Д. И. Писарев

Разночинцы не представляли собой определенного класса, это была интеллигенция, оторвавшаяся от класса, так сказать, штаб без армии. Такая оторванность от живого общественного организма, долженствующего регулировать мышление и действие интеллигенции, страшно способствовала развитию рационализма. Никогда, быть может, рационализм мышления не сказывался так ярко в русской общественности, как в период базаровщины и, в частности, у Писарева.

Черты, которые принес с собой разночинец, Писарев развил до крайних пределов. Принцип общественной пользы он довел до отрицания эстетики; принцип индивидуализма он довел до крайнего эгоизма, принцип освобождения нравственной личности он довел до отрицания всякого долга, всякой морали.

Правда, его учение не было безнравственным, ибо оно предполагало «умную и развитую личность», то есть личность с очень высокой внутренней моралью. Но именно в этом предположении, в этом чисто метафизическом отрешении от действительности лишний раз сказался весь рационализм его мышления.

Писарев, как и Базаров, умер очень молодым; что было бы, если бы он дожил до 70-х годов, до эпохи народничества? Этот вопрос встает сам собою.

Внутренняя эволюция Писарева дает некоторый материал для его решения. «Для меня, – писал он приблизительно в 1860 году, – каждый человек существует настолько, насколько он приносит мне удовольствия». Этот примитивный эгоизм девятнадцатилетнего юноши начал, однако, скоро уступать место более здоровым понятиям; уже в 1865 году он пишет матери: «Я начал любить людей вообще, а прежде, и даже очень недавно, мне до них не было никакого дела». Несомненно, что дальнейшее развитие и новые веяния времени заставили бы его сделать еще один шаг и возлюбить не «людей вообще», а лишь тех, деятельная любовь к которым является условием прогресса. Уже тот факт, что Писарев после закрытия «Русского слова» перешел в «Отечественные записки», где сосредоточивались хранители традиций «Современника», указывает на вероятный ход его дальнейшего развития. Несколько лет совместной работы могли значительно изменить его физиономию. Ибо переход от его утопического эгоизма к утопическому социализму «Отечественных записок» не так уж труден.