Почти три года ландграф жил то в Стайнберге, то в Регенплатце, внимательно следя за делами своих сыновей, будущих правителей. И Берхардом, и Густавом Генрих остался доволен, оба были серьёзны и деятельны. Берхард с большим усердием принимал участие в решениях проблем графства, общался с народом и принимал прошения; советы отца не игнорировал, а выслушивал с благодарностью и старался применить. Генрих с гордостью смотрел на своего наследника, и сознание, что будущее Регенплатца в надёжных и сильных руках, радовало сердце его.

Густав тоже не сидел сложа руки. Активно руководил восстановлением поместья, вникал во все нюансы строительства, ездил с отцом по деревням, выслушивал жалобы жителей, решал их вопросы. Он изо всех сил старался показать отцу, что способен стать хорошим правителем, что достоин не только мелкого поместья, но и всего графства. Правда, многое для Густава было утомительно, тоскливо, вызывало скуку. Он бы с большим удовольствием поехал на охоту, устроил бы праздник. Но дело есть дело, и Густав это понимал, старательно прятал свои настоящие чувства от отца и от матери, открывая душу лишь верному другу своему Акселу Тарфу.

Ландграф фон Регентропф был рад – наконец его жизнь потекла по спокойному руслу. В Регенплатце царил мир и порядок, в семье – лад. Патриция жила в Стайнберге, ей там не нравилось, но ради того, чтоб быть рядом с Густавом, она терпела все неудобства и провинциальную скуку. Единственными развлечениями её были шитьё гобелена да переписка с матерью, которая предпочла остаться в Регентропфе. Магда Бренденбруг жила почти уединённо в северном крыле замка, редко покидала свои покои и не вмешивалась в дела зятя и его сына. Однако пристально за ними следила, через прислугу узнавала все мельчайшие события и подробно описывала их дочери.

Вроде бы жизнь в семействе ландграфа наладилась, передряги закончились, недовольные смирились со своей судьбой. Генрих отдыхал. Всё складывалось так, как он хотел, как он когда-то задумал. Теперь же, дабы закрепить всё на своих местах, осталось позаботиться и о личной жизни сыновей. Пришло время их женить.

Берхард вырос настоящим красавцем. Его гордая осанка, внимательный взор чёрных глаз, ниспадавшие на плечи густые волосы цвета воронова крыла, мягкий голос пленили сердца уже многих девушек и простых, и знатных. Подходящую невесту будет легко подыскать. Густав так же имел славу завидного жениха. Он восхищал силой, отвагой, в синих глазах часто проглядывало лёгкое пренебрежение, но это лишь создавало впечатление уверенности в себе, в своей непобедимости. И наследством отец его тоже не обделил: к Стайнбергу Генрих добавил ещё два соседних поместья. Так что Густав был женихом не только красивым, но и богатым.

После ужина Генрих, как обычно, сидел у камина и разговаривал с Берхардом. Он любил поговорить с сыном на разные темы. Берхард вырос умным юношей, на всё имел своё суждение, интересно рассуждал, внимательно слушал; он мог поспорить и даже дать совет, но делал это редко, всё же предпочитая учиться и совершенствоваться. Поболтав о всякой ерунде, Генрих вдруг спросил:

– А как ты, Берхард, относишься к женщинам?

Юноша, не ожидая столь откровенного вопроса, тут же потупил взор.

– Хорошо отношусь, – сдержанно ответил он.

Генрих улыбнулся, заметив смущение сына. Смотри-ка, заскромничал. А сам уже успел соблазнить молодую прислужницу графини Бренденбруг, а ещё обменивался записками с рыжеволосой красавицей дочерью казначея, и даже был застигнут целующимся с ней. Да, Генрих знал о сыновьях всё, имея тайных соглядатаев и в Регентропфе, и в Стайнберге.

– Ты влюблён?

Берхард смутился ещё больше.

– К чему эти вопросы, отец? – уклонился он от ответа.

– Я решил, что вам с Густавом настала пора жениться.

Берхард вскинул тревожный взгляд:

– Вы уже подыскали нам невест?

– В общем, да.

– Тогда к чему вам знать, влюблён я или нет? – юноша вновь отвёл взор.

– Не хотелось бы, чтоб сердце твоё страдало.

Наступило молчание. После него Генрих надеялся услышать откровения, но последовал новый вопрос:

– Можно узнать, кто эти девушки?

– Конечно. Это не тайна. За тебя я сосватал Зигмину, младшую дочь маркграфа Олдрика фон Фатнхайна. Ей скоро исполнится шестнадцать. Говорят, девушка очень мила и хорошо образована. А за Густава – Гретту, дочь барона Рюдегера Хафф, моего северного соседа.

Гретту Хафф? Сердце юноши дрогнуло.

– Как? Она же… Я слыхал, она уже замужем за каким-то английским лордом…

– Да, она действительно была обручена. Но… Как же ты не слышал? Тот лорд разорвал помолвку. Гретта свободна, живёт вместе со своим отцом. Правда, тихо и уединённо.

Сердце издавало гулкие тяжёлые удары. Берхард смирился, он свыкся с мыслью, что Гретта потеряна навсегда, что она принадлежит другому. И вдруг оказалось, что все эти годы она была свободна, что с ней можно было связаться, даже приехать навестить. С ней можно было увидеться. Но он не сделал этого. И теперь он снова опоздал.

– Я не слышал… – тихо проговорил Берхард. – Знаю только… барон почти разорён.

– Ну и что, – отмахнулся Генрих. – Мне своего богатства хватает. Зато вместе с дочерью барон отдаёт поместье Зильбернбах, что на границе с Регенплатцем. Это большая удача. Густав сможет расширить свои земли. Да и мне спокойнее. Не хотелось бы, чтоб Гретту выдали за какого-нибудь врага моего. Я послал гонцов к отцам девушек. Если ответы будут положительными, то гонцы привезут ещё и портреты невест. Но ты не рад, смотрю?

Действительно, пока ландграф рассказывал свои планы, Берхард так и не поднял глаз, он по-прежнему был задумчив и скрывал мысли глубоко в себе. Неужели он и вправду влюблён?

– А Густав уже знает о ваших планах? – спросил Берхард, вновь проигнорировав озабоченность отца.

– Нет. Но я приготовил письмо в Стайнберг, хочу, чтоб Густав и Патриция к лету приехали сюда. Здесь всё и обсудим. Возможно, к тому времени как раз и гонцы мои вернутся с ответами.

– Матушке не понравится, что за меня вы сосватали дочь богатого влиятельного маркграфа, а за Густава – дочь обедневшего барона, у которой к тому же репутация отвергнутой невесты.

– Ей много чего не нравится, – Генрих нервно передёрнул плечом. – Естественно, она будет недовольна, однако ей всё равно придётся смириться. Регенплатц – своего рода небольшое королевство, и ты – принц, наследник. Ты можешь взять в жёны только девушку из знатной семьи. А Густав всего лишь твой брат.

– Порой мне кажется, что я не имею права на трон Регенплатца.

Брови Генриха взметнулись вверх.

– Это ещё что за речи? – изумился он. – Кто же, как не ты, мой старший сын, унаследует…

– Ваш младший, но законный сын Густав.

Ландграф опешил. Он ожидал услышать подобное от кого угодно, но только не от Берхарда. Генрих внимательно посмотрел на сына. Тот по-прежнему сидел с непроницаемым лицом и прятал глаза под опущенными ресницами. Что с ним вдруг стало? Ещё вчера они спокойно беседовали, обсуждали будущее, а сегодня он решил, будто занимает чужое место.

– Берхард, я тебя не понимаю и требую объяснений.

– Мне кажется, отец, вы поступаете несправедливо. Если вы не отдадите Регенплатц Густаву, боюсь, будет худо не только мне, но и всему графству.

– С чего ты это взял?

– Последний год Густав изредка присылает мне письма, в которых откровенно признаётся в своей ненависти ко мне, – наконец начал признаваться юноша. – Он называет меня бесстыдным человеком, который использует вашу доброту в собственных целях, человеком без чести и без совести, который настраивает вас против него и Маргарет. Густав грозит, что соберёт армию против меня и обязательно вернёт себе Регенплатц, принадлежащий ему по праву законного рождения.

– Он знает?

– Да. Видимо, матушка рассказала ему всё. Кроме того, недавно мне было прислано письмо от Маргарет. Она теперь тоже знает о моём настоящем происхождении и предупреждает, если Густав пойдёт против меня войной, то её муж граф Гельпфриг поддержит его и присоединит к его войскам свою армию.

После такой новости Генрих совсем потерял дар речи. Значит, лад в семье, как он думал, так и не наступил, казавшееся спокойствие являлось лишь прикрытием для продолжающейся войны. Патриция открыла правду Густаву и Маргарет, она откровенно добивается вражды между ними и Берхардом. Да и отец в их глазах тоже оказался предателем. Какое теперь может быть уважение к нему? Своими силами уничтожить Берхарда у Патриции не выходит, и она переложила эту задачу на сына.

– У них ничего не получится, – произнёс Генрих, с трудом приходя в себя от потрясения. – Твоя армия всё равно будет больше армии Густава. Вассалы присягнут на верность тебе, а не ему. Не ожидал я такой коварной игры за моей спиной. Почему ты мне раньше ничего не говорил?

– Сначала я думал, что в Густаве просто кипит обида. Однако его угрозы становятся всё жёстче. Да и Маргарет присоединилась.

– И ты испугался?

– Нет, – Берхард был спокоен. – За себя нет. Но не хотелось бы, чтоб из-за наших семейных передряг пострадали бы невинные люди, пострадал мир в Регенплатце. Да и, если подумать, в какой-то степени Густав с матерью правы, их можно понять…

– Запомни, Берхард, – пресёк Генрих рассуждения сына. – Несмотря на твоё происхождение, ты – мой прямой и законный наследник. Патриция при моих подданных признала тебя своим сыном, согласившись тем самым стать твоей родной матерью! Это потом в ней началась игра амбиций. Ты носишь фамилию Регентропф по праву. Титул ландграфа и графство Регенплатц переходят к тебе по закону. И я запрещаю тебе сомневаться в этом!

Берхард молчал, не смея перечить отцу, а Генрих после тяжёлой паузы добавил:

– Мне уже сорок один год. Моё сердце настолько больно, что может остановиться в любой момент. Потому я заранее забочусь о вас, моих детях, и о Регенплатце. Завещание уже готово. На твою свадьбу я приглашу всех вассалов, короля и на празднике перед всеми официально передам тебе власть и правление Регенплатцем. Вассалы присягнут тебе в верности. Густав будет бессилен. С того момента его жизнь окажется в твоих руках. Ты получишь право арестовать и даже казнить брата за измену.

– Я этим правом не воспользуюсь, – отрезал Берхард.

– Я тоже буду надеяться, что Густав к тому времени одумается и смирится.

Встреча Генриха, Патриции и двух братьев была предельно холодна. Все улыбались друг другу, говорили добрые слова, но в глазах блестела неприязнь, а в голосах звенел лёд. После положенных церемоний приветствия все разбрелись по своим комнатам и собрались снова вместе только к ужину. В этот раз и графиня Бренденбруг изменила своим привычкам и тоже спустилась трапезничать в общую залу.

Сначала разговор за ужином шёл ни о чём, о всяких пустяках. Однако вскоре Патриция не выдержала и поинтересовалась у мужа:

– Всё это хорошо, но может, ты всё-таки скажешь, зачем вызвал нас с Густавом сюда?

Генрих улыбнулся:

– Я думал, тебе будет приятно вернуться. Разве ты не соскучилась по Регентропфу, по своей матушке? Она по тебе очень скучала.

– Да, очень, – эхом вздохнула Магда.

Но Патриция лишь недоверчиво усмехнулась.

– Я тебя слишком хорошо знаю, Генрих, ты всегда поступаешь только по выгоде своей. Ни мои чувства, ни чувства моей матушки тебя не тревожат.

– Зря ты так. Я действительно хотел, чтоб вы вернулись в Регентропф. Особенно ты, Патриция. Ведь как ни крути, а место жены подле мужа. Но ты права, у меня есть и важное дело.

– Я так и знала, – тихо рассмеялась Патриция.

– Вернее не дело, а сообщение. И оно касается вас, Берхард и Густав.

Густав подался вперёд, приготовившись внимательно слушать. Берхард же остался безучастен, он уже знал, о чём пойдёт речь.

– Мои сыновья уже не мальчики, а взрослые мужи. Берхарду минуло восемнадцать лет, Густаву скоро исполнится семнадцать. Вы сильны, умны, красивы, богаты. Для вас уже наступил тот период жизни, когда нужно задумываться о создании семьи. Короче говоря, вам пора жениться.

– Ты с ума сошёл! – воскликнула Патриция. – Густаву ещё рано даже думать об этом! Ему только шестнадцать…

– Я уже не мальчик! – встал на свою защиту Густав, который, несмотря на свой юный возраст, уже успел познать правила любовных игр с женщинами. – И я вовсе не прочь жениться. Если, конечно, невеста понравится.

– Она понравится, – спокойно заверил отец.

– Ты что же, и невесту уже нашёл? – кипела Патриция.

– Да, я подыскал невест для обоих сыновей.

– Даже не посоветовавшись со мной?

– Девушки весьма хороши, – проигнорировал Генрих возмущение жены, – из уважаемых семей. Я уже вёл переговоры с их отцами и получил от них согласие на браки. Гонцы привезли благословения и портреты девушек. Так что, женихи, сейчас вы увидите своих будущих невест.

Ландграф повернулся лицом к двери, несколько раз хлопнул в ладоши и громко приказал:

– Внесите портреты!

Дверь тут же распахнулась, и двое слуг внесли в залу две покрытые белой материей картины. Сидевшие за столом хранили молчание зрителей, приготовившихся к просмотру интересного спектакля, роль ведущего которого взял на себя ландграф фон Регентропф.

– Начнём с Берхарда, сына моего старшего.

Один из слуг сдёрнул материю с картины и перед зрителями предстал портрет совсем юной худенькой девушки в нежно-голубом наряде на фоне розового утра. Миленькое личико с мягким румянцем, пухлые розовые губки застыли в лёгкой улыбке, светлые, почти белые волосы уложены в причёску с жемчужной нитью и украшены синими и красными цветами, в приподнятой к груди руке маленький букетик алых цветов. Художник, видимо, пытался изобразить нежного юного ангела. Да только у него не получилось. Этот образ портили гордо поднятая голова, смелый, даже надменный взор холодных серых глаз, и сама улыбка казалась высокомерной. Присмотревшись к лицу можно было догадаться, что этот ангел своенравен и предпочитает подчинять, а не подчиняться.

– Зигмина фон Фатнхайн, – провозгласил Генрих, – младшая дочь маркграфа Олдрика фон Фатнхайна. Через пять месяцев ей исполнится шестнадцать. Умна, образована, играет на нескольких музыкальных инструментах, красиво поёт. Увлечена математикой. О Зигмине говорят, как о девушке с жёстким характером, даже отец старается ей не перечить. Но это неплохо. Регенплатцу не нужна мямля. К Зигмине сваталось ещё трое женихов, однако из всех она выбрала тебя, Берхард.

– А говоришь, что она умная, – презрительно скривив губы, вставила своё замечание Патриция.

Генрих вновь пропустил слова жены мимо ушей.

– Что скажешь, Берхард? – обратился он к сыну.

Берхард пожал плечами. Девушка с портрета ему не приглянулась, показалась слишком бледной и невзрачной, а по характеру она наверняка будет похожа на Патрицию. Но вслух высказать свои впечатления он не посмел.

– Очень милая, – сдержанно ответил Берхард. – Я рад, что она отдала предпочтение мне.

Генрих удовлетворённо кивнул головой и подал знак, чтобы открыли второй портрет.

– О-о-о! – восхищённо протянул Густав. Очевидно, эта девушка его больше впечатлила.

В скучающем взоре Берхарда тоже мгновенно вспыхнул интерес. Странно, что к такой красавице ещё и требовали приданное. Нежный овал лица обрамлён кудрями густых русых волос, светло-карие глаза глядели мягко и спокойно. Голова слегка наклонена на бок, руки грациозно скрещены на талии. В этом портрете всё было просто и скромно: и наряд девушки, и её поза, и тёмный фон. Ни пейзаж, ни лишние предметы, ни обилие драгоценностей – ничего не отвлекало от образа молодой красавицы.

Берхард, конечно же, узнал её. Он не мог не узнать этой девушки, так как слишком часто вспоминал о ней. Она и раньше была милой девочкой, а сейчас стала настоящей красавицей. Как же оказался глуп, как слеп тот лорд, который отверг её.

– Гретта Хафф, – говорил тем временем Генрих, – единственная дочь барона Рюдегера Хафф, моего соседа. Ей только что исполнилось восемнадцать. Она красива, добродетельна и скромна. Хорошо рисует, увлекается шитьём и разведением цветов, умело ведёт хозяйство.

– Неудивительно, что хозяйство она ведёт сама, – усмехнулась Патриция. – При такой бедности им слуги не по карману. Подозреваю, что именно из-за бедности её в своё время отвергли. Да и теперь она долго не может выйти замуж.

– Возможно, – не стал возражать Генрих. – И всё же брак с ней принесёт выгоду – поместье Зильбернбах у северных границ Регенплатца. Женившись на Гретте, Густав присоединит Зильбернбах к Стайнбергу и увеличит свои владения. А позже унаследует и остальные земли барона Хафф. Это более значимо, нежели сундуки с золотом. Если ты, Патриция, считаешь, что Густав ещё слишком юн для брака, свадьбу можно сыграть в следующем году, однако помолвка состоится в этом.

– Нет, я уже не мальчишка! – заявил Густав. – Пусть свадьба будет сразу, Гретта мне нравится.

– Но эта девица старше тебя, на ней пятно отвергнутой невесты, и она бедна, – продолжала негодовать Патриция. – Говорят, её мать даже незнатного рода, поселянка какая-то. Отец не удосужился подыскать тебе более приличную пару. Его интересует только выгода.

– Гретта не намного старше, – возразил Густав. – И земля – очень хорошее приданное.

– Не спорьте, – отрезал Генрих. – Уже всё решено. Гретта Хафф станет женой Густава. Я рад, сыновья, что вы согласны с моим выбором. Через пару месяцев к июлю девушки прибудут в Регентропф. Необходимо всё подготовить к их приезду и к большому празднику. Патриция, займись этим, дорогая.

Патриция недовольно фыркнула. Сегодня она уже в который раз убедилась, как Генрих несправедлив к своему младшему сыну. Для любимца Берхарда выбрал молодую знатную и богатую, а для Густава и без того всем обделённого – бедную старую деву. Даже по происхождению она ему не ровня.

Патриция недобро покосилась на Берхарда – юноша, словно заворожённый, смотрел на портрет Гретты Хафф. «Ему тоже приглянулась эта девица? Наверняка потому что она понравилась Густову, потому что предназначена в невесты ему. Волчонок готов у брата отобрать всё. А впрочем… Впрочем, этот интерес – неплохая добавка к серьёзной ссоре».

Берхард уже довольно долго лежал на кровати и задумчиво смотрел на потолок. Сон не шёл – мысли разные преграждали путь ему.

Жизнь казалась Берхарду странной. Вроде бы всё хорошо, всё для него, и жаловаться вроде бы не на что. И всё же, как много хотел бы он в ней изменить. И прежде всего свой статус наследного принца. Да, пожалуй, это главная причина всех его неприятностей. Берхард с радостью отдал бы эту привилегию Густаву. Прекратилась бы их вражда, остыла бы ненависть матери. А главное, Гретта стала бы его невестой.

Интересно, помнит ли она его? Прошло почти семь лет с того дня, как они познакомились. Берхард невольно сжал в ладони жемчужный кулон, который в тот прекрасный день был спасён милой девочкой с красивым именем Гретта. Она не могла забыть. Возможно, Гретта и не думала о нём, но не забыла. Нет.

Как Берхард ругал себя теперь, что за эти семь лет так ни разу и не поинтересовался её судьбой. Что подчинился прошению фрау Барх и больше не пытался завязать с Греттой отношения. Никак не пытался. Он был убеждён, что красавица Гретта уже замужем, уже нашла своё счастье. Но он ошибался, девушка всё ещё была свободна. Берхард и не знал радоваться этому или огорчаться. Он бы, наверное, порадовался, если б женихом Гретты не оказался Густав, его брат. Чувство сожаления наполнило горечью душу юноши. Лучше бы Гретта стала супругой любого другого мужчины, лучше бы он её больше никогда не встретил, чем теперь осознавать, что она рядом и всё же недоступна.

Берхард и сам не понимал, почему он так мучился из-за этого. Он помнил милую скромную девочку, с которой провёл один вечер, сейчас увидел портрет красивой девушки – вот и всё. А сердце почему-то ноет. Может, попросить отца отдать Гретту в жёны ему, Берхарду, а Зигмина пусть выходит замуж за Густава. Матушка порадовалась бы такой расстановке. Но нет, отец не передумает. Договоры уже заключены, формальности улажены. Осталось только свадьбы сыграть. Надо было раньше говорить с отцом, теперь поздно. Он снова опоздал.

Берхард закрыл глаза и представил свою невесту. Нет, она ему не нравилась, его душу к ней не тянуло. Вот опять, как жаловаться на судьбу? Она преподнесла молодую, привлекательную, богатую и знатную невесту, но хочется-то совсем другую. Ох, лучше бы судьба так не старалась. Все её щедрые дары приносили лишь страдания.

Как обычно, Берхард лично встречал Кларка Кроненберга у переправы через Стиллфлусс. В последние годы они встречались редко, у каждого появились свои заботы. Обучение наукам закончено, началось обучение правилам правления.

Отпустив слуг с багажом в замок, юноши направили своих коней на окружную дорогу и пустили их неспешным шагом. Берхарду хотелось поговорить с другом. В письмах многого не расскажешь, ответы получаешь короткие, разговор без эмоций, без тепла человеческого.

– Как в доме твоём, друг мой? – поинтересовался Кларк – По-прежнему холод и вьюга?

– Да, по-прежнему, – уныло отозвался Берхард. – Мать открыто меня презирает, Густав постоянно рычит мне вслед оскорбления. Уж поскорее бы прошли все церемонии, да вернулись бы они в Стайнберг.

– Патриция разве уедет с Густавом?

– Надеюсь, что да.

– Невесты скоро прибудут в Регенплатц? – вновь спросил Кларк.

– Скоро. Зигмина с отцом уже в пути, а Гретта… – Берхард тяжело вздохнул. – Гретта не знаю. Но ей недалеко ехать, она не опоздает.

– Берхард, ты мне писал, однако я не совсем понял. Тебе и вправду Гретта Хафф не безразлична? Ты влюблён в неё?

– Да, Кларк, это правда, – признался Берхард.

– Но почему вдруг? Ты видел её всего раз и то давно, вы были ещё детьми.

– Если б я мог объяснить, то непременно сделал бы это. А сейчас я и сам в смятении. Видел бы ты, какой красавицей стала Гретта!

– Но и Зигмина, ты писал, тоже на внешность весьма мила.

– Да, мила, – тускло признал Берхард. – Она красива, как… как зима. Как колючий иней на ветвях деревьев, как блёклое серое небо. Даже от портрета веет ходом, хотя художник и попытался украсить эту снежную королеву цветами. А Гретта схожа с весной, с ароматом цветов, с теплом южного ветра, с ласковыми лучами солнца.

– Видно, художник очень постарался, – усмехнулся Кларк.

– Хочешь сказать, что он преувеличил, и на самом деле девушка хуже? – Берхард отрицательно покачал головой. – Я видел её, Кларк, я общался с ней. Её мягкий голос до сих пор звучит во мне, я помню каждое её движение. Она добра, умна и прелестна.

– Говоришь о ней, как об идеальной женщине, но всё-таки совсем её не знаешь. Добрая девочка за столько лет вполне могла превратиться в жестокую расчётливую стерву.

– Только не Гретта.

– Почему ты так в этом уверен?

– Ты не видел её глаза.

– Хороший художник…

– Нет, Кларк. Если девушка плоха, то она такова с самого начала, с рождения. Посмотри на мою сестру, например. Маргарет красивее и Гретты, и Зигмины, она далеко не глупа. Но взгляни в её глаза – сколько в них надменности, пренебрежения к людям… Таковой она была всегда: и в детстве, и сейчас, и, я уверен, никогда не изменится. И художникам не удаётся скрыть её истинный взгляд на жизнь.

– Хорошо. Но если Гретта так взволновала твою душу, почему ты не скажешь об этом отцу? Быть может, он позволит тебе жениться на ней, а не на Зигмине?

– Нет. Уже поздно что-либо менять и просить. Да отец и не пошёл бы на это. Понимаешь, Кларк, я – принц Регенплатца, и мне в жёны нужна только принцесса, – обречённо пояснил Берхард. А потом вдруг, обратив лицо к небу, горячо воскликнул, – Боже, как я ненавижу свой высокий статус! И зачем только отец забрал меня к себе, в замок? Лучше бы я остался с моим родным дедом! Лучше бы я работал в его лавке сапожником, зато был бы свободным! Был бы хозяином своей судьбы.

– И возможно, никогда не встретился бы с Греттой, – дополнил Кларк.

Берхард опустил голову. Да, не встретился бы.

– Но зато и сердце бы так не болело от того, что она не со мной.

– Твоё сердце болело бы от другого. Уж поверь мне, если бы ты вёл жизнь сапожника, ты бы проклинал своего отца за то, что он не забрал тебя в замок и не посадил на трон.

Берхард лишь пожал плечами, не зная, соглашаться с этими доводами друга или нет.

– Я Гретту смогу заполучить, лишь отказавшись от трона Регенплатца, – после недолгого молчания продолжил он.

– Отречься от всего ради незнакомой девушки? – подивился Кларк. – Хотя бы узнай сначала, взаимна ли любовь твоя.

– Я желаю и боюсь её взаимности. Хуже всего, что Густаву Гретта тоже понравилась. Он только о ней и говорит, готовится к встрече, к свадьбе. Я ревную, Кларк. Боюсь, не смогу сохранять безразличие, когда Гретта станет жить здесь, в замке. Да и вообще в Регенплатце.

– Вы с братом и так друг друга ненавидите, а из-за Гретты вообще может битва разразиться.

– Вполне, – согласился Берхард. – И в этом случае Густава никто не обвинит в коварстве. Наоборот, отрицательным героем стану я. Знаешь, Кларк, я просил отца снять с меня бремя властителя Регенплатца и отдать его Густаву, сыну законному.

– Вот как? – вновь изумился Кларк. – Всё-таки ради Гретты…

– Нет-нет. Этот разговор состоялся немного раньше.

– Я представляю реакцию ландграфа на подобную просьбу твою. Он был возмущён?

– Скорее удивлён. Возмущение он высказал, когда узнал об угрозах, которые посылает мне брат.

– Нет сомнений, что отец в просьбе тебе отказал, иначе вёл бы ты себя сейчас по-другому.

– Да, отказал. И запретил даже думать об этом.

– И правильно. Генрих долгие годы взращивал в тебе правителя Регенплатца, своих обширных богатых земель, вкладывал в тебя любовь, надежды, душу свою, а ты вдруг пожелал от всего этого отказаться, испугавшись жалких воплей слабого братца…

– Я не испугался, пойми! – горячо прервал друга Берхард. – Брат лишь представляется сильным, громко кричит, машет кулаками, но на самом деле Густав слаб, им руководит сильная Патриция. И она не успокоится, пока не свергнет меня, она заставит сына развязать войну. В мирном Регенплатце прольётся кровь из-за меня, из-за семейных передряг.

Но Клак Кроненберг лишь махнул рукой на эти доводы.

– У тебя есть армия, вассалы встанут за тебя, если не все, то большинство уж точно. Мой отец и я приведём к тебе своих воинов. Если битва и случится, она будет короткой. Мирный люд не пострадает. Густаву и Патриции не победить.

– Супруг Маргарет граф Гельпфриг обещал поддержать Густава. У него большая армия, и он вполне может прийти сюда не только как союзник, но и как захватчик. Для Патриции земли Регенплатца чужие, она ему позволит.

– Друг мой, у тебя слишком бурная фантазия, – улыбнулся Кларк. – Никаких кровавых битв не случится. Зачем такие сложности и траты? К тому же Густав в битве может и проиграть. Такие люди, как Патриция, действуют хитростью, коварством, чтоб уж наверняка. Лучше сам будь осмотрителен, приглядывайся к слугам своим…

– Постоянно всех подозревать, оглядываться…

– Так живёт любой король.

– Патриция уже давно могла бы от меня избавиться, сколько лет было в её распоряжении.

– Возможно, она надеялась, что Генрих передумает, – пожал Кларк плечами.

– Я не хочу такой ужасной жизни. Я хочу жить легко и свободно. Но воля отца всё-таки сажает меня на трон. Отец раскрыл мне одно своё тайное намерение: на свадебной церемонии, когда в сборе будут все вассалы и приглашённая знать, а главное, король Фридрих, он объявит, что снимает с себя все полномочия правителя Регенплатца и передаёт их мне. День моей свадьбы станет началом моего правления, Кларк.

– В сложившихся отношениях между тобой и Густавом, ландграф поступит весьма мудро. Патриция и рот не успеет открыть, как все вассалы присягнут на верность тебе. А если она или Густав посмеют восстать против тебя, ты в праве будешь заточить их в темнице или даже казнить.

– Думаешь, я пойду на это? Мой родной брат, моя мать…

– Если над твоей жизнью и миром Регенплатца нависнет угроза, пойдёшь. Но от трона отказываться ты не имеешь права. Он твой.

– Мой отец был бы тебе благодарен, если б услышал, какие наставления ты говоришь мне.

– Я говорю то, что есть. А ты, я смотрю, хочешь завести меня в дебри дремучие, – вдруг заметил Кларк. – Смотри, лес сгущается, а дорога становится узкой.

– Да, я и сам подозреваю, что мы где-то сбились с пути, – оглядываясь по сторонам, согласился Берхард. – Слишком увлеклись разговором.

– И куда ведёт эта дорога?

– Не знаю. Никогда не ездил по ней. Но говорят, в этих местах много болот.

– Тогда лучше повернуть обратно, пока не заблудились, – предложил Кларк.

– Давай посмотрим, что за тем поворотом. Должна же эта дорога куда-то вести.

Кларк согласился, и подгоняемые любопытством юноши, пришпорили коней. Достигнув поворота, они остановились. Дорога уходила вдаль, но её пересекала узкая тропа, проползающая сквозь заросли кустарника.

– За поворотом ничего нет, – констатировал Кларк. – Дорога, несомненно, куда-то ведёт, однако ехать по ней, думаю, придётся долго. И судя по направлению, мы вряд ли попадём в Регентропф.

Берхард проехал немного вперёд. Вдруг слева от него раздался далёкий глухой звук, как от топора, бьющего по дереву. Юноша резко остановился прямо напротив тропинки и вгляделся в лес. Звук больше не повторялся.

– По этой тропе часто ходят, – заметил Берхард. – Смотри, Кларк, как хорошо она протоптана.

– Возможно, её провели охотники, егеря.

– Странно. Мы с отцом в этих лесах никогда не охотились.

– Значит, крестьяне проложили. – Тропа совсем не трогала интерес Кларка, и на странный звук он тоже не обратил внимания. – Поехали обратно, нас, наверное, уже ждут в замке.

Но Берхард по-прежнему не отрывал пристального взора от глубин леса. У него было такое чувство, будто в лесу кто-то есть, и этот таинственный кто-то не так далеко от дороги. Однако никакого шевеления в чаще не было заметно, и тишина стояла… Нет. Вот опять повторился тот глухой звук.

– Кларк, давай проведаем, куда ведёт тропа, – предложил Берхард.

– Для чего? – спросил молодой граф.

– А вдруг там кто-то живёт? – не унимался Берхард.

– Да кто станет жить в этой глуши?

Действительно, кто поселится так далеко от селения, от города? И всё же любопытство уже взыграло в Берхарде, и юноша, отбросив доводы и осторожность, направил коня на узкую тропку, уводящую в лесной сумрак. Кларку ничего не оставалось, как последовать за другом.

Ехать пришлось не слишком долго. Лес становился гуще, темнее, торчащие ветви кустарников пытались скрыть путь, но тропка по-прежнему хорошо просматривалась на зелёном травяном ковре. Вскоре юноши выехали на открытую лучам солнца небольшую опушку, посреди которой стояла неказистая деревянная изба; из её трубы поднималась тонкая струя дыма.