Как в японской дораме

– Надо на подушках сидеть?

– Не обязательно. Я их для удобства положил.

– А как? Вот так правильно?

Мне действительно стало интересно. Я прошла к указанному месту и села, поджав под себя ноги, как видела в японских фильмах.

– Да. Но с непривычки ты так долго не просидишь. – Соби приблизился и присел рядом со мной на корточки. – Сядь на подушки боком и просто подтяни под себя ноги. Вот. Рукой не опирайся, ровнее спину держи. Удобно?

– Пока да. А как мужчины сидят?

– В основном так, – и парень сел у другого конца стола, по-турецки скрестив ноги. – Там возле тебя влажная салфетка, а если не хочешь использовать палочки, я положил вилку.

Соби заметно нервничал. Наверное, переживал, что мне в его необычном празднике может что-то не понравиться. Но сегодня, так и быть, я не буду вредничать. И даже если мне действительно станет неудобно или что-либо придётся не по вкусу, я промолчу. Соби очень старался мне угодить, я окажусь неблагодарной эгоисткой, если отвечу на его старания глупыми капризами и в очередной раз испорчу ему настроение. Я тоже умею быть хорошей.

– Красивый букет, яркий, – отметила я.

– Это тебе от меня, Милена-тян, – скромно отозвался Соби. – В качестве признания.

– Признания? И в чём?

– Посмотри, как он разнообразен по составу, по цвету. – Парень повернулся к букету. – И каждый цветок – это материальный образ отдельного чувства. Милена-тян, через эти цветы я хочу подарить всю гамму чувств, которые испытываю к тебе.

Как неожиданно. Со столь глубоким значением мне цветы никто не дарил. Да ещё и голос такой мягкий, и взгляд такой тёплый. Всё это привело мою душу в смущение, и кажется, даже щёки мои запылали. Растерявшись, я и не знала, что ответить. Принимать ли мне слова Соби за серьёзное признание в любви или же это его очередная уловка для соблазнения?

Дамский угодник. Сердцеед. Это слово, как обычно, помогло быстро воспрянуть моим обмякшим от смущения колючкам.

– Спасибо, Соби, весьма щедрый подарок, – проговорила я. – Сразу все чувства… Так много… Вот только я совсем не знаю язык цветов. Что означают, например… лилии?

– Лилии – символ души, – охотно стал разъяснять Соби. – Оранжевые – надежда, жёлтые – ожидание новой встречи, белые – преданность. Георгины говорят о добрых пожеланиях. Астры хранят воспоминания столь же яркие и светлые. Розы – это сердце. И чем темнее их цвет, тем больше оно страдает.

Я покосилась на бордовые бутоны роз. А вдруг Соби и вправду по-настоящему любит меня? И если моё чувство взаимно, может, и не надо больше сдерживать его? Я взглянула на Соби, но тут же опустила глаза. Он смотрел на меня, будто чего-то ожидая. Конечно, ответа на свой подарок. Однако дать ответ прямо сейчас я была не готова. Да и сомнения в искренности парня меня ещё не покидали.

Я вдруг вспомнила эпизод в парке, когда Соби заставил меня поцеловать его, а потом наблюдал за моим смущением, за моей реакцией. Сейчас происходило нечто похожее. А значит, и относиться к этому серьёзно не следовало. От этих мыслей нахлынувшая робость сразу отступила. Вот только сердце заныло. Оно ожидало совсем иных выводов.

Нужно срочно изменить тему разговора. Пусть эта красивая гамма чувств останется пока без ответа, а после время покажет.

– Всё так неожиданно… необычно… И стол такой необычный… – проговорила я, восстанавливая свой обычный вид и тон беседы. – Ты сам всё приготовил?

– Почти. Я не знал, какое вино ты предпочитаешь, белое или красное, а потому взял разного. Но и то, и другое вкусное…

– Это самое главное. Открывай любое.

Вроде разговор ушёл от неудобной мне темы, и я вновь почувствовала себя раскованно. Соби откупорил бутылку красного вина и наполнил наши с ним фужеры.

– Какой в Японии самый распространённый тост? – спросила я, взяв в руку свой бокал.

– У нас не особо принято говорить тосты.

– А как же вот то слово «Кампай», которое ты часто произносишь?

– Его можно перевести что-то вроде «До дна!», – пояснил Соби. – Это, как призыв выпить.

– Что ж, тогда не будем отходить от ваших традиций. Тем более что я тоже не умею произносить тосты. Кампай!

– Кампай!

Мы отпили вина, и я принялась взглядом шарить по столу, выбирая подходящую закуску.

– Ты сегодня такая милая и уступчивая, – вдруг произнёс Соби. – Даже сомнения приходят, уж не подменили ли тебя?

– Уступчивая? А это плохо?

– Нет. Просто немного непривычно.

Я подняла взгляд на Соби. Парень смотрел на меня и умилённо улыбался, словно наблюдал за маленьким ребёнком.

– Тогда можно я покапризничаю? – невинно похлопала я ресничками.

– Китто.⁷⁸ Тебе всё можно.

– У тебя остался вчерашний супчик?

Брови Соби приподнялись от изумления.

– Да, ещё есть.

– Он такой вкусный. А вчера пришлось его наспех проглотить. Можно мне порцию и сегодня, чтобы насладиться?

– Хорошо. Как пожелаешь. Сейчас его разогрею.

Поставив на стол свой бокал, Соби поднялся и отправился в кухню. Я же, проследив взглядом за его пластичной походкой, выпустила тяжкий вздох. Соби сегодня был чертовски привлекателен. Даже не знаю, как, при помощи какой магии он достиг такого эффекта. Одеждой? Причёской? Моя крепость потихоньку продолжала разрушаться, и я не представляла, чем укрепить стены. Неужели придётся сдаться?

Парень вскоре вернулся и подал мне небольшую пиалу с горячим ароматным супом. Я с удовольствием вдохнула приятный запах, остро ощутив чувство голода.

– Извини, Соби. Понимаю, что здесь много других вкусностей…

– Ничего, – пресёк меня мой друг. – Вечер ещё длинный.

– Спасибо. – Я аж причмокнула от аппетита.

Прежде чем занять своё место за столом, Соби снял пиджак и повесил его на спинку стула. Рубашка тоже выглядела оригинально: верх левой планки и манжеты были украшены тёмно-синими кривыми неровными полосами, а пуговички заменяли всё те же камушки. Не просто костюм, а целый ансамбль. Без сомнения воин весьма опытен в завоевании женских сердец, знает толк не только в оружии, но и в доспехах. Однако моя крепость хоть и пошатнулась, но ещё не рухнула. Я укрыла моё бедное сердечко в прохладной тени ядовитых колючек.

– Иттадакимас, – слегка поклонилась я парню, приступая к трапезе.

– Иттадакимас, – отозвался весьма довольный Соби и послал мне одну из своих очаровательных улыбок.

Я ела не спеша, впитывая в себя каждую капельку понравившегося мне яства.

– Глядя на тебя, можно подумать, что ешь пищу богов, – с лёгким смехом заметил Соби.

– Почти, – подтвердила я. – И знаешь, я решила, что никуда тебя не отпущу, пока ты не научишь меня готовить этот супчик.

– Хонто дэс ка?⁷⁹ В таком случае, я никогда не научу тебя его готовить.

Я насторожилась. Разговор вновь повернул на опасную для меня тему, тему соблазна.

– Ну и ладно. Найду в интернете.

– Ты не найдёшь этот рецепт в интернете, даже если будешь общаться с японками, – уверенно заявил Соби. – Потому что такой суп готовит только моя мама.

– Ты так специально говоришь.

– Нет. Этот суп готовят многие хозяйки, но только мама добавляет ингредиент, который придаёт ему отличительный вкус.

– Какой ингредиент?

– Не скажу. Вот приедешь ко мне зимой, я тебя познакомлю с моей мамой, и возможно, она тебе раскроет свой секрет.

Я улыбнулась – какой же Соби упрямый. Ладно, не буду с ним сегодня спорить.

– А если я всё-таки приеду к тебе, Соби, где мы проведём праздник? – спросила я.

– Да много вариантов! – В глазах парня вспыхнул азарт. – Можно остаться в Токио, можно снять коттедж в пригороде или на берегу океана. Можно поехать в горы, там красиво, правда, холодновато. А можно полететь на Окинава, погреться, погулять в цветущих парках.

– Ну, в горы мне что-то не хочется, – поморщила я носик. – И под пальмами отмечать зимний праздник тоже интереса мало. На Новый Год должны быть снег и нарядная ёлка. А вот первые два варианта можно рассмотреть.

Воодушевлённый моей заинтересованностью, Соби принялся увлечённо рассказывать мне о тех местах, где можно весело провести праздник, и о тех, где можно отдохнуть, растворившись в природе. Вообще, как оказалось, Соби много путешествовал по своей стране и о многих достопримечательностях, курортах и городах знал не понаслышке. Любому путешественнику он смог бы дать дельный совет, подсказать, где дешевле, где лучше кухня, и что действительно достойно внимания. Рассказывал Соби всё настолько ярко, что я прямо-таки воочию в деталях видела все прекрасные места далёкой страны.

– Хорошо. Давай остановимся на коттедже, – подвела я черту, когда Соби закончил свой длинный подробный перечень мест отдыха. – И от цивилизации недалеко, и природа рядом, и обстановка домашняя.

Я отпила вино и взглянула на собеседника. Однако Соби притих и теперь пристально вглядывался в моё лицо.

– Что? – поинтересовалась я.

– Милена, ты сейчас серьёзно или просто хочешь мне угодить? Я ведь поверю тебе.

Я вновь отвела глаза. Да, пожалуй, игра заходит уже далеко. И заигравшись, я могу дать ненужные надежды и невыполнимые обещания.

– Не знаю, Соби, – честно призналась я. – Мне хочется побывать в твоей стране, но я не уверена, что это случится.

– Почему?

Я неопределённо пожала плечами. Как ему объяснить мои сомнения в том, что наши отношения вообще доживут до зимы? Как признаться в недоверии к его красивым словам и приятному обхождению?

– Если из-за денег, – продолжал Соби, – то все расходы я полностью беру на себя. У брата есть знакомые в посольстве, с визой проблем не будет. Боишься, что на работе отпуск не дадут?

– Да, в этом году я отпуск уже отгуляла, – тут же ухватилась я за это предположение.

– Это, конечно, проблема… Но вполне решаемая. Можно взять, как это… за свой счёт. Если не месяц, то хотя бы пару недель. Я очень хочу, чтоб ты ко мне приехала, Милена-тян, – горячо добавил Соби. – Хочу познакомить тебя с моей семьёй. Как только вернусь в Японию, сразу забронирую коттедж на праздники, иначе потом опоздаем. А после я вернусь в Москву, и уже тогда мы обо всём конкретно договоримся, когда полетим, на сколько дней…

– Соби… – постаралась я прервать поток планов.

– Нет, Милена, теперь не отвертишься, – пресёк мои стремления Соби. – Твоё уверенное «нет» превратилось в «не знаю». А у меня появилась надежда, что это «не знаю» к зиме станет твёрдым «да».

Ну, что с ним поделаешь, с этим настырным парнем? С этим милым парнем?

– Тебе невозможно сопротивляться, – улыбнулась я.

– И не надо.

Внезапно в разговор ворвался громкий зуммер телефонного звонка. Я аж вздрогнула и обернулась к журнальному столику. Телефон требовал внимания, и мне пришлось встать. Ноги немного затекли от непривычной позы, но я постаралась не подавать вида и ровным шагом дошла до дивана. Опустившись на мягкое родное сидение, тело почувствовало радость комфорта и удобства. Я приняла звонок.

– Алло…

– Привет, подруга, – отозвался голос Анжелы.

Подруга? Неужели она ещё считала меня таковой? Я покосилась на Соби.

– Привет, Анжела.

На лице парня не дрогнул ни один мускул. А ведь он мне до сих пор так и не рассказал о дневном визите Анжелы. Решил скрыть.

– Мои девчонки сегодня все заняты, – говорила Анжела, – погода мерзкая, и мне тоскливо. Вот я и подумала о вас с Соби. Можно сейчас прийти к вам в гости?

– В гости? – Вот только этого мне и не хватало. – Знаешь… Я сегодня как-то не рассчитывала на гостей… Может, завтра?

– Завтра я уже улетаю в Бельгию, – тяжко вздохнула подруга. – А вы с Соби в постели?

– Нет, естественно.

И дав ответ, я тут же подумала: «Надо было ответить «Да», и она тут же отстала бы».

– Милена, я, конечно, пила за вашу большую любовь, – говорила Анжела, – но уже вижу, что её никогда не будет. Если тебе Соби действительно безразличен, отдай его мне.

Я усмехнулась:

– И как ты себе это представляешь?

– Скажи ему, что он тебе не нужен, тогда он отвернётся от тебя и обратит внимание на меня.

– Ты в этом уверена?

– Вполне. Между прочим, я сегодня днём приходила к Соби. Он тебе рассказал об этом?

– Да. – Я сохраняла спокойствие.

– А он говорил, что мы с ним целовались? И он заверил меня в своей дружбе, разрешил мне писать ему и звонить. Так что я буду бороться за него.

– Давай, дерзай. – К спокойствию добавился холод.

– Милена! Да что ж ты, как собака на сене! И сама не берёшь, и другим не даёшь. Злая, грубая. Парень приехал к тебе с другого конца света, даже пережил ограбление, а ты постоянно насмехаешься над ним, дураком выставляешь. Думаешь, он ещё долго будет заинтересован в такой женщине? – Анжелу будто прорвало, она горячо говорила, не ожидая ответа. – Жаль, что я уезжаю. Если бы знала, что повстречаю Соби, то отказалась бы от поездки. Но я уже всё решила и даже устроила. Начинаю учить японский язык, а когда вернусь из Бельгии, перейду работать в Азиатское направление. Оно сейчас очень востребовано. И первый город, в который я отправлюсь – это Токио.

– Я буду рада твоим успехам, – окатила я разгорячённую подругу ледяным равнодушием.

Но Анжела только фыркнула от негодования.

– Надеюсь, к тому времени Соби окончательно в тебе разочаруется, – высказала она и отключила связь.

Я бы обиделась на неё и навсегда вычеркнула бы из списка подруг. Да только, зная, что в битве за сердце Соби шансы Анжелы на победу равны нулю, лишь тихо её пожалела. Я отложила телефон и вернулась за стол, вновь опустившись на груду подушек. Соби выглядел безучастным. Его спина оставалась ровной, на лице не проявлялось ни малейшей эмоции. На лице, которое сегодня было необычайно красивым. Если бы сейчас Анжела увидела это лицо, она убила бы меня из ревности.

– Это звонила Анжела, – произнесла я голосом ещё не утратившим звон льда.

– Я понял, – таким же тоном отозвался Соби.

Наверное, от возникшего холода мои колючки ощетинились и заострились.

– Она, оказывается, была здесь сегодня. А ты мне ничего не сказал.

– Не успел сказать. Но и скрывать этот факт не собирался. Не думаю, что тебе было бы приятно, если б, подарив цветы, я тут же завёл разговор об Анжеле.

– Допустим. Но она ещё заявила, что ты жаловался ей на меня, говорил, что я часто обижаю тебя.

Я взяла бокал с вином и отпила из него. Мои колючки наполнялись ядом. Упрёки Анжелы не произвели на меня никакого воздействия.

– Это неправда, – невозмутимо ответил Соби, не отводя глаз. – Не имею привычки жаловаться вообще, а тем более на женщин.

– Анжела видела твои синяки? Что ты ей сказал?

– Что подрался.

– Она поверила?

– Возможно, нет.

– Но пожалела тебя.

– А как же. Она же женщина.

– И под порывом жалости вы стали целоваться?

– Да, Анжела поцеловала меня.

– Как?

– В губы.

– И ты был, конечно, не против.

– Не против. Анжела хорошо целуется.

Мерзавец, ничего не отрицал. Кобра ревности снова подползала к моему сердцу.

– Ещё скажи, что у неё руки нежные.

– Не могу отрицать этого.

– Может, вы ещё и на моей кровати покувыркались?

– Что ты. Кровать госпожи – это святое. Мы ограничились только ласками.

– И поди, отнюдь нескромными?

– Тебе интересны подробности? Изволь. Пока ловкий язычок скользил по моей шее, мягкие ручки проникли ко мне под одежду и страстно ласкали всё моё тело, то поднимаясь вверх к груди, то опускаясь вниз на бёдра…

– Заткнись! – взвизгнула я.

Негодяй! Он ещё смел издеваться! Разозлённая его наглостью, я схватила попавшуюся под руку палочку и запустила ею в мерзавца. Но тот увернулся.

– Раз тебе так понравилась Анжелочка, то можешь отправляться к ней! Удерживать не стану! Она сейчас как раз изнывает от тоски в ожидании тебя.

– Если ты так желаешь, могу и уйти. – Голос Соби ни на полтона не изменился. – Но уходя, я заберу с собой и букет.

– Ну уж нет! – Я придвинула вазу к себе поближе. – Это мой подарок. Эти цветы Анжела не получит. Ни цветы, ни их значение.

– Так значит, ты приняла мои чувства? – Холод из голоса улетучился, в глазах ожил интерес.

– Я ещё думаю над этим вопросом, – недовольно надулась я. – Ты обидел меня.

– Чем?

– Ты целовался с Анжелой, хотя говорил, что она тебе не нравится. Значит, ты лгал мне.

Однако от моей претензии на лице парня, как ни странно, расцвела хитрая улыбка.

– А ты меня ревнуешь, хотя ранее отрицала этот факт, – сказал Соби. – Значит, тоже обманывала.

– Ничего подобного! Мне всё равно, с кем ты милуешься, только бы не в моей квартире!

– Неужели всё равно?

– Совершенно.

– Тогда почему не позволила Анжеле прийти сюда?

– А зачем она мне здесь? Чтобы смотреть, как она пожирает тебя взглядом и облизывается?

– Но ведь тебе всё равно. Наоборот, могла бы помочь подруге в сердечных делах. Убедить меня в том, какая она хорошая.

От подобного замечания моё негодование лишь усилило поток.

– Да к чему мне это? Ты и так уже оценил все её достоинства. Целуешься с ней, обнимаешься…

– Я её не обнимал…

– Обнимал.

– И не целовал.

– Целовал. Я видела!

– Видела?

Я замолкла и закусила губу. Боже мой! Проболталась!

– Где видела? – Соби с подозрением сузил глаза.

– Нигде! – рявкнула я. – Ты… так красочно описывал ваши… ваши ласки, что эта картина аж… у меня перед глазами встала. И вообще… отстань от меня со своей Анжелой. Только настроение испортил. А ведь я сегодня хотела не ругаться с тобой.

Обиженная я демонстративно отвернулась от собеседника. Надо же, проболталась. Не дай Бог Соби что-нибудь заподозрит. Надеюсь, он не заострит внимание на моих словах и примет моё нелепое объяснение. А Соби молчал. Почему? Разве он не собирался извиняться? О чём вообще он думает? Возможно, ни о чём, а просто сидит и продолжает с хитрой улыбочкой наблюдать за мной. Не выдержав затянувшейся паузы, я с царственным видом повернулась к парню. И даже не удивилась, когда увидела именно то, что и предполагала.

– Почему так смотришь? – спросила я хитрую физиономию.

– Ты мне нравишься, – просто ответил Соби.

– Неужели? – усмехнулась я. – Не взаимно. И знаешь что, раз ты мне испортил настроение, то давай его и восстанавливай.

– Хай, Милена-сама! – поклонился мне слуга. – Какое развлечение предпочтительнее: беззаботная беседа, занятная игра, танцы?

– Да, танцы, – выбрала я. – Станцуй для меня что-нибудь.

Бровь парня удивлённо вздрогнула, и уверенность его улыбки несколько обмякла.

– Мне станцевать?.. Одному?

Не ожидал, да?

– Именно, – послала я злорадную улыбку. – Хочу посмотреть на твой талант. Считай это моей сегодняшней прихотью.

– Ёй, – согласился слуга. – Мне показать какой-то определённый танец?

– Нет. Танцуй, что хочешь. Но такое, чтобы я замерла от изумления, чтобы у меня дух перехватило от восхищения. Удиви меня своим мастерством.

– Нанмондаи.⁸⁰ – Лицо Соби приобрело задумчивый вид. – Мне даже на экзаменах такое сложное задание не давали.

– Ну вот, постарайся.

Соби подумал немного, потом поднялся из-за стола, зачем-то надел пиджак, застегнул его, а заодно и все пуговицы на рубашке.

– Можно я сменю музыку? – спросил он.

– Можно, – позволила я.

Парень не спеша подошёл к магнитоле и начал перебирать лежащую возле неё стопочку дисков.

– Это будет японский национальный танец? – поинтересовалась я.

– Нет. Национальный танец в современном костюме не смотрится, а подходящего наряда у меня с собой нет. Соно.⁸¹

Соби нашёл то, что нужно. Выключил игравшую музыку, открыл крышку дисковода.

– Но музыка будет японская? – продолжала я любопытничать.

– Да. Молодёжная группа «Итадзуракко» – «Шалуны».

– Мм! Судя по названию, у них, вероятно, не очень приличные песни.

– Нет, всё прилично, – заверил Соби, но добавил. – Правда, с намёком на неприличное. У парней хорошая музыка. Под неё удобно ставить импровизации.

Парень вставил в магнитолу диск, настроил нужную композицию.

– Песня называется «Я тот, кто тебе нужен», – дал Соби последнее пояснение.

– Названия достаточно, чтобы не требовать перевод, – сделала я последнее замечание.

Раздались первые такты мелодии. Усевшись поудобнее на подушках, я приготовилась к просмотру спектакля. Соби же вышел на середину комнаты, повернулся ко мне лицом. В его глазах повисла надменность, в позе задержалось высокомерие. Танцор вошёл в образ.

Музыка была дерзкой и порывистой, стройный хор мужских голосов, словно призывал к чему-то, словно требовал внимания. Во время длинного вступления Соби с видом утомлённого светского плейбоя принялся не спешно красоваться, словно перед фотокамерами. Встал так и эдак, пальцем поправил чёлку, провёл по губам, кокетливо склонив голову, игриво подмигнул. Продемонстрировал, как он смотрится с расстегнутым пиджаком, с приподнятым воротником, как развязно выглядит, если сунет руки в карманы брюк. У меня закралось предположение, что это танец фотомодели. Покрасовавшись, танцор лениво освободил один рукав пиджака, затем другой. Сняв пиджак, перекинул его через плечо, ступил налево, обернулся направо, а затем откинул пиджак в сторону, словно ненужную вещь.

Начался первый куплет. Надтреснутый голос парня что-то доказывал. Танцор немного оживился. Но лишь немного. Если сначала он рекламировал пиджак, то теперь решил продемонстрировать все достоинства оригинальной рубашки. Оригинальной не только рисунком, но и способностью самостоятельно расстёгивать пуговицы. Я не сразу осознала это. Не касаясь ткани, руки делали какие-то плавные движения, взмахи, пальцы меняли положение. И вдруг к началу припева все пуговицы оказались расстегнуты. Что, собственно, танцор и показал, широко разведя руки в стороны.

От вида полоски смуглого тела во мне закопошилось смутное сомнение, что танец не так прост.

Хор мужских голосов в припеве снова чего-то требовал. И видимое спокойствие танцора тоже пошатнулось. В глазах заблестело лукавство, в движениях проявилась небрежность. Пальцы оставляли в воздухе щелчки, равнодушные взмахи, будто невзначай проскальзывали под воротник, под планку одежды. И наконец, наигравшись, выправили из брюк сначала одну сторону подола рубашки, затем другую.

Сомнение уже превратилось в уверенность, и я с растущим напряжением наблюдала за продолжением необычного танца.

Солист продолжал что-то утверждать. Но не до него. Кокетство и игривость танцора обрели оттенок соблазна. Гибкие пальцы ласково обвели овал лица, спустились под рубашку, скользнули по плечу и прильнули к груди. При этом прикрытые негой глаза признались, что подобные прикосновения танцору приятны. Рука поднялась с живота и обнажила плечо. И тогда лицо танцора покрылось мнимой скромностью. Впрочем, ненадолго. Ресницы распахнулись, и вспыхнул дерзкий взгляд. Его стрела была пущена в мою сторону, и у меня в груди тут же что-то ёкнуло. Цель достигнута. А танцор уже повернулся спиной и игриво приспустил рубашку с плеч, продемонстрировав волну мышц. Но после вернул одежду на место, повернулся и, всё так же дерзко глядя на меня, не торопясь стал расстёгивать манжеты. Одну, вторую. Танцор был настроен серьёзно. Водя ладонью по телу и придерживая ткань одежды, он медленно вынул руку из одного рукава, потом другую. И вдруг, вызывающе вздёрнув подбородок, безжалостно смял снятую рубашку и откинул её прочь.

Увидав оголённый торс мужчины, я, кажется, выпала из реальности.

К требовательным голосам хора добавились глубокие басы и напряжённый ритм. Полуобнажённый танцор сбросил игривость, в его движениях осталась лишь дерзость, в его глазах – призыв. Теперь танец вёл уверенный в себе мужчина, который знал, для чего он обнажил себя, и что от него нужно женщине. Он даст ей всё без сомнения: силу крепких мышц, гибкость тела, мягкость губ, ласку рук. А может она хочет иного? Это тоже возможно. Пальцы вонзились в плечо и провели через грудь несколько неярких царапин, при этом на лице проявились боль и терпение. Вторая рука проделала то же самое на животе – и черты лица исказились от нового страдания. Не выдержав мучений, танцор отвернулся.

Но почти сразу же вновь повернулся. В глазах горел вызов, будто он предлагал женщине битву. Такой же вызов, как и в голосе певца, вытягивающего ноты. Не отрывая от меня этого взгляда, танцор медленно, но демонстративно принялся расстегивать ремень на брюках. Вынул конец ремня из хлястика, отогнул, высвободил ремень из пряжки, а после так же медленно стал вытягивать его хлястиков на поясе брюк. Я, не отрываясь, наблюдала за этим действием, мысли находились в таком же оцепенении, что и тело. А танцор, вытянув ремень, вместе с грянувшим громким аккордом внезапно резко ударил им по полу прямо передо мной. Я невольно вздрогнула. Но после со вторым аккордом ремень со звонким щелчком опустился уже на спину танцора, заставив его согнуться и опуститься на колено. Кажется, я вздрогнула ещё раз.

Другой певец с более низким голосом начал отчитывать рэп, убеждая, что спорить с ним бесполезно. Танцор же в это время показал, как можно использовать ремень помимо украшения брюк. Можно затянуть его вокруг живота, вокруг шеи, обмотать запястья рук, изобразив наручники. Но можно поступить иначе, то есть превратить его в орудие наказания крепкое и наносящее боль. И вот наконец резко щёлкнув, сложенным вдвое ремнём, танцор отбросил его прочь, как надоевшую игрушку.

И снова зазвучал припев, и снова певцы чего-то требовали, и теперь их поддерживали дробь барабанов и хор гитарных аккордов. Глаза танцора тоже требовали. В них горели страсть и желание, и они жаждали удовлетворения. В движениях полуобнажённого тела не было ничего непристойного, однако в них чувствовалось напряжение нервов, стремление выплеснуть на свободу всю скопившуюся энергию. Вот только что-то мешало этому стремлению. Может быть, брюки? Танцор уже изнывал от нетерпения и, сунув большие пальцы под пояс брюк, он повёл ими по окружности, будто поправляя данную одежду. А потом, нервно отмахнувшись, отвернулся и отошёл прочь. Но затем снова вернулся и, слегка покачивая бёдрами, медленно провёл ладонью вдоль пояса, после чего пуговица на поясе оказалась расстегнута. Брюки чуть-чуть приспустились, и показалась тонкая полоска белой резинки плавок.

Интересно, попадал ли в тот момент в меня воздух? Ибо дыхание моё, кажется, отключилось, в отличие от сердца, которое издавало глухие удары в такт барабанам.

Танцор явно мучился, изгибал в страдании своё гибкое тело. Он то опускался на колени, то поднимался, то опускался, то поднимался. Наконец ещё раз упав на колени, танцор под последний аккорд песни сделал на них круг и остановился рядом со мной. Очень близко, лицом ко мне. Лицом красивым, ещё сохранявшим дымку греха, с раскосыми глазами, ещё покрытыми поволокой желания, с губами, приоткрытыми для поцелуя. Губами, которые буквально приковали мой оцепеневший взгляд. Губами, доводившими моё желание до кипения. Я смотрела на них, и казалось, что кроме этих губ в мире больше ничего не существует. Они медленно и уверенно начали приближение к моему лицу. Оцепеневший разум, скорее по привычке, воспроизвёл уже мне самой надоевшую мысль: «Пусть только посмеет. Не позволю. Не позволю». А губы уже были совсем близко. Я прикрыла глаза, приготовившись принять их, пока разум продолжал бредово и упрямо повторять: «Не позволю». Вот сейчас губы обожгут меня жарким поцелуем, их огонь выведет меня из оцепенения, и я смогу вырваться из их притяжения.

Губы приближались, я уже чувствовала их тёплое дыхание. И замерла, словно в ожидании какого-то чуда. И вот я ощутила на своих губах лёгкое, едва уловимое прикосновение чего-то очень мягкого и нежного, чего-то похожего на дуновение ветра. Не решаясь открыть глаза, я с трепетом ожидала продолжения. Но его отчего-то не последовало, и даже зародилось сомнение, было ли вообще это нежное прикосновение тёплого ветра. И тогда я открыла глаза.

Сначала я увидела обнажённый торс молодого мужчины, по рельефу его крепких мышц взгляд прополз до шеи, прыгнул на сомкнутые губы и, будто испугавшись их нового притяжения, быстро вспорхнул к раскосым глазам. К глазам, которые уже сняли поволоку, но обрели оттенок ожидания.

Соби, что же ты со мной делаешь? От этого удара, моя крепость покачнулась, потеряв половину укреплений и кирпичей. Покачнулась, но всё-таки устояла.

– Впе… впечатл…ляет, – выдавила я, заставляя себя вернуться в реальный мир. – Мне, да… весьма…

Близость Соби мешала моим мыслям выстроиться в стройный ряд. Раскосые тёмно-карие глаза не прекращали свою атаку, и кирпичи с крепостной стены продолжали осыпаться. Моё покорившееся сердце уже безропотно отправилось в пасть сердцееду, словно кролик, загипнотизированный магическим танцем удава. И тут в душе зародилась лёгкая паника. Ведь съест, растерзает!..

– Я сейчас… я вернусь…

Резко вскочив, я, едва сдерживая порыв, вышла из комнаты и закрылась в ванной. Было такое чувство, будто меня резко вытолкнули из глубокого сна. Дыхание сбивалось с ритма, тело ныло от желания, и сердце колотилось, словно ненормальное. Да и с разумом я как-то раздружилась. Он настаивал, чтобы я подправила укрепления и продолжала держать оборону, тогда как душа склонялась к тому, чтобы разметать эти руины напрочь и сдаться, вернее даже отдаться на растерзание дракону сердцееду.

Я мучилась, я не знала, какой путь выбрать, я не знала, какой из них принесёт мне больше страданий. Буду ли я жалеть о том, что упустила шанс или о том, что поддалась соблазну? И тогда я решила – положусь на выбор судьбы. Если Соби всё ещё раздет, то дальнейшее действие вечера перейдёт в спальню. Но если же предмет моих мучений сжалился надо мной и оделся, значит, и я крепость свою не покину.

Собравшись с духом, я вышла из ванной комнаты и сделала шаг в неизвестность. Соби сидел у стола и пил вино. Но главное, он был одет: рубашка застёгнута, заправлена в брюки, и даже пояс вновь был перетянут ремнём. По воздуху снова плыла негромкая спокойная музыка. Странно, но увиденное почему-то не принесло мне облегчения. Где-то в глубине души мне хотелось иного исхода. Однако условие поставлено, и его следовало выполнить. Стряхнув с себя ненужные желания, я гордо вздёрнула подбородок и вернулась на своё место за столом. Интересно, что Соби подумал о моём бегстве? Наверное, я опять выдала себя. Да только на бесстрастном лице парня невозможно было что-либо прочитать. Я взяла свой бокал и почти залпом допила то небольшое количество вина, которое в нём оставалось.

– Исполнил ли я твою прихоть, Милена-сама? – поинтересовался Соби.

– Да, вполне, – удостоила я оценкой. – Интересно… с пуговицами оригинально получается…

– Аа сорэ?⁸² – улыбнулся Соби. – В нашей группе парень есть, который увлекается фокусами. Вот он меня и научил.

– А где ты научился подобным танцам?

– В Японии посещал уроки стрип-дэнса.

– Наверное, уроки девушка проводила?

– Скорее молодая женщина.

– И зачем тебе учить такие танцы? Для случая подработки?

– Мурон содэванай⁸³, – спокойно ответил Соби. – Я хочу демонстрировать публике своё мастерство, а не тело. Стрип-дэнс хорошо развивает пластичность. К тому же здесь крайне важны эмоции. Этот танец не для того, чтобы просто нравиться или не нравиться. Он не призван передавать какие-либо образы. Танцор должен суметь одними движениями подать определённые чувства и вызвать у зрителя определённые желания и фантазии. При этом всё должно выглядеть красиво и эстетично. Не улыбайся. Это сложнее, чем кажется. Это своего рода искусство.