– Там привезли двух мальчиков. Копали червей и подорвались на мине, нужно срочно оперировать.
У меня от услышанного подкосились ноги, и промелькнуло в голове: неужели мои друзья?
Да, это оказались мои лучшие друзья, и я мог быть вместе с ними. Вот такая трагедия постигла моих друзей. Это было эхо той проклятой войны.
В катакомбах
С тех пор, когда я потерял своих дорогих мне друзей, многое изменилось. В то время ещё не осознавал всех ценностей и не знал, что последствия войны бывают ужасны и долговечны для всех. Как всегда, у меня появились новые друзья. Учась уже в четвёртом классе, я больше время проводил со своими родителями. Продолжал коллекционировать марки – это стало моим основным увлечением, их у меня стало намного больше. Родители мне купили специальный альбом – большую тетрадь с прочными листами в клетку. В них я наклеивал на специальных ножках свои марки, а потом часами разглядывал, перебирая их. Часто родители ездили в город Симферополь и брали меня, там жили наши родственники по матери. У них было много детей, с которыми я подружился, привозил с собой марки в альбомах и показывал всем. Многие тоже коллекционировали там марки, и мы обменивались ими. Я гордился тем, что у меня было больше всех марок.
Я успел побывать на экскурсии. Нас возили в музей в Бахчисарае. Такую красоту видел впервые – всё с золота, серебра, меди, фарфора. Дорогостоящие украшения сверкали в ханском дворце. Даже подушки, вышитые золотыми нитями, сверкали от падающих лучей солнца из окон, впечатляли всех. Многих гостей привлекал Фонтан слёз, или Бахчисарайский фонтан, который описывал А. С. Пушкин. Ханский дворец нравился многим туристам, а в особенности этот фонтан, который для меня в то время был не очень примечательным по сравнению со статуэтками, коврами, кувшинами, посудой сверкавшими позолотой, и это меня поражало. Уже потом, когда стал изучать произведения Пушкина, я начал понимать величие этого Бахчисарайского фонтана и многое другое. А пока я наслаждался тем, куда меня возили, и рассматривал всевозможные достопримечательности Крыма. Крым – это клад для туристов. Я часто рассматриваю фотографии того времени – старые, потёртые, начиная с детского сада и они мне дороги. Каждый раз мы с родителями фотографировались на память, особенно на море.
Больше всего мне нравилось ходить и лазить в катакомбах. Всегда меня родители ругали за это, угрожая тем, что если я ещё схожу туда, то они меня не будут брать с собой в поездки. Но этим меня было не удержать, как и старшего брата. Мы сбегали, всё начиналось с упрёков. Мама всё говорила:
– Я боюсь за вас, что что-нибудь выкинете. Ты, сынок, забыл случай с пистолетом или как твои друзья подорвались на мине? В этих катакомбах чего только нет, одних патронов валяется сколько угодно. Ты же знаешь, что двоих исключили из школы только за то, что они разожгли костёр у школы и набросали туда патронов, устроили фейерверк! Или ты забыл свою стрельбу? Мы скоро переедем на север отсюда, подальше от этих трагедий, к отцу на родину.
Я был не против переехать. А то, что мы сами бросаем в костёр патроны – это не секрет. Мы от них избавлялись, а то, что старшеклассники устроили в прошлом году, нас это не касалось. Мы разводили костёр далеко от школы у катакомб, чтобы можно было спрятаться и никого рядом не было. Вот так у нас в то время проходило наше детство, где мы жили, учились. Редко, когда мальчишки не сидели по два года в одном классе за какие-то проступки в поведении. Часто нас в школе навещала милиция, проводили беседы, собрания с родителями. Но дети есть дети, и нас тянуло на необдуманные «подвиги».
Мы даже не боялись гадюк, которых здесь было предостаточно. Из кустарников вырезали рогульки, чтобы были в наш рост, и этим способом вылавливали змей. Увидев змею, рогулькой у основания головы прижимали сильно к земле, пока змея не переставала дёргаться, замирала. Потом брали её у головы, как бы за шею, рассматривали – жива или нет. Теперь по истечении стольких лет, я никогда не взял бы змею в руки. Вот такое у нас было ничем не оправданное геройство. На каникулах больше находился с родителями и с братом. Отец в то время перешёл работать сторожем на баштан – охранял колхозные арбузы, а мама на молочной ферме. Я в свободное время на лошади, запряжённой в бричку, загруженную бидонами с молоком, развозил населению на продажу это молоко. Однажды, когда развёз молоко и возвращался назад на ферму, меня в который раз постигла беда. Сам колхоз – то есть жители и их дома располагались на верху, вдоль дороги, а сама ферма находилась внизу, в полутора километров от жилых домов. Недалеко от фермы стояла начальная школа.
Лошади везли бричку – повозку медленно, только пустые бидоны, соприкасаясь друг с другом, издавали неприятный звук. Когда мы начали спускаться вниз, пустые бидоны ударились так, что напугали лошадей. Лошади понеслись вниз, разбрасывая бидоны в разные стороны, а потом и сам вылетел из брички, сильно ударившись у обочины. Лошади бежали ещё метров двести, пока сама бричка не перевернулась. Лошади только потом остановились, недалеко от фермы. Всё это видели женщины с фермы и моя мама, которая бежала ко мне. Я встал и по дороге направился в сторону мамы, хромая, с порванными новыми шароварами, приготовился получать оплеухи. Но мама меня обняла и сквозь слёзы говорила:
– Какой же ты у меня невезучий! Нет, надо срочно отсюда уезжать от греха подальше. Какое-то проклятое место! Пойдём на ферму, приведём тебя в порядок. Ушибся сильно? Женщины соберут бидоны, ты сейчас помоешься и пойдёшь домой.
Я только успевал мотать головой, соглашаясь с мамой, а потом сказал ей:
– Мама, может я сразу пойду домой? Ты придёшь и заштопаешь шаровары, а я к этому времени помоюсь. Мне не удобно.
Мама согласилась:
– Только сразу домой и никаких друзей. Возить молоко больше не будешь, понятно?
Я побежал домой – не по дороге, а вдоль кустарников, чтобы меня не увидели, как сверкаю своими разорванными шароварами. Бежать было больно, но надо быстрей домой, а то ещё из друзей кто-нибудь встретится – вот веселье для них будет. Лучше подальше держаться. Так закончился для меня день с приключениями, но он не был последним в моём детстве. Буквально прошла неделя после поездки с развозкой молока, как новое приключение меня ждало, не зависящее от меня. Как-то мама вечером подошла ко мне и попросила:
– Сынок, ты завтра за соседку нашу попаси коров, а то её очередь, а она заболела, муж на работе. Там ничего сложного нет. Она тебе заплатит, а я добавлю и куплю тебе брюки к школе, согласен? Покушать я тебе приготовлю, а пасутся они ты знаешь где.
Когда мама просит, разве откажешь? И я с радостью согласился:
– Конечно, только мне нужен кнут, собака наша – Орёл будет помогать мне.
Больше всего меня интересовало, сколько мне денег дадут за работу. Радовало то, что на заработанные деньги смогу купить себе брюки в школу. Я стал ждать наступление завтрашнего дня, но время шло долго. Приготовив всё к утру, наконец уснул.
Мама разбудила меня рано, а мне ещё хотелось поваляться, и мама несколько раз меня теребила за голову и говорила:
– Вставай, коровы ждут!
Наконец я соскочил с кровати, помылся, попил молока кипячёного с пирожком и вышел во двор. Там жители колхоза выводили своих коров на улицу, у кого они были. В итоге набралось двенадцать коров, подсчитал я – и с торбой за плечами, в которой находилась еда, и с кнутом в руке, как заправский пастух, махнул рукой со словами:
Ну, пошли.
И коровы, повинуясь кнуту больше, чем мне, двинулись по маршруту, который они уже изучили и знали, куда идти. Я был рад, что так всё хорошо складывается.
На поляне, куда пришли, коровы сразу стали щипать траву. Я, как мог, расположился в тени куста сирени. Погода обещала быть жаркой, поэтому место для меня было отличное. Воды приготовил достаточно. Мой друг – чёрно-белая собачка Орёл бегал недалеко от нас. Отец принёс его мне ещё щенком полтора года назад. Мы с ним подружились, но больше он находился на цепи. Отец боялся, что собачка сбежит. Наблюдая за собакой, а больше за коровами, лёжа на травке, стал засыпать, веки тяжелели. Коровы наелись травы и тоже расположились кто где на траве, не переставая жевать, как будто засыпали, отбиваясь своими длинными хвостами от надоедливых насекомых. Их было очень много – где животные, там и они. Я провалился в сон…
Услышав лай собаки сквозь сон, я соскочил и увидел картину: коровы убегали в разные стороны. Не зная, что делать в этом случае, за какой коровой бежать, весь в слезах, кричал на собаку:
– Орёл! Орёл!
Забыв про кнут, кинулся в сторону, куда побежало большинство коров. Они выскочили на дорогу. Там навстречу им шли двое мужчин, которые крикнули на коров, остановили их. Испуганный, весь в слезах от случившегося, я обратился к ним:
– Дяденьки, у меня коровы разбежались, помогите! Двенадцать коров… – Хотя семь коров стояли и уже щипали траву.
Мужчины посмотрели друг на друга. Один из них мне сказал:
– А ты что плачешь, мужик? Никуда они не сбегут, а придут к себе домой, и не надо слёзы лить. Это «пауты» виноваты – накусали за вымя, вот они и взбесились. Этих коров паси, остальные вернутся, или к себе домой пойдут. Так что не переживай, мужик, паси.
Мужчины пошли своей дорогой, а я часть коров погнал на поляну, где они паслись. Через два часа все коровы собрались в одном месте, кроме одной. Беспокойство всё равно оставалось большое. Настроения никакого, скоро домой гнать коров, а одной нет. Вдруг не придёт, что тогда? Всё, больше никогда не буду соглашаться пасти коров. Лучше буду пропадать в катакомбах, как мои друзья, которые не в лагере. Жара стояла за тридцать, насекомые одолевали меня и коров. Без коров их как будто нет.
Так с трудом дождался я окончания дня и погнал коров к их домам, где их встречали хозяева. Ко мне никаких претензий от них не было и так же не было нареканий от соседки напротив, корова которой сбежала и уже стояла давно у себя в стойле. Соседка при встрече объяснила, что её корова часто уходит домой из стада, а я об этом не знал. Не знал ещё много – на то она жизнь, чтобы учиться. Коров всё равно больше не пас. На брюки себе заработал.
Брат у меня тоже работал в саду колхозном, помогал вывозить ящики с яблоками на склад. Вывозил ещё арбузы с баштана, где трудился отец сторожем. У меня теперь времени было много для безделья: ходить на рыбалку, в катакомбы, иногда к отцу – поесть холодненьких арбузов, дынь. Скоро будут отбирать самые спелые и большие арбузы и отправлять на ВДНХ, в Москву. У меня отец в прошлом году возил с бригадой лучшие арбузы на выставку, для продажи.
Мы часто с ребятами пугали жителей колхоза, которые возвращались из клуба после какого-нибудь фильма домой. Выбирали большие арбузы, вырезали одно отверстие, чтобы рука входила, и всю мякоть изнутри вынимали – съедали или выбрасывали. Получалась большая голова с вырезанными в ней глазами, ртом и носом, а внутри этого пустого арбуза ставили свечку и зажигали. Люди, выходя из клуба видели эту жуткую картину, были в ужасе. Но это увлечение было не долгим и не прижилось.
Как-то мы с братом решили поискать в катакомбах фляжки и котелки, которых после войны оставалось ещё достаточно от прятавшихся там партизан, которые там жили, как и в лесу – в этих каменных джунглях. В ракушечных отложениях выпиливались целые комнаты, там обустраивались партизаны. Эти подземные лабиринты уходили под землёй на несколько километров и уводили людей так (без проводника), что они часто терялись, поэтому нам строго запрещалось удаляться далеко. Но нам, детям, интерес и тайны были важнее всяких запретов взрослых.
Мы с братом приготовили факелы, без них никак не обойтись, и нарезали больше бумаги на мелкие кусочки, рассовали по карманам, за пазуху, а то вдруг кончатся. Метров на пятьдесят этот путь для всех был знаком и исхожен, а дальше было много ответвлений и коридоров, которые часто приводили в тупик. Мы с братом выбрали путь прямо, зажгли факелы. Брат Толик шёл впереди, а я сзади с факелом и ещё разбрасывал бумажки – это был наш указатель, чтобы не потеряться. Местами было сыро и жутко. Раза четыре попадали в тупик. Приходилось возвращаться. Встречались тупики с двумя-тремя комнатами, где жили и обитали партизаны, но кроме тряпья и бумаг с жестяными банками мы ничего не находили. Попадались проржавевшие алюминиевые вилки и ложки. Фляжек, мисок, кружек пока не попадалось. Видимо, до нас растащили. Сколько до нас уже здесь побывало? После войны прошло больше десяти лет, поэтому искать здесь уже нечего, если только в земле. Это сколько надо перерыть! Мне просто повезло, когда копал ямки под виноградник и нашёл пистолет, и такого случая уже, наверно, не представится. Но мы продолжали с братом упорно искать, желая хоть что-нибудь интересное найти, что не зря ходили. Мы уже бродили около двух часов по этим лабиринтам. Я уже свой факел брату Толику отдал. Хорошо, что указателей много – нарезанной бумаги. Я своему брату напомнил:
– Может, возвратимся, ничего нет.
Толик тоже готов был сдаться:
– Сейчас ещё один тупик найдём, и всё – пойдём назад, – хотя до тупика было далеко или его вообще не было.
Брат вдруг тщательно начал освещать одну из стенок, в которой находилась ниша, а в ней находился небольшой ящик с патронами. Мы его аккуратно вытащили и поставили. Он был хоть и не полный, но тяжёлый. Брату я сразу сказал:
– Давай его оставим там же, а когда надо заберёшь, я его не потащу, как хочешь. Мне это и не надо.
– А тебя никто не просит, я сам его и вытащу. У входа устроим фейерверк.
Я не стал возражать брату. Он мне дал факел, а сам понёс ящик с патронами. Теперь я шёл впереди и освещал наш пройденный маршрут. Толик с ящиком пыхтел сзади, но ничего не говорил, чтобы помочь.
Вскоре появился свет, мы вышли из катакомб, ничего не найдя, что искали, кроме патронов. Немного передохнули. Брат принёс сухих веток, разжёг костёр и сказал:
– Сейчас устроим представление. Половину патронов бабахнем, а остальное спрячем. – он высыпал половину патронов на землю, а оставшиеся отнёс за большой камень, куда мы тоже должны спрятаться.
Брат забросал патроны в огонь и сам побежал за камень, крикнув мне:
– Беги!
Но я немного замешкался – некоторые патроны начали взрываться. Подбежав уже к камню, почувствовал, что сзади в ногу что-то кольнуло. Упав на землю, пополз за камень и потерял сознание. Опомнившись, хотел встать, но с ноги бежала кровь, я рядом сидел перепуганный брат, не зная, что делать. Он с радостью выпалил:
–Ты живой?
Пуля прошла на вылет, не задев кость. Сняв майку, брат перевязал мне рану. Я сам был сильно напуган от этого фейерверка и раны. Мне пришлось опять поваляться в больнице, но в школу пошёл вовремя и нисколько не хромал, всё обошлось. Мои детские приключения на этом в Крыму закончились. И всё это было эхом той войны, которая продолжается и по сей день. Это забыть невозможно!
Вымышленного в этих Крымских рассказах мало. Изменены только имена и фамилии, не указаны конкретные места, где происходили действия, так как со времён 50-60 годов многое в тех местах изменилось, особенно с распадом Советского союза. Многих сёл уже нет, как и нет тех катакомб, которые уже в то время распиливали на блоки для строительства домов и других нужд. Многое из сознания не стереть, зрительная память хранит многие эпизоды из того детства, что существовали, их не изменить. В то время было много трагических событий, как с детьми, так и со взрослыми. Но я взял из своей памяти те, что были ближе к моим друзьям, моей семьи. Как бы не были многие события трагическими, я хотел в своих воспоминаниях показать правду нашего детства, наших отношений с друзьями, в семье, школе, окружающего нас мира.
Я решил дополнить свою автобиографическую повесть своими стихами, которые непосредственно имеют отношение к тем событиям, что описываю. К Крымским рассказам можно отнести стихотворение «Зачем уехал я из Крыма?»
Балаклава, Балаклава –
Не могу забыть по праву,
Что родился я в Крыму,
Зачем уехал, не пойму?
Что заставило с тех мест
Увозить нательный крест?
В этом месте я крестился,
На родителей не злился.
Время было переездов,
Время было больших съездов.
Страна наша – СССР
Подавала всем пример.
Так и наше всё семейство,
Без злорадства и злодейства,
Уезжали с мест красивых,
Но, а нас, детей, бесило.
Отставали от программы,
Для родителей ни грамма
Не задевал процесс наш школьный.
Мы вели себя так вольно!
Избегали уроков многих,
Не замечая взглядов строгих.
В катакомбы убегали,
Что там, многие не знали?
Мой отец возил арбузы,
На ВДНХ – такие грузы.
Охранял он на баштане,
За небольшие «мани-мани».
Деньги были небольшие,
Сторожа были крутые.
Доставалось всем мальчишкам,
Наедались всего – слишком.
Всем хватало и Крымчанам,
Москвичам, другим там странам.
В садах яблоки и груши,
Остаётся, всё не скушать.
После сбора винограда
Собирать идёт армада:
Детворы со всех селений.
Не надо здесь таких умений.
Наполняешь рот съедобным –
Для ребятишек было модным
Наедаться до отвала,
Фрукты кушаешь, всё мало.
Ждут родители в обед,
Нас весь день всё нет и нет.
Часто днём в футбол играли,
Потом на пляже загорали.
Ловили рыбку в Чёрном море,
Жили так, не зная горя.
С валунов, со скал ныряли,
Домой придём, потом страдали.
Мораль читали старшие,
Когда приходили с марша мы.
Нет никаких нам оправданий,
Но много-много есть желаний.
Найти в земле военных лет,
Немецкий нож и пистолет,
Советский штык винтовки.
У пацанов была сноровка.
Для всех родителей ужасной,
Она для нас была опасной.
Земля таила в себе смерть,
Со сноровкой можно умереть.
Снаряды там, и мины, бомбы
Земля хранила, катакомбы,
Где партизаны спасались наши.
Теперь намного стали старше,
Теперь мы понимаем много,
Своих детей всех держим строго,
Хотя далеки все отголоски,
Но лучше подходить нам жёстко!
Земля в Крыму всегда опасна,
Мы знаем это и согласны.
Соблазн мальчишек здесь велик,
Не остановит даже крик.
Друзья мои червей копали
И на мину там попали.
Услышал крик страшней войны,
Но слава богу, что живы.
Примеров много, приключений,
Как много-много разных мнений.
Горжусь я детством в том Крыму,
Зачем уехал, не пойму?
Честность
После переезда в другую область было трудно привыкать к местности, которая отличалась от Крыма. Здесь больше степные районы, много озёр, речка. Село небольшое, дома в основном из саманных блоков. Отец строил в основном небольшие домики, чтобы потом можно было собраться и переехать в другой регион. Ездили по две-три семьи. Основной маршрут – это Крым, Читинская область, Оренбургская область на границе с Казахстаном. Блоки для дома делали сами. Замешивали глину, навоз, солому, песок, добавляли воду. Делали форму для блоков, заполняя её, давая высохнуть. Материал получался дешёвый, только рабочая сила нужна. Экономия большая для того времени. Мама работала в столовой поваром, отец плотничал – строил. Мы с братом после переезда помогали родителям. Были каникулы. В свободное время, как и всегда, любил рыбачить. Сначала с братом, затем познакомился с мальчиком моего возраста, его звали Павлом.
После всех приключений, которые меня преследовали в Крыму, почувствовал себя здесь свободней. Все свои приключения никому не рассказывал, даже другу, они стали забываться. Было это связано с изменением места проживания, а может быть с изменением климата. Или стал взрослее, тем более потерял год во втором классе, и вспоминать этот случай не хотелось. Только мама мне часто напоминала:
– Сейчас бы учился уже в 6 классе.
Но из воспоминаний такие события не вычеркнешь. Здесь мне было хорошо тем, что мама работала в столовой и всегда можно было зайти в столовую с братом и покушать. С другом Пашей мы больше пропадали на озере или на речке, которая рядом протекала с селом. Столовая находилась не далеко. Место было удобное и красивое. Когда Пашка хотел есть, он говорил:
– Эх, сейчас кашки молочной или молока с булочкой. – он мне намекал, что время настало обедать.
Мы оставляли свои удочки и шли в столовую, чтобы перекусить. Мама была довольная такой дружбой: всегда накормит нас обоих. На озере ставили вентиля. Это такая длинная ловушка из плетёной сетки или алюминиевой проволоки. Рыба заплывала в отверстие – горловину, а оттуда ей выплыть уже невозможно. Мы часто ставили вентиля, пока рыба ловилась купались и загорали. Два вентиля, что забрасывали, уже были старые и изношенные, дырявые, которые постоянно латали. С Пашкой решили в следующий раз поработать в трудовом лагере, заработать денег и купить новые вентиля. Это было нашей мечтой.
В то время, в начале 60-х годов многие ехали в эти места поднимать целину, на заработки, по зову партии. Это чувствовалось здесь, в посёлке. В населённом пункте появилось много грузовых машин: бортовых, самосвалов, которые в обед скапливались около столовой. Мама иногда приходила поздно с работы, пока всех водителей не накормят. Пашка жил недалеко от столовой. Когда собирались идти на рыбалку, договаривались о встрече. В этот раз я должен зайти за другом к нему домой. Подходя к столовой, увидел много стоящих машин. Решил подождать, пока машины немного разъедутся, поглядывая на Пашкин дом. Может выйдет и вместе дождёмся, пока разъедутся машины и пойдём вместе в столовую и пообедаем, а потом на рыбалку и купаться. Но друга не было видно. Решил понаблюдать за водителями, как они заводят свои машины и отъезжают. Стоя у обочины дороги возле большого кустарника, высматривая Пашку и водителей, что выходили из столовой и уезжали. Подъехала ещё одна машина, остановилась недалеко от меня. Я зашёл за кустарник. Водитель открыл дверцу машины и спрыгнул со ступенек, споткнулся и чуть не упал в кювет. Встал, отряхнулся и направился к столовой. Всматриваясь за происходящим, заметил, что из куртки водителя что-то выпало. Подошёл к кювету, когда водитель удалился, увидел портмоне, кожаный, большой кошелёк. Долго не решался взять его в руки.
Поглядывая в сторону дома, откуда должен выйти друг, боялся, что он сейчас выйдет и увидит, как я поднимаю портмоне. А то мало ли что подумает. Посмотрел в сторону столовой, но никто не выходил. Решил поднять кошелёк и открыть его. Когда взглянул внутрь кошелька, от удивления пришлось открыть и рот. Он был набит деньгами в одном отделе, в другом лежали документы. Столько денег я ещё не видел, даже у своих родителей. В испуге быстро закрыл портмоне и положил на то место, где лежал. Внимательно стал смотреть за дверью в столовой и ждать, когда же выйдет водитель из столовой. Спрятавшись за куст, наблюдал, боясь, что кто-то из прохожих может пройти и увидеть кошелёк. Взять кошелёк не решался, чтобы отдать хозяину – было не по себе. Пусть сам выйдет и возьмёт. Он не должен его не заметить. Всё равно он его начнёт искать. Если не увидит, то выйду и подскажу, где лежит. Через минут десять дверь открылась, из столовой стала выходить ещё группа водителей, с которыми был хозяин этого портмоне. Я обрадовался, вздохнул и стал ждать. Пашка с дому тоже ещё не выходил. Водитель, не торопясь подошёл к своей машине, открыл дверцу машины, заглянул внутрь, открыл бардачок, вытащил оттуда папиросы и закурил, оглядываясь по сторонам. Посмотрел на кусты, где сидел я, съёжившись. Потом посмотрел в кювет, заметил свой портмоне, поднял его, открыл.
– Ну слава богу, на месте всё! – вслух проговорил водитель, бросив папиросу в кювет, сел в машину и уехал.
Я, стоя в кустах, облегчённо вздохнул. Проводив машину взглядом, посмотрел на Пашкин дом и поплёлся к нему. Пашка был дома и ждал меня. Пока мы с другом шли до столовой, рассказал ему, как у водителя выпал портмоне и мне пришлось ждать, пока не вернётся водитель и не заберёт свой кошелёк. Друг только пожал плечами и вымолвил:
– Ты правильно поступил, что не забрал его себе, а дождался. Только надо было передать ему в руки, так лучше. Смотришь, он тебе дал бы денег на вентиль, а то наш весь в дырах.
Я был согласен с такой высказанной версией и ответил ему:
– Меня страх охватил от увиденных денег и документов. Об этом некогда было думать.
Потом я показал Павлу того шофёра с машиной. Друг без меня однажды дождался этого водителя, когда подъедет к столовой, подошёл к нему. Он рассказал водителю про потерю кошелька, как его друг видел уронивший портмоне и не взял его.
– Да, частный у тебя друг, все бы такими были. Надо чем-то его отблагодарить. Ты мне его покажи. Интересно, что он любит?
Пашка с радостью выпалил:
– Мы любим рыбачить. Он мечтает приобрести новый вентиль, не может накопить на него. – Пашка немного здесь соврал. Потом он передо мной оправдывался:
– Так уж хотелось новый вентиль иметь.
Через дня два этот водитель, как он назвал себя – дядя Саша, купил два вентиля. Он меня часто видел с другом в столовой. Узнал, что моя мама работает здесь поваром. Наш новый знакомый водитель, дядя Саша как-то подошёл к нам, протянул два вентиля и сказал:
– Примите от меня подарок, вы честные мальчишки, все бы такие были.
В ответ я ничего не мог сказать, растерялся от такого подарка, но Пашка настоял:
– Бери, бери, заслужил. – он сам взял в руки подарок и передал его мне.
Я только вымолвил:
– Спасибо!
Этим летом мы с Павлом успели ещё поработать в трудовом лагере на прополке свеклы от сорняков. Успели пожить в палаточном лагере около озера. Мы взяли с собой наши вентиля, которые нам подарил дядя Саша, ставили на озере, пока пололи свеклу. После прополки шли сразу проверять. Выловленную рыбу отдавали поварам, которые варили уху для всех. Участвовали в конкурсе, кто поймает всех больше рыбы, самую большую. Моей гордостью в рыбалке был пойманный самый большой лещ, за который получил цветные карандаши.
В рассказах из детства часто всплывают разные ситуации. Хочется описать более значимые в то время, влияющие на воспитание и сравнивать их с воспитанием современного мира. Не в отношении того, где лучше или хуже, а как влияла сама обстановка на это воспитание. Большое влияние на воспитание оказывают частые переезды, смена места проживания, смена друзей и их выбор. Сейчас, когда уже прошло много времени, можно дать оценку, где было лучше, в какие года и в каком месте. Каждый регион отличался своими действиями: ростом экономики, достижениями, инфраструктурой и так далее. Поэтому воспитание будет отличаться там, где проживаешь. На первый взгляд, кода въезжаешь в другой регион в послевоенные годы, бросается в глаза то, как выглядит то или иное место. Но места уже не отличались ничем там, где фашисты стёрли с лица земли всё, что могли и места, где война не затронула инфраструктуру. За короткое время было восстановлено всё, где прошлась эта фашистская машина. Напоминанием в сражениях являются мемориалы, что возвышаются во многих городах и захоронениях советских солдат, напоминают все события войны. Война сыграла большую роль в воспитании поколений. Люди во всём мире разделились: кто-то решил изменить роль завоевателей и освободителей. Историю решили перевернуть в пользу грязной политики.
Для меня переезды сильно повлияли на воспитание, учёбу. Когда мы жили в колхозе «Красный Колос» в то время, я доучился до середины учебного года, потом пришлось уезжать в Читинскую область, Атамановку, где стал пропускать уроки в шестом классе, честно говоря, сбегал. Это сказалось на моей учёбе – меня оставили на второй год. Здесь вина была моих родителей, что часто переезжали в процессе учебного года. Ещё не понимал в то время, что искали семьи, у которых были дети, что давал им переезд – искали лучшие места для проживания, или это была уже привычка для переездов? Очень тяжело начинать, когда остаёшься на второй год, да ещё второй раз. Первый раз во втором классе за поведение, а этот раз по вине родителей. Не успел освоиться на новом месте, мои родители и ещё несколько семей решили переехать в той же области, Читинской, в другой посёлок, под названием станция Харагун. Вот так мне пришлось учиться в шестом классе в трёх местах разных школ.
Что повлияло, неизвестно, но я изменился в корне. Начал учиться в шестом классе на 4 и 5. Самостоятельно стал заниматься физкультурой и спортом, что изменило мою дальнейшую жизнь. Сильно полюбил уроки физкультуры, которые до этого избегал. Может это повлиял возраст или то, что мне попался на глаза плакат с красивой фигурой американца Томи Коно, который стал кумиром для меня.
Выбор – физкультура и спорт
В шестом классе стал много читать, интересоваться литературой, не пропускал прессу на тему спорта. Следил за выступлением советских спортсменов на международной арене. Кроме физкультуры, много занимался самостоятельно – истязал себя во всём. Огород превратил в личную спортплощадку. Родители были не против, они не вмешивались в мои увлечения, стали понимать, какой вред принесли нам, детям, эти переезды. С 1964 года стал усиленно заниматься спортом. Достал боксёрские перчатки, повесил самодельную грушу. В огороде поставил две стойки для прыжков в высоту, для прыжков в длину было места много. И я стал бегать, прыгать, бить грушу. Насмотрелся фильмов с восточными единоборствами. Насыпал песка в ящик и пальцами до крови вонзал их в глубину. Был молод, в нагрузках понимал мало, в режиме питания тоже, а просто занимался и истязал себя. Сделал самодельную штангу, начал накачивать мышцы, как Томи Коно. Однажды в области живота почувствовал сильную боль. Мама испугалась. Врач сказал, что ваш сын надорвал мышцы живота и посоветовала пока не заниматься, а после выздоровления следить за нагрузками. Боль не проходила, мама привела бабушку знакомую. Она надо мной «колдовала» в области живота.
– Пуп надорвал, милок, надо подождать с месяц. – сказала она.
Бабушка ходила с неделю ещё с банкой. Правила пупок. Всё прошло. Пошёл в школу – каникулы кончились. Стал играть в волейбол, баскетбол, футбол. Дома продолжал заниматься дополнительно, увеличивая нагрузки. В 8 классе играл в футбол и другие игры за взрослую сборную. Развивал прыгучесть. Первым моим рекордом в школе стал прыжок, ещё способом «перешагиванием» 160 см. Я не понимал много это или мало, но учитель физкультуры гордилась мной. Она пообещала мне дать направление после окончания восьмого класса (в то время у нас была восьмилетка) в техникум физкультуры – ТФК города Иркутск на отделение спортивные игры. Поступал в техникум на отделение футбола. Там за нами следили и ведущие специалисты по другим специализациям. На меня обратил внимание тренер по лёгкой атлетике Авербух Валерий Иосифович – мастер спорта в многоборье. Он увидел, как я выпрыгиваю за мячом, подошёл ко мне и сразу предложил перейти на отделение лёгкой атлетики. Тренировки и учебный процесс отнимали много времени. Не смотря на плотность такого режима, я успевал ещё подрабатывать в вечернее и ночное время. Работал на мясокомбинате, на хлебопекарне, разгружал вагоны. Сильно уставал, но не сдавался. В письме своим родителям отправлял рубль или три рубля. Сам Авербух В.И. тренировался у заслуженного тренера СССР, Рудских Александра Григорьевича, который предложил мне заниматься десятиборьем. Я не дал положительного ответа, так как к этому времени на тренировке повредил ахиллесово сухожилие. Пяточная кость сильно болела. Мой тренер знал об этом, но прерывать тренировочный процесс не давал. Соблазн уйти к такому тренеру был большой, но и подводить не хотелось. Не каждый мог попасть к нему тренироваться. Мне, в конечном итоге, пришлось лечиться, и потерять почти месяцев шесть бездействию. В то время у меня не было такого стремления для завоевания лавров в спорте, просто хотелось стать учителем физического воспитания. Мне советовали изменить специализацию многие тренера. В то время другом у меня был Сандаков Юра, он занимался вместе со мной. К нам однажды подошёл тренер по конькам Ботохин А.В. и предложил перейти к нему, то есть, сменить специализацию. Я сразу отказался, сказав, что травма ноги мне не позволит принимать большие нагрузки. Юра согласился. Мы с другом до этого показывали неплохие результаты по конькам. Юрий Сандаков сразу стал показывать на юниорских чемпионатах высокие результаты, выигрывая многие соревнования. В дальнейшем становился чемпионом СССР и рекордсменом, меня это радовало. После травмы для меня спорт не закончился. Стал для себя заниматься многими другими видами спорта: плавание, коньки, лыжи, гиревой вид, стрельба. Становился чемпионом и призёром в рамках масштаба района и области. Травма, на которую я не обращал внимания сказывалась на здоровье. Уже после 40 лет пришлось выступления закончить, кроме пробежек и зарядки, что давала мне поддерживать запасы моей подготовки на дальнейшие годы. До сих пор не расстаюсь с зарядкой по утрам и после семидесятилетнего возраста. Может поэтому обхожусь без походов по больницам, не пользуюсь приборами для измерения давления. Для меня сходить в больницу, это значит заболеть без причины. Принимаю прописанные таблетки от сердца и всё. За режимом питания не слежу совершенно. Что там болит внутри – лучше не знать. Это я про себя, так как знаю, что ем, как сплю, какие упражнения делаю. Самое главное без вредных привычек. Которые убивают постепенно, какую диету не принимай, какой режим дня у вас не будет положительный, вредные привычки вам не дадут много прожить. Зависит ещё от самого организма. Он у всех разный, индивидуальный.