В ночь после битвы

Содержание романа Федора Сологуба мы передавать не станем; да его и нет. Есть ряд эпизодов, есть какие-то таинственные, нелепые события и намеки, граничащие с прямым издевательством над публикой, но содержания нет. Мы приведем только некоторые типы и эпизоды, достаточно ярко указывающие на мародерский характер и цели этого романа.

Триродов, Георгий Сергеевич, социал-демократ. «Вы знаете, я не очень партийный», – говорит он про себя. Прошлое его темное: anamnesis уголовный, с намеками на садизм, хотя он делает вид, что отрицает. Когда ему пришлось устроить у себя ночлег для приезжего агитатора, «приятное ощущение творимой тайны наполняло его радостью». Посещает массовки. По «женскому вопросу» – специалист, причем разрешает его по Щедрину, «с точки зрения Фонарного переулка». Вдовец – в жену был влюблен, теперь же «любил смотреть на портрет жены». Ухаживает за Елизаветой (см. ниже), в то же время находится в случайной (от времени до времени) связи с учительницей гимназии Алкиной (см. ниже). Каковы его отношения к учительнице Надежде, которой он говорит «ты», покрыто мраком неизвестности. То же самое и относительно многочисленных «бледных, тихих мальчиков». Устроил у себя в доме нечто вроде «паноптикума». Таинственная призма. Зеркала, от вида которых становишься стариком, и жидкости, возвращающие снова молодость. Ходит на «навью (?!!?) тропу», где вызывает духов. Одно слово – социал-демократ.

Шемилов, Алексей Макарович, рабочий, слесарь, социал-демократ. Деятельность его протекает за сценой, а потому, точно неизвестна. В рассказе же участвует в беседе с почтенными буржуа, где весьма правильно излагает некоторые пункты программы. Кроме того, проводит следующую сцену:

«Щемилов любовался ее стройными ногами (ногами Елизаветы, которая пришла к нему в костюме мальчика, ибо «так скучна однолинейность нашей жизни», по мнению автора); так красиво двигались на икрах мускулы под загорелою кожею. Сказал голосом, звонким от радостного восторга:

– Какая вы стройная, Елизавета! Как статуя! Я никогда не видел таких рук и таких ног.

Елизавета засмеялась. Сказала:

– Мне, право, стыдно, товарищ Алексей. Вы меня хвалите в глаза, точно хорошенькую вещичку.

Щемилов вдруг «покраснел и смутился, что было так неожиданно, так противоречило его всегдашней самоуверенности. Задышал тяжело. Сказал смущенно, запинаясь:

– Товарищ Елизавета, вы – славный человек. Вы не обижайтесь на мои слова, я вас люблю. Я знаю, что для вас социальное неравенство – вздор, а вы знаете, что для меня деньги ваши – ерунда. Если бы я был вам не противен…» и т. д.