Хлопнула дверь – я проснулась.
– Это я. Тебе оставили… Чтоб ты не грустила.
Бабуля ставит на стол прозрачную коробку, в которой виден кусочек медовика и рафаэлки.
Потягиваюсь так сильно: хрустят позвонки, а по всему телу расплывается удовольствие… Встаю и пытаюсь сообразить, который уже час.
– Спала что ли? Извини, подруга.
– Да ничего. Как посидели? – спрашиваю я.
– Душевно. Про тебя сплетничали…
– Ой, не надо! Тренера своего обсуждала… Мама звонила, говорит в Египет в ноябре едет. Ей в общем не звонить и не волноваться. К нам некогда…
– Понятно. Знаешь… Про сегодня. Мне тоже всегда казалось, что есть предчувствие какое-то. И в самом деле есть, только я это понимаю уже после. Не так как у тебя… И кажется, если бы я была чувствительней и смелее, все было бы по-другому.
Бабушка молчит. Гладит рукой стол, как будто изучает его.
– Знаешь… – говорит она.
По ней видно, что она выбирает слова. Думает. Изнутри нее что-то рвется наружу, но она не уверена, стоит ли говорить.
– Я не говорила. Ну и, наверное, не стоило бы… За этим столом дедушка твой сидел, когда я его видела последний раз. Сидел и ел бутерброд с маслом. Я приготовить ничего не успела, проспала. Бежать надо было в театр, детские утренние представления… Но я не могла наобниматься, возвращалась несколько раз.
Бабушка тяжело садится и кладет руки на стол. Она водит пальцем по замысловатым изгибам татуировок. Помолчав, продолжает:
– Было ли это предчувствие? Могла ли я что-то сделать? И следовало бы? Когда я вернулась и обняла его, наверное, раз в пятый, он раздраженно сказал: “Иди уже, ты еще дурней, чем обычно”.
Я не могу сдержать слезы. Подбегаю к бабуле, обнимаю ее. Сильно-сильно прижимаюсь к ее спине. Хорошо, что мы вместе.
Мне интересно, но я боюсь спрашивать про дедушку. Кажется, это доставляет боль и переживания бабушке. Она делает длинные паузы и после долго молчит, глядя на руки.
– Ладно! Медовик давай ешь. Чай счас сделаю, – вдруг говорит бабушка, – нечего тут, сопли развели.
Потом я беру здоровенный кусок торта, включаю исторический канал – и смотрю его до самой ночи.
Утром я сразу иду на остановку в обход кладбища и магазина. Добираюсь до работы на автобусе. Но подходя к офису, я опять ощущаю тревогу. Как будто что-то мерзкое дышит мне прямо в затылок. Страх захватывает меня, я еле сдерживаюсь, чтоб не посмотреть. Это уже не мурашки, это уже иголки бегают по позвоночнику.
Вбегаю в офис. Закрываю за собой дверь и погружаюсь и тишину еще пустого офиса. На работе только начальник и пара сотрудников готовятся к началу дня. Тут я чувствую себя в безопасности.
Подходя к своему столу, я вижу фирменные ручки с логотипом. Листочки для заметок, тоже с фирменным знаком банка. Включаю компьютер и ныряю в идеальный мир.
Время обеда. Я не заметила, как все ушли перекусить и банк закрылся на час. Решаю провести это время в комнате для персонала. Одна, просто посидеть закрыв глаза. Но минут через двадцать становится ясно, что хочется есть. Да так сильно, как никогда. Посидев еще минут десять, я все же решаю сходить за йогуртом и булочкой в магазин через дорогу.
На улице солнце печет, и ни облачка на небе. Я моментально покрываюсь потом. Противно. Дойдя до перехода, опять впадаю в панику. Как будто за мной кто-то опасный и сейчас нападет. Мне надо увернуться, спастись. Сердце стучит. Во мне растет агрессия и злоба. Это как нервный тик, наваждение, я не могу сдержаться. Надоело! Очередная дохлая собака или кошка? Да мне плевать!
Резко поворачиваюсь, готовая ко всему… И вижу прямо перед собой новый, огромный билборд страховой компании с молодой девушкой и бабушкой. Чувствую, что что-то не так. Не понимаю что. Присматриваюсь.
Веселая старушка улыбается мне с плаката. Странно, веки ее прикрыты, как у пьяной. Глаза будто бы запали, блеклые, пустые. Наверное какая-то слепая. Рот приоткрыт и растянутая улыбка. Не настоящая, искусственная… Проступают гематомы и синяки. Черты старушки меняются, пульсируют перед глазами… И все больше в них я замечаю такие знакомые и родные черты, они ускользают и появляются снова. А улыбка все расширяется и расширяется. Старушка висит исключительно на приколотой к билборду улыбке.
Это прическа бабушки, это ее сережки… Не может быть… Бред? Это панические атаки, сейчас пройдет.
Я отворачиваюсь. Не понимаю, куда бежать. Рвет на части. Возвращаюсь в комнату для персонала и падаю на диван.
Стучит в висках. Я не могу успокоиться.
Звоню. Гудки, не отвечает. Верю и не верю. Звоню. Гудки.
Обед заканчивается, надо возвращаться к работе. Минут десять и откроют клиентам… Нельзя нарываться. Бабуля на тренировке. Точно!
Звоню. Не поднимает. Не поднимает.
Пишу сообщение: "Перезвони очень срочно!"
Может, отпроситься? Я и так вчера утром опоздала, и мне сделали предупреждение. Так точно уволят… Что же делать? Звоню… Пишу сообщение: "Обязательно позвони мне!"
Догадалась! Звоню в бабушкин клуб по йоге. Отвечают, номер правильный.
– Здравствуйте! Извините! А Никитина Анна приходила? Это внучка ее, что-то дозвониться не могу… – говорю я.
Стараюсь сдерживаться, не выдавать волнение. Сейчас проверит. Почему она так долго молчит… Сколько прошло? Десять ударов. Ну же!
– Все верно, Никитина Анна в клубе. Практика до трех. Это срочно? Пригласить ее к телефону?
– Не срочно, большое спасибо! Извините!
Открыли двери, пора на рабочее место. Нельзя допускать промахи. Очень важно быть надежным звеном. Стыдно, когда другим сотрудником, при своей большой нагрузке, приходится еще распределять чужую. Каждый отвечает за всех.
Я замечаю, что растрепала прическу. Наверное, пока звонила. На скорую руку прячу выбившуюся прядь за ухо, приглаживаю, заправляю под волосы. Некогда причесаться.
Все уже начали.
– Александра, что с вами опять? – говорит мне начальник.
Бегу на место. Сажусь за стол и, как обычно, увлекаюсь процессом. День идет своим чередом. Очень много дел, приходится даже задержаться минут на десять, но я все успеваю закончить. Отдаю документы начальнику, который, видимо, устал и не в духе. Выключаю компьютер. Ставлю все свои ручки в стаканчик, протираю стол и монитор. Задвигаю стул точно посередине стола. Все готово на завтра. Больше такого не повторится, теперь я должна все делать правильно, чтобы не потерять премию за этот месяц.
Выйдя из отделения, понимаю, что был тяжелый день и очень хочется спать. Хоть сейчас чуть перевалило за пять вечера, я планирую приехать домой и, слушая равномерное гудение холодильника, подремать хотя бы полчасика.
Жду бабушку. Скоро должна приехать наша старая колымага. От нечего делать подхожу к бордюру и рассматриваю, как трава пробивается в щели между асфальтом. Прогуливаюсь вдоль, нахожу муравейник. Насекомые тащат остатки брошенного яблока. Облепили его и протаптывают тропинки между ним и муравейником. Слежу за одним из них, двигается он очень проворно. Шевелит лапками и усами, находит кусочек и прет его по тропинке за остальными. И каждый такой же. Они трудятся, не спорят и не переживают.
Уже половина шестого. Бабушка не едет. Она вообще когда-нибудь обо мне забудет со своими тренерами и подругами.
Отхожу от дороги и сажусь на лавке на остановке. Солнце еще сильно печет. Голова тупая и тяжелая. Ноги опухли в туфлях и хочется разуться. Как же я хочу домой!
Вижу как из отделения выходят последние сотрудники и начальник. Они всегда последние, потому что закрывают кассы, кабинеты, включают на охрану.
Звоню бабушке. Телефон недоступен. Странно. Набираю еще раз.
Комок подкатывает к горлу. Какое-то забытое чувство вспыхивает во мне. Вспоминаю, что бабушка должна была перезвонить. Но прошло больше двух часов, она не перезвонила.
Снова звоню. Телефон выключен. Набираю спортивный клуб.
– Извините, а Никитина Анна у вас?
– Ничего. Она, уже ушла. Девушки после практики задержались, пили чай. Я напоминала, чтобы она позвонила…
Благодарю администратора клуба и кладу трубку.
Она просто забыла. Звоню. Недоступна.
Проходит еще около часа ожидания и попыток дозвониться до бабушки или узнать где она.
Звонит телефон, номер незнакомый…
– Здравствуйте, Никитина Александра Сергеевна?
– Да.
– Говорит инспектор Лебедев из отдела ГАИ города Витебска. Никитина Анна Васильевна ваша родственница?..
Следующие дни я словно в густом киселе, каждое движение дается мне через усилие. Тетя Тоня проводит меня за руку по всем инстанциям нашей системы. Женя всегда рядом, глаза его красные… Такие же как и у нас.
Ко мне домой приходят какие-то женщины и мужчины, некоторых я даже и не знаю. Плачут, жалеют меня. Готовят поминальный стол прямо во дворе. Много говорят и снова плачут.
Три дня назад, когда бабушка умерла, я позвонила маме.
– Саша, ну что? Некогда мне…
– Бабушка умерла…
Мама долго молчала в трубке. Я слышала шум и разговоры на фоне.
– Она попала в аварию на машине, – сказала я, – точно не знаю, на скорости… Не справилась с управлением. Я не все поняла.
Она ничего не говорила, но я слышала всхлипывания и сопение. Молчание резало по сердцу.
– Мама, ты приедешь? Пожалуйста! Я не знаю, что делать.
– На работе проблемы… Я постараюсь! Я не могу сейчас говорить, я не одна. Держись, поплачь… Я позвоню.
Она говорила тихим голосом, иногда срываясь. Я знаю, что мама сдерживала слезы как могла. Там, где она находилась, надо было держать лицо. Я понимаю, как важно, контролировать себя. Очень важно!
Надеваю кофту и засовываю в карман амулет. Пусть он будет со мной!
Привозят бабушку в закрытом гробу. Вокруг очень много красных роз и гвоздик. И снова что-то рассказывают и плачут.
Едем на кладбище. Закапываем гроб. Засыпаем его цветами и возвращаемся.
Я хочу побыть одна, хочу чтоб все ушли, но дом полон народа. Люди приходят и уходят.
Наконец, поздним вечером, все заканчивается. Провожаю последних зареванных подруг бабушки. Тетя Тоня уходит выпить таблетки. Женя собирает мусор, убирает посуду.
– Женя, спасибо! Оставь пожалуйста, никуда не денется… иди домой.
– Давай я посижу с тобой? Или хочешь, мама придет?
Усталость и раздражение уже потрясывают меня. Больше всего на свете хочется тишины. Воротит от всех. Сколько он будет тут ошиваться? Это были тяжелые дни, он что, не устал? Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
– Прошу тебя, иди уже! Я больше не могу!
Не дождавшись ответа, я поворачиваюсь и иду домой.
– Зови нас, не стесняйся! – говорит Женя.
Слезы текут. Я благодарна, но не могу выразить. Бегу в дом. Закрываю дверь на замок. Не включая свет, дохожу до кровати и падаю на нее. Нащупываю в кармане амулет, сжимаю изо всех сил. Я почти не спала несколько дней. Наконец-то я одна! Утыкаюсь лицом в подушку…
Открываю глаза. Три часа ночи. Тишина давит меня, как прессом, висит надо мной. Я не могу спать. Невозможно тихо и темно. Душно. Хочется хватать воздух ртом.
Встаю и открываю окно, вставляю москитную сетку и зажигаю ночник… Кровать бабушки пустая, сверху так и лежит застеленное три дня назад одеяло со слоном. Рядом на стуле висит ее пижама. Недалеко на столе швейная машинка. Я не могу спать без ее монотонного стука.
Включаю телевизор, как единственное спасение.
Меня знобит, но странно – жизнь почти не изменилась. Просто закрылся еще один счет.