В наушниках раздался странный щелчок. И я с ужасом увидел, как первый помощник капитана «Уинстона Черчилля», пренебрегая элементарными мерами безопасности, снимает шлем скафандра.
– Что вы делаете, командор?! – завопил я, но в ответ услышал лишь еще один щелчок.
– Не волнуйтесь, Лэнни, Энтони гораздо лучше нас с вами знает, что надо делать.
И с этими словами капитан также бесстрашно снял с головы шлем и вдохнул воздух полной грудью.
– Ух, красота… – проговорил он, беззаботно потягиваясь, словно оказался не на базе каннибалов, а в Йеллоустонском национальном парке. – Энтони, как думаешь, нам ведь прямо по тропинке?
Первый помощник едва заметно качнул плечами и, как мне показалось, настороженно прищурился. Между ним и капитаном определенно возникло какое-то напряжение. Словно они играли в какую-то хитроумную, полную двойных, а то и тройных смыслов, словесную игру.
– В любом случае, на этот дым. Если, конечно, мы хотим как можно быстрее добраться до Юпитера.
Он пошел вперед, вздымая кружевную взвесь снежинок, медленно опадающих вниз – гравитация внутри базы поддерживалась, но была явно меньше земного стандарта. Мы двинулись следом. Где-то на середине подъема капитан переложил шлем в левую руку и как-то странно содрогнулся всем телом, будто от жуткого холода. И хотя он тут же обернулся ко мне и ободряюще подмигнул, я мысленно похвалил себя за то, что так и не разгерметизировал скафандр.
Впрочем, странная судорога капитана почти тут же вылетела у меня из головы – всего через несколько легких шагов, которые на орбитах, как и на Земле, посчитали бы скорее пружинистыми прыжками, мы с капитаном оказались на вершине склона, легко догнав отчего-то задержавшегося здесь Энтони, и вслед за ним потрясенно замерли на месте.
Шагах в двадцати от нас, на краю полянки, образованной двухметровыми сосенками, на зеленых лапах которых лежали пласты искрящегося снега, расположился древний камин. В нем горел огонь, да, да самый настоящий открытый огонь! Дым вырывался из каменной трубы, венчавшей этот раритет. Рядом с камином простиралась каменная площадка, на ней стояло роскошное кресло, напоминающее трон. С бокалом красного вина в руке на его высокую спинку вальяжно откинулся грузный человек в белой одежде. Ничего больше я заметить не успел, поскольку все мое внимание сосредоточилось на том, из-за кого мы все трое и остолбенели: на огромном тигре, у лежанки которого в центре поляны и заканчивалась аккуратно вытоптанная тропинка. Зверь с ленцой рассматривал нас, приподняв голову и едва заметно помахивая хвостом, затем рывком поднялся и оскалил пасть.
В наушниках раздалось тихое, но от этого ничуть не менее угрожающее рычание.
– Какой милый котенок, – негромко протянул капитан. – Интересно, он тоже людоед?
Тигр еще раз рыкнул и мягко перепрыгнул к камину. Только тогда человек в кресле, наконец, оторвался от задумчивого созерцания вина и встал к нам навстречу, потрепав тигра по холке. Это, конечно же, был Рио Таллертон, в белоснежной форме с золотым поясом и таким же золотым погоном на правом плече. Его губы расплылись в широкой улыбке, и он торопливо начал что-то говорить.
– Мистер Лэнни, вы можете снять шлем, господин Таллертон гарантирует вам полную безопасность, – раздался в наушниках голос Энтони.
Я с сомнением покосился на тигра, но журналистская любознательность все же одолела природную осторожность. Теплый, будто напоенный солнцем, воздух приятно защекотал ноздри сосновыми ароматами. Я глубоко вздохнул.
– Добро пожаловать в наш мир, мистер Лэнни! – воскликнул Таллертон. – Можете звать меня просто Рио. И не беспокойтесь, Гасым вас не тронет.
Думаю, ответная улыбка у меня получилась натянутой. Мало того, что мы оказались на тщательно скрывающейся от орбитального правительства базе неоканнибалов, так тут еще и хищная зверюга, наверняка с людоедскими наклонностями, да к тому же откликающаяся на имя самого сумасшедшего и безжалостного террориста прошлого века.
Снег рядом с циновкой, на которой возлежал тигр, дрогнул и из-под земли поднялась вместительная кабина.
– Прошу вас, господа, – взмахом руки пригласил нас в нее Таллертон. Мы оставили тигра возле камина, в котором все также расточительно трещал открытый огонь, и устремились куда-то вниз, в окружении зеркал и золотистых портьер. Таллертон беззаботно сыпал бородатыми шутками, я из вежливости улыбался, а Энтони и капитан напряженно застыли, прислонившись спинами к стене кабины. Спуск длился минут пять. Наконец, лифт дрогнул, плавно затормозил, и мы увидели самый обыкновенный коридор – точно такие же можно встретить и в Луне-Ноль, и в орбитальных и суборбитальных мегакомплексах.
Таллертон вышел первым, затем последовали мы с капитаном. Первый помощник почему-то замешкался и не успели мы и глазом моргнуть, как между ним и нами резко опустилась прозрачная створка.
– Эй, Рио, что за шутки? – возмутился я. Энтони тем временем спокойно сложил руки на груди. На лице его явно читалось мрачное неудовольствие.
– Мистер Лэнни, это всего лишь простая мера предосторожности, – развел руками Таллертон. – Вместе эти двое неизвестно что могут тут натворить. К тому же, мы ведь сразу предупредили, что первый помощник капитана будет не гостем как вы, а заложником.
– Все будет отлично, мистер Лэнни, – раздался в наушнике голос Энтони. – Только сделайте поскорее работу, которую они вам заказали, и мы тут же уберемся подальше от этих извращенцев…
Я в растерянности повернулся к капитану. Тот задумчиво пожевал губами.
– Энтони, ты уверен, что у тебя все хорошо?
– Да, капитан. Мы же знали, на что я иду. А весь этот драмтеатр, – он выразительно кивнул головой на перегородку из стеклостали, – это же из-за отсутствия вкуса…
– Господа, нам пора. Вам ведь еще нужно переодеться, – сладко протянул Таллертон и нажал на пряжку своего золотого пояса. Створки лифта сошлись – и он двинулся куда-то дальше вниз.
Таллертон провел нас в просторное помещение, где мы, наконец, смогли снять скафандры, принять освежающий душ и переодеться в свежую одежду. Каждому из нас на выбор была предложена дюжина самых различных костюмов. Я выбрал самый роскошный, темно-синий, с искрой, капитан же облачился в белый, похожий на его капитанскую форму, оставшуюся на борту лайнера. Затем, по просьбе Таллертона, мы позволили отсканировать свои отпечатки пальцев – для чего нужно было сунуть обе руки в специально проделанную в стене узкую щель крайне подозрительного вида. Легкое покалывание сканирующего устройства, на удивление, оказалось даже приятным, хотя капитану, похоже, процедура все равно не понравилась.
– Зачем это все? – пробурчал он с недовольным видом, держа руки, словно хирург перед операцией, и внимательно их разглядывая.
– Успокойтесь, мы просто внесли ваши данные во внутреннюю базу данных, чтобы вам не пришлось звать меня каждый раз, когда потребуется открыть какую-нибудь дверь в коридорах центральной сферы нашего мира.
С этими словами Таллертон нажал красную кнопку в стене гардеробной, и перед нами открылась высокая стрельчатая арка, дающая начало длинному коридору, конец которого, казалось, был залит солнечным светом. Мы прошли по нему, сопровождаемые гулким эхом собственных шагов, и оказались на террасе, под которой раскинулся заснеженный горный склон, поросший высоченными темными елями. Внизу поблескивали три озерца, покрытые льдом.
– Откуда такая страсть к зимним пейзажам? – спросил я, удивленно качая головой.
– О, мистер Лэнни, все на самом деле очень просто – мы тут стараемся соблюдать времена года, характерные для того места на Земле, где родился основатель нашего движения, великий Линк Тропп.
Спускаться вниз, мы слава Нейлу, не стали, углубившись в лабиринт многочисленных однотипных коридоров. И на одном из перекрестков вдруг столкнулись с огромным роботом, который выглядел бы крайне смешно и нелепо, если бы не десяток стволов крупного калибра, торчащих из его металлического кожуха, представляющего собой почти правильную сферу.
При виде нас робот натужно повернулся и хищно передернул затворами.
– Страж, ты что тут делаешь? – удивился Таллертон.
В ответ раздался какой-то скрип. На Луне-Ноль так скрипят велотренажеры, когда на них взгромождается какой-нибудь весьма упитанный местный житель.
– Поня-ятно. Этот балда Торкинс опять перепутал сектора, – проворчал Таллертон и поднес к губам запястье с микрофоном. – Торкинс, я понимаю, у тебя там опять учебная тревога, но это не повод отправлять 11-го стража вглубь жилых секторов!
Он помолчал, явно вслушиваясь через наушник в ответ.
– Ну хорошо. Я сам уж тогда его перенаправлю.
Он снова нажал что-то на пряжке ремня, робот вновь что-то невнятно проскрипел и заторопился в ту сторону, откуда и появился, выделывая по коридору забавные зигзаги.
– Весьма внушительная боевая единица, – заметил капитан. – Для чего это вам внутри станции такой агрегат, господин Таллертон? У вас тут война с кем-то идет?
– Да какая там война! – раздраженно бросил Таллертон, уверенно сворачивая направо и потирая подбородок. – Так, очередная проверка боеготовности, которую мы… кхм… совместили с вашим прибытием. И кое-кто дал неверное направление одному из роботов станционной обороны, каждый из которых… – слово «каждый» Таллертон произнес с непередаваемо угрожающим нажимом, после чего весело улыбнулся. – Каждый из которых, как вы весьма справедливо заметили, капитан, представляет собой крайне внушительную боевую единицу.
Спустя несколько минут мы очутились в отлично обставленной эфирной студии.
– Техника настроена и готова к работе, так что можем приступать к съемкам хоть сейчас, – Таллертон с довольным видом уселся за стол, один в один копировавший тот, что был установлен в студии нашего канала на Луне-Ноль.
– А что экскурсии у нас никакой не будет? – невинно поинтересовался капитан, который всю дорогу внимательно осматривался по сторонам.
– У нас очень большой мир, капитан, а у вас очень мало времени, – с улыбкой отвечал Таллертон. – Так что видами лучше полюбоваться на этом замечательном экране. Присаживайтесь, господа.
Он взмахнул рукой, и на стене позади него возникла огромная панорама того заснеженного склона, мимо которого мы прошествовали по дороге сюда. Камера медленно скользила вперед мимо живописных утесов и вдруг экран неожиданно погас. А затем на нем появилось взволнованное лицо неизвестного нам человека на фоне какой-то рубки.
– Рио, у нас тут опять внештатная ситуация, – коротко доложил он.
– Что, опять робота не туда отправили, Торкинс?
– Эммм…Ну тут как бы это…, – промямлил тип на экране, выразительно двигая бровями.
– Торкинс, не стесняйтесь и отвечайте прямо, что случилось! Мы только что терраформировали Юпитер?
– Нет, Рио. Тут у нас лайнер на связи и он… В-общем, мадемуазель заявляет, что он захвачен и требует связи с бывшим капитаном корабля!
– С бывшим! Как интересно, – протянул капитан, вставая из своего кресла с совершенно невозмутимым видом. – Господин Таллертон, ваши люди могут переключить эту мадемуазель на нас и не вмешиваться в наш с ней разговор?
Нахмурившийся Таллертон махнул Торкинсу – и на экране появилась бортпроводница «Уинстона Черчилля» со странной красной повязкой на голове.
– Повторяю, наша революционная группа захватила лайнер и всех его пассажиров! Я требую немедленной связи с…
Тут девушка замолкла, увидев, по всей видимости, новую картинку.
– Ага! Господин капитан собственной персоной! —вскричала она и ее глаза сверкнули мстительным торжеством.
– Сюзанна! Сюзанна!.. – капитан нахмурился и прижал палец к уху. – Я ничего не слышу, Сюзанна!.. Что там у вас случилось? Мне даже никто не объяснил толком из-за чего вызов!
Бортпроводница на миг даже задохнулась, потом ее лицо вплотную приблизилось к экрану:
– Мы полностью захватили лайнер и если ваше поганое правительство…
– Сюзанна, ничего не слышно! – продолжал гнуть свое капитан. – Ну, включите, наконец, помехоподавитель! Это большая красная кнопка слева от вас!
Он обернулся к нам с Таллертоном, застывшим в полном изумлении, и раздраженно добавил:
– И чему их там только в академиях учат!
Бортпроводница дернулась в сторону, затем раздался негромкий хлопок – словно кто-то открыл бутылку неохлажденного шампанского. Девушка непонимающе глянула на нас и вдруг исчезла из поля зрения.
– И чему их только в академиях учат, – повторил капитан, усаживаясь обратно в свое кресло. – Трансляцию можно завершать, господин Таллертон, Сюзанна нам больше не помешает.
– Но она же говорила о какой-то революционной группе…
– Блеф это все, типичный блеф книжного игрока1. Она действовала в одиночку.
– Но вы ведь ее не убили? – воскликнул я, вмешиваясь в этот на удивление спокойный диалог.
– Успокойтесь, мистер Лэнни, это был всего лишь сонный газ. Вот если бы до нее успел добраться Байон… Он так церемониться с террористами точно бы не стал…
– И все же, если вы не против, мы пока заблокируем шлюз, к которому пристыкован ваш лайнер, – ласково улыбнулся Таллертон и щелкнул пальцами в сторону экрана. Торкинс, внимательно слушавший наш разговор торопливо кивнул, и перед нами вновь раскинулась снежная панорама. – Итак, мистер Лэнни, я в вашем полном распоряжении и готов ответить на любые вопросы о нашей, надо признать, весьма необычной кухне. Съемка уже началась и уверяю, ее качество будет на самом высшем уровне.
Я откашлялся в кулак и решил не ходить вокруг да около.
– Отлично, Рио. Вы здесь представляете секту так называемых неоканнибалов, про которую на орбитах ходят самые зловещие слухи. Вы что и в самом деле едите людей?
Таллертон улыбнулся.
– Вовсе нет, Лэнни! Мы же не какие-то там каннибалы – так что не волнуйтесь, капитан вашего лайнера не повторит судьбу знаменитого Кука.
– Но почему тогда неоканнибалы?
– Да потому, что мы считаем правильным употреблять в пищу мясные блюда, приготовленные из специально выращенных в искусственной среде человеческих органов.
Я с трудом подавил приступ тошноты.
– То есть весь ваш неоканнибализм заключается лишь в том, что вы поедаете не натуральную, а искусственно выращенную человечину?
– Не совсем так, мистер Лэнни, – Таллертон мягко сложил пальцы на уровне груди. – Каждый из нас, а численность нашей станции на сегодня составляет более тысячи человек, каждый из нас ест исключительно то, что приготовлено из его собственного биологического материала.
– То есть вы занимаетесь самоедством в прямом смысле этого слова?
– Самоедство? – Таллертон удивленно повел бровью. – Да называйте, как хотите, главное здесь то – что мы ведем здоровый образ жизни в отличие от жителей орбит, погрязших в обжорстве, и жителей Земли, перебивающихся водорослевыми хлебцами.
– Простите, мистер Рио, – не выдержал капитан «Уинстона Черчилля», – Но, по-моему, в обжорстве погрязли жители далеко не всех орбит.
– Вы хотите сказать, что юпитерианские станции вновь начали отчислять налоги орбитальному правительству? – иронично парировал этот выпад Таллертон.
– И как вы себе на вкус? – я тогда очень не любил все эти политические разговоры и как в своем шоу, так и в жизни старался от них уходить.
Рио Таллертон улыбнулся.
– О, нет слов!.. Если говорить о мясе, то по сравнению с говядиной собственное на порядок слаще.
– Но ведь вся эта сладость, наверно, жутко дорого обходится?
– Гениальный Линк Тропп, которого мы считаем своим учителем, позаботился о том, чтобы его последователи могли идти обозначенной им дорогой.
Я еле удержался от замечания, не о том ли полубезумном профессоре речь, что является персонажем мультсериала, уже свыше пяти лет крайне популярного на орбитах.
– У вас, конечно, искаженное представление об этом великом человеке –враги десятилетиями втаптывали его имя в грязь, поэтому я изложу вам истинную историю – исключительно для понимания наших воззрений, в том числе и в области кулинарии. Мы прекрасно понимаем, что вам никто не позволит выпустить этот рассказ в эфир.
Он порывисто встал, и следующие полчаса мне оставалось только кивать и вставлять весьма многозначительные реплики вроде «угу».
Нет смысла пересказывать биографию Троппа – она и так широко всем известна – но надо сказать, что Таллертон донельзя ее приукрасил. Его рассказ сопровождался яркими иллюстрациями на экране. Вся эта лекция с картинками представляла профессора как непримиримого борца за здоровый образ жизни. Даже меня, опытнейшего, как я тогда считал, журналиста она проняла. В отличие от капитана, который мрачнел с каждой минутой.