Автор снисходительно улыбнулся.
– Но ведь барон не писал пьесы. Тот, кто написал такую пьесу, должен же себя чем-нибудь отделять от прочей бутафории.
– Однако, по мысли вашего барона, вам как раз следовало бы слиться со смеющейся бутафорией против глазеющей и осмеянной публики.
– Да разве вы не заметили, что я так и делаю. Я и моя пьеса, мы вместе смеемся над публикой. Но я, кроме того, смеюсь еще над своей пьесой. Этим я возвышаюсь над ней. Я – бутафория, но я и сверхбутафория. Я – смеющаяся третья неравная половина мира, смеющаяся точка.
– Теперь я вполне усвоил вашу глубокую философию хохота. Вы между прочим проводите, кажется, идею счастья незнания? Только слепой говорит «знаю», зрячий и живой может сказать лишь «не знаю»?
– Да, это идея счастливого неведения.