– Нет! Я возьму всё! Я ничем не буду обмениваться с Берхардом. Я просто убью его, уберу с моей дороги навсегда! Тогда и трон моим станет, и Гретту заставлю стать моей, ещё и земли барона присоединю. А после… А после и Кроненберг верну под мою власть.

Глаза Густава сверкали яростью и торжеством, подбородок гордо вздёрнут, грудь важно выпятилась вперёд. Юноша уже ощущал себя победителем всех и вся, уже чувствовал на голове корону Регенплатца.

– Завтра же… Нет, сегодня же я уберу из моей жизни волчонка! – решительно заявил Густав.

Патриция молча опустила глаза – не нравился ей мстительный настрой сына, не нравился его блеск в глазах. Нет, она не станет отговаривать Густава, ей и самой не терпелось избавиться от ублюдка Берхарда. Но… Почему-то в сердце забилась тревога, и вспомнились слова чёрной ведьмы: «Если вы всё-таки погубите Берхарда, то Густаву не прожить и трёх дней после его похорон!» А вдруг это сбудется?

– Может, лучше всё решить миром? – неуверенно предложила она.

– Нет! – Густав снова ударил кулаками. – Нет.

Упрям. Неистово упрям, как и все Регентропфы. Если уж что-то задумал, то не свернуть ничем. Патриция больше ничего не сказала. Она поднялась и тихо покинула покои сына. Что будет, то будет. Остаётся лишь покориться воле судьбы. Или Божьей воле.

В это время Берхард зашёл в кабинет отца для серьёзного разговора. Ландграф принял любимого сына, отложил бумаги, удобнее сел.

– Как серьёзен ты, – заметил Генрих. – Тебя что-то тревожит?

– Я с прошением к вам, отец.

Генрих удивлённо приподнял брови.

– Ну, говори. Присядь.

Но Берхард остался стоять. Он не волновался и отца не боялся, хотя и знал, что его слова обязательно вызовут недовольство, возможно, и гнев.

– Отец, признаю, моя просьба дерзка, и всё же, пожалуйста, отнеситесь к ней серьёзно.

Генрих нахмурился, начало беседы ему не понравилось. Берхард продолжал:

– Случилось так, что мы с Греттой полюбили друг друга, и я прошу вас изменить прежнее решение и сосватать Гретту Хафф за меня.

Ландграф ещё больше сдвинул брови, и между ними пролегла глубокая складка. Впрочем, над ответом Генрих даже и не пытался задуматься.

– Нет, – просто, но твёрдо сказал он. – И на этом вопрос решён.

И чтобы показать, что тема действительно закрыта, Генрих придвинул к себе лист пергамента и чернильницу. Однако Берхард будто и не заметил этого намёка.

– Почему? – спросил он.

– Я тебе это уже объяснял.

– Неужели только потому, что Гретта имеет не достаточно высокий титул?

Генрих отодвинул обратно письменные принадлежности. Видимо, разговор с сыном придётся продолжить.

– При всём моём уважении к барону Хафф дочь его тебе не чета, Берхард. Она не принесёт ни денег, ни военной поддержки. Даже земли её в плачевном состоянии, в них придётся много вкладывать. И потом, что ты прикажешь мне сказать маркграфу фон Фатнхайн? Что Регенплатц, обещанный его дочери, достанется другой? Полагаешь, он не обидится?

– Я подумал об этом и решил. Отец, я отказываюсь от правления в Регенплатце, ибо Гретта мне дороже графства. Поставьте своим приемником Густава и выдайте за него Зигмину фон Фатнхайн. Формально ничего не изменится, поменяется лишь имя жениха.

Заявление сына привело Генриха в негодование.

– Он подумал. Он решил за всех! – Ландграф гневно хлопнул ладонью по столу. – Ты ведёшь себя как глупый воздыхатель из рыцарского романа! Тебе восемнадцать лет, ты уже не мальчик, и пора бы начинать жить головой, а не эмоциями. Судьба возложила на тебя ответственность за Регенплатц, за его мир и богатства, и своим предложением ты предаёшь вотчину, предаёшь меня!

– Я никого не предаю, – уверенно вёл спор Берхард. – Я просто хочу жить спокойно и счастливо с женщиной, которую люблю, и которая любит меня. Переложите ответственность за графство на Густава. Он серьёзен, он справится.

– Эгоист! – крикнул ландграф. – Неблагодарный мальчишка! Променять такое наследие на какую-то девушку, на призрачную любовь, которая вполне может окончиться через год.

– А вы предлагаете мне повторить вашу жизнь? Холодные отношения с женой и любовница на стороне?

Генрих вонзил в сына пристальный взор. Смотри-ка, как повзрослел, уже посмел повысить голос на отца. Мужчина вышел из-за стола и прошёлся по комнате, стараясь успокоиться. Лёгкое покалывание тронуло его больное сердце.

– Ты обижаешь меня, Берхард. Обижаешь любовь твоей матери, бескорыстную, не требующую от меня никаких жертв. А я ведь тоже хотел всё бросить и уехать с ней далеко от этих мест. Но у меня есть чувство долга, и оно приказывало мне не терять разум. – Генрих повернулся к Берхарду. – Ты ещё не видел Зигмину, возможно, она тебе понравится.

Но Берхард, хоть и опустил глаза, отступать не собирался.

– Я люблю Гретту.

Генрих удручённо помотал головой – какой настырный.

– Густаву тоже полюбилась Гретта.

– Уверен, трон Регенплатца его всё равно прельщает больше.

Ландграфа уже начинало раздражать упрямство старшего сына.

– Трон Регенплатца твой, – не менее упрямо повторил Генрих. – И больше на эту тему я говорить не желаю. Если твоя любовь к Гретте настолько велика, ты найдёшь способ внедрить её в свою жизнь. Но оставлять ради неё графство, забывать о своём долге ты не имеешь права.

Берхард молчал. Он понял, что отец своего решения не изменит, и продолжать убеждать его не имело смысла. Но и отдавать Гретту Густаву тоже нельзя. Может, всё-таки рассказать отцу об утреннем происшествии? Пока Берхард раздумывал, ландграф продолжал говорить:

– Завтра после полудня в Регенплатц прибывает Зигмина Фатнхайн. Ты вместе со мной поедешь её встречать. И чтоб был любезен! С сегодняшнего дня уже собираются гости, со дня на день прибудет король Фридрих, и я очень хочу надеяться, что никаких сюрпризов ты мне не устроишь. Я позже и с Густавом ещё раз поговорю об этом.

– Вы сообщили Гретте о болезни её жениха? – спросил Берхард.

Генрих отвёл взор.

– Нет, – снизив тон, произнёс он. – Но барон знает об этом.

– И не сказал дочери?

– Зачем её огорчать раньше времени? Да и припадки у Густава достаточно редки.

– Сегодня случился.

– Но она же не видела.

– Возможно, видела, но молчит? Что если Гретта откажется выходить замуж за Густава?

– Не откажется. – Генрих прошёл и сел за стол, он чувствовал себя правым. – Гретта послушная дочь и поступит так, как ей скажет отец. А барон Хафф заинтересован, чтобы его обедневшие имения взял под покровительство богатый Регенплатц. Да и дочь его станет графиней фон Регентропф. Громкое звание, гордость и уважение.

Берхард лишь разочарованно усмехнулся. Бесполезно что-либо доказывать. Его никто не поймёт, Гретту никто не пожалеет. Выгода важнее любви, лицемерные гости нужнее счастья.

– Как же вы жестоки к своим детям, – упрекнул Берхард.

Генрих вновь опустил взор, но на лице сохранил невозмутимость.

– Ступай. Готовься ко встрече с невестой своей, – приказал он. – И прекращай каждое утро куда-то уезжать с Кларком. Гости у нас важные, при них надо быть.

Юноша развернулся и направился к выходу. Но перед дверью остановился и обернулся.

– Лучше бы вы тогда уехали, – негромко высказал он отцу. – Моя мама была бы сейчас жива, а я не оказался бы в родной семье изгоем.

После завтрака Гретта закрылась в своей комнате. Настроение было тоскливым, и думы были тяжёлыми. Девушка подошла к окну – яркое солнце, зелень листвы, птичий гомон… Но нет, ничего не радовало, не приносило душе успокоение. В голове вновь и вновь воскресал её давешний разговор с отцом, разговор, на который возлагалась слабая надежда на понимание и поддержку любящего отца. Но не оправдалась надежда, и получила Гретта лишь разочарование да уныние.

– Папа, мне не нравится Густав, – говорила она отцу.

– Вот как? – подивился Рюдегер. – Однако ещё три дня назад ты говорила совершенно иное.

– То было первое впечатление. Теперь же я узнала его лучше. Папа, я не хочу выходить за него.

Барон вздохнул и приблизился к дочери.

– Густав тебя чем-то обидел?

Гретта опустила глаза. Рассказать всё отцу или нет?

– Он груб со мной, неинтересен, – уклончиво пояснила она. – Он не люб мне. Боюсь, моя жизнь с ним будет безрадостной.

Рюдегер удручённо покачал головой. Он уже успокоился, уже радовался, что дочь его выйдет замуж не только по расчёту, но и по любви. И вдруг выясняется, что чувство, которое вроде бы затеплилось, так и не разгорелось.

– Да, Густав несколько резок, – неохотно признал Рюдегер, – в чём-то даже и груб… Но в целом он хороший человек, он не станет тебя обижать, я уверен в этом.

Гретта расстроенно вздохнула – оказывается, чтобы отказаться от свадьбы, её отцу нужны более веские причины.

– Ты привыкнешь к Густаву, – продолжал Рюдегер. – Он умён и деятелен. Он станет опорой тебе и защитой нашим землям…

– Возможно, и всё же я не хочу быть с ним. – И с мольбой взглянув на отца, Гретта повторила. – Папа, я не хочу быть с ним.

– Только подумай, сколько выгоды принесёт этот брак и тебе, и твоим детям, и землям нашим…

– Но сердцу моему выгоды не будет никакой.

Именно в тот момент барон догадался, что мольбы дочери слишком настойчивы, и это, должно быть, неспроста. Рюдегер нахмурился:

– Ты влюблена в другого юношу? – Вместо ответа Гретта молча опустила глаза. – В кого?

Признание вылетело быстрее, нежели Гретта успела обдумать его.

– Берхард Регентропф.

– Что? – Барон был встревожен. – Нет, дочка, затуши эту любовь, пока она не загорелась пламенем. Берхард не для тебя, он уже связан обязательствами с другой девушкой.

– Ещё не связан, и он тоже меня любит.

– Боже мой! При других обстоятельствах я бы лишь порадовался вашим чувствам. Но сейчас… Ландграф не согласится поменять своё решение и женить Берхарда на тебе. Ты должна понимать это.

– Я понимаю, – упавшим голосом отозвалась Гретта.

– К сожалению, многое в жизни происходит не так, как мы того желаем. – Рюдегер по-отечески обнял дочь. – Обрати любовь свою на Густава, отдай ему свою нежность. Забудь Берхарда.

– Я не смогу, – и глаза девушки наполнились слезами.

– Гретта, ты обещала мне быть благоразумной. Ты клялась, что сохранишь честь свою.

– Я не хочу быть с Густавом. Батюшка, пожалейте меня.

Но вместо жалости барон, напротив, отстранил от себя дочь и, спрятав ласковые нотки, строго произнёс:

– С Берхардом ты тоже не сможешь быть. Влюблённость ваша ещё очень слаба, убить её труда не много надо, да и боль будет короткой. Повернись к Густаву; он умён, красив и благороден, он даст тебе положение, богатство. И он любит тебя. За ним ты будешь, как за каменной стеной! Отречься от брака с ним – дело лёгкое, но что потом? Берхард в объятиях молодой красивой жены забудет о тебе, Густав найдёт другую, более разумную невесту, а тебе останется прежнее серое существование, подсчёт скудного урожая да заготовки на зиму. А после ты всё равно выйдешь замуж, ведь это нужно сделать, вот только сомневаюсь, что в третий раз тебе повезёт так, как сейчас. Или ты желаешь уйти в монастырь?!

Гретта лишь тихо всхлипывала и молчала, она не знала, что отвечать.

– Как была бы рада твоя матушка, если б видела, чьей невестой ты стала, в какую роскошь, в какое величие ввела тебя судьба, – говорил Рюдегер. – Как гордилась бы она тем, что дочь её стала графиней фон Регентропф! Нет-нет, чтоб я больше не слышал твои капризы: люблю-не люблю, желаю-не желаю. Ты выйдешь замуж за Густава, я тебе приказываю!

И чтоб пресечь продолжение спора, барон, ещё раз повторив свой приказ, покинул покои дочери.

И вновь Гретта вздохнула. Как тяжелы её думы, сколько в них вопросов, на которые слишком трудно подобрать нужный ответ. Девушка вытянула руку и подставила её под яркий и горячий луч солнца. Может, всё же стоило вчера рассказать отцу правду?

А что случилось бы, если б она отцу пожаловалась и открыла ужасный поступок жениха? Отец, конечно же, встал бы на защиту чести дочери, вызвал бы Густава на поединок и наверняка убил бы его. Бедная Патриция, как бы она пережевала смерть младшего сына. Да Патриция прокляла бы её за жалобы на Густава, а то и вообще обвинила бы в навете. А если б наоборот, Густав убил её отца? Гретта даже глаза зажмурила, боясь увидеть страшную картину. Нет, Густав не победил бы, он неопытен и слабее. Вероятно даже, он упал бы в обморок из-за своей болезни. Сколько насмешек на него посыпалось бы, сколько стыда он испытал бы. А возможно, после и мстить бы стал за такой позор.

Нет, не нужно ничего рассказывать. Как ни крути, ни к чему хорошему её жалобы не приведут.

Гретта устало прислонилась к стене. Оставалась ещё слабая, очень слабая надежда на доброту ландграфа, на то, что он изменит решение и отдаст ей Берхарда. Представив образ возлюбленного своего, девушка почувствовала сильную тягу к нему, великое желание увидеть его, коснуться его руки, заглянуть в его чёрные бездонные глаза. Ей так не хватало любимого, что из девичьей груди даже вырвался стон тоски.

Почему судьба оказалась столь несправедлива? Почему именно к ней?

Вдруг раздался негромкий стук, и дверь приоткрылась. Гретта встрепенулась.

– Это я, госпожа, Лизхен, – ответил знакомый женский голос.

В комнату проскользнула молодая рыжеволосая служанка и тут же затараторила:

– Ой, извините, что помешала вам, госпожа, но меня просили срочно передать вам записку.

– Кто просил?

Лизхен прикрыла за собой дверь и шёпотом заговорщика ответила:

– Господин Берхард.

Служанка достала из кармана сложенный вдвое клочок пергамента и протянула хозяйке. С бешеным биением сердца Гретта взяла в руки записку, развернула её и прочла: «Выйди прогуляться по аллее до южных ворот. Я буду ждать. Берхард».

Будет ждать. Какие приказы отца? Какие запреты? Какое благоразумие? Любимый зовёт, он будет ждать. Обрадованная предстоящей встречей Гретта даже не задумывалась над тем, как поступить.

– Если меня спросят, скажи, что у меня мигрень, – бросила она служанке и спешно покинула комнату.

Подобрав юбку, Гретта выбежала в сад и свернула на аллею. Девушка ничего не видела вокруг и не слышала, её мысли были уже там, у южных ворот, где ожидал её красивый смуглый юноша с ястребиными глазами. Гретта не смотрела по сторонам, она спешила; она не думала ни о последствиях, ни об оправданиях, только о предстоящей встрече.

Вот и южные ворота показались. Гретта сменила бег на быстрый шаг, до желанной встречи оставались мгновения. Вдруг позади послышался приглушённый стук копыт. Девушка обернулась, но возникшая было тревога в её глазах тут же сменилась на радость. Верхом на молодом жеребце к ней подъехал Берхард и, ничего не говоря, протянул руку. Гретта поняла его жест, и, приняв помощь, легко запрыгнула на спину коня.

Они летели словно птицы, свободные, счастливые, оставляя позади все страхи, врагов, расставания. Крепко обхватив возлюбленного и склонив голову на плечо его, Гретта отдалась чувству наслаждения полётом, чувству радости молодой любви. И ей было всё равно, куда увозит её Берхард, зачем увозит, главное, что он рядом с ней, и она ему доверяла.

Проехав широкое поле и пролесок за ним, Берхард выехал на берег Рейна и здесь уже заставил своего коня сменить галоп на шаг, а после и вовсе остановиться. Гретта подняла голову и огляделась. Тёмный Рейн сверкал, отражая от вод своих яркие лучи солнца, берег покрывал ковёр зелёной травы с мелким рисунком полевых цветов. За рекой возвышались холмы, их покатые склоны покрывали ровные ряды виноградников. А за холмами, ещё дальше, ввысь тянулись величественные горы. Пейзаж, от которого трудно оторвать восхищённый взгляд.

Берхард спрыгнул с коня, и помог спуститься Гретте, придерживая её за талию. Оказавшись в мужских объятиях, Гретта замерла, однако руки юноши были крепкими, но нежными, и впустили в её тело волну тепла, робкую дрожь удовольствия. Гретта подняла глаза и встретилась с ласковым взором красивых чёрных глаз Берхарда. Как же он хорош, как приятны его прикосновения, они заставляли душу трепетать и сердце биться как-то по-особенному. Берхард не спешил разнимать кольцо объятий, а Гретта и не хотела, чтоб он так поступил. Более того, в ней и самой возникло желание прикоснуться к любимому, к его коже, волосам. Девушка протянула руку и кончиками пальцев погладила смуглую щёку юноши. Новая волна тепла накрыла всё её естество. Это чувство было настолько приятно, что захотелось вновь испытать его. Гретта продолжала любоваться возлюбленным, разглядывая каждую чёрточку его лица, лаская пальцами его щёку, шею, локон чёрных волос.

Мужские руки крепче сжали девичью талию, поднялись по спине, снова опустились. Они всё ещё были нежны, но уже чего-то просили. Как серьёзны глаза Берхарда, как проникновенен их взгляд. Они говорили, красноречиво говорили о том, о чём молчали сжатые губы, но о чём кричало сердце юноши. И Гретта их понимала. Да и как не понять, если её сердце билось в ритме тех же самых слов. Гретта коснулась губ юноши и вспомнила их лёгкий поцелуй. Вот бы испытать его ещё раз. И, словно прочтя это желание, Берхард склонился и поцеловал девушку в её розовые мягкие губы. Первый поцелуй был лёгким и робким. Но Гретта знала, что последует продолжение и, прикрыв от удовольствия глаза, замерла в ожидании. И вот поцелуи начали покрывать её лицо, прикасаться к глазам, щекам, губам, шее… становились увереннее, крепче, жарче, настойчивее… Опаляли сердце, накаляли страсть влюблённых… Жадно вдыхался запах кожи и вкушался нектар губ, руки не находили себе покоя, то лаская, то сжимая до боли… Истома любви расслабляла и туманила сознание…

Молодые люди и сами не заметили, как опустились на траву, и страсть полностью поглотила их, утопив в шторме грешного желания. Гретта и не пыталась остановить Берхарда ни словом, ни жестом. Наоборот, она и сама желала отдать себя целиком именно этому мужчине, любимому, нежному.

Короткая боль уже забылась, осталось только наслаждение. Девушка и не думала, что физическая близость с мужчиной может доставить столько удовольствия. Она стонала, не хватало воздуха, и телу было жарко, мужские руки позволяли себе самые непристойные ласки, тяжёлое мужское дыхание обжигало лицо – и всё же лучше и приятнее этих минут Гретта ещё не переживала в своей жизни.

Голова немного кружилась, и в глазах потемнело, пик сладострастия увёл разум далеко от реальности. Мужские ласки стали мягче и спокойнее, а слух поймал тихий шёпот: «Любимая. Я никому тебя не отдам». Какое счастье осознавать себя любимой, единственной.

Постепенно разум вернулся в реальность, Гретта увидела небо, солнце, блеск реки. И лицо Берхарда, столь милое и любимое. Юноша лежал на боку, приподнявшись на локте, его длинные волосы растрепались, рубашка от пота местами прилипла к телу, ворот её широко распахнут, открывая смуглую крепкую грудь и сильное плечо, ноги были оголены. В столь неряшливом виде молодой человек понравился Гретте ещё больше, он выглядел простым, естественным и таким близким. Но вдруг Гретта осознала, что и её внешний вид так же находится в беспорядке. Она прикрыла обнажённые бёдра мятым подолом платья, поправила корсаж на груди.

– Такое красивое тело нужно показывать, а не скрывать, – заметил Берхард, проведя рукой по стройной талии девушки.

Странно, но Гретта совсем не чувствовала стеснения перед этим мужчиной. Ей даже доставляло удовольствие, что он её рассматривал, ласкал, желал. И всё же она села, опустила юбку, полностью прикрыв босые ноги, поправила рукава. Проблему создавала развязанная тесьма на спине. Перекинув волосы через плечо, Гретта попросила Берхарда помочь. Тот с готовностью сел позади девушки, однако вместо того, чтобы заняться тесьмой, принялся целовать белую изящную девичью шею.

– Берхард, я считала тебя благородным кавалером, – шутливо попрекнула Гретта, поведя плечом.

– Да, я далеко не ангел, – тем же тоном отозвался Берхард, не прерывая своего занятия. – Ты разочарованна?

– Нет. Хотя дорога в Рай для меня уже закрыта.

– Не переживай. Зато в аду мы не будем тосковать друг о друге.

Гретта промолчала на это. Она всегда старалась жить по заповедям, хранила честь свою, была послушной и богобоязненной. Но всего один взгляд ярких чёрных глаз, всего один поцелуй ласковых губ – и всё забыто, всё смыто волной любви, сожжено огнём страсти. Однако, как ни странно, виноватой себя за это она совершенно не чувствовала.

– Гретта, давай уедем отсюда вдвоём, – вдруг предложил Берхард, и голос его стал серьёзнее.

– Куда? – спросила Гретта.

– Не знаю. Какая разница? Как можно дальше.

– А почему нельзя остаться?

Шутки и игры окончились, настало время разрешать проблемы.

– Я вчера говорил с отцом, – поведал Берхард, занявшись наконец тесьмой. – Он не поддержал меня и приказал жениться на Зигмине Фатнхайн.

Гретта понурила голову.

– Мой батюшка тоже пожелал мне как можно скорее забыть тебя, – сказала она. – Но я не смогу выполнить его просьбу.

– Я тоже не сумею исполнить приказание. Поэтому и предлагаю тебе бежать.

Гретта задумалась. Наверное, Берхард прав, здесь они не найдут поддержки. Чтобы быть вместе, им придётся покинуть родной дом, родных людей…

– Но оставить отца я тоже не смогу, – проговорила Гретта. – Он очень одинок. Я – единственный близкий человек, который у него остался, его опора, его надежда. Покинуть его равно предательству.

– Однако по-другому не получается. Либо нам жить врозь, но в послушании, либо вместе, но… против всех.

Завязав тесьму, Берхард встал, оделся, привёл себя в порядок, а после сел рядом с Греттой так, чтобы видеть её лицо и решительно сделал ещё одно предложение:

– Давай обвенчаемся тайно.

Гретта вскинула на Берхарда взгляд полный удивления.

– Мы будем соединены Божьим благословением, и нас уже никто не сможет разъединить, – продолжал юноша. – Станут упрекать, осуждать… но всё равно будут бессильны что-либо изменить.

– Нас проклянут.

– Кто? Разве что маркграф. Мой отец… (бедное его сердце), – сочувственно улыбнулся Берхард. – Он, конечно, будет разгневан, но, я уверен, со временем простит. А барону и гневаться-то не на что. Мы уедем жить с ним, я стану его помощником.

– А как же Регенплатц?

– Оставлю его Густаву.

– Брат не простит тебя за то, что ты украл у него невесту.

– Простит. За трон Регенплатца он мне всё простит. К тому же он может жениться на Зигмине, тогда и маркграф не останется в обиде. Все формальные условия по отношению к его дочери будут соблюдены.

Гретта улыбнулась. Как всё хорошо и просто получалось. Да, Берхард действительно нашёл выход. Юноша взял за руки свою возлюбленную и, заглянув ей в глаза, спросил:

– Милая моя Гретта, ты согласна стать моей женой?

– Конечно, согласна, – пылко ответила девушка. – И душа моя и тело принадлежат отныне только тебе одному.

– И согласна поступить так, как я тебе предлагаю?

– Согласна. Согласна! Вот только пожениться нам нужно как можно скорее.

– Да. Сегодня ночью.

– Сегодня.

– Пока я с отцом буду встречать маркграфа и дочь его, Кларк поедет в монастырь, найдёт там для нас какого-нибудь монаха, который согласится на тайное бракосочетание. А поздно вечером и мы с тобой туда подъедем. Кларк станет нашим свидетелем, а ты возьми с собой Лизхен.

– Да, Лизхен можно доверять. Она хоть и болтушка, но когда надо, умеет хранить тайну.

– Да ей и не придётся долго сдерживать свой язык. Завтра мы с тобой сами объявим всем о нашем поступке.

Гретта невольно испуганно ахнула, представив этот страшный момент.

– Не переживай, любимая, и ничего не бойся, – утешал Берхард возлюбленную свою. – Завтра нам предстоит трудный, тяжёлый день. Зато потом как счастливы мы будем! Как свободны!

Гретта расслабилась и вновь улыбнулась. Всего один день потерпеть, совсем чуть-чуть.

– Я верю тебе, Берхард.

В благодарность за такие слова Берхард наградил любимую самым нежным поцелуем.

– И всё-таки я опасаюсь твоего брата, – после призналась Гретта. – Уж очень он вспыльчив и зол на тебя. Почему Густав столь враждебен к тебе?

Берхард отвёл взгляд. Тема неприятна, но Гретта должна знать всё.

– До тебя, верно, доходили слухи, что Патриция мне не родная мать? – сказал Берхард.

– Доходили. Но я думала, что это просто злые слухи.

– Нет. Это правда. Моя настоящая мама была простой горожанкой. Звали её Эльза Штаузенг. Подарив мне жизнь, сама она умерла. Я её не знал и видел только на портрете. Мой отец очень любил её, даже сильнее, чем жену свою. Потому, наверное, и решил поставить именно меня наследником и главой Регенплатца. Естественно, Патриции обидно, что её сын, законнорожденный сын, вдруг станет слугой бастарду. За это меня и ненавидят в этой семье, считают, что занимаю я чужое место. Возможно, в чём-то они и правы. Между мной и Густавом идёт пожизненная вражда, он мечтает о троне Регенплатца, на который имеет больше прав, чем я. Сегодня он даже грозит мне войной. Иногда мне кажется, что я буду жив лишь до тех пор, пока у него есть надежда занять этот трон мирным путём.

– Ты говорил об этом отцу?

– Конечно. Но отец мой упрям. Он решил, что правителем Регенплатца должен стать только я, и никаких возражений слышать не желает. Более того, он хочет сразу после свадьбы моей официально передать мне все права правления. Правда, об этом пока никто не знает.

– Густав, наверное, придёт в ярость.

– Без сомнения. Но я не боюсь его, Гретта. И если я отказываюсь от Регенплатца, то только потому, что передо мной встал выбор – ты или трон. Согласись отец на нашу с тобой свадьбу, и я не стал бы отрекаться от столь великого и почётного наследия. Наверное, я совершаю предательство по отношению к отцу, но… мне кажется, мой проступок принесёт пользу всем. Мы с тобой будем вместе, Густав получит то, о чём мечтал всю жизнь, Патриция успокоится, мир Регенплатца не будет потревожен нашими семейными рознями. Отец слишком упрям, ему ничего не докажешь. Говорят, упрямство – это самая яркая черта нашей фамилии. Однако я тоже Регентропф и тоже упрям. И я хочу быть с тобой и только с тобой.

Берхард ещё крепче сжал руки девушки. Гретта почувствовала лёгкую боль, но промолчала. Она понимала, что из души молодого человека рвались откровения, которые сдерживались слишком долго.

– Мне трудно объяснить тебе, Гретта, но именно сейчас с тобой я почувствовал сладкий вкус жизни, я будто очнулся от глубокого сна. До встречи с тобой я просто плыл по течению, и мне было безразлично, что станет со мной завтра, с окружающим меня миром. Я покорно принимал всё, что готовила мне судьба. Но теперь я хочу жить, бороться за счастье. Хочу быть нужным, любимым. Я устал быть изгоем.

Сердце девушки наполнилось сочувствием. Как же ужасно жить среди родных людей и быть им чужим. Гретте захотелось утешить любимого человека, согреть, укрыть от одиночества. Но она не успела этого сделать, её эмоции прервал внезапный звук конского топота. Услыхав его, молодые люди тревожно переглянулись и вскочили на ноги. К ним стремительно приближался Кларк Кроненберг.

– Берхард! – Натянув поводья, Кларк заставил своего коня остановиться. – Берхард. Тебе нужно скорее вернуться. Ландграф разыскивает тебя, и он недоволен.

– Спасибо, что предупредил, друг, – отозвался Берхард.

Кларк Кроненберг спрыгнул на землю и, держа коня под уздцы, приблизился к Берхарду.

– Я не думал, что вы будете отсутствовать столь долго.

– Рядом с милой Греттой часы кажутся минутами, – улыбнулся Берхард в ответ, но после он приблизился к другу и обратился к нему с более серьёзным тоном. – У меня к тебе просьба, Кларк, как к лучшему другу. Нет. Как к брату, к человеку, которому я доверяю, словно себе самому.

– Начало мне что-то не очень нравится, – насторожился Кларк.

Но Берхард продолжал:

– Пока мы с отцом будем встречать важных персон, прошу тебя взять кошель с золотом, отправиться с ним в монастырь и найти там святого отца, который согласился бы провести тайную брачную церемонию.

– Тайный брак? Ты с ума сошёл!

– Возможно. Но мы с Греттой уже всё решили. Мы хотим быть вместе вопреки всему.

Девушка кивком головы и уверенным взором подтвердила слова возлюбленного.

– Я бы вам не советовал так поступать, – высказал Кларк своё мнение.

– Я знаю, что ты мне желаешь только хорошего. И всё-таки я намерен поступить так, как задумал. А тебя прошу быть помощником и свидетелем нашей скромной тайной свадьбы.

Кларк лишь обречённо вздохнул:

– Хорошо, я исполню твою просьбу. Но сейчас поспешим.

Берхард возгласом подозвал своего коня, который мирно стоял неподалёку в тени деревьев и пощипывал мягкую сочную траву. Гретта тем временем отыскала в траве свои туфли и обулась.

– Я предлагаю отвезти Гретту к южным воротам, – предложил Кларк, – а самим вернуться через центральные.

– Да, так будет лучше, – согласился Берхард.

Он помог Гретте подняться в седло, а затем запрыгнул и сам. Сладостные минуты любви прерваны. Но они повторятся. Обязательно. И очень скоро.

Ссадив Гретту у южных ворот, юноши быстрым шагом направили коней к центральному въезду с восточной стороны крепостной стены.

– Я не поддерживаю твоё решение, – говорил Кларк по дороге. – Представляешь, что скажет ландграф?

– Он будет в ярости, – спокойно отозвался Берхард.

– А что будет с Регенплатцем?

– Я отдаю его Густаву.

– Думаешь, что всё можно вот так вот запросто разрешить? А если Густав не откажется от Гретты?

– Между женщиной и властью он выберет власть.

– А ты хоть представляешь, что ждёт Регенплатц под управлением Густава с его амбициями деспота? Я могу дать голову на отсечение, что, как только он возьмёт в свои руки правление, то тут же начнётся война. Для начала он захочет вернуть Кроненберг, а после, думаю, и соседу барону Хафф не повезёт. А вернее тебе, ведь ты там хочешь обосноваться.

– А при мне Густав развяжет войну за трон. Она лучше? – Поучения Кларка уже начинали раздражать Берхарда.

– Но армия будет на твоей стороне, – не унимался Кларк. – Да и народ, наверняка, тоже. Густав проиграет битву, даже не успев начать её. Взвесь всё ещё раз, Берхард, подумай о Регенплатце!..

Терпение Берхарда сорвалось, остановив коня, юноша развернулся к другу и резко высказал:

– Надоело мне думать о Регенплатце! Не желаю больше приносить ему в жертву свою свободу, чувства, желания. Возможно, я и эгоист, но я хочу просто жить. Понимаешь, Кларк? Жить ради себя самого, ради любви, ради моих детей. А Регенплатц… Ну посуди сам, если бы не было меня, правителем стал бы Густав, и все бы покорно приняли это.