Tasuta

Ошибочная версия

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Знал хозяин квартиры и спонсор всей этой разношерстной компании о таком переменчивом характере друга – собутыльника? Знал. Прекрасно знал. Не в первый раз приходилось наблюдать ему за перевоплощением пьяного Игорька. Но, видимо, водочка одурманила его ум. Он даже не подумал ни о чем плохом. А жаль!

Жаркевич также умиротворенно откинулся на спинку дивана. Выпитая водка уже постепенно начала действовать на его мозги.

Все почти одновременно закурили, опять же, сигареты Ивана. Комната сразу же наполнилась таким приятным для всех присутствующих дымом.

На некоторое время воцарилась тишина. Слышно было даже, как капала вода из крана на кухне, расположенной за стеной.

Зловещей оказалась тишина. Но никто еще не осознавал этого. Все блаженствовали от выпитого, съеденного на голодный желудок и такого приятного сигаретного дыма.

                              ***

Когда облака этого самого дыма окутали комнату, Игорек неожиданно спросил, обращаясь к Ивану:

– Ну, так, что с часами?

Тот ответил не сразу. Вначале затянулся. Выпустил клуб дыма под потолок. И затем уже растянуто – блаженно спросил:

– Какие часы?

– Не понял, – Игорек даже отпрянул от спинки дивана и сел прямо.

Выражение его лица враз изменилось с умиротворенного на суровое. Что – то звериное промелькнуло на этом личике – мордочке.

Злобно уставившись немигающим взглядом на Ивана, Игорек процедил сквозь зубы:

– Как какие часы? Ты дурку-то не включай. Не на фраера напал. Какие часы, – передразнил он гостеприимного хозяина квартиры. – Те, что ты украл у меня несколько недель назад в этой самой квартире. Ты, что забыл? Или хочешь проехать мне по ушам, что как будто не при делах? Так я тебе напоминаю.

      Иван опять затянулся дымом сигареты. По всему его виду было видно, что он не понимает, о чем спрашивает его гость. На лице у него оставалась блаженная улыбка.

Остальные двое участников пирушки как-то безучастно, скажем даже, безразлично наблюдали за происходящим. Оно и понятно. Ведь это их непосредственно не касалось. Терки были между хозяином квартиры и Мельникайте. Значит, это их дела. Вмешиваться в такие дела по негласному уговору никто не имел права. Они и не вмешивались. Действовали по старому проверенному годами принципу – моя хата с краю, ничего не знаю.

– Ни – чего не пони – маю, о чем это ты? – по-прежнему растягивая слова, недоуменно спросил Иван.

– Что ты лепишь? В несознанку пошел (отрицать свою вину, причастность к чему – либо, – от автора)? Как увести у друга часики, так это ты можешь. А как отвечать за это, так извини – подвинься. Нет, – голос Игоря становился все более суровым и громким, он уже чуть ли не кричал, – так дела не делаются. Помнишь, как с компанией пили здесь?

Наконец Иван оторвался от спинки дивана и повернулся к «другу».

– Может быть. Мы же часто выпиваем у меня. Что здесь такого? Я не помню, что было вчера. А ты хочешь, чтобы я, спустя несколько недель, вспомнил нашу встречу. Ну, ты даешь! И чего это ты вдруг заговорил об этом сейчас, а не тогда?

Этот вопрос, а еще больше спокойный тон человека, уверенного в своей правоте и не понимающего какие претензии к нему предъявляются, разозлил Мельникайте еще больше.

– Ах ты, гнида! – Даже не сказал, а прошипел «пострадавший». – За забывчивостью прячешься. Не получится. Сейчас поговорим по-другому!

Он резко встал на ноги. При этом чуть не опрокинул стол с едой на своих единоверцев. А затем, ни слова не говоря, с разворота резко и точно ударил кулаком в лицо Ивана. Тот от удара и неожиданности откинулся спиной на заднюю спинку дивана. А руками машинально прикрыл лицо.

– Говори, сука, где часики! Или живым отсюда не выйдешь! – Угрожающе прохрипел Игорек.

– Да, не брал я никаких часов, ни твоих, ни кого-нибудь еще, – даже не проговорил, а скорее простонал сквозь сомкнутые у лица пальцы рук. – Они мне не нужны. Мне сеструха с матерью помогают. Зачем мне твои часы? Ты, что не веришь мне?

– Не верю, – все больше распалялся Мельникайте. – Кроме тебя тогда все были пьяные в стельку и спали вповалку. Ты один не спал, когда я проснулся. Теперь я понимаю, что это ты всех нас специально споил, чтобы поживиться за мой счет. Вот тогда часики мои и тиснул.

– Игорь, поверь мне, не брал я твоих часов, – как-то жалобно продолжал настаивать на своем Жаркевич

А тот, глядя на «друга» сверху вниз продолжал свое:

– Я тогда даже не подумал, что ты на такое способен. К тому же сразу и не увидел пропажу часов. Да, и не до этого мне тогда было. Голова болела с помелья. Плохо соображала. Но я хорошо помню, что бодрствовал тогда только ты один.

– Да, чем хочешь, поклянусь, что не брал я твоих часов.

Для продолжения разговора Иван открыл лицо, опусти руки вниз.

– Так я тебе гнида и поверил.

Жаркевич собирался что-то сказать, но не успел. Игорь наклонился к нему и снова с размаху ударил кулаком в лицо. Потом еще раз. Еще…

Сколько раз он ударил, никто не считал. Не до этого было. Да и не было фактически кому считать их.

Жаркевич не уклонялся от ударов. Просто сидел, откинувшись на спинку дивана, и прикрывал лицо руками. Потом правой рукой провел под разбитым носом, вытирая выступившую кровь.

А его истязатель уже вошел в раж. Выпрямившись, он руками оперся о стол и внезапно ударил Ивана пяткой левой ноги в живот.

Тот от удара, сидя на диване, согнулся вперед.

– Что ты, падла, делаешь? – Простонала жертва, – Не брал я твоих часов. Не видел, кто это сделал. Я вообще никогда у тебя часов не видел.

– Ах, не брал, значит? Тогда получай еще!

С этими словами он без размаха, но резко изо всей силы ударил этой же ногой выпрямляющегося Жаркевича. Только теперь попал ему в грудь.

Сидящая напротив через стол парочка молча наблюдала за разыгрывающимся прямо перед ними спектаклем.

Если Мокрый безучастно смотрел на своих друзей, поскольку привык к таким «разборкам», то на лице дамы при каждом ударе, который наносил Мельникайте, скажем так, ее гражданский, далеко не первый, и скорее всего не последний муж, появлялось подобие улыбки. Со стороны могло показаться, что ей даже нравилось это представление.       Тем более, что избивали не Мельникайте. Это он молотил по Ивану, как по груше боксерской. Она словно аплодировала победителю. Создавалось впечатление, что она гордилась им. Ей было глубоко наплевать на то, что Игорек избивал беззащитного и не оказывавшего никакого сопротивления хозяина квартиры, человека, который пригласил их всех, и ее в том числе, в свой дом, угощает их и спиртным, и едой и даже сигаретами. Она про это просто не задумывалась. По всему ее виду и поведению было заметно, что Эльвира восхищалась возлюбленным. Вот он, какой герой!

– Ну, что вспомнил? – с угрозой в голосе спросил Игорь.

По всему его виду было видно, что он гордился собой. Тем более все происходило на глазах Эльвиры. Будет потом что вспомнить. Но он устал. Это стало заметно по прерывистому дыханию.

Видимо, постоянные пьянки, недоедание, нервозы подорвали его силы. Да, и не молоденький он уже. К слову сказать, физическими тренировками он свой проспиртованный организм не особенно утруждал.

Постояв еще некоторое время, Мельникайте присел на диван рядом с корчащимся от боли Иваном. Тот молчал. Только постанывал тихонько, очень даже жалобно.

На глаза Игорьку попалась последняя бутылка водки.

– Начисляй, – скомандовал он, обращаясь к Мокрому.

Тот не стал дожидаться, пока ему повторят, что нужно делать. Тем более, что он решил, что все страшное уже позади. Ведь Мельникайте больше не избивал хозяина квартиры. Быстренько разлил всю оставшуюся водку по четырем стаканам.

Выпили молча. Так же молча стали закусывать.

Иван по-прежнему сидел, скорчившись на диване и постанывал. При этом он даже не притронулся к своему стакану.

Заметив это, Мельникайте спросил с вызовом в голосе:

– Брезгуешь выпить с нами? Падла! (подлец, мерзавец, негодяй, жаргонное – от автора). Тогда дели его порцию на всех.

Последняя фраза относилась уже к Мокрому.

И опять тот поспешил выполнить приказ. А как же? Тем более, что Иван фактически не возражал.

Выпили. Стали закусывать, чем сестра Ивана снабдила брата, явно не рассчитывая о такой вот компании.

Кстати, закуска быстро кончалась, как и спиртное.

– Значит, говоришь, что не брал часики? – На удивление тихим, спокойным голосом спросил экзекутор.

– Да, сколько тебе раз повторять, что не брал я никаких часов, – простонал Иван.

– Ну, что ж. Сам напросился на неприятности. И они сейчас у тебя будут.

Игорь говорил это так, как будто перед этим у Ивана от него не было никаких неприятностей, и все было хорошо. Не было никакого избиения, угроз.

Неожиданно Игорек резко наотмашь ударил локтем в лицо Ивана. Удар пришелся в лоб. От этого тот снова откинулся на спинку дивана. Но, видимо, удар был настолько сильным и неожиданным, что голова Ивана так откинулась назад, что он затылком ударился о стену. Обхватив голову руками, хозяин квартиры, как бы защищаясь, снова застонал в голос:

– Будь человеком, хватит молотить меня. Я же тебе не груша. Мне же больно.

– Хватит? Хватит, будет тогда, когда вернешь мне часы или деньги за них, если уже успел сбагрить (избавиться от чего – то, отдав или продав кому – либо, – от автора) их. Я тебе и сумму скажу, которую ты должен.

– Я уже устал говорить тебе, что не брал никаких часов. Ни твоих, ни чьих – то еще. Понял? Не б – р – а – л, – последнее слово он произнес по буквам.

– Ты меня «на понял» не бери, понял? Мне твои понты без надобности. Я хочу вернуть свою вещь. И я ее получу. Не уговорами, как сейчас, так битьем. Пойми, ты, дурья башка, все равно ведь придется отдать. Так сделай это сейчас. Тебе же легче будет. Здоровье сохранишь.

Произнося эти слова, Игорь изо всех сил с размаху ударил рукой в лицо Ивана.

 

Видимо, Игорь вложил в этот удар очень много силы. Потому, что голова хозяина квартиры снова откинулась назад и ударилась затылком о стену.

Издавая стоны, Жаркевич начал медленно сползать с дивана. Вероятно, тем самым он хотел избежать ударов в голову и затылком о стену.

Наверное. Но мы можем только предполагать для чего он это сделал. Он никому не рассказал об этом. Оказавшись на полу, продолжая стонать, упал на живот и прикрыл голову руками, как бы защищая ее от последующих ударов.

– Ну, и доходяга ты, – сам еле переводя дух, прокомментировал его поведение Мельникайте.

– Может, хватит с него. Ты ведь его так убить можешь. А мы в свидетели попадем. Зачем мне это нужно? – пробормотал Мокрый.

Из его «речи» было не понятно, защищает он Ивана или прикрывает свой зад.

– Ничего с ним не станется. Скрипучее дерево долго скрипит. Но что – то я подустал. Отвык «работать» с таким дерьмом. Но сейчас мы ему еще поддадим.

С этими словами Игорь вышел из комнаты в прихожую. Достал телефон. Набрал нужный номер. Когда ему ответил мужской голос, сказал:

– Привет, Андрюха! Ты сейчас очень занят?

Послушав некоторое время, что ему отвечал низкий мужской голос, Мельникайте продолжил:

– Тут мы с компанией собрались в квартире у Ваньки Жаркевича. Как – то не очень давно он тут же тиснул у меня часики. Я по-хорошему хотел узнать, когда он вернет мне их или деньги за них. А он уперся, как осел. Твердит, что не брал их. Но это дело его рук. Иначе быть не может. Послушай. Я устал уже с ним сражаться. Здоровый битюг оказывается. Может, ты подскочишь сюда и поможешь мне выбить у него мои часы? Я в долгу не останусь.

Некоторое время он слушал то, что ему говорили в телефоне.

– Да, я уверен, что это он мои часики тиснул. Больше некому.

Послушал еще не много.

Потом передразнил того, с кем разговаривал:

– Какие, какие часы. Мои. И неважно видел ты их у меня или нет. Повторяю еще раз. У меня были часы наручные. И он их тиснул.

Снова послушав разговаривающего с ним, сказал в трубку:

– Хорошо, жду. Не тяни только.

Поговорив, таким образом, с кем-то, Игорь зашел в туалет. Справив малую нужду, вернулся в комнату, где все оставалось по-прежнему. Иван лежал вдоль дивана на полу. Эльвира и Мокрый сидели за столом.

– Подождем немного, – ни к кому не обращаясь конкретно, сказал Мельникайте.

И, обращаясь уже к лежащему на полу Ивану, добавил:

– Сейчас мы тебя, урод, разговорим!

Перешагнув через тело Ивана, уселся на диване.

Он не сомневался в своем кореше – Болотном Андрее Юрьевиче. Это с ним он только что разговаривал по телефону. Тот по возрасту был несколько старше его. Уже успел побывать в местах не столь отдаленных за хулиганку. С того времени, хотя и не попадался за драки, но до двух считать никогда не станет. Вначале бьет, а потом думает.       Вот такого «друга – героя» вызвал на помощь Мельникайте.

– Там где-то есть еще вино?

– Есть, – вяло откликнулся Мокрый, доставая с пола бутылку.

Он – то рассчитывал, что про вино все забудут. И он втихаря опробует его. Не вышло.

– Тогда начисляй. Этому, – Игорь кивнул на Ивана, – больше не наливать. Ему уже достаточно. К тому же скоро с ним побеседует один человек, которого Вы все знаете.

Мокрый метнулся на кухню, откупорил бутылку и разлил вино в три стакана. Не торопясь выпили. Только начали закусывать, как раздался звонок в дверь.

– Я открою, – сказал Игорь, вставая с дивана.

Переступив через лежащего на полу Ивана, направился в прихожую.

– Кто бы это мог быть? – тихо спросил Мокрый.

– Не знаю, – также тихо сказала единственная в компании женщина. – Но точно, что теперь нам достанется винища меньше.

Оба с грустью посмотрели на оставшуюся бутылку вина.

Только Мельникайте точно знал, кто сейчас войдет в квартиру. Он быстро, как позволяло его состояние, открыл дверь и впустил Болотного.

– Где он?– прямо с порога спросил вошедший.

– В комнате, лежит у дивана. Поговори с ним. Пусть вернет часики или деньги за них. Я отблагодарю.

– Конечно, отблагодаришь. А куда ты денешься! Пошли, разговоры разговаривать будем.

После этих слов Болотного они оба решительно направились в комнату.

Иван по-прежнему лежал на полу лицом вниз и стонал. При этом прикрывал голову руками.

Оба безмолвных зрителя уставились на Болотного. Кто – кто, а они прекрасно знали крутой нрав вновь прибывшего. Не забылись еще его выходки и драки без всякой причины. Просто так.

Может, у кого-то из них и шевельнулось нехорошее предчувствие беды, но оба продолжали молчать. Как говорится – своя рубашка ближе к телу.

Новый «гость», которого хозяин квартиры не приглашал, только мельком взглянул на них и молча с каким – то озлобленным выражением лица направился к Ивану. Ни слова не говоря, он с размаху ударил его ногой по ноге, которая была ближе всего к нему.

Иван застонал еще громче. И даже шевельнулся.

– Живой! – обрадованно вскрикнул Мельникайте.

– Это хорошо, что живучий. Значит, будет отвечать, – все с тем же озлобленным выражением лица Болотный начал по очереди обеими ногами молотить сбоку по ногам и сверху по телу лежавшего на полу хозяина квартиры.

Тот не сопротивлялся, а только стонал. Все громче и громче. От каждого удара тело его дергалось и замирало до следующего пинка.

Слегка отодвинув от дивана стол, так, что тот уперся в Мокрого и Эльвиру, Болотный еще ближе придвинулся к Ивану.

Освободился подход к голове Жаркевича.

И тогда Болотный сбоку пнул того ногой в голову. Но попал в руки. После этого стал наносить удар за ударом то одной, то другой ногой по голове жертвы.

А тот уже не прикрывал голову руками. Все в ссадинах и кровоподтеках они безвольно сползли на пол.

Через какое-то время Болотный согнулся и начал бить по голове и телу Ивана руками. В наступившей гробовой тишине слышались только глухие удары. Да надрывное дыхание Болотного.

Иван уже не стонал. А безмолвно лежал на деревянном полу, вытянувшись вдоль дивана. Только тело его дергалось после каждого удара.

Казалось, это поведение лежавшего Ивана еще больше раззадорила Болотного. Потому, что он внезапно подпрыгнул вверх и опустился обеими ногами, обутыми в полуботинки, на голову Ивана, лежавшую на твердом деревянном полу.

При этом он чуть не упал на пол. Ведь голова не пол, на котором можно стоять спокойно. Но успел соскочить с головы жертвы. Потом снова подпрыгнул вверх. Но не рассчитал и приземлился на голову хозяина квартиры только одной ногой. Опять потерял равновесие и на этот раз точно упал бы, если бы дружище Мельникайте не поддержал.

Спонсор и организатор выпивки уже давно не защищался от сыпавшихся на него ударов.

– Ну, что, мудак, отдашь часы или нет? Лучше отдай по-хорошему! – в прерывистом голосе Болотного звучала неприкрытая угроза.

***

– Я думаю, что если бы Иван начал говорить, – прервал свой рассказ Адам Александрович, – пусть даже отрицая свою вину, для его истязателей было бы легче. Но что будешь делать, он не проявлял ни малейшей инициативы по поводу признания факта похищения часов. Он вообще не проявлял никакой инициативы. Только хриплое прерывистое, тяжелое дыхание свидетельствовало, что он пока еще живой.

***

Его новый истязатель снова шагнул к нему и замахнулся правой ногой. Но ударить не успел. По той простой причине, что в этот момент к нему, не сговариваясь, действуя, скорее инстинктивно, а может, из чувства самосохранения, ведь они являлись очевидцами всего этого беспредела, подскочили Маханькова и Мокрый. Схватили его сзади за руки. Потащили в прихожую волоком, потому, что Болотный вырывался и рвался в сторону Ивана.

Что или кто подвиг этих, до сих пор безмолвных свидетелей расправы над беззащитным хозяином квартиры, на такой решительный и довольно рискованный в той ситуации шаг, останется загадкой не только для окружающих, но и для них самих. Ведь они вмешались в действия самого Болотного!

И все-таки они это сделали. Своими действиями они тем самым дали шанс бедняге пожить еще на этом белом свете.

А ведь они рисковали. Болотный был разъярен. Кроме этого, рядом стоял его близкий друг и собутыльник одновременно, Мельникайте.

– Пустите меня! Я ему покажу, как крысятничать! – Кричал Болотный.

Мельникайте подошел к ним. Отодвинул от друга Мокрого. Эльвира сама отпустила Болотного. Тот стоял и тупо смотрел на лежавшего в комнате Ивана.

«Не хватало еще, чтобы от злости у него пена изо рта пошла, как уже бывало с ним», – мелькнуло в голове Мокрого.

Видя, что хозяин квартиры как-то странно лежит без движения на полу, что он, без сомнения нуждается в помощи, медицинской помощи в первую очередь, Мельникайте обнял Болотного и, тихо говоря ему что-то на ухо, повел из квартиры. Следом за ними потянулась Эльвира.

Дверь за ними захлопнулась.

В квартире оставались только Мокрый и Иван.

Мокрый прошел в комнату и сел на свой стул. Он хорошо помнил, что за стулом спрятана последняя бутылочка вина. А знал он об этом потому, что сам ее там и спрятал. Теперь, наконец, она могла быть только для него одного. Конкурентов на эту драгоценность у него не было. К тому же на столе еще были остатки еды. Значит, выпивон есть и закусь тоже. Не оставлять же это кому-нибудь другому!

Кто – кто, а Мокрый даже мысли отдать вино кому-нибудь не допускал.

Наоборот, он не сразу взялся за нее. Растягивал удовольствие. Не часто выпала такая удача.

О том, что только что произошло на его глазах, Мокрый не думал. Он даже ни разу не взглянул на Ивана. Все мысли у него сосредоточились на выпивке.

Налил себе полстакана вина (он мог бы налить и целый стакан, но решил растянуть удовольствие). Поднял стакан вверх.

– Ну, за все хорошее! – и медленно выпил винцо.

– Эх, хорошо пошло! – Даже причмокнул от удовольствия.

Петруха старался не смотреть в сторону лежавшего на полу Жаркевича. По – своему он даже ему сочувствовал. Но помочь ничем не мог.

« И то хорошо, что с Эльвиркой оттащили от тебя этого монстра. А то забил бы до смерти. А я свидетелем быть не хочу»

Он понятия не имел, из – за чего на его глазах только что, произошел конфликт.

Ни о какой краже часов у Мельникайте он никогда ранее слыхом не слыхивал. Да и вообще никогда не обращал внимания, были ли когда – либо у того часы.

«Тем более, что откуда им у того взяться, – размышлял Петруччо. – Голодранец, он и в Африке голодранец. А тут часы!»

Закусил. Закурил, и, пуская дым под потолок, подумал:

«Вот теперь хорошо. Давно уже такого не было. Но что все-таки делать с Иваном? А, если помрет здесь на моих глазах? Тогда не отмоешься. Все на меня спихнут. Тут больше, кроме меня и его никого нет. Все на меня спишут. Как пить дать, спишут. И окажусь я без вины виноватым».

Рассуждая об этом, он разливал постепенно вино и выпивал его. Пока оно не закончилось. Ведь все в этой жизни когда – то заканчивается.

Подобрал все, что оставалось от закуски.

Охмелел. Потянуло в сон. Не глядя на лежащего Ивана, переступил через него и улегся на диване. Уснул сразу же.

Никаких снов ему не приснилось. Очнулся только рано утром. Голова не то, чтобы болела. Просто она была какая-то тяжелая. И во рту все пересохло. Требовалось «лечение».

Вставая с дивана, он чуть не наступил на лежавшее на полу тело хозяина квартиры. Тот лежал все в той же позе, что и вечером. Лежал тихо. Не стонал. Не двигался. Мокрый даже не сразу определил, что он дышит. Чтобы убедиться в этом, даже наклонился к лицу лежавшего. Но, услышав прерывистое тихое дыхание, успокоился.

Затем встал, перешагнул через тело Ивана и подсел к столу. Слил из всех бутылок остатки водки и вина в один стакан. Получилось совсем не много какого-то пойла.

«Но и за это спасибо, не знаю кому».

Выпив эту бурду, от которой даже его передернуло, он стал рассуждать, что делать дальше. Ничего путного в его все еще тяжелую затуманенную голову не приходило. В итоге такой сложной, не привычной для него умственной работы, Мокрый решил, что будет лучше, если именно он, а никто другой, вызовет для Ивана скорую. У него даже в мыслях не было вызывать милицию. А зачем? Если она понадобиться, то врачи сами вызовут ее. Что- что, а это он знал точно.

Поскольку мобильного телефона у Петруши отродясь не было, и в квартире Жаркевича его также он не видел, то он пошел к соседке Ивана по площадке.

На звонок в дверь из квартиры послышался недовольный женский голос:

– Кого это нелегкая принесла в такой ранний час?

– Слышь, хозяйка! Тут Ивану, твоему соседу плохо. Перепил, наверное. Нужно скорую вызвать. А телефона нету. Дай позвонить.

Дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась женская голова.

 

– Фу, как же от тебя несет сивухой. Так это вы гулевали вчера вечером?

– Мы, мать. Мы. Телефон дашь? Или сама позвонишь?

– Сейчас, погоди. Принесу.

Дверь закрылась.

Но через минуту открылась вновь.

– На, паразит, звони.

Женщина протянула ему телефон

Мокрый попробовал набрать номер. Но ничего не получилось.

Тогда он снова обратился к женщине:

– Слышь, хозяйка. Не получается у мня. Набери скорую, и скажи, что Жаркевичу Ивану плохо. Может помереть. Пусть приезжают срочно.

Женщина забрала у него свой телефон. Набрала номер скорой помощи.

Когда в трубке послышался женский голос, сказала:

– Тут соседу плохо. Что с ним не знаю. Но его друг – пьянтосина говорит, что он может умереть. Вчера у них в квартире была пьянка. Может от этого Ивану и плохо. А может от другого. Я сама его не видела.

– Назовите свою фамилию.

– Дело не в моей фамилии. Приезжайте быстрее. Записывайте адрес: ул. Орджоникидзе, 12, квартира 27. А моя квартира 26. Ждем.

После этого, не ожидая лишних расспросов соседки, что и как, Мокрый поплелся домой.

Соседка не стала перепроверять слова Мокрого. Она его знала, как периодически появляющегося в соседней квартире собутыльника Ивана. Он ей был неприятен. Но к словам его прислушалась. Жалко было соседа. А еще больше его сестру и мать. Каково им с таким родственничком!

Получив такое сообщение, врачи особенно не торопились с выездом по указанному адресу. Упоминание о пьянке не способствовало ускорению выезда бригады скорой помощи.

Но первый беглый осмотр тела, особенно головы, рук и грудной клетки пострадавшего убедил врача скорой помощи в том, что больному стало плохо не от выпитого. Хотя запах спиртного изо рта был. Да и в комнате витал сивушный запах. И это при открытой форточке.

Врач увидел явственно многочисленные кровоподтеки и ссадины на различных частях тела. Тем более, что пострадавший был без сознания. И во время прерывистого дыхания у него слышались хрипы.

Как только он дотронулся до головы больного, тот, не открывая глаз, застонал, как от резкой боли.

– Срочно забираем его в больницу, – скомандовал он фельдшеру и водителю их машины, который во время оказался здесь. – Несите носилки, сам он не сможет идти. И вообще, не известно успеем ли довезти его до больницы живым.

Пока те ходили за носилками, врач связался с диспетчером станции скорой помощи:

– Это шестнадцатая. Мы на Орджоникидзе, дом 12, квартира 27. Здесь криминальный случай. Пострадавший, Жаркевич Иван Петрович, 31 год, живет один, сильно избит, без сознания. Множественные кровоизлияния на голове, теле и конечностях. Скорее всего, у него перелом основания черепа. Сообщите дежурному РУВД. И предупредите больницу. Мы везем его к ним. Пусть готовят операционную. Дверь в квартиру закроем. Ключ будет в квартире 26. Все.

Буквально через несколько минут избитого, все еще находившегося в бессознательном состоянии Жаркевича доставили в приемное отделение районной больницы. Там его осмотрел травматолог. Диагноз врача скорой помощи об избиении Ивана и причинении ему многочисленных травм головы и тела, подтвердился.

После проведения УЗИ травматолог установил диагноз: перелом основания черепа, переломы 4, 5 и 8 ребер слева, 4 и 7 ребер справа, множественные кровоподтеки на голове, теле и конечностях. Их было так много, что все считать не стали.

После операции пострадавшего положили в отделение реанимации. И стали наблюдать.

А тут и оперуполномоченный уголовного розыска РУВД появился на горизонте. Даже не взглянув на пострадавшего, как-то удовлетворительно констатировав, что поговорить с ним не представляется возможным, а это ведь кусок работы, чисто формально переговорив с травматологом, он получил в приемном отделении больницы справку о состоянии здоровья Ивана и отбыл восвояси, то есть в РУВД.