Медальон Эрсидаха

Глава 6

…Было душно и липко, и еще слабость навалилась на все тело, и оно стало тягучим, бесформенным, чужим. Он чувствовал, что еще несколько мгновений и вовсе перестанет что-либо ощущать, чувствовать, а может быть даже дышать, потому что даже дышать становилось тяжело и ненужно. Труба, через которую он пытался протиснуть свою плоть, когда-то называвшуюся Старком, становилась все уже, и впереди не было просвета, хотя внутренний голос все время твердил, что там должен быть выход, нужно только еще одно усилие, еще один рывок. Но именно на этот рывок не было ни сил, ни воли. «Сила есть, воля есть, силы воли нет», – вдруг вспомнилось где-то услышанное, и этот простейший мотивчик человечьего разума вдруг привел его в отличное расположение духа. Он подтянул к подбородку коленки, представил себя круглым и обтекаемым, именно таким, чтобы можно было без всяких усилий катиться до самого просвета, или хотя бы лучика, малейшего сигнала, оповестившего, что все уже кончено, и можно начинать сначала.

Когда он вывалился на лужайку возле многоэтажки, первыми его заметили дети, игравшие в песочнице.

– Смотри, какой хорошенький, – направилась к нему девочка лет четырех, отряхнув сарафанчик от песка.

– Ага, пушистенький, вот бы взять его домой, – поддержала ее подружка.

– Так вам и разрешат, – хмыкнул мальчик постарше. Он продолжал вываливать песочные куличи из маленького ведерка. Занятие бесполезное уже потому, что он тут же их разваливал ударом кулачка.

«Тоже мне, масон хренов», – подумал Старк, и попытался подобраться поближе к девочке. Но она и сама уже была рядом, схватила его на руки и нежно замурлыкала над его ухом какие-то слова-сиропчики.

– Какая нежная шерстка, и глазки голубенькие… Мама, мама, смотри, кого я нашла, – побежала она к лавочке, на которой сидели две девицы и оживленно что-то обсуждали.

– Брось сейчас же! Вдруг он блохастый! – заорала одна из дамочек.

«Сама ты стерва прокуренная, да к тебе детей подпускать нельзя, дура крашеная», – разозлился Старк. Но кроме двух березок, стоявших возле этой лавочки, никто его возмущения не заметил. Зато оба деревца одобрительно зашелестели ему в ответ или просто оказали знаки внимания, кто их разберет, этих листопадных.

– А он вообще-то породистый, – подала голос вторая девица. – Похоже, британец, ну или помесь с британцем. Я точно знаю. Моя Симка маленькой точь-в-точь такая же была.

– Да хоть английский король, нам все равно его некуда брать. Ты же знаешь, проблем хватает, – продолжала упираться мать девочки.

– Ну, мамочка… – захныкал ребенок, еще крепче прижимая к себе котенка.

– И не мамкай мне тут! Сказала, брось, значит брось! – опять заорала девица и достала из пачки новую сигарету.

Старк слышал, как бьется сердце девочки. «Врожденный порок, перегрузка левого желудочка, сужение аорты, без операции года три протянет…»

– Да возьми ты его Ляльке, смотри, как она к нему прилипла. Много не съест, а малышке в радость. Кстати, говорят, коты лечат болезни, – поддержала ребенка мамина подружка.

– Ладно, я подумаю, – смягчилась девица, заглотнув очередную порцию табачного дыма.

Счастливая Лялька уже через минуту была возле подъезда, и потом бегом, не обращая внимания на колотящееся сердечко, взлетела на второй этаж, толкнула дверь ногой и только в прихожей выдохнула.

– Бабуля, смотри, кто у нас будет жить, мама разрешила, давай ему молочка дадим, смотри, какой хорошенький, правда, – без умолку трещала малышка и гладила, гладила, гладила этот неизвестно откуда свалившийся на нее подарок.

Из кухни выглянула бабушка, всплеснула руками, заулыбалась, – и вправду миленький – и пошла к холодильнику за молоком. Котенок осторожно вывернулся из объятий девочки и принялся осматривать свои новые владения.

Квартира была чисто убрана, мебель старенькая, в серванте вместо хрусталя, книги, из чего можно сделать вывод, что жили здесь явно не новые русские. А ещё из кухни пахло блинчиками, и это сильно скрашивало нынешнее положение Старка. «Трое суток продержаться, и с новой луной только вы меня и видели», – подумал он и заурчал от удовольствия.

* * *

Девочку звали вовсе не Лялька, а Лиен. Такое имя ей дали по настоянию деда. Лиен звали медсестру, спасшую его во Вьетнаме.

Никодим еще в школе решил, что станет хирургом, но в Петропавловске-на-Камчатке такого вуза не нашлось. Ближайшие только в Томске и Ленинграде. Ну, Никодим и замахнулся на военно-медицинскую академию имени Кирова и… поступил с первого раза, да еще на одну из самых сложных кафедр – военно-полевой хирургии.

После окончания он сам напросился на экспедицию во Вьетнам. У них в академии только и говорили о бесчеловечности американцев, посягнувших на демократическую республику. К тому же для военного хирурга Вьетнам был идеальным местом практики.

Так с очередной партией специалистов Никодим в 1972-м прибыл в провинцию Тай Нинь. Она находилась у границы с Камбоджей.

В это время бои уже шли на спад, начались переговоры о подписании мирного договора.

Но для наших медиков работы по-прежнему было много. Тропики вызывали незнакомые болезни, да еще эти вредные насекомые… Никодим потерял сознание во время операции. Из дальнего селения привезли пятилетнего мальчонку с гнойной раной на ноге. Он успел ее вскрыть и почистить.

– Лиен, дренаж в рану, – успел он сказать ассистирующей медсестре и рухнул на пол операционной.

Лиен была из местных, у советских специалистов проходила обучение. Она сразу сообразила, что это малярия. У них в сезон эта гадость выкашивала полселения.

Девушка понятия не имела о хинине, поэтому позвала на помощь свою бабку, и вместе они выходили Никодима травами и отварами. А через неделю его, еще слабого и со спутанным сознанием, переправили спецбортом на родину.

Выйдя из госпиталя, Никодим дал слово, что свою дочь назовет в честь вьетнамской девушки. Но родился у них с Марией сын Родион, и пришлось ждать почти тридцать лет, пока Родя женился. И вот молодая семья торжественно объявила Никодиму с Машей, что пора готовиться им к новым почетным званиям – бабки и деда.

Теперь все по-современному, пол ребенка определяют задолго до родового зала, а потому, узнав на УЗИ, что будет девочка, счастливый Родька примчался к родителям.

И тут разгорелся настоящий скандал. Оказалось, невестка не готова была рожать, растить и тем более воспитывать Лиен, пусть и означает это по-вьетнамски цветок лотос.

«Но здесь не Вьетнам! Ева, только Ева, и это мое последнее слово», – рыдала будущая мамаша. Но когда подошел срок, и начались схватки, она орала уже совсем другое.

«Родька! Срочно звони папе! Пусть что-то делает, а не то не видать ему своей Лив… как её там, черт подери! Скончаюсь я тут ещё до ее появления!»

Тут надо внести небольшую ясность. Никодим был главным хирургом Петропавловска-на-Камчатке, так что один его звонок и…

Лиен появилась на свет вовремя, но роды были тяжкими. Достали кроху из околоплодных вод, как из болотца, синюшную и почти задохнувшуюся.

«Ничего, Лиенчик, выходим мы тебя, дорогушенька, будешь ты умницей и красавицей, на радость нам с бабкой», – ворковал над внучкой Никодим.

Невестка слово свое сдержала, назвали девочку, как хотели родители Родиона, но душа не могла смириться со странным именем.

Так Лиен стала Лялькой. А когда ей стукнуло три, они с Родионом разбежались. По-современному – без обид и разборок.

Лялька вместе с мамой переехала к бабушке Оле, и зажили они втроем, как в сказке Пушкина – «Три девицы под окном…» и т. д. по тексту.

Царицей из них троих была мама, а Лялька с бабушкой у нее в услужении.

* * *

Старк быстро освоился. До начала Миссии еще было ого-го сколько, а он уже определил точку наблюдения и установил связь с Мелким, не считая блинчика с молоком, урчавших в желудке.

Он прокрутил в голове сценарий. План простейший, у него таких за последние шесть тысячелетий было не счесть. Особенно во времена исполинов. Эх, что это были за времена, размечтался Старк и прикрыл глаза.

Он как наяву увидел Алшуров ростом в тридцать локтей. Сильные и могущественные, они знали тайны Вселенной и были непобедимы. Главным среди них был Железный Харун. Именно он владел Чашей Алшуров, и это владение делало его еще более жестоким, алчным и кровожадным, чем все его собратья вместе взятые. В конце концов, он так надоел исполинам своими выходками, что они собрались в единую силу и его уничтожили. Они закопали Харуна в одном из холмов, а вместе с ним и Чашу, дабы больше неповадно было земным тварям устраивать бесчинства.

Потом все завертелось, Архитектор устроил Потоп, и было еще много чего, включая Ледниковый период и ранних неандертальцев…

В общем, зачем сейчас Драмиургу понадобилась этот артефакт, Старк не знал. Но раскопки на территории Северной Осетии велись уже лет двадцать. И все это время Шивки держали Дигорское ущелье на контроле.

А потом появилась четверка каких-то олухов, которая разрушила весь план.

* * *

Страшка стоял на другом берегу реки Стикс и прикидывал, что по времени Лиза уже должна быть здесь. Но ее не было. Что-то пошло не так, – подумал Страшка и подключился к сознанию Лизы. Оно было обесточено. Страшка понял, что Лиза находится в Стране мертвых, и что она входила с ними в контакт.

– Ампер! – призвал на помощь Страшка, и огненный шар заплясал над ним.

– Лизу лишили энергии, а без нее мне в Башне делать нечего. У нее шифр, понял?

Шар поднялся в поднебесье и замер. «Выходит на связь», понял Страшка и приготовился к худшему. Но Ампер стал медленно спускаться, по ходу меняя траекторию, и полетел к воде.

На середине реки он снова замер. Через секунду огненный луч пробил поверхность воды и ушел на дно.

Сверху по светящемуся тоннелю пролетел белый кокон. Страшка зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, Ампер уже завис над ним.

Вокруг было тихо и спокойно. Остается только ждать, вздохнул Страшка и сел на песок.

Глава 7

Лиза открыла глаза и увидела перед собой отца.

– Папа? Папочка! – и она бросилась к нему в объятия, плохо понимая, что происходит, но чувствуя такой восторг и облегчение, что ее силы, казалось, утроились.

– Лизонька, радость моя, – обнимал ее отец и как в детстве нежно гладил по голове.

– Теперь я знаю, почему оказалась здесь, – сказала Лиза, немного успокоившись. – Мне очень надо было с тобой встретиться. Я совсем запуталась.

Отец смотрел на нее и улыбался. Лиза заметила, что они находятся внутри ослепительно белого кокона, похожего на батискаф. Он будто раздвинул воду, и сгустки теней теперь не могли приблизиться к ним.

– Ты не права, доченька. Все как раз наоборот. Ты не запуталась, а распутываешь. И это очень сложная цепочка. Я не смогу тебе объяснить все события, потому что ты должна их понять и пройти сама.

– Но разве я еще не умерла? – Лиза решила перепроверить информацию Алика. Отец уж точно не станет ее обманывать.

– Нет, ты просто находишься в стране мертвых.

– Да я помню, я здесь встретила своего друга, и он говорил со мной. А теперь я встретила тебя. Расскажи мне, как ты здесь живешь и как здесь все устроено? Я столько чудес насмотрелась, пока опускалась на дно.

– Я очень приблизительно знаком с устройством этой Системы. Я живу не здесь, а… немного выше, – постарался дать обтекаемый ответ отец. – Но знаю наверняка, что Алика ты встретить не могла.

– Но я видела его, как тебя сейчас, и говорила с ним, папа!

– Ты говорила с мыслеформой, и я догадываюсь, зачем понадобилось тебя вводить в заблуждение.

Лиза была потрясена. Отец, видя ее смятение, взял дочку за руки, и сразу по всему телу разлилось тепло.

– Но тогда где же Алик? – спросила Лиза почти шепотом.

– Олег и Леонид сейчас со мной. Они остались моими учениками и после завершения своей земной программы. Они незаменимые помощники в работе.

– И Алик, и Ленчик с тобой, папа? Но как? И где? И что это за работа, которой вы втроем занимаетесь? И главное, объясни мне толком – где мы сейчас? Это ад? – вопросы градом сыпались из Лизы, и все равно основная их часть оставалась в мозгу.

– Мы сейчас в той части переплавки душ, которая в мире живых называется Чистилище. Но это тоже не совсем верно. Точнее будет сказать, что здесь умершие отдыхают, находятся в точке покоя и готовятся к следующему воплощению. Конечно, если оно предусмотрено Системой.

– Про Систему я уже знаю. А в какой точке этой Системы находишься ты? И почему ребята оказались с тобой, они же ушли в разное время? – Лиза сознательно избегала слова «умерли», ей казалось это бестактным по отношению к отцу.

– Твои друзья были убиты, а все убитые попадают в верхние миры, ну или частоты, так тебе как математику будет понятнее, – улыбнулся отец. – Убийство отвергается на уровне всех энергий – и низкочастотных в том числе. Это грубое вторжение в первоначальный замысел, в матрицу. Поэтому твои друзья теперь под покровительством Высшего Сознания.

Теперь они сидели на зеленом валуне, покрытом водорослями. Их по-прежнему плотно окутывал свет, и Лиза чувствовала, как все ее существо наполняется живительной энергией, идущей сверху и от отца.

Она поняла, что не хочет больше ни думать, ни говорить, а только бесконечно долго находиться в этом коконе счастья.

Но отец осторожно отстранил ее и посмотрел в глаза.

– Лиза, ты сейчас должна сосредоточиться и выслушать меня. Времени у нас немного, поэтому буду краток.

Лиза увидела перед собой прежнего отца – академика Илью Вороновского, выдающегося ученого, гения математической физики. Илья Аркадьевич был уверен, что дочь поймет его, и все-таки старался говорить как можно проще.

– Ты же знаешь, как ученый я всегда полагался только на эмпирические доводы, на точные данные, на опыт поколений, наконец. Но последняя моя работа была посвящена π-полярности в параллельных мирах. Здесь аргументация могла быть только теоретической. Однако, как ты знаешь, у нас есть математика. А это единственный универсальный язык для всех систем – как земных, так и внеземных.

– Да, папа, это все понятно, – перебила Лиза. – После твоего ухода я нашла конспекты. Но об этом никто не знал, даже друзья. Я хотела понять ход твоей мысли, а может быть просто почувствовать, что ты рядом… И вот совсем недавно мне показалось, что я нашла…

– Ты нашла формулу, которая способна перевернуть не только человеческое сознание, но и разрушить всю базу технической информации, накопленную веками. И даже не это главное.

Илья Аркадьевич замолчал. Лиза терпеливо ждала, хотя не совсем понимала, к чему клонит отец.

– Ты помнишь «Троицу» Рублева? – неожиданно сменил тему Вороновский.

– Конечно, помню, даже помню, как впервые увидела в Третьяковке. Мне лет десять тогда было, да?

– Возможно, не суть важно, – продолжал отец. – На этом примере мне проще объяснить тебе, что происходит. Итак, три Ангела за столом, на столе – Чаша. Вот на ней и сосредоточимся. Принято считать, что это символ той трапезы, которую Авраам вместе с женой Саррой приготовили для посетивших их Бога в виде трех мужей. До Рублева иконописцы предпочитали запечатлеть богатую сервировку стола. Рублев первый свел все к Чаше, сделав ее символом вечного, своеобразным жертвенником.

Лиза послушно кивала, по-прежнему не понимая, к чему этот экскурс в иконографию. По ходу она рассматривала рыбок с серебристыми чешуйками, снующих вокруг батискафа. «Интересно, они живые или тоже…», – подумала Лиза.

– Ты слушаешь меня? – спросил отец, проследив за ее взглядом.

– Да – да, папа, Рублев сделал Чашу символом вечности, – повторила Лиза. – Только при чем здесь твои исследования в π-полярности?

– При том, что эта Чаша не символ. Вернее, не сама Чаша, а то содержимое, которое в ней находится.

– Ты хочешь сказать… – внезапно осенило Лизу.

– Да, я хочу сказать, что это и есть Бета-частоты в π-полярности. И еще, что эта та самая Чаша Алшуров, упоминаемая в древних свитках.

– Но Чаша Алшуров была уничтожена вместе с Харуном, там же так сказано.

– Верно. Но никто и предположить не мог, что суть не в самой Чаше, как предмете, а в ее содержимом. Ее содержимое и есть энергия всего сущего на земле. И это содержимое продолжает находиться в Чаше. А Чаша глубоко под землей. Причем после Потопа, уничтожившего и Алшуров, и Атлантиду, вообще трудно определить точно, где это место. А энергия продолжает излучаться, и доказательство тому – жизнь на земле.

– Значит, следуя твоей логике, Чаша была еще до Авраама? Тогда как она оказалась на иконе Рублева? Все искусствоведы и христиане придают ей совершенно другой смысл.

– Так и я тебе только что об этом же толковал! В этом и есть гений мастера. Рублев постиг одну из тайн мироздания и поместил ее в свое произведение. А уже дело человечества было трактовать и разгадывать этот ребус. На уровне средневековья она читалась с точки зрения христианской морали. Но это рамки, понимаешь? Это узкие рамки трехмерного пространства, в котором находятся все люди на земле. А мир гораздо шире, многомернее…

– Кажется, я начинаю понимать… Но если вернуться к содержимому Чаши, то сейчас кому-то понадобилась эта энергия, а ее можно…

– …обнаружить только при помощи математической формулы, – завершил отец. – Но у знания всегда есть светлые и темные аспекты, его можно использовать и в добро, и во зло. Поэтому если эта формула попадет не в те руки…

– То энергия будет перенаправлена на другие цели и… конец человечеству? – Лиза была потрясена услышанным.

– Умница, – сказал Вороновский и снова погладил дочь по голове. – А теперь нам пора, время истекло. И меня, и тебя ждут большие дела.

И он встал с камня.

Батискаф стал превращаться в светящийся тоннель. Отец протянул Лизе обе руки и сказал, чтобы она закрыла глаза.

Они плавно заскользили вверх.

Весь путь Лизу переполняло ощущение легкости, она чувствовала мощь, наполняющую ее тело и сознание.

Когда она перестали ощущать тепло отцовских рук, открыла глаза.

На берегу сидел угрюмый Страшка.

– Я же говорил, только не утони, – проворчал он. – Столько хлопот из-за тебя…

* * *

Страшка шел впереди, Лиза за ним. Дорога была узкой и уходила за горизонт. По обе стороны огромные поля, заросшие травой. Лиза поняла, что идет босиком только когда стал покалывать песок на подошвах.

Путь казался бесконечно долгим и бесконечно скучным. Лиза старалась не думать, чтобы не раздражать Страшку. Но мысли сами лезли в голову. Встреча с отцом кое-что прояснила, и все равно вопросов оставалось больше, чем ответов.

Начинало темнеть, становилось прохладно. «Сейчас бы жаровня Ампера не помешала», подумала Лиза, но шар куда-то пропал. Странно, что я совсем не чувствую голода, – подумала Лиза.

– Ты питаешься энергией, которую дает Ампер, – ответил Страшка.

– А где он сам? – подняла голову Лиза, надеясь увидеть огненный шар.

– Ты его больше не видишь, потому что он в тебе.

«Во мне шар, в Страшке гвоздь, просто компания иллюзионистов какая-то», – подумала Лиза. То, что ей можно не озвучивать мысли, становилось забавным, по крайней мере, теперь, когда она начала привыкать ко всем странностям, происходящими и с ней, и со всем окружающим миром.

Они шли еще какое-то время. Темнота становилась все гуще, Лиза уже едва различала дорогу и ориентировалась только на мохнатую спину Страшки. А он, несмотря на косолапость и полноту, все время ускорялся, будто боялся куда-то опоздать. Лиза тоже прибавляла скорость, изо всех сил стараясь не отстать, но за этим пыхтелкой разве успеешь…

Наконец, впереди показалось строение. В наползающей темноте было не видно, что это такое, но ощущались контуры чего-то массивного. «Хоть бы луна появилась, а то так и ноги переломать можно».

– Даже не думай! – прикрикнул на нее Страшка. – Мы должны успеть до ее появления! Ну, скорее же, скорее…

Она не стала интересоваться, почему им надо бояться луны, а просто прибавила шаг. Теперь они со Страшкой почти бежали.

Вскоре Лиза поняла, что это башня. Круглая и высокая, она стояла по правую сторону от дороги. К ней вела тропинка, на которую они свернули. Нога сразу наткнулась на какую-то колючку, и Лиза ойкнула.

– Ну, что там еще, – остановился Страшка.

– Ногу наколола, – сказала Лиза.

– Ага, я совсем забыл про твою кожу. Тонкая и непрактичная, – пробурчал Страшка. – Надевай вот это, только не копайся, у нас осталось минуты две, – и он протянул ей подобие сандалий.

Лиза быстро сунула ноги в обувку, и они понеслись к башне. Через минуту Страшка был у массивных дверей, остановился и – замер.

– Ну? – догнала его запыхавшаяся Лиза. Она обратила внимание, что двери были странные – без входной ручки, без замка или скважины для вставления ключа.

– Сейчас ты войдешь внутрь. Увидишь винтовую лестницу. Поднимайся по ней вверх. Поднимайся и ничего не бойся. Иди вверх, пока не увидишь свет. Дальше сама поймешь, что делать, – скороговоркой забубнил Страшка и налег всем своим мохнатым телом на дверь.

В глубине каменного чрева башни закрутился механизм, слышно было, как что-то щелкает и мерно позвякивает. Звуки напоминали набор кода в сейфе. Страшка еще плотнее прижался к металлу, и дверь стала медленно открываться.

Так вот для чего нужен был гвоздь Розенкрейцеров, догадалась Лиза.

Когда образовалась достаточно большая щель, Страшка кивнул ей:

– Иди!

– А ты?

– Мне нельзя. Я здесь буду ждать.

Лиза сделала шаг и вошла в абсолютную темноту башни. Она оглянулась.

В это время появилась луна. Ее свет, такой же фиолетовый, как шар, чуть не заморозивший Лизу на дне реки, обозначил дорожку и Страшку, продолжавшего держать дверь.

Она видела, как ее мохнатый друг от этого света ощетинился и стал дрожать, а затем медленно спускаться по железной поверхности. Она хотела броситься к нему на помощь, но Страшка из последних сил рявкнул: «Иди!!!» – и она не смогла ослушаться.

* * *

Лиза нащупала первую ступень и поставила на нее ногу. Глаза постепенно привыкли к темноте, и она стала шаг за шагом, ступень за ступенью подниматься по винтовой лестнице. Чтобы преодолеть страх, Лиза считала вслух – один, два, три… На сто пятой ступени она остановилась и осмотрелась.

Она будто бы находилась в громадной колбе, по стенам которой расположились стеллажи с древними фолиантами, свитками, рукописями. Она с трудом, но все-таки могла прочесть названия на корешках: исторические хроники, папирусы Наг-Хаммади, Ватиканский кодекс, Синайская псалтырь, Истинное слово Цельса, книга притч Чжуан-цзы…

«Ничего себе подборочка», – подумала Лиза и приготовилась услышать ответ Страшки, но вспомнила, что его нет рядом.

«Страшка сказал, что будет свет, значит надо идти дальше», – и Лиза поставила ногу на следующую ступень. Сто шесть, сто двадцать пять… двести сорок один… триста два… триста пятьдесят три…

Она очень устала. Дышать становилось все труднее, а конца лестницы не было видно, ступени уходили в какую-то беспредельность. Пейзаж вокруг тоже не менялся – книги, рукописи, папирусные свитки…

Лиза продолжала считать вслух, чтобы не оказаться в полной тишине.

Внезапно над головой что-то ухнуло, и она судорожно вцепилась в металлические перила. По звуку, раздавшемуся через мгновение, она поняла, что это кто-то из летающих. Это мало успокаивало. Лиза боялась мышей, и особенно летучих, хотя ни разу в жизни не встречалась с ними нос к носу. Она продолжала стоять, затаив дыхание и стараясь не шевелиться. Существо между тем опустилось на полку с книгами напротив Лизы и уставилось на нее.

– Уф, да это же сова, – выдохнула Лиза, хотя радоваться было рано. Она вспомнила, что совы из породы ночных хищников. Где гарантия, что за неимением более подходящей пищи, она не станет охотиться на человека, забредшего в ее владения, подумала Лиза, и стала осторожно нащупывать ногой ступеньку вниз.

Птица продолжала смотреть на нее немигающим оранжевым взглядом.

«Я филин, а не сова», – ясно услышала Лиза у себя в мозгу.

– Ну вот, теперь и я могу считывать мысли, – сказала она вслух, нисколько не удивившись.

«Следуй за мной», – послал сигнал филин и, сорвавшись с полки, полетел вверх. Лиза набрала побольше воздуха и стала подниматься за ним.

Четыреста пятнадцать, четыреста девяносто восемь, пятьсот шестьдесят один…

Наконец филин опустился на край выступа. Прямо перед ним Лиза увидела светящийся корешок. Она протянула руку и достала небольшую книжицу в мягкой обложке. Ей хотелось прочесть название, но свет пропал, как только она прикоснулась к бумаге. Она снова оказалась в кромешной темноте, и только взмах крыльев филина напоминал, что она здесь не одна.

«Теперь вниз», – телепатировал филин, и Лиза послушно развернулась. Держась одной рукой за перила, она стала спускаться. Это оказалось не менее сложной задачей, чем подъем.

Она ничего не видела, то и дело теряла точку опоры, и, казалось, вот-вот оступится и кубарем скатиться по железным ступеням, переломав все кости. В этот момент появлялся филин, его два немигающих зрачка становились источником света, по которому Лиза какое-то время продолжала путь. Затем филин исчезал, и все повторялось сначала.

Наконец, она нащупала не очередную ступеньку, а поняла, что нога стоит на твердой поверхности.

Два глаза-фонаря филина снова осветили пространство. Птица сидела на столе, который стоял недалеко от лестницы.

Лиза пошла в этом направлении. На столе стоял подсвечник, рядом – коробок со спичками.

Зажечь свечу – минутное дело, а вокруг сразу стало светло и уютно. Лиза увидела, что находится не в колбе, а в просторном кабинете. Старинные картины, портреты, фарфоровые вазы с росписью на тему античных сюжетов, утонченные статуэтки, изящные амфоры, стеллажи с книгами придавали помещению умиротворенность и торжественность одновременно.

Пока Лиза осматривалась, филин терпеливо ждал, но, наконец, она отодвинула стул, села и положила перед собой книгу, добытую на одном из верхних этажей библиотеки.

Она ожидала увидеть текст или, на худой конец, математические формулы, но на странице, которую раскрыла Лиза, были только четырехугольные фигуры, в которые вписывались значки, похожие на иероглифы. Она долго смотрела на них, пытаясь хоть что-то понять.

Над рисунком она разобрала единственной слово «Эрсидах», внизу значился номер страницы – 103.

Филин в нетерпении переминался с лапы на лапу.

«Зафиксируй всё, что видишь» – мысленно прочитала команду Лиза и послушно взяла в руки карандаш, лежащий рядом. Тут же она обнаружила и белый лист. Она аккуратно перенесла на бумагу все загадочные фигуры и значки из книги, свернула и положила листок в карман платья, и встала из-за стола.

Она почувствовала, что ее пребывание в башне закончено. Сопровождаемая филином, Лиза направилась к выходу.

* * *

Страшка лежал возле железной двери, всем своим грузным телом не позволяя ей закрыться. Лиза бросилась к нему, предчувствуя самое худшее. Она упала на колени и стала гладить его по шерстяным щекам, не замечая слез.

– Страшка, Страшечка, не умирай, миленький, только не умирай, – причитала она над ним.

Сердце сжималось от боли, Лиза не знала, что делать дальше. Если она сейчас лишится своего последнего друга, пусть и странного, пусть и не из ее мира, но преданного и знающего намного больше, чем она, то все предыдущие мытарства окажутся бессмысленными.

Лиза чувствовала, что на смену отчаянию приходит гнев. Кому нужно все время испытывать ее? Кто так жестоко и планомерно лишает ее людей, близких по крови и духу? Кто водит ее по этим странным дебрям, похожим на закоулки подсознания? И главное – кто стоит за всей этой чертовщиной?! – кипели в ней вопросы.

Она подняла голову и увидела, что филин планирует над ней и с любопытством наблюдает за происходящим.

– Ну, что уставился?! – нашла на ком сорвать злость Лиза. – А еще считаешься птицей мудрости. Вот что теперь делать? – она встала с колен, отряхивая платье.

– Сама дура! – протранслировал филин. Лиза поискала глазами камень, чтобы кинуть в него.

– Только попробуй… Вот сейчас вернусь в башню, только ты меня и видела.

Лиза поняла, что плюет в колодец, из которого, возможно, придется черпать информацию. Она махнула на филина рукой и снова присела рядом с бездыханным Страшкой.

– Страшечкаааа… – завыла она в отчаянии так громко, что филин испуганно взвил в поднебесье. Лиза попыталась нащупать пульс Страшки, она знала приемы первой реанимации, но разве под такой густой шерстью что-нибудь найдешь. О закрытом массаже сердца надо забыть, остается искусственное дыхание, подумала Лиза и с сомнением посмотрела на индюшиный нос Страшки.

Но это все-таки шанс, решила Лиза и, следуя инструкции, попыталась большим и указательным пальцем зажать ему нос. Он был кожистый и влажный. Не с первого раза, но ей все-таки это удалось. Набрав побольше воздуха, она прижалась губами ко рту Страшки и выдохнула.

«Ты что делаешь?! – запаниковал у нее в мозгу филин. – Он же не человек, ты сейчас превратишь его в молекулярную массу азота!»

Лиза в ужасе отшатнулась.

– Но что-то же надо делать, – сказала она.

Филин приземлился на тропинку.

– У него нос для охлаждения мозга, а ты ему перекрыла все каналы, думать же надо!

– Откуда я знаю, как у вас тут все устроено, – огрызнулась Лиза.

– Ты можешь его оживить. Но не таким путем, – переступил с лапы на лапу филин.

– Могу? Я? Но как? Да не тяни же!!!

Филин осторожно приблизился к Лизе, продолжавшей сидеть возле мохнатого тела Страшки. Без каких-либо усилий он подпрыгнул и оказался на ее левом плече.

– У тебя сейчас Ампер в солнечном сплетении. Посмотри вглубь себя и постарайся его почувствовать.

Лиза послушно закрыла глаза. Сначала она ничего не ощущала, но через некоторое время появилось желтый шар, он вертелся внутри нее, и Лиза поняла, что это и есть Ампер, только сильно уменьшившийся.

– Вижу шар, он желтый, что теперь? – спросила Лиза.

– Поднимай его до макушки и потом выпускай из себя, – телепатировал филин.

Лиза попробовала мысленно двигать шаром, и ей это удалось. Ампер слушался ее! Она медленно и плавно повела его через легкие и бронхи, потом он проскочил горло и поднялся к губам, а потом вверх к переносице и – ура! – выскочил из открывшегося канала в макушке, но никуда не делся, а завис прямо над головой Лизы, обдав ее, как прежде, светом и жаром.

Филин слетел с плеча Лизы и снова устроился на тропинке.

– Теперь загоняй его в своего лешего, – передал он Лизе.

«Просто игра в гольф какая-то», – подумала она, но последовала указаниям филина.

Ампер немного покочевряжился, то подпрыгивая вверх, то отлетая в сторону, но, в конце концов, опустился прямо на нос Страшки и просочился в него.

Прошло несколько минут, но они показались Лизе вечностью. Наконец Страшка хлюпнул носом и открыл глаза.

– Живой?!! – завопила Лиза. Филин в ужасе взмыл в небо.