В классе установилась тревожная тишина. Вдруг, прежде чем Кристина Александровна успела понять, что происходит, и тем более среагировать, Щеглов вскочил с места. Правой рукой он ударил Кристину по щеке, а левой вцепился ей в волосы и с силой рванул вниз. Уже падая, девушка успела схватиться за край парты. Один из милиционеров резко оторвал парня от Кристины; затем на него одели наручники. Бледная, как смерть, но с красным пятном на щеке, тихо, но со сдерживаемым бешенством в голосе, она сказала:

– А это уже сопротивление власти.

Двое милиционеров стремились к «воронку», и Шуряк, зажатый между ними, в полном соответствии с известной теоремой невольно устремился туда же. Безлюдные коридоры и рекреация оглашались кликами гнева и возмущения:

– Сука-а! Меня-я! Арестова-ать!

Кристина Александровна уже закончила свои дела на сегодня и собиралась уходить, когда ей сообщили с вахты о визите гражданки Щегловой.

Татьяна Анатольевна буквально ворвалась в кабинет, и не дожидаясь приглашения, упала на стул. Она дышала, как загнанная лошадь.

– Саша арестован. Это правда?

– Правда.

– Как вы могли! Он же ещё ребёнок.

– Он убийца.

– У вас нет доказательств.

– Есть. Вы что же думаете, я во время следствия в потолок плевала?

– Да-да я знаю. У нас был обыск, вы допрашивали мою маму, соседей, учителей, моих и мужа сослуживцев и ещё неизвестно кого. Но всё равно … как вы могли?! Ребёнка! Арестовать!

– А как он мог? Убить ребёнка, и к тому же девочку?

– Это я её убила. Хотите, напишу заявление, официальное? Она плохо училась, я её ругала, ударила, а она упала и разбила лоб.

– Хочу, – Кристина Александровна положила перед ней лист бумаги. – Пишите-пишите, добавляйте к укрывательству преступления заведомо ложные показания. Она училась неплохо – во всяком случае, лучше, чем Саша, в день своей смерти получила пятёрку, а разбила не лоб, а висок. Час её смерти экспертизой установлен, что вы находились в это время на работе – тоже установлено. Мне продолжать?

– Господи, – Татьяна Анатольевна взмахнула руками. – Вы же женщина! Или у вас нет сердца? Пожалейте моего ребёнка, умоляю вас!

– А я и жалею. Всей душой жалею вашего несчастного ребёнка, которого брат постоянно избивал, а мать непрерывно ругала, и который умер в тринадцать лет.

– Боже! Да черт с ней, с Ирой! Её всё равно не вернуть, а жизнь моего мальчика будет сломана.

– Исходя из этих соображений, – медленно и мрачно проговорила Кристина. – Вы с мужем и укрывали преступление.

– Да, – торопливо, словно радуясь возможности наконец выговориться, отвечала ей Щеглова. – Борька сначала возникал, мол, ему стыдно, что, дескать, у него такой сын, но быстро выдохся. Мы положили Иру в старый ковёр, пол я вымыла, жаль, тряпку не выстирала, я знаю, вы её нашли при обыске, я растерялась… Вы правильно говорили, нам надо было подать заявление о пропаже, но я не в себе была… Он же ребёнок, он нечаянно, он не хотел…

– Вы говорите – он нечаянно убил сестру, он не хотел… Возможно. Но он вполне сознательно избивал её чуть ли не ежедневно на протяжении многих лет, он насмехался над ней, рвал её книги. Даже после убийства он не одумался, ни разу не проявил ни малейших признаков раскаяния. Если вам известно об аресте Саши, то возможно, известно и о том, что он во время ареста набросился на меня с кулаками. А ведь я – женщина, и старше его, хотя и не на много.

– Вы здоровая баба. Ничего с вами не случилось, не умерли же…

– Я-то не умерла., а вот Ира…

– Да забудьте вы про неё! Всё, поезд ушёл. Да и вообще, она сама его раздражала, читала всё свои дурацкие женские романы про любовь, которой нет. Есть одна любовь – к детям!

– К сыну. Дочь вы откровенно не любили.

– Вы не понимаете…– Щеглова опустила голову и начала всхлипывать. – У меня такой муж… Я вложила в Сашу всю себя, всю!

– Ну почему же понимаю. Тысячи, даже миллионы женщин в вашем положении. С мужем вам не повезло, но вместо того, чтобы найти себе другого, получше, вы все те чувства и душевные силы, которые нормальные женщины тратят на мужей и любовников, вы направили на сына. Результат получился чрезвычайно неудачный.

– Господи (с плачем в голосе)! Вы изверг!

– Одна из нас безусловно изверг, но не я. Нормальные люди совершенно посторонних покойников жалеют, животных жалеют, а вам не жаль свою дочь, своё дитя.

– Жаль мне, жаль своего бедного мальчика! Ну скажите, ведь вы понимаете, как я, мать Саши, себя сейчас чувствую…

– Не понимаю. У меня никогда не было сына – убийцы. И надеюсь, что никогда не будет. А если всё-таки меня постигнет чаша сия, то я очень надеюсь, что буду вести себя не так, как вы.

Татьяна Анатольевна посмотрела на Кристину безумным взглядом:

– А вообще у вас дети есть?

– Нет.

– А-а, – дико завопила она. – Всё понятно! Старая дева! Конечно, тебе не понять сердца матери, сердца, под которым я выносила сына!

Щеглова продолжала что-то кричать, но Кристина уже не слушала её, торопливо набирая дрожащими пальцами номер телефона.

Когда Татьяну Анатольевну выводили, Кристина встала из-за стола и сказала:

– Спасибо вам большое за визит. Благодаря нашей милой беседе у меня пропали последние сомнения в виновности вашего сына. Не знаю, обрадует вас это или нет – наш разговор был записан на плёнку.

Татьяна Анатольевна взревела и рванулась из рук милиционеров.

– Сука! Повезло тебе, что меня два мужика держат, я бы тебе показала…

– А вы вырвитесь, – злорадно посоветовала Кристина. – Вы всегда говорили, что женщины сильные, а мужики слабые, так докажите это. Умейте постоять за себя.