Tasuta

Тайна спиритического салона «Нить Ариадны»

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– А почему бы вам не оставить его в покое? – удивился Полежаев.

– Да он же пропал бы без меня! – искренне изумилась дама.

– Ну и пропал бы, – пожал плечами Полежаев. – Почему бы и не дать ему пропасть?

Дама вздохнула и потупилась. Потом прошептала:

– В том-то и все дело…

– Да?

– Я не знаю, когда это произошло. И почему. Я вовсе не собиралась ни привязываться к нему, ни тем более… влюбляться. Уж если мечтать о мужчине, я должна была выбрать доктора Ватсона, он такой положительный… Опрятный. Солидный. Но я мало его знала, по сути. Я не вмешивалась в его жизнь – ведь в ней и так все было благополучно. А Шерлок был такой запущенный, заброшенный, как дитя! Пока я пыталась упорядочить его жизнь, я сама не заметила, как сначала привязалась, потом еще больше, а потом, – она всхлипнула, – я влюбилась в него, мистер Полежаев! Первый и последний раз в жизни. Увы, я поняла это слишком поздно – когда пришла весть о его гибели…

– Гибели?

– Да! Он утонул в Рейнхенбахском водопаде.

– Разве в Англии есть водопады? – удивился Полежаев.

– Это в Швейцарии. Негодяй профессор настиг его там, и они оба упали в водопад и погибли… по крайней мере мне так сказали.

– Ну а в Петербург-то вы как попали? – не понял Полежаев.

– О, не все сразу, сэр. Так совпало, что ужасная трагедия моей жизни…

Она достала платок, долго сморкалась в него, затем продолжила.

– Только когда его не стало, я поняла, как он мне был дорог. Поверьте: это была единственная любовь, которая может настигнуть женщину в любом возрасте… в любом положении… но было уже поздно, и память моя о нем мне стала еще дороже.

И тут случилось … Одна моя дальняя родственница умерла, не оставив завещания; стали искать хоть каких-то наследников – и ее троюродной внучатой племянницей оказалась я! На меня свалились просто огромные деньги. Я могла вести совсем иной образ жизни, но…

– Но? – переспросил Полежаев.

– Мое сердце было в трауре! – воскликнула она патетически. – И первое, что я решила сделать – посетить место его гибели; я отправилась в Швейцарию, нашла отель, о котором говорил мистер Ватсон… и спросила о том старом швейцарце, который, по словам доктора, был знаком моему дорогому Шерлоку. Я хотела узнать о его последних днях. К моему изумлению, такого служащего у них не было. О трагедии никто ничего не помнил и не знал. В книге записей не было ни одной похожей на Шерлока или доктора…

– Может быть, они остановились под другими именами?

– В том-то и дело, что нет! Как назло – все посетители в том месяце были семейные пары, с детьми… Я ничего не понимала!

– И как вы это себе объяснили?

Дама нервно пожала плечами.

– Я решила, что они все просто сумасшедшие, и книга у них тоже… отражает их сумасшествие. Отель был, на мой взгляд, в полном беспорядке. Мусор не сортировали. Полы мыли неправильно. Когда я дала указания по поводу приготовления швейцарских блюд по правильным рецептам, они отреагировали очень нервно. Кончилось тем, что владелец отеля сбежал в горы! Каково?! Когда я вернулась в Лондон, я хотела расспросить обо всем доктора – но и он куда-то исчез. Тогда я нашла мистера Майкрофта Холмса – это родной брат моего дорогого Шерлока. Я пришла к нему и стала рассказывать о своих поисках. Он извинился, вышел и попросил меня подождать… Через полчаса в комнату ворвались санитары из местной клиники святой Присциллы, и скрутили меня! Так я попала в сумасшедший дом…

– Ужасное коварство, – согласился Полежаев.

– Должна сказать, больных в этой клинике лечили совершенно неправильно. Я решила начать с воспитания младшего персонала. Через месяц я заметила, что воспитывать стало почти некого: все они почему-то уволились. Потом исчез главный врач: я решила, что он тоже уволился, но мне сказали, что он просто по ошибке принял слишком большую дозу успокоительного и скоро поправится. Я стала ждать, когда он придёт в клинику, дабы с ним поговорить… Но не дождалась.

– Почему?

– Из-за бунта! Да, да! Воспользовавшись малочисленностью санитаров, больные подняли бунт. В итоге, все разбежались; кое-то из больных преследовал убегающих врачей, а я осталась одна в пустом здании, и мне стало так одиноко…

Она сиротливо вздохнула.

– В итоге я решила вернуться домой… Но и там мне было так одиноко. Однажды, гуляя в парке, я случайно услышала разговор двух джентльменов о некоем юноше, который решил залечить раны несчастной любви, отправившись в путешествие, и я решила – почему бы и нет? Я решила отправиться по маршруту Суэцкий канал, Египет, потом Индия. Но доехать до Индии мне было не суждено: в Египте, когда мы возвращались после осмотра этих ужасных пирамид…

– Что же в них ужасного? – не понял Полежаев.

– Да там ужасно все! Ни приличных газонов, ни подстриженных кустов, ни садовых скамеечек – один песок, причем навален как попало. И эти непонятные строения, у которых ни входа, ни выхода. Никакого комфорта, а эти верблюды? В конце концов, их могли бы и помыть!

Так вот, вообразите, на нас напали! Какие-то местные люди, одетые в лохмотья, схватили нас, отняли все ценности… Я пыталась объяснить им, что они ведут неупорядоченный образ жизни, но… Кончилось тем, что юных леди они продали в гарем одному местному богачу, а меня…

– А вас?

– А меня они отдали бесплатно! – с негодованием воскликнула миссис Хадсон.

– И как долго вы пробыли в гареме этого богача? – осведомился Полежаев, уже смутно подозревая ответ.

– Не очень долго… Он уступил меня, причем опять-таки бесплатно, одному армянину из какого-то города… кажется, Баку… в качестве компаньонки для трех его дочерей. Он ехал в Петербург и забрал меня с собой. Я была рада – все-таки, возвращение в Европу. Но в Петербурге меня попытались убить!

– Кто? – насторожился Полежаев.

– Его ужасные дочери! Какая неблагодарность! Я пыталась…

– Упорядочить их жизнь?

– Как вы догадались? Да. Но однажды они набросились на меня с восточными кинжалами в руках; мне пришлось спастись бегством через окно. Но я не сдалась – я пробралась в кабинет их отца. Он сказал, что напишет мне самые, самые наилучшие рекомендации, но я должна немедленно покинуть его дом… Я добралась до посольства. Там ко мне проявили сочувствие. Очень большое сочувствие, но денег не дали. Мне сказали, что я сама должна найти способ оплатить билет до Лондона. К счастью, я нашла место гувернантки в семействе миссис Белкин… Но дальше случилось самое невероятное.

– Поведайте, – кивнул Полежаев.

– В тот день мы зашли с мальчиком в кафе выпить кофе с пирожными. Пока он ел, я печально смотрела в окно, предаваясь грустным мыслям. На меня нахлынули воспоминания. Падал снег, совсем как в Лондоне на Рождество… И я вспоминала чудесные дни в нашей маленькой квартирке с моим дорогим Шерлоком… как вдруг, – она замолчала и напряглась.

– Что же случилось?

– Я вдруг увидела его! Его! Моего дорогого Шерлока!

– Интересно, – пробормотал Полежаев. – Вас навещают привидения?

– До сих пор не навещали, – пожала плечами дама. – Так вот… Он шел рядом с каким-то джентльменом. Отчего мне вдруг они привиделись? – она смотрела растерянно.

– Возможно, вы думали о них, и воспоминания вызвали такие видения? – предположил Полежаев.

Дама потерла пальцами виски, и продолжала:

– Они говорили, стоя напротив витрины кафе. Потом пожали руки и разошлись… И тут я не выдержала. Схватив манто, я бросилась на улицу, крикнув мальчику на бегу, чтобы он меня подождал… Я выбежала на улицу, желая понять – видение ли это? Или что? И тут я увидела того, второго джентльмена. Он шел себе неторопливо, а Шерлока нигде не было. Я кинулась к нему. Я спросила, кто тот человек, с которым я его видела только что. Он ничего мне не ответил, только отбивался. И тут я в исступлении схватила его за лацканы пальто…Он пятился, а я кричала, что он мне ответит, что я не могу, что я уже устала от одиночества и отчаяния, и что так продолжаться больше не может… Он бился в моих руках, как пойманная рыба, что-то кричал, а потом… Потом я очнулась в участке, а больше мне ничего не известно…

– Ну что ж, мадам, – пожал плечами Полежаев, – Я лично отвезу вас в посольство, а там уж пусть решают, что с вами делать…

***

Дознаватель Новожилов печально сидел за столом и сильно переживал. Все в его жизни было не так. И прошлое Рождество, которое он встречал один в своей скромной комнатке; и Рождество грядущее, которое он тоже будет встречать один; и сегодняшнее недовольство начальства, которое он принял близко к сердцу… Того и гляди – уволят. И поделом ему будет. Ну какой он дознаватель, если не способен разгадать таинственное происшествие. Вон, Полежаев – так тот сразу сейф нашел, и смекнул, что надо делать. А он, Новожилов… И еще этот дурацкий то ли механизм, то ли прибор, то ли не пойми что… Клавишки с буковками, как на печатной машинке Ундервуд…

Он посмотрел в инструкцию. Введите фамилию, имя, отчество… Пожав плечами, он ввел, тыча указательным пальцем: «Новожилов Иван Мартемьянович». Далее инструкция требовала год рождения и адрес. Он ввел. Затем, как требовал третий пункт инструкции, он нажал на большую зеленую кнопку… Машинка ожила. В ней закрутились какие-то блестящие медные шестереночки, экран замигал и начал показывать радужные мерцающие круги – словом, это уже было интересно, хотя и страшновато… Но тут машинка испустила приятную мелодию, шестеренки остановились, а на экране возникла надпись: Коломникова Евдокия Гурьяновна, Апраксин переулок, дом 3.

Совершенно ошарашенный Новожилов в недоумении смотрел на странный результат его эксперимента. Затем, записавши имя и адрес на клочке бумаги, запер машинку в служебный сейф и торопливо вышел из департамента…

***

Когда Полежаев вышел из английского посольства, был уже поздний вечер. Служебный экипаж он отпустил и теперь собирался взять извозчика, но вдруг услышал сзади торопливые шаги и жалобное:

 

– Sir, excuse me, would your so kind…

Он оглянулся. За ним, скользя ботиночками по снегу, семенила та самая мисс Хадсон, лопоча что-то на английском, которого он совершенно не понимал. Глаза ее имели выражение самое жалобное, и она пыталась цепляться за его рукав.

– Что вам угодно?

Англичанка со страшной скоростью затараторила что-то по-своему, но весь ее вид, ее умоляющий, жалобный голосок – все это без слов объясняло простую истину: в посольстве она никому не нужна, и теперь, когда Полежаев предъявил ее господам из посольства, и господа из посольства убедились, что она жива – ее попросили на выход…