь, – самый хитрый и мудрый среди нас. А посему поедешь послом к тургарам. Возьмёшь с собой ещё пару людей, да подарки соберёшь дорогие. Каждую шкурку проверь, каждый камешек осмотри. Что б ни сучка- ни задоринки не было! Своими глазами всё увидишь и сделаешь вывод, стоит ли нам чего опасаться или брехня всё это. А, как вернёшься, подумаем.
Тускло горящий в центре землянки огонь в круглом, выложенном камнями очаге, слабо освещает бревенчатые стены с висящими на них шкурами со звериными мордами. Блики пламени падают на звериный оскал и пустые глазницы и те словно оживают, наблюдая за прячущейся под мохнатым одеялом Йорку.
С улицы доносятся слабые отголоски пьяного веселья, тонущие в ночи.
Звуки приближающегося человека заставляют девушку глубже зарыться под шкуры и закрыть глаза.
В хижину, качаясь от непомерно принятой дозы спиртного, заходит Ратибор. Откинув полог, он оглядывает помещение и останавливает взгляд на замирающей от страха девушке. Помедлив, он тихо подходит к ней и, наклонившись, приоткрывает её лицо.
«Спит», – слабая улыбка нежности разглаживает суровые складки на лбу охотника. Нежно дотрагиваясь грубой ладонью до волос девушки, Ратибор тихо вздыхает и шепчет ей в самое ухо:
–Измучила ты меня своей нелюбовью. Измучила. Сил нет терпеть. Хотел бы сжать тебя руками своими, да боюсь обидеть тебя. Хочу ласкать тело твоё упругое, да боюсь отвергнутым быть. Что же ты делаешь со мной, душа моя ясная?
Выветрившиеся губы, едва касаясь, целуют золотистые локоны, спускаясь ниже, к тонкому изгибы шеи. Руки напрягаются, лаская плечи и спрятанные под холщовой рубахой упругие груди. Нестерпимое желание готово вот-вот вырваться наружу и овладеть желанной наградой.
«Ой, мамочки, – замерев от страха, думает Йорка, – хоть бы не выдать себя, глаза не открыть. Посмотрит, коли сплю, глядишь и уйдёт».
–Нет, – резко, словно услышав её, встаёт Ратибор, – не хочу с тобой так. Хоть с кем, но не с тобой, – и, пошатываясь, падает на соседний лежак и закрывает глаза.
Сладкий сон окутывает мужчину. Но не великая охота снится ему, не кровавые туши раненых зверей, не бешеные скачки на лоснящихся от блеска коней вихрем проносятся в его сновидениях.
Несбывшаяся мечта слияния с любимым, таким недоступным сейчас телом окутывает всё его сознание. Два молодых тела, мускулистое загорелое и стройное, кровь с молоком, сливаются в диком экстазе под сенью шуршащего дуба на шелковой траве. Переплетённые ноги крепко держат друг друга, а страстные руки нежно ласкают обнажённые тела. Горячие поцелуи сладким мёдом накрывают их и уносят в мир сладострастия. Длинные волосы щекочут ноздри, мешая дышать.
– Любимая, – шепчет Ратибор, сжимая девичье тело.
– Да, мой единственный, – чувственно вторят ему крепкие губы и мужчина открывает глаза.
Наклонившаяся над ним Кайра крепко обнимает его своими сильными руками. Жёсткие тёмные волосы хлещут по лицу.
–Кайра?!– удивлённо отстраняется Ратибор.– Ты ? Я не звал тебя!
Ничуть не смущаясь его нежелания, женщина продолжает ласкать его лицо, сладостно прикрывая глаза и шепча ему на ухо:
– Зачем ты привёл её? Ведь нам было хорошо вместе. Разве не так?
Ратибор хочет убрать её руки со своей шеи, но не так – то просто это сделать с той, которая запросто может задушить своими пальцами молодую лань.
–Уходи, – почти просит он обессиленным голосом.
Но Кайра, словно не слыша его просьбу, резко садится на него верхом и одним порывом распахивает меховой жилет на своей груди.
Разрисованная синими узорами круглая грудь с торчащими от возбуждения сосками явно говорит о намерениях своей хозяйки:
– Но ты здесь, а она, – кивает девушка на спящую у другой стены Йорку, – там. Чему ты хочешь быть верен? Тем более, она ясно дала понять всем, что не хочет тебя.
Страстные губы Кайры крепко, до крови впиваются в губы мужчины, тело которого, изнывая от долгого воздержания, уже готово поддаться безумной страсти и его руки уже пробираются к влажной ложбинке между ног девушки в предвкушении эмоционального всплеска. Но в последний момент Ратибор грубо хватает не понимающую такой перемены девушку за волосы и отдёргивает от себя. Разгневанный на самого себя, он готов выплеснуть всю эту злость на свою коварную искусительницу и грубо отталкивает её:
–Уходи!
Кайра удивлённо смотрит на только что готового, а теперь вдруг передумавшего, отдаться ей мужчину.
– Она другая. И я… я не могу предать её.
– И что же? Люби её! Люби меня! Разве это запрещено? Или ты не великий охотник?
Да, хитрая бестия знает, как уколоть самолюбие мужчины, опешившего от таких слов.
– Твоё тело напряжено, ему нужно освободиться, – тихо шепчет она на ухо поверженному под её напором Ратибору и он, резко схватив её за талию, грубо подминает под себя, сжимая руками её кисти, и наваливается всем своим изнывающим от желания телом на её возбуждённые члены:
–Ты права, мне нужна женщина.
Грубо раздвинув Кайре ноги, всей своей мощью мужчина входит в её естество. Его руки больно сжимают её грудь, оставляя следы пальцев, а губы до крови кусают тонкую кожу шеи:
–Ты ведь так всегда хотела? Да?– шепчет Ратибор девушке и наотмашь бьёт её ладонью по лицу.
Но она, ничуть не отвергая его грубости, сладостно шепчет:
– Да! Да! Ты мой властелин! И моё тело – твоё! Моя кровь – твоя кровь!
Бросая отблески на разгорячённые тела, огонь окрашивает их в бронзовый цвет. Тонкие струйки солёного пота стекают с голов на напряжённые мускулы, переливаясь в свете огня.
Вечные игры полов!
Но в этой игре сошлись два равных соперника. Никто не хочет уступать другому в своей одержимости, никто не хочет показать свою слабость и поражение. И игры любовников перерастают в схватку борцов, победитель которой завладевает телом соперника, входя в него мощным клинком. И так снова и снова до те пор, пока возбуждённые руки, срывающие остатки одежды и тела, кувыркающиеся на мохнатых шкурах, бессильно не упадут в бешеном экстазе на любовное ложе, а клочья вырванных в порыве страсти волос не разлетятся в стороны и не упадут на осторожно выглядывающую из-под одеял Йорку.
Сотрясаемая мощными ударами истосковавшегося по любовной страсти мужского члена, Кайра, отдавшаяся на милость победителя, чувственно улыбается и, повернув голову в сторону, сталкивается взглядом с подглядывающей девушкой.
«Видишь?– Говорит взгляд иирки. – Какая я? Горячая и страстная, как огонь. Нежность? Это не для него. Ты не нужна здесь, девочка».
Темнота.
Почти погас огонь в очаге.
Завывающий на улице ветер то и дело распахивает дверной полог, прокрадывается внутрь и заигрывает с остатками искр, на мгновенье разжигая их мощь.