Голод запертых в подвале богов. Жёлтый леденец луны в иссиня-чёрном лимонаде неба

Все это закончилось тем, что я споткнулась и рухнула в эту жуткую воняющую чем-то тухлым ледяную воду. Забарахтавшись, попыталась встать. Правую ногу прострелило резкой болью, а я осталась стоять на четвереньках в воде и смотреть на медленно затухающий свет фонарика телефона, который лежал сейчас на полу под мутной зеленой водой. И через секунду меня накрыла абсолютная непроницаемая тьма.

– О, нет… нет, только не это! Пожалуйста!!! – запричитала я и, нащупав рукой пострадавший гаджет, вытащила его из под воды. – Что же теперь делать?! – озираясь по сторонам и ничего, абсолютно ничего не видя, прошептала я.

Наконец, поднявшись и вытянув перед собой руки, нащупала стену и пошла вдоль неё до первой преграды.

Снова шершавые доски. Обошла их. И остановилась, трогая дрожащими пальцами что-то холодное и, по ощущениям, металлическое. Видимо, какой-то ящик.

У него точно были дверцы, но они не открывались. Зато этот ящик был настолько большим, что на него вполне можно было залезть и передохнуть, а может даже просушить ноги, обувь, одежду и телефон.

Но прежде, чем я попыталась проделать это, в моей голове промелькнула одна очень соблазнительная идея. Подтянув сумку, положила ее на крышку ящика, нащупала пальцами язычок молнии, открыла. И положив туда телефон, с замирающим сердцем стала рыться в содержимом. Под руку сразу подвернулся всё еще тёплый термос с шиповником, яблоки, упаковка влажных салфеток, набор для оказания первой помощи, бальзам для губ, сложенный на всякий случай пустой пакет, ручка, паспорт, блокнот, кошелек, и… да! Коробок спичек!

Вернув коробок обратно в карман сумки, бережно застегнула молнию и принялась нащупывать сваленные рядом с металлическим ящиком доски. Брала только самые верхние небольшие доски и складывала на крышку ящика. Выдернув последний более менее сухой кусок доски, чем вызвала мини обвал. В воду с чудовищным грохотом рухнули пара досок и, по всей видимости, кирпичи. Лишь чудом ни один из них не угодил мне в голову.

Решив больше не искушать судьбу, отодвинула сложенные доски к стене и сама забралась на ящик. Стащила с ног кроссовки и поставила к стене, чтобы случайно не столкнуть в воду.

Поправила доски, сложив их так, чтобы можно было подсунуть между ними бумагу. Затем достала из сумки блокнот и, вырывая и комкая листы, начинила свой будущий костер легковоспламеняющимся материалом.

– Очень надеюсь, что получится. – прошептала я и, нащупав трясущимися пальцами сухой коробок спичек, вытащила его из сухого нутра сумки. Неуверенный чирк спичкой по поверхности коробка, пара упавших на колени искр.

– Ну, давай… – прикусив губу, прошипела я и попыталась еще раз.

И мгновение спустя облегченно выдохнула – получилось. Маленькое сине-желтое пламя заплясало на кончике спички, быстро поедая деревянную палочку. Поспешно поднесла горящую спичку к своему импровизированному костру.

Край скомканного блокнотного листа воспламенился и стал быстро чернеть.

Сунула его под доски. И даже дышать перестала, сосредоточенно наблюдая за едва теплящимся пламенем.

Но, вопреки моим опасениям, доски быстро занялись, и я отодвинулась на край ящика, чтобы избежать огненных языков, бодро пляшущих на трухлявых досках.

– Вот так-то лучше. – прошептала я, вытянув вперед руки, а затем и ноги, туда, поближе к теплу.

Но первые секунды блаженства быстро сменились беспокойством, и я заозиралась, рассматривая в пляшущих отсветах костра то место, где я собственно оказалась.

В общем-то ничего нового, если не считать надписи на стене, накорябанные прямо на камне.

Первая мысль – здесь были подростки, и, возможно, они еще вернуться и спасут меня!

Но, что-то в этих надписях смущало, и, ощущая давящую тревогу, я встала, ухватив из костра горящую палку, и осветила стену. А потом замерла, вчитываясь:

– …отдай ему свои руки, ноги, глаза и кожу, и тлен после смерти не коснется тебя. Отдай ему свое сердце, и смерть не настигнет тебя. Но никогда не отдавай ему свою душу, ведь он убьет тебя, чтобы забрать себе свою собственность…

Я поежилась от звуков собственного голоса, эхом разлетевшегося по тоннелю и вернувшегося мне каким-то полустоном-полувсхлипом.

От прочитанного страх колючим комком свернулся где-то в желудке, но я сглотнула и стало легче. Опустившись обратно и усевшись по турецки на согретой огнем крышке ящика, достала из сумки телефон и, подковырнув ногтем крышку, открыла корпус и разложила на сумке, пододвинув немного ближе к огню, очень надеясь, что гаджет просохнет и снова заработает.

– Боже, что это? Какая-то секта? Насмотрятся сериалов, а потом пишут всякие гадости… – я покосилась на стену и передернулась от резанувших по сознанию слов «…отдай ему свои руки, ноги, глаза и кожу…», – Мерзость.

И тут я вспомнила про странное фото. С силуэтом, из-за которого я собственно и пошла бродить по коридору, но была сбита с толку прорвавшейся сквозь преграду крысой. Взглянув на просыхающий сейчас разобранный телефон, поморщилась:

– Да ну, нет. Никого там не было. Скорее всего просто засвеченное пятно, ну или паутина. Наверное…

Перевела взгляд на свои оцарапанные и измазанные в грязи руки. Тяжко выдохнув, достала из недр своего скромного багажа упаковку влажных салфеток и зеркало. Заглянула в него, рассмотрев своё бледное чумазое лицо с темными испуганными глазами, припухшими от слез.

– Ужас. Нужно привести себя в порядок. Иначе рискую спугнуть своих спасителей.

А в том, что меня спасут, я не сомневалась.

Поэтому протерла лицо салфетками, поправила растрепанные волосы. Моя любимая шапка, удачно купленная на распродаже этой осенью, была потеряна где-то в лабиринте коридоров. Наверняка, канула в темных водах, затопивших подвал. Это очень жалко.

Сложив салфетки обратно в сумку, выудила термос и яблоко. Порылась по карманам, надеясь еще что-нибудь съестное отыскать. Ну, мало ли какая конфетка завалялась. И, действительно, нашлась запрошлогодняя позабытая упаковка аскорбинок. Упаковка была вскрыта, осталось шесть из десяти таблеток.

Я сглотнула набежавшую слюну и осторожно достала из упаковки одну круглую таблетку. Та сломалась пополам. Желудок отозвался жалобным стоном. Высыпала остатки аскорбинки на ладонь и засыпала в рот. На языке разлилась приятная сладость.

Долго мусолила во рту растворившуюся в сироп витаминку. Всё-таки проглотила и с жадностью посмотрела на оставшиеся пять таблеток. Решив, что стоит приберечь, убрала обратно во внутренний карман сумки, где обнаружился пластырь. Это хорошо, пригодится. Решив, что сначала выпью чай, открыла термос и осторожно сделала глоток. Аромат шиповника придал сил и вернул уверенность в то, что всё обязательно наладится.

Закрыв крышку, убрала теплый термос обратно в сумку и осталась сидеть и смотреть в темноту, бурлящую за стеной света, которую отбрасывал догорающий костер. Наклонилась и, подтянув отложенные заранее доски, доложила в костер. Пламя сначала попритухло, а затем стало разгораться с новой силой.

Волосы почти просохли и носки на ногах. Только вот куртка… Стащила её с себя. Для этого поднялась на ноги и снова увидела эти надписи на стене.

Утихшее было беспокойство вернулось и стало бередить какие-то старые воспоминания, вытаскивая наружу картины из просмотренных когда-то фильмов. Поежилась, передернула плечами.

– Не дури, Светка. – обратилась я к себе, но от этого стало совсем жутко и, повесив куртку на торчащую вверх чуть в стороне от костра доску, опустилась обратно на крышку ящика. – Просто нужно немного подождать. Темнота сама по себе не опасна. Опасно только то, что может скрываться в ней… – умозаключила я и снова заозиралась по сторонам. Ничего не скажешь, а поддерживать себя в трудных ситуациях я умею.

Прошел еще, наверное, час. Я кое-как влажными салфетками протерла раны на ноге, оставленные крысой, побрызгала обеззараживающим спреем и залепила пластырем. За это время успела просохнуть и в конец проголодаться. А еще, после съеденных аскорбинок, жутко хотелось пить. Снова отхлебнула чай, хотела сделать один глоток, но не сдержалась и отхлебнула еще пару раз. Это плохо. Надо быть экономнее.

Всё это время, сидя здесь, возле костра, в тепле, окруженная его оранжево-желтыми бликами, вслушивалась в глухую давящую тишину, царящую вокруг. Все надеялась услышать хоть какой-то звук, ну, может, работающего лифта или голоса людей. Можно было бы пойти на этот звук и даже попытаться докричаться, но было тихо, так тихо, что иногда мне начинало казаться, что я слышу биение собственного сердца и ток крови в венах. Боже, что там Петька с Янкой? Наверняка, обиделись на меня. Не пришла на работу, ещё и трубку не беру. А они ведь звонят, Янка – та точно. Стало грустно и, чтобы рассеять навалившуюся тоску, сказала в слух:

– Но я ведь не специально.

И правда немного полегчало, и я даже улыбнулась и, решив, что пора, собрала телефон и, ощущая трепещущую в груди надежду, нажала на кнопку включения. Несколько секунд бросающего в пропасть ожидания, и вот экран зажегся, оповещая о включении. Облегченно выдохнула.

глава 3. Диалог

Экран телефона засветился, отвечая на нажатие. Я облегченно выдохнула и, с нарастающим нетерпением принялась ожидать загрузки. Ну, а вдруг повезёт и он поймает антенну? Правда, тихий голос внутри меня вкрадчиво так твердил, что мне не повезёт. И действительно, едва на экране значки приложений заняли свои законные места, в правом верхнем углу высветилась надпись «нет соединения»…

– За что мне…

Я замерла, оставив незаконченным предложение. Мне показалось, что я что-то услышала… голоса… где-то совсем близко…

Как я обрадовалась, сложно описать. Я даже не потрудилась обуться. Куртка и сумка были позабыты, когда я спрыгнула с металлического ящика, на котором ютилась последний час, и, наплевав на воду и на то, что ноги вновь промокли, поспешила в ту сторону, откуда, как мне казалось, я все отчетливее слышала голоса.

Прямо по коридору. Часто останавливаясь, чтобы прислушаться. И да, слева от меня за железной проржавевшей дверью уже совсем отчетливо звучали голоса…

Группа людей… Наверное, работники ЖЭУ. Возможно, слесари. Видимо, устраняют причину затопления!

Ликуя, с бешено стучащим в ушах сердцем, толкнула дверь, тяжелую и железную. Та с трудом поддалась – приоткрылась буквально на пару сантиметров. Прижалась, навалилась всем телом, просовывая пальцы и толкая.

– Пожалуйста, помогите. Я…

Не знаю, что меня насторожило, но я вдруг замолчала, ощущая всем телом тяжелое давящая всепоглощающее чувство страха. Оно навалилось разом, словно, душу из тела выбило, а я осталась стоять, вжатая в холодное железо приоткрытой двери, и расширившимися от ужаса глазами всматривалась в силуэты, проступающие в колыхающейся какой-то живой тьме, наполняющей помещение.

Голоса, доносившиеся до меня, звучали до жути странно… словно их произносило мертвое тело… если бы оно могло говорить.

Это было одновременно жутко и притягательно, и я продолжала стоять вопреки крайней необходимости бежать, о которой кричали все мои чувства. Силуэты медленно проявлялись во тьме – высокие широкоплечие сутулые фигуры с тонкими талиями и какими-то непропорционально длинными ногами, неестественно изогнутыми в коленях в обратную сторону. Волосы на их головах торчали в разные стороны. А вместо лиц были морды… крысиные вытянутые морды.

Существа стояли ко мне спинами, образовав круг, но один из них сделал шаг назад, и я увидела в его руках то, что заставило меня отпрянуть. Дверь предательски скрипнула. Я в ужасе продолжала пятиться, явственно ощущая, как пол под ногами качается из стороны в сторону, лишая меня равновесия. Из приоткрытой двери до меня долетели слова, неживые, искаженные, с преувеличенно четкими согласными и свистящими раскатистыми гласными, словно эхо, страшное эхо:

– … спасите…

– спасите меня…

– Боже, сохрани…

– нет…

– о, Боже, нет…

– не ешьте мою руку…

– не ешьте…

– спасите…

– Боже, – глухо выдохнула я. Не в силах ни пошевелиться, ни помыслить движение. Все заполнил животный страх. Но все изменилось, когда щель между дверью и косяком загородила высокая фигура, а на меня уставились красные не мигающие глаза, и я услышала этот обдающий могильным ознобом голос совсем близко:

– …не ешьте мою руку… Боже… это моя рука…

Я отпрянула и, ударившись спиной о стену, открыла рот и завопила, настолько громко, насколько мне позволили мои связки.

Вряд ли мне это помогло бы выжить, если бы монстр напал на меня. Но мне в ответ раздался мужской пронзительный переполненный болью и ужасом вопль. А затем изображение перед моими глазами пошло рябью, словно реальность требовала перезагрузки. Дверь с силой распахнулась. Крик резко оборвался, а передо мной остался лишь пустой дверной проем, за которым зияла абсолютная всё поглотившая тьма.

Я осталась одна. Я это чувствовала всем своим дрожащим телом. Реальность вновь стала простой и понятной. Одномерной, что ли. На неё ничего не наслаивалось и не просачивалось сквозь темноту. Справа от меня там, дальше по коридору, мерцал догорающий костер, висела куртка.

Борясь со слабостью, из-за которой при каждом новом шаге мои ноги грозили сложиться, как стул из икеи, доковыляла до железного ящика, который похоже стал моим штабом. Забралась на него и, прижавшись спиной к стене и подтянув к себе согнутые в коленях ноги, обняла их руками и уткнулась лицом. В ушах все еще звучали голоса. Нечеловеческие. Потусторонние. Я бы хотела забыть их прямо сейчас. Стереть из памяти навсегда, безвозвратно. И ту картину, что я увидела – что держал монстр в своих руках, методично вгрызаясь зубами и отрывая куски – человеческая рука… чья-то рука…

Застонала. Подняла голову и, не открывая глаз, опустила ее обратно, ощутимо стукнувшись лбом о колени. И еще. И еще раз. Я отказывалась понимать и принимать тот факт, что вокруг совершенно определенно творилось что-то непонятное, пугающее, опасное для жизни… Но из небытия моего отчаяния меня выдернул новый звук, очень знакомый звук. Звук крадущейся ко мне твари, совершенно не стесняющейся и пищащей от нетерпения.

Крыса и не одна.

За дрожащей границей светового круга, порожденного костром, замелькали тени, сверкая голодными красными глазами.

Что мне делать?

Я вскочила, вжалась спиной в шершавую стену. Пальцами нащупала борозды накарябанной надписи. Вспомнила – «…отдай ему свои руки, ноги, глаза и кожу, и тлен после смерти не коснется твоего тела. Отдай ему свое сердце, и смерть не настигнет тебя. Но никогда не отдавай ему свою душу, ведь он убьет тебя, чтобы забрать себе свою собственность…»

– Ну и кому здесь нужно отдать свое сердце, чтобы выжить в этом аду? – едва прошептала, тут же погас костер. Я вскрикнула, зажмурившись, ожидая, что твари вот-вот набросятся на меня и разорвут мое тело на части. Но было тихо, слишком тихо. А затем раздался «крак», словно где-то кто-то переключил рубильник.

Я распахнула глаза, повернув голову на звук. Реальность вновь рябила, заполненная живой колышущейся полупрозрачной тьмой. А далеко в правом конце тоннеля мерцал свет. Он погас и после очередного «крак» снова зажегся, но уже, вроде, ближе.

Свет гас и загорался, приближаясь ко мне. И через пару «крак» я уже начала различал высокую темную фигуру во вспыхивающем пятне света.

Все ближе и ближе…

Вот уже в десятке метров от меня «крак» и пятно света, а в нём размытая широкоплечая фигура, закутанная в черный рванный плащ. Лица не видно из-за наброшенного на голову глубокого капюшона…

«крак»…

Тьма…

Секунда в этой тьме, словно вечность.

Дрожащей совершенно ватной рукой подняла телефон и нажала на кнопку камеры.

Вспышка.

Изображение монстра на экране, и мой крик, оглушивший меня саму и заставивший дернуться и прыгнуть с крышки металлического ящика прочь в темноту от того, кто стоял там… всего в метре от меня.

Но далеко я не улетела. Врезалась в кучу досок и больно ударила колено, под оглушительный грохот сползла вниз в воду, а затем была прижата к стене.

Вытянулась по стойке смирно, попавшая в капкан из рук монстра, упиравшихся в стену по обе стороны от меня. Зажмурилась, когда монстр наклонился ко мне и принялся обнюхивать. Сердце в груди дернулось последний раз и замолчало. Сердце…

Не особо веря в то, что уже решилась сделать, пискнула:

– Отдаю тебе свое сердце! – и застыла, отсчитывая секунды и уже задыхаясь, потому что не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. А монстр зашевелился, наклонился и прижал свою голову к моей груди и так и замер, вслушиваясь.

Скорее всего я бы так и умерла, задохнувшись. Но картинка перестала рябить. Реальность вернула себе свои границы. Справа от меня вновь загорелся потухший было костер, за границей света я ощутила нетерпеливое присутствие крыс, а монстр все-также стоял, прижавшись к моей груди ухом и, похоже, даже и не думал прекращать.

Не в силах больше сдерживаться, я судорожно втянула воздух и, испытав нечеловеческое облегчение, наконец, задышала, а этот напрягся. Рука, вжатая в каменную стену справа от меня, хрустнула костяшками, дробя в труху каменную кладку, а я с ужасом почувствовала бешено бьющееся там, под ухом монстра, своё сердце.

Показалось, что монстр довольно хмыкнул. Этот звук потерялся в шелесте плаща, когда чудовище выпрямилось и, развернувшись, поймало за горло кинувшуюся на меня крысу… Послышался хруст ломающихся позвонков. Тварь дернулась и обмякла. Вокруг зашипели её собратья, раздалось клацание зубов. Но больше ни одна из крыс не посмела кинуться. Твари отступали, скрываясь в темноте.

Монстр выпрямился, свободной рукой стянул с головы капюшон и, оскалившись, предложил:

– Поужинаем?

Его голос… он звучал точно так же, как голоса тех крыса-монстров – неживой, обдающий могильным холодом.

Словно сожравшее человека чудовище вдруг обрело способность говорить его голосом… Осознание этого вымораживало разум и вынимало душу.

Я дернулась, словно от пощечины, но не отвела глаз от морды чудовища, открывшейся мне. Это была морда, звериная морда с широким расплющенным носом, темными раскосыми глазами и пастью, которую искусно скрывали пухлые весьма симпатичные (до тех пор пока монстр не улыбался) мужские губы. Но стоило чудовищу оскалиться, взору открывалась вгоняющая в ступор картина – разрез рта длился от одного уха до другого, выставляя на обзор каждый кривой смертоносный клык.

С трудом сглотнула и все же оторвала взгляд от отражающих блики огня зубов, но зависла рассмотрев рога, выступающие изо лба и загнутые назад… они терялись в черных волосах, но все же.

– Ты… вы кто? – путаясь в местоимениях, промямлила я, не торопясь отлепляться от стены, да и вообще как-то менять свое положение в пространстве, явно враждебном ко мне.

– Электрик Вячеслав, – скривившись, представился монстр. – Поджарим на огне? – махнув в мою сторону тушкой крысы, недавно почившей, предложил «электрик», совсем не давая мне возможности опомниться.

– Что… простите, – я все-таки отвела взгляд от внушительной фигуры, возвышающейся посреди коридора и делающей его тесным и крайне неуютным. Принялась рассматривать свои дрожащие руки, одна из них все еще сжимала телефон.

– Свет, – вдруг позвал монстр, а я не сразу поняла о чем он, и лишь минуту спустя сообразила, что это он о фонарике, свет которого светил прямиком ему в лицо. – Выключи свой свет. – попросило чудовище, причем каждое слово в предложение звучало как-то рвано, совершенно отдельно, словно вырванные из контекста разных предложений.

– Извини… те, – прошептала я и клацнула по кнопке, вырубая свое оружие и единственное средство выживания. Но еще был костер. Против света костра монстр, видимо, ничего не имел. Он успел пододвинуть к железному ящику, на котором полыхал огонь, какую-то древнюю тумбу и, усевшись, принялся своими же длинными черными ногтями потрошить тушу убитого животного… прямо там… посреди моего штаба…

– Прости, – я отлипла, наконец, от стены и, почему-то манерно хмыкнув в кулак, словно хотела прочистить горло, чтобы вернуть свой вдруг севший голос, позвала: – Вячеслав?

Сильно сомневаюсь в том, что это и есть имя монстра.

– Может не стоит это делать здесь… Я тут обычно… сижу… – едва слышно закончила я и прижала ладонь к губам, пытаясь подавить приступ тошноты, который накатил, едва Вячеслав отмахнул все теми же своими ногтями крысиную голову, и та отлетела мне под ноги.

– Еда необходима для жизни. Или ты не ешь? – прервав свое занятие и уставившись на меня темными совершенно нечеловеческими глазами, поинтересовался монстр.

– Ем, но… – я зависла, рассматривая занесенную над тушкой руку-лапу, увенчанную острыми когтями. – Нет, ничего. Продолжай. – уставившись себе под ноги, разрешила я.

Усевшись на самый край железной крышки, исподтишка наблюдала за чудовищем. Тот жарил тушу крысы, насаженную на железный прут, который был выдернут из стены неподалеку. С мяса стекал жир и с шипением капал на доски, вокруг стоял прогорклый запах паленой шерсти и чего-то не совсем съедобного.

Монстр не проявлял признаков агрессии, поэтому я набралась смелости и спросила:

– Вы здесь… в подвале живёте? – монстр даже не повернулся, а у меня в районе желудка свернулся тугой горячий клубок страха и начал медленно растекаться по венам. – Я… то есть, вы должны знать про лифт. Ну, лифт… кабина такая, которая ездит по тоннелю вверх-вниз… – помогая себе жестами, попыталась объяснить я. У меня сложилось отчетливое ощущение того, что я по меньшей мере пытаюсь поговорить с иностранцем, а по большей – с существом науке неизвестным. Но монстр снова не ответил, только слегка наклонился вперед, чтобы понюхать почерневшее мясо, и цокнул языком, когда капающий с куска жир попал на его колено и быстро впитался в ткань брюк.

– Выход! – вдруг осенило меня, и я даже поддалась вперед, – Выход на поверхность. Вы знаете, где здесь выход?

Я с надеждой уставилась на монстра. Тот не реагировал. То есть от слова «совсем». Выудил из своего кармана погнутую жестяную кружку и, почерпнув воду (прямо у себя из под ног), залпом выпил, сморщившись, передернулся и, утерев губы и подбородок тыльной стороной ладони, оторвал от тушки ногу и с довольным урчанием вонзил в нее зубы…

Меня как-то снова замутило. Отвела глаза, с трудом поборов очередной приступ тошноты. Подтянула к себе лежащую у стены сумку, осторожно перекинула ремешок через голову и, уложив свое имущество к себе на колени, выдохнула:

– Знаете, как-то не особо верится, что вы электрик Вячеслав…

– И во что ты еще не веришь? – покрутив в пальцах обглоданную кость, неожиданно заговорил монстр.

– Я… – растерявшись, протянула я и замолчала, теребя ремень сумки.

– Может в дирратов и их любовь к человеческой плоти? Кстати о плоти, кусочек? – монстр оторвал переднюю лапу от тушки и протянул мне. Я, наверное, позеленела, потому что чудовище хмыкнуло и без лишних слов продолжило трапезу.

– А кто это дирраты? – попытавшись повторить произнесенное нечеловеческим голосом слово, минут через десять, когда, наконец, тошнить почти перестало, поинтересовалась я.

– Я забыл как это по вашему… – зачерпнув в очередной раз воды и утолив свою жажду, отозвался рогатый. – Вот эта тварь. – кивнув на тушку, пояснил он.

– Крысы, – неуверенно предположила я, по сколку до сих пор сомневалась в том, что эта тварь является тем, на что так похожа.

– Да. Крысы, – подтвердил монстр и продолжил трапезу.

– Ну, допустим, я верю, что эта тварь действительно крыса, просто сильно переросшая, – начала я, – но как это подтверждает то, что вы Вячеслав… электрик? – добавила я с весьма ощутимой долей сарказма.

– Никак, – просто согласился монстр.

– Эээ, ладно. Вы же отдаете себе отчёт в том, что вы не выглядите, как обычный человек? – разозлившись, произнесла я.

– А ты? – повернувшись в пол оборота и в упор уставившись на меня, спросил монстр.

– Что я? – растерявшись, просипела я.

– Ты выглядишь, как человек? – продолжая на меня смотреть, произнес монстр.

И похоже теперь я действительно привлекла его внимание, только вот что-то мне это вдруг не понравилось. Захотелось чтобы он просто продолжил есть и больше не смотрел на меня так, и, по возможности, не разговаривал, потому что и то и другое у него получалось жутко. Я вжалась в стену, с трудом сглотнула. Бежать было некуда. Здесь и сейчас вполне возможно я говорила с самой смертью…

– Конечно, выглядишь, – вдруг произнесло чудовище, и губы его разъехались в самую страшную улыбку в моей жизни. – Расслабься, это шутка. Я пошутил. Ты человек. Конечно. – продолжая улыбаться, попытался успокоить меня монстр, но глаза его совсем не улыбались. Глаза смотрели холодно и очень пристально.

– Да, конечно, – попыталась расслабиться я. И только после того, как я вымученно улыбнулась в ответ, монстр отвернулся и принялся поглощать остатки дымящейся тушки.

Я больше не пыталась заговорить. Все мои запасы храбрости были растрачены, и я, совершенно опустошенная, сидела и отрешенно рассматривала то свои руки, то тени, танцующие на стенах, отбрасываемые потрескивающим влажными дровами костром.