Земля последней надежды – 2. Время рыжего петуха. Всеслав Чародей 2.2

3. Кривско-словенская межа
Лето 1045 года, зарев

По опушке тянулась редкая цепочка всадников – в стегачах и клёпаных шеломах – десятка два. И только по знамену на щитах – оскаленной морде Белополя Белого Волка, родоначальника кривских князей – в них можно было признать младшую дружину юного полоцкого князя.

Всеслав ехал, довольно вдыхая привольный лесной воздух, напоённый летними запахами – нагретой смолой, переспелой клубникой, сеном – лето было жарким, травы и ягоды сохли на корню.

Княжий конь вдруг захрапел, приплясывая на месте, упёрся всеми четырьмя копытами.

– Ну, чего ещё?! – Всеслав недовольно толкнул его пятками в бока. До чего ж хорошо было ехать сейчас по лесу, не думая о трудных хозяйственных княжьи дела, что навалились на него со смертью отца.

Конь упрямо мотал головой и тряс гривой. Не шёл.

Вои сгрудились рядом – их кони тоже беспокоились, хоть и не так сильно, как княжий. Всеслав спешился, погладил коня по храпу, успокаивая:

– Ну, Воронко, чего ты?

Конь храпел, косил налитый кровью глаз, пятился.

Князь гневно глянул опричь.

– Кто мне скажет, чего с ним?

– Чует что-то, – глубокомысленно сказал рыжий вой, такой же мальчишка, как и князь, только прошлым летом опоясанный.

– Вестимо! – бешено фыркнул князь, ожёг парня взглядом. – А что чует-то, Несмеяне?

– А эвон, – коротко сказал пестун Брень, указывая плетью на опушку. И вои тут же умолкли.

В тени деревьев, в чапыжнике – не вдруг и увидишь – стоял огромный медведь. Лесной хозяин. Священный зверь самого Владыки Зверья Велеса.

Стоял на задних лапах, тихо урчал, неотрывно глядя в сторону людей. Не двигался с места. Словно ждал чего-то.

Другой молодой вой, русоволосый сын воеводы Бреня потянул из налучья лук.

– Покинь! – прошипел Всеслав неожиданно сам для себя – его словно накрыла чья-то могучая воля, он понял – стрелять сейчас нельзя ни в коем случае. – Оставь лук, Витко!

Парень замер. Сквозь храп коней слышно было только, как стало чуть громче сопение медведя. Зверь не двигался.

Ждал.

Всеслав спешился, бросил поводья Несмеяну.

Шагнул навстречь зверю.

– Княже! – закричал парень шёпотом.

– Смолкни, – коротко велел вою Брень, толкнув кулаком в бок, и Несмеян тут же умолк, как отрезало – дух перехватило от несильного вроде бы тычка дружинного старшого и княжьего пестуна. Ишь чего выдумал, вой, – князю перечить. Видано ль?

Дружина сгрудилась за спиной – два десятка неробких парней и мужей, бывавших уже и в походах и в боях, стояли словно испуганные дети, глядя в спину своего господина, который походил вплотную к чудищу.

Так, словно делал это каждый день – спокойно и уверенно.

Так, словно знал, что делает правильно.

А может и знал. Князья всегда ведают верное решение. А как только перестают ведать, так и князьями быть перестают.

Всеслав приблизился к медведю сажени на полторы, остановился, глядя в глаза зверю. Лесной Хозяин бурой глыбой навис над головой, маленькие глазки глядели пристально, мерцая тусклым багровым огоньком.

На несколько мгновений для князя перестало существовать всё – и княжество, и Полоцк, и смятённые вои позади. Всего на несколько мгновений. Потом зверь, фыркнув, словно отгоняя муху, мотнул головой в сторону от леса, к северу, коротко рявкнул, пал на четыре лапы и мгновенно скрылся в чаще – бесшумно, словно призрак.

Князь, вздрогнув, очнулся.

Медведь исчез, словно наваждение. За спиной нарастал конский топот – вои уже скакали к нему, испуганные и обрадованные.

– Да ты что ж, княже? – недовольно бросил Брень. – Разве ж так можно?!

– Угомонись, наставниче, – устало бросил Всеслав. – Надо так было…

– Да почто? – непонимающе переспросил гридень.

– Не простой это медведь был, – бросил князь, прыгая в седло. – Совсем не простой.

Вои молчали. Вестимо, не простой.

– Чего-то он хотел… – задумчиво сказал князь, подбирая поводья. Конь слушался без слова. – То ль про меня понять чего-то, то ль мне что-то сказать…

– Кто – он? – не поняв, удивился Брень. – Медведь-то?!

– Почему – медведь? – возразил Всеслав вяло. – Сам Велес, вестимо…

Он осёкся, глянул в северную сторону.

– А.. там – что?

Несмеян ответил, чуть морщась:

– Межа близко, Всеслав Брячиславич. Новгородская межа…

Пестун Брень ожёг парня косым взглядом, но тот и сам уже съёжился, поняв, что опять высунулся наперёд гридня.

– Ну? – с весёлой злостью бросил Всеслав. – И где ж она, Несмеяне?..

Не любили в Полоцке новогородцев. Хорошо сидел в памяти полоцкий погром, хоть и минуло с того уже семьдесят лет. Хоть и вдосталь отмстили полочане Новгороду при Брячиславе-князе за Владимиров разор, ан после того Ярослав побил их на Судоме – и долг мести опять возрос. И князь Всеслав, истый кривич и полочанин, исключением не был – преклоняясь перед памятью деда Изяслава, прабабки Рогнеды и пращура Рогволода, новогородцев не любил.

– За тем вон колком, – Несмеян указал на небольшой берёзовый лесок. – Там за ним речка… так и зовётся – Межа…

Всеслав криво усмехнулся.

– А ну-ка… поглядим на неё.

И уже приближаясь к колку, Всеслав почуял вдруг в воздухе нечто странное. Князь ещё не успел понять, ЧТО именно, как Несмеян за спиной сказал:

– Дымом пахнет, княже.

Пахло дымом, но не так, как пахнет от доброго костра охотников или рыбаков. Не было и тягучего духа гари, как от огня углежогов или дегтярей. Пахло горелым дубом, тянуло чуть сладковатым запахом горелой плоти. А над деревьями уже вставал тягуче-чёрный столб дыма – горело что-то за межой, в новогородский волости.

Всеслав колебался всего мгновение – в конце концов, там, на Новогородчине живут такие же кривичи, как и его полочане! Вытянул коня плетью и бросил его вскачь. А дружина с радостным гиком сорвалась следом, горяча коней – каждому люба молодецкая скачка, да и руки потешить мечом, коль доведётся, князю славы да чести себе добыть!

Речка Межа оказалась ручьём в три сажени шириной, не больше. Небось и в глубину не больше сажени будет, а то меньше, – успел подумать Всеслав. И тут же с другого берега раздался пронзительный женский крик.

От ближней опушки к берегу речки бежала женщина – в белой одежде. Разглядеть пока что можно было плохо, но для того, чтоб понять, что не простая жёнка бежит, не надо было обладать ястребиными глазами или семью пядями во лбу.

Следом, весело гогоча, скакало с десяток конных – с весёлым присвистом, размахивая плетями. Окольчуженные, с новогородским знаменом на щитах.

Десяток молодых здоровых лбов, пригодных на что-то иное, более достойное, чем погоня на конях за женщиной.

Всеслав скрипнул зубами, коротким кивком дал своим разрешение. И пала тишина, нарушаемая только конским фырком да скрипом натягиваемых тетив.

А преследователи ничего и никого не видели опричь своей уходящей добычи. Досадно, коль сорвётся потеха.

Передний на скаку вскинул сулицу, целя в ноги жертве. В ноги, чтоб живой схватить беглянку.

Потешиться, силушку молодецкую побаловать.

Всеслав коснулся натянутой тетивой подбородка, шевельнул рукой, выцеливая, поймал острым жалом стрелы цель, задержал дыхание и отпустил тетиву. Стрела змеино свистнула и отыскала добычу. И пронзительный вопль вмиг нарушил всё веселье новогородских воев.

Девушка (теперь ясно было видно, как длинная коса бьёт её по спине) не оглядывалась. В несколько вздохов, подаренных Всеславом, она достигла Межи и, не раздумывая ни мига, бросилась в воду.

Речка и впрямь оказалась мелкой, даже и сажени не было – девушка шла всего лишь по грудь в воде.

А ретивый вой, что целил в неё сулицей, бился на траве, щедро поливая её кровью и силясь ухватить левой рукой правую, которую широко вспорол срезень Всеславлей стрелы. Двое других бестолково суетились около него, а остальные доскакали до Межи и остановили коней, косясь на Всеславичей.

– Кто таковы?! – хрипло каркнул один, по виду – старший. Хотя миг назад Всеслав готов был поклясться, что старший – тот, в кого он стрелял.

Всеслав, не отвечая, подскакал к самому берегу, дожидаясь беглянку. А она выбралась из воды и стояла, мокрая и грязная, не зная кому сейчас верить. Теперь и князь видел, что это вовсе не мужняя жена или честная вдова, а девушка – длинная коса выбилась из-под почёлка, растрепалась и запачкалась. Князь протянул руку, наклонясь с седла, девушка подняла голову, и Всеслав поразился – она была совсем молода, вряд ли старше него, князя. И ещё одно, чему князь поразился не меньше – богатый почёлок, множество оберегов, коса заплетена особым побытом – волхвиня.

Но думать тут было некогда: новогородцев хоть и много меньше, а одной шальной стрелы хватит, чтоб князя или волхвиню повалить.

– Хватайся за руку, ну! – велел Всеслав, подрагивая ноздрями в гневе на себя и на неё.

Девушка глянула пронзительным взглядом, словно насквозь его видела. И, не колеблясь больше, неожиданно сильно ухватила князя за руку, рывком вскочила на седло впереди Всеслава.

– Кто таковы, спрашиваю?! – громче заорал новогородский вой. – Она ведьма, мы должны её сжечь!

Несмеян, видя, что князю некогда и что Всеслав ни в коем разе не расстанется теперь со своей добычей (да и как расстанешься-то – смерть, как хороша девка), под весёлый гогот полочан подробно ответил, что именно следует сжечь новгородским воям. Брень вновь неодобрительно покосился на него, но смолчал – ясно уже было, что на слом ТЕ не полезут.

– Да вы кто такие?! – заорал в бессильном гневе новогородский вой, словно не видел на щитах полочан княжьего знамена. – Мы её у князя вашего потребуем!

Полочане захохотали так, что с ближних деревьев тучей взлетели птицы. Новогородец густо покраснел, видно, что-то поняв, потом решительно махнул плетью, словно говоря «а, плевать!» и заворотил коня. Да и чего он мог сделать с десятком-то воев против двух десятков на чужой-то земле? Эвон, межевой-то столб щерится волчьим оскалом – не зря говорят, что на своей земле и стены помогают. А уж столбы межевые, издавна чародейством полные – тем паче. Простую межу порушишь, поле своё прирастишь – и то духи огневаться могут. А тут, шутка ль – между двумя княжествами межа. Да ещё полоцкая межа – мало ль там у них меж болот, чародеев всяких… у язычников-то.

Всеслав, накинул на жрицу тёплый плащ – девушку била крупная дрожь – выходил вместе с речным холодом запоздалый страх.

– Ты полоцкий князь? – неожиданно спросила сильным грудным голосом.

– Он самый, – Всеслав поправил плащ и кивнул воям. – Едем, ребята.

– Хвала нашему князю! – заорал вдруг в восторге Несмеян.

– Хвала! – дружно подхватили вои.

– Спаси тебя боги, княже Всеслав, – негромко сказала жрица.

– Звать-то тебя как?

– Бранимирой люди кличут, – после совсем незаметной заминки ответила девушка.

– Непростое имя, – словно бы невзначай обронил Всеслав. – Пожалуй, что и княжье.

– Мои предки словенскими князьями были, – кивнула девушка. – Давно, ещё до варягов, до Новагорода того. У меня сам Волх Славьич в предках. Ныне наш род измельчал…

Князь отлично понял то, чего не договорила Бранимира – род измельчал, но кровь наша всё ещё имеет значение. Весело мигнул:

– Волхвиня?

– Да, – Бранимира наконец перестала дрожать – постепенно согревалась. – Макоши служила…

– А они? – Всеслав мотнул головой, указывая себе через плечо.

– «Владимиричи»¹, – волхвиня недовольно засопела. – Новогородского князя вои. Храм сожгли… думала, уж не уйти мне…

– А не Остромировы? – вмешался Брень. – Мне показалось, знамено у них посадничье?

– Не ведаю, – устало ответила Бранимира. – Да и не всё ль равно, в конце-то концов?

– И то верно, – согласился Всеслав, прижимая волхвиню к себе и чувствуя сквозь корзно, как проходит у неё мелкая холодная дрожь.

Трещал меж деревьев костёр, бросая посторонь корявые, ломано-гнутые тени, плясал на лицах багровыми отсветами. Со спины медленно и неумолимо подбирался лесной почти осенний холод, а лицо щипало от кострового жара.

Волхвиня невольно жалась к огню – её одежда доселе не просохла – и куталась в княжий плащ. Всеслав сидел рядом, то и дело заставляя себя отвести взгляд от точёного девичьего лица, от прямого тонкого носа и длинных ресниц, от огневого блеска в глазах и покатых, облепленных сырой тканью плеч – не обиделась бы девушка. Волхвиню обидеть – век удачи не видеть.

Вои жарили на углях мясо наспех выслеженного дикого подсвинка, над поляной тёк дразнящий запах, в глиняных чашах плескались варёный мёд и сбитень.

– Слышала я про тебя много странного, Всеславе Брячиславич, – задумчиво говорила Бранимира, щурясь на огонь. – Невестимо даже, чему в тех слухах верить, а чему – нет…

– Умный человек сам знает, чему ему верить, – уклончиво бросил Всеслав.

– И это верно, – волхвиня невесело засмеялась. – Говорят люди, будто на тебе благоволение самого Велеса…

– Ну уж и благоволение! – не сдержался князь. Отвёл глаза под внимательным взглядом девушки и сказал уже тише. – Отметина Велесова – это верно.

– А что за отметина? – с любопытством спросила Бранимира, подхватывая с углей чашу со сбитнем – пряный медовый напиток грозил закипеть и выплеснуться в огонь. Со вкусом отхлебнула, весело глянула на князя. – Покажешь?

– Да она незримая, – нехотя ответил князь. – Говорили мне многие, будто рождение моё Велесом отмечено… знамение отцу моему было.

Волхвиня слушала рассказ Всеслава о Сильном Звере с любопытством, иногда внимательно взглядывая князю в лицо и не забывая прихлёбывать из горячей чаши.

– Верно говорил тебе отец, – сказала она задумчиво, когда Всеслав договорил. – Такое спроста не бывает. А та… рубашка, в которой ты родился… она и сейчас с тобой?

– А как же? – князь усмехнулся. – Матери ведун велел из неё оберег для меня сделать, и чтобы я носил, не снимая.

– Взглянуть дозволишь?

Всеслав, сам себе удивляясь, потянул через голову гайтан.

Бранимира, не касаясь оберега руками, несколько мгновений разглядывала кожаный мешочек с тиснёной на нём медвежьей головой с одной стороны и знаком Велеса с другой, потом кивнула:

– Сильный ведун оберег делал… Велесова воля и впрямь с тобой, княже. Избранный ты…

– Знать бы ещё – для чего? – хмуро бросил Всеслав, надевая гайтан на шею и пряча мешочек под рубаху.

– Придёт время – узнаешь, – заверила волхвиня, допивая сбитень и отставляя чашу в сторону. Обняла руками колени и уставилась в огонь – охота говорить у неё пропала.

Всеслав тоже умолк, залюбовался.

Ломаный багровый свет костра плясал на тонком девичьем лице, отражался огоньками в серых глазах, играл отсветами на толстой косе, перекинутой через плечо, блестел на бисерной вышивке почёлка и рубахи.

– Что смотришь, княже? – спросила вдруг волхвиня. – Нехороша ведьма?

– Хороша, – сказал князь невольно, спохватился. Отвёл глаза.

Девушка засмеялась – тепло и по-доброму.

4. Кривско-литовская межа. Осень 1057 года, руян

Над лесом стояли столбы дыма – горели вёски в закатной стороне, совсем недалеко отсюда. Тянуло гарью, горьковатый дым щекотал нёбо, свербело в носу.

Полоцкая дружина несколькими конными полками стекалась к опушке, где хлопал на осеннем промозглом ветру стяг Всеслава.

Молодой полоцкий князь стоял у самой опушки на невысоком пригорке, а за спиной двое воев держали под уздцы княжьего коня, черного, как смоль, Воронка. К Всеславу то и дело подлетали всадники-вестоноши, не спешиваясь, что-то говорили, выслушивали ответные указания, коротко кивали, заворачивали коней и уносились прочь – передать княжью волю полкам.

На кривскую землю в который уже раз за четырнадцать лет княжения Всеслава пришла война.

Литовская рать шестью полками перешла межу, сожгла межевой острог и, рассыпавшись в зажитье, зорила погосты и вёски кривичей. Две сотни межевой стражи, чудом уцелев при защите острога, отступали на северо-восход, к Полоцку, щипая по лесам отдельные литовские сотни.

Всеслав уже знал о набеге всё.

То, что литовская рать насчитывает не меньше полутысячи воев.

То, что литву ведут сразу шестеро князей, и особого согласия меж ними нет (прямо как у нас на Руси! – усмехнулся про себя Всеслав, прослышав про это).

То, что оружны литовские вои похуже кривских. Доспехи даже в княжьей дружине у большинства стёганые (а у многих и доселе доспехи из роговых, копытных да костяных пластин, нашитых на кожаные, суконные и полотняные свиты), кольчуги только у князей да старейшин.

То, что в поход литовские князья привели в основном молодёжь – погулять да войскому делу поучить – во всей рати бывалых воев едва сотни две наберётся. С самими князьями вместе.

Поэтому Всеслав никакого страха не испытывал – только уверенность. В его дружине к опушке собралось уже три сотни воев, а следом поспешали ещё два полка – тоже не меньше трёх сотен – ведомые пестуном, воеводой Бренем.

Попала литва, как кур в ощип.

Последнюю мысль Всеслав невольно повторил вслух. Хорошо повторил, со вкусом, чуть ли губами не причмокнул.

– Это точно, княже, – тут же подхватил кто-то за спиной. Не угодливо подхватил, а потому, что князь сказал верно.

Всеслав покосился через плечо – Несмеян, вестимо, рыжий оторвиголова. Как и велело его назвище, никто никогда не видел, чтобы Несмеян смеялся. Он и улыбался-то редко, и шутил так же.

– Что, Несмеяне, не терпится? – усмехнулся князь коротко, показав клык.

– А и не терпится, княже, – признался вой простодушно. – До зела душа болит глядеть, как они по нашей земле ходят свободно.

– Ничего, – заверил Всеслав. – Недолго уже осталось, вот только ещё одного гонца от наставника дождёмся…

Беспокоило совсем иное – оставил Бранимиру на сносях, на девятом месяце. По всем бабьим приметам выходило, что будет опять сын. Казалось бы, и беспокоиться нечего, а всё ж грызло Всеслава беспокойство.

Гонец примчался через какой-то час.

– Откуда?! – князь так и подался навстречь спешивающемуся вою в долгополой свите. – Воевода Брень послал?!

– Из Полоцка, княже!

Князь переменился в лице – кровь вмиг отхлынула.

– Ну? – осиплым голосом бескровными губами.

– Сын у тебя, княже Всеслав!

Сын!

Уже третий после Рогволода да Бориса – быть ему Глебом (давно уж сговорились с Бранимирой назвать третьего сына по её отцу! да и вослед Борису в память о том Глебе, погибшем полвека тому!).

Всеслав закусил губу, сжал кулаки, словно торжествующий мальчишка. И почти тут же опомнился.

Княгиня?

Князю достало только бросить на гонца тревожный взгляд – тот вмиг понял.

– Княгиня твоя, княже, Бранимира Глебовна, в полном здравии, и тебе поклон передавала.

Князь отворотился, справляясь с невестимо откуда нахлынувшими слезами – недостойно потомку Велеса плакать на глазах у воев.

Выручил топот конских копыт – второй гонец. Всеслав вмиг осушил глаза и поворотился к всаднику.

– Воевода Брень вступил в бой и гонит литву сюда! – торжествующе прокричал тот.

– Добро, – процедил князь торжествующе. Вскочил в седло, одним едва заметным движением рук окоротил норов Воронка, оборотился и кивнул трубачу. Тот, уловив княжий кивок, вскинул к губам оправленный в серебро рог, и звонкий звук разнёсся над полем.

Конница хлынула из леса, ломая кусты.

Полки Всеслава сминали одну литовскую рать за другой, оттесняя к самой меже, сбивая рати литовских князей в кучу, выгребали из пущей частым неводом, словно зайцев в нерето ловили.

И уже через два дня, отогнав вёрст на полста, замедлили бег коней.

Литва строилась для боя.

Хотя строилась – сказано громко. Сбивалась в кучу – верно. Литвины, как любые лесные вои (как, впрочем, и сами кривичи), не любили и не умели биться в строю. Да им это было и без надобности – в лесной войне главное умение – вовремя ударить и скрыться в необозримых пущах. На это литва, да и кривичи тоже были большие мастера.

Но на этот раз дело было не в их пользу – Всеслав вынудил литву к правильному бою.

Однако от боя они уклониться и не подумали. Трусов средь них не было.

Всеслав кривил губы, разглядывая неровный, мятущийся строй литовский рати.

Биться не хотелось.

Он и так уже победил, просто вытеснив литву к меже. Дальнейшее было предопределено – прямого боя литве у кривичей не выиграть, тем паче при почти равных силах. Тем паче, когда у литвинов над ратью сразу шесть князей стоят. Плохо, когда нет над войском единой власти.

Помог бы, господине Велес, – сказал князь про себя вроде как не взаболь, для смеху, и почти тут же испугался своих мыслей. Да и чем ему Велес ныне поможет? Войский бог не Велес, а Перун… тут его воля.

И почти тут же с поля, со стороны литовской рати послышался рёв рога. Кто-то звал на поединок.

Всеслав кинул руку ко лбу, прикрывая глаза от бьющего солнца – литвины умно выбрали место, так, чтобы солнце светило в глаза кривичам. Иное дело, что им это и не поможет.

От литовского строя отделился всадник на богато убранном гнедом коне. Алый плащ вился за плечами, трепетал на ветру, открывая серебряную кольчугу кривской работы (смоленских или новогородских мастеров!) поверх зелёной суконной свиты, сафьяновые сапоги и безрукавку волчьего меха.

Неуж князь? Всеслав Брячиславич приподнялся на стременах, вглядываясь.

– Эй, криевсы! – раскатился над полем сильный зык литвина. По-словенски он говорил чисто, почти как прирождённый кривич. – Где ваш князь, я должен его видеть!

Всеслав тронул ногой коня, выехал из строя вперёд.

– Чего тебе надо? – отозвался он, останавливаясь, чтобы не подъехать слишком близко. А и непочто. И без того много чести. – Кто ты такой?!

– Ты хочешь воевать со мной и не знаешь, кто я такой?! – захохотал литвин.

– А мне непочто! – возразил Всеслав. – Это ж ты к нам приволокся, хоть и не звали мы тебя! А я у своих ворогов назвища не спрашиваю – была бы шея только, чтоб мечом рубануть!

Литвин тоже остановил коня – саженях в двадцати от Всеслава. А и не стар ещё, – отметил про себя полоцкий князь, разглядывая светло-русые волосы и длинные вислые усы литовского князя. Тот приехал с непокрытой головой, а клёпаный шелом (тоже словенской работы!) держал в левой руке. Князь литовский и впрямь не был старым – лет сорок, не больше. А то и сорока-то ему не было.

– Это ты здешний кунигас, которого Всеславом кличут? – высокомерно бросил литвин, глядя поверх головы Всеслава.

– Положим, я, – не менее высокомерно ответил полоцкий князь. – И что с того?

– Я тоже кунигас у своих нальшан! – в голосе литвина появилась сварливость. – Мои воины зовут меня Скирмонтом Неустрашимым! Я главный в этом походе!

– И что с того?! – повторил Всеслав, начиная терять терпение. Он уже и без того догадывался, чего именно хочет от него Скирмонт, но ждал, чтобы тот сам сказал об этом.

– Выходи на поединок, криевс! – Скирмонт рубанул воздух рукой.– Ты меня одолеешь – мои воины полон отдадут и уйдут. Я тебя одолею – вы нас с полоном выпустите!

Дружина сзади зароптала, возмущённая наглостью литвина, а Всеслав расхохотался.

– Э нет, Скирмонте, так не пойдёт! Биться с тобой я согласен, а вот условия будут иные!

– Почему это? – насупился кунигас.

– А потому – не ты меня окружил, а я тебя, не моей рати гибель грозит, а твоей. Потому и условия ставить буду я! Коль ты меня побьёшь, то мои вои тебя, так и быть, пропустят, но весь полон тебе придётся отдать. А коль я тебя побью, так тогда вся твоя рать в полон пойдёт!

– Ну тогда насмерть биться будем! – задорно, совсем уже по-мальчишески, выкрикнул Скирмонт, однако в голосе у него прорезалась неприязнь, мало не ненависть.

– Насмерть так насмерть, – процедил Всеслав закаменелым ртом.

Поединок вождей – дело непростое.

Поединок вождей – это единоборство самих богов в людском обличье, это древний бой самого Перуна со Змеем. Это бой воплощённого духа всей рати в лице его предводителя!

Вестимо, Всеслав и Скирмонт бились не голыми руками и не в первозданной наготе, любимой богами.

Но из оружия – только меч.

И из одежды – только порты.

Босиком и без лат.

Вои огораживали поле ореховыми прутьями, а Всеслав раздевался под ропот дружины.

– Княже!

– Всеслав Брячиславич!

– Да куда это гоже!

– Не много ль чести для литвина?!

Но Всеслав оборвал возражения дружины одним движением ладони. Вои смолкли – навыкли уже слушать князя. Да и как возразишь – Дажьбогов потомок, мало не сын самого Велеса! А ворчали только для того, чтоб использовать старинное право дружинных воев, которые для своего господина не столь слуги, сколь друзья.

Товарищи.

Всеслав обнажил меч и шагнул через ореховое ограждение.

Лязгнуло железо, высекая искры. Закружились в стремительном танце полунагие тела, метнулись длинные волосы: белёсые – у кунигаса Скирмонта, тёмно-русые – у князя Всеслава.

И почти сразу же у обоих появилось по отметине. По неглубокому длинному порезу: у Всеслава – на боку, у Скирмонта – на плече.

– Неплохо, – бросил Скирмонт покровительственно, на миг остановился, давая противнику перевести дух. На поединке воины должны биться на равных условиях, и нальшанский кунигас знает, что Всеслав точно так же даст ему передохнуть.

– А меч у тебя бесскверный, кунигас Скирмонт, – усмехнулся Всеслав точно таким же голосом и шагнул навстречь. – Не время отдыхать!

Сшиблись снова.

Всеслав вдруг почувствовал, как его руками овладевает какая-то сила, что-то большее, чем человеческая сила.

Ну же, отче Велес! – подумалось вдруг с весёлой злостью. Тело стало лёгким, а литовский князь вдруг начал двигаться медленно, как сонный.

Меч Всеслава словно сам метнулся вперёд, отшибая литовское железо, струйчатый бурый уклад с лёгкостью досягнул до горла литвина, и Смерть довольно улыбнулась за спиной Всеслава.

А Скирмонт вдруг увидел нечто ужасающее – за спиной кривского князя вдруг воздвиглась дымно-туманная косматая и рогатая фигура, тёмно-красные глаза глянули зловеще-насмешливо. И тут же горло полоснула острая боль.

Обратным движением полоцкий князь легко отделил голову литвина и подхватил её за волосы, давая телу грузно упасть на землю.

За спиной ясно раздалось довольное хмыканье, и почти тут же взлетел к небу торжествующий многоголосый вопль дружины. А литовская рать подавленно молчала. Всеслав поднял с земли копьё литвина, насадил на него отрубленную голову и воздел над собой, утверждая вертикально.

– Тебе, отче Велес! – его голос вдруг раскатился над полем, гулко отдаваясь повсюду. Всеслав взмахнул мечом, указывая вперёд, и дружина с рёвом сорвалась с места.

Победа была полной.

– Полная победа, княже Всеслав Брячиславич! – торжествующе кричал подскакавший Несмеян, размахивая сорванным с кого-то из литовских князей алым плащом. – Они даже не противились! Побросали оружие и сами руки под вязку протянули!

Вои вели полон – белобрысых понурых литвинов со связанными руками. Всеслав уже снова был одет и возвышался над ними на Воронке, глядя свысока. И только голова Скирмонта, что всё ещё возвышалась над ним на рожне копья, глядя мёртвыми глазами на своих проходящих воев, напоминала о том, что только что было на огороженном ореховыми прутьями поле.

А пожалуй, добрая чаша для пиров выйдет из этой головы, – подумал Всеслав про себя, отвечая на приветственные крики дружины. Вспомнилась старина про Лешека Попелюха и Тугарина: буди нет у тебя, княже Владимир, пивна котла, так вот тебе Тугарина голова!

Невдалеке остановился молодой литвин из полона – этот шёл с развязанными руками, и одежда на нём была заметно богаче остальных – тоже князь, небось. Смотрел на Всеслава странным взглядом, не обращая внимания на то, что полоцкий вой уже подъехал и за его спиной вздымает плеть. Коротким движением ладони Всеслав остановил воя и кивнул, подзывая литвина.

– Почему ваши вои не противились? – отрывисто бросил полоцкий князь. Литвин стоял прямо и глядел прямо, открыто – даже полон не мог унизить его сейчас, показать трусом или недостойным человеком. Да, это князь, – Всеслав понимал это всё яснее.

– В тебе живёт дух бога, – утвердительно сказал литвин. Он очень хорошо говорил по-словенски, чисто, почти без искажений. Да и то сказать – не очень велика разница меж словенской да литовской речью. – В тот миг, когда ты убил кунигаса Скирмонта, я ясно видел за твоей спиной рогатую тень. Сам Велняс за тебя!

Всеслав довольно усмехнулся.

– Как тебя зовут?

– Зигмасом вои мои зовут. Я рикас и сын рикаса селов Викунда!

Всеслав одобрительно кивнул, разглядывая рикаса, и внезапно спросил:

– А что, рикас, не подружиться ли нам? Я добрый нынче, победил, да и сын у меня родился.

– Ух ты, – весело воскликнул литвин, ухмыляясь и крутя ус. – И мне нынче гонец был из дому – дочь у меня родилась! Не боги ли намекнули на что?! Я слышал, две твоих сестры замужем за Мовкольдом и Корибутом! Я бы тоже с тобой породниться не прочь! С таким-то родственником…

Он не договорил, хотя и так было понятно.

– Породниться, говоришь? – Всеслав покрутил ус. – Родство – дело доброе. Но и долгое…

– Можно и иначе решить, княже Всеслав Брячиславич! – рикас топнул ногой, словно сейчас собираясь в пляс. – Отдашь мне сына своего на воспитание?! Вот того, что нынче родился?

Честь рикасу была велика. Но и он поступался многим – воспитатель добровольно признаёт себя менее знатным, чем родитель воспитанника.