– Именно это я и пытаюсь узнать. Я хочу, чтобы ты рассказала мне про Иру. Какая она была: умная, глупая, злая, добрая? Ничего не скрывай, её уже ни за что не накажут. Если ты боишься повредить себе, скажи: так и так, этого не должны знать родители.

Эльвира некоторое время молчала, затем начала говорить:

– Она была добрая, но глуповатая. Однажды я сильно вывихнула ногу, тяжело было идти, так она под руку тащила до травмы, хотя я её не просила. Мы рядом живём, поэтому часто ходили вместе домой, а по дороге разговаривали. Она … она была странная. Иногда кажется, что очень умная, а то вдруг глупость смажет. И ещё она была без характера.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… ей надо было, чтобы сразу всё получалось, чтобы на уроке понять всё сразу. Если что-то сразу не сделала или поняла, то и не вникала, топала дальше без этого.

– А это неправильно?

– Нет, – торжественно сказала Эля, – человек, если у него не получилось сразу, должен сделать вторую попытку. И даже десятую.

Кристина весело рассмеялась.

– Молодец, так держать. Ты говоришь, что вы часто разговаривали по дороге. О чём?

– Да так, ни о чём особенном. О знакомых, о книгах, о школе…

– На что она чаще всего жаловалась?

– На брата. Говорила, что он её всё время задирает, бьёт, отнимает у неё вещи. Однажды я ей одолжила книгу, а она не вернула. Потом рассказывала, что брат подошёл, когда она читала, вырвал у неё книгу, стал смеяться, говорить, что она дура, если женские романы читает. Ирка пыталась у него её отобрать, а он Иру избил, а роман мой порвал. Жалко, он мне нравился.

– А родители? Они за неё не заступались?

–Не-а. Отец у них незлой, но ему всё пофиг. А мать ещё сама орала: что ты мне вечно надоедаешь со своими жалобами, что у тебя за характер, с братом родным договориться не можешь. Татьяна Анатольевна вообще считала, что мужчины все слабые, а женщины сильные, и если бабу, например, изнасиловали, то она сама виновата, дура, значит, и тетеря. Должна была уметь постоять за себя.

– Чушь. Это я тебе как специалист говорю.

Эля посмотрела на Кристину Александровну почти с нежностью.

– Вот-вот, и я так думаю.

– Судя по твоим словам, от Шуры мать искать общий язык с сестрой не требовала?

– Нет, конечно! Она его обожала. Он вообще всем нравится: и маме, и бабушке, и училкам многим, особенно старым. А вы его видели, как он вам?

– Он не нравится Валентине Феликсовне. И мне активно не понравился. Но я тем не менее верю твоим словам: этот Шурик такой херувимчик, такой кудрявенький, прямо не человек, а мечта сексуально голодной пенсионерки.

Кристина резко замолчала: не слишком ли смело она разговаривает с маленькой девочкой. Но маленькая девочка ничуть не смутилась, более того, выразила живейшую радость. И, похоже, окончательно прониклась к собеседнице доверием.

– Ты сказала, что бабушка его любила. А какая – мать их отца или мамы? А вторая что делала? А дедушки у них есть?

– Папина бабушка умерла. Ира тогда ещё плакала, говорила, что она её больше всех любила. Теперь одна осталась, мамина мама. А про дедушек ничего не знаю, не видела и не слышала. А что?

– Ира часто ходила в гости к этой своей бабушке … как её, кстати, зовут?

– Не знаю. А ходила часто, мать её, бабушку то есть, очень любила, часто к ней ездила, Иру с Шуркой с собой брала, иногда отца их.

– А Ира одна часто ездила к этой своей бабушке?

Эльвира долго молчала, рассматривая свои ноги.

– Н-не знаю… Не помню… Она никогда об этом не говорила… Вообще-то её одну мать старалась никуда не отпускать.

Кристина Александровна со вздохом встала.

– Спасибо, Эля, ты мне очень помогла.

Эльвира подняла на неё погрустневшие глаза:

– Вы мне тоже помогли.

Пауза.

– Скажите, а убийцу Иры … найдут?

– Сделаю для этого все, что в моих силах.

После посещения школы Кристина пообедала – где, чем и на какую сумму – для истории не важно. Важно то, что после обеда она посетила отделение милиции, волею судеб надзиравшее за местом обитания семьи Щегловых, где была удостоена краткой аудиенции. Итогом последней стала загадочная фраза (правда, подражательная):

– Иногда отсутствие информации – это тоже информация. И весьма интересная.

Дома был только кудрявенький херувимчик. Он вежливо сообщил Кристине, что родителей дома нету, и быстро закрыл дверь. «Ничего, – подумала с нехорошей усмешкой Кристина, – мы не гордые, подождём на площадке. Может, удасться даже поговорить с кем-нибудь из соседей». Но ни хозяева квартиры, ни их соседи упорно не показывались.

Наконец внизу стукнула дверь, и девушка насторожилась; дрожь пробежала по её телу. Тишину нарушил торопливый стук каблучков; Кристине казалось, что прошли столетья, прежде чем перед её глазами появилась красивая стройная женщина лет тридцати, обременённая двумя сумками – по одной в каждой руке. Настороженно взглянув на незнакомую девицу прозрачными голубыми глазами, дама подошла к квартире Щегловых и стала открывать её своим ключом. Кристина была так потрясена, что застыла у стены с полуоткрытым ртом: в её сознании уже успел поселиться виртуальный образ злобной крикливой тётки, этакий гибрид советской продавщицы и Валерии Новодворской, и вдруг – красивая, интеллигентная молодая дама. Интеллигентная молодая дама уже давно закрыла за собой дверь, а Кристина всё ещё выходила из ступора.

– Я хотела бы знать, где сейчас ваш ребёнок.

– Шура? – Татьяна Анатольевна испуганно посмотрела на внутреннюю стену. – Он в другой комнате.

Кристина Александровна слегка наклонила головку набок и молча уставилась на собеседницу безмятежным взглядом.