Цикличность

28. Мисса

«Граничное море славится своим суровым нравом. Наши лучшие корабли ходят вдоль берега на многие сотни верст от Оберна на востоке и до Дернау, что далеко на западе за дельтой Хельдара. Но мало кто решается идти в открытые воды. И опасность несут тут не только и не столько опасные воды и переменчивая погода Граничного моря. Если идти в открытую воду из Армэ и идти курсом на юго-запад, то вскоре начнут попадаться коварные мели. Многие корабли застревали там навсегда и по сей день остовы их могут увидеть моряки, решившие рискнуть. Неподалеку от коварной мели раскинулся остров Карокас. Он стал приютам всем тем, за чью голову бароны Лимфиса назначили большую награду. Карокас – дом для дезертиров, мятежников, пиратов и прочих отщепенцев. Как говорят, если команда подняла мятеж и скинула капитана за борт, то в течение двух недель этот корабль стоит ждать на Карокасе. И это правда. Другая опасность – остров Цабир. Он расположен ровно на полпути между Лимфисом и Дернау. Он очень удобно расположен для рыбаков. Ибо здесь берут начало несколько хороших маршрутов через банки, на которых всегда много рыбы. Но, однажды все изменилось. Никто достоверно не знает, что там на самом деле произошло, но в какой-то момент рыбаки объявили Цабир независимым от баронов. Но беда не только в этом, рыбаки Цабира словно бы помешались. У них завелся неизвестный доселе пророк, и они теперь верят в некую матерь морей, которая так некстати часто требует жертв, что провоцирует рыбаков постоянно нападать на торговые суда. Таким образом, они одновременно и умасливают свою богиню, и осуществляют постоянный набор в свои ряды. Чудотворцы боятся рисковать своим немногочисленным флотом для наведения порядка на этих островах, а бароны не имеют флота, чтобы этим заняться».

Терри Бридженто «Записки моряка»

862 год со дня Возрождения. Столица. Центральный район

Никто так и не сумел раскусить аферу Арвальда. Я вовсе не был ротозеем, и предполагал, что он что-то да выкинет. Но ни я, ни наши люди так и не поняли, как он ускользнул от нас. Деньги его дружки выкрали загодя. В том, что он так поступит, никто и не сомневался. Они четко провернули дело, и если бы не чудотворцы среди адептов, то никто бы и не узнал что вместо золота у нас теперь медные кругляшки.

Чудотворцы так же предупредили меня о том, что, скорее всего, он сумеет воспользоваться противоядием и без нашей помощи. Однако они успокоили меня на счет нашего вора, сказав, что он расчетливый человек и иметь дела с культом не захочет. А для этого ему все-таки придется выполнить поручение.

Но, когда под утро со стены свалилось бездыханное тело, удивились все. Вот так просто, с довольно приличной высоты, прямо на мостовую свалился труп. Мы выбежали из укрытия и быстро затащили тело в дом. Труп пострадал при падении, но видно было, что умер мужчина вовсе не от этого. У него в животе торчал кинжал, а лицо было сильно обожжено. И, только занеся его в дом, мы сразу поняли, что Арвальд подсунул нам, вероятно, самый смердящий труп во всей Столице.

Изувеченное тело мужчины воняло на весь квартал. Запах был мне хорошо знаком – Терриальская водка в едкой смеси с мочой и потом. Ужасное, тошнотворное сочетание. Терриальская водка – крепкое, горькое и вырубающее любого пойло. Такую водку пили бочками в тавернах, что целым рядом покошенных дверей открываются в портовый квартал Терриала. Запах возрождал в памяти давно минувшие дни.

Я вспомнил жалких пьянчуг, что валялись прямо у дверей таверн и жутко смердели. «Зелье забвчивости» – так звали эту водку те мои сослуживцы, что родились на западе.

На западе мужчины, уделом которых был тяжелый труд, любили этот напиток. Но в Столице его запах говорил о том, что человек докатился до самого дна. Такую водку здесь подавали с заднего хода таверны. Там, на грязном дворе, залитом помоями, собирались страждущие и, собирая в одну кучу свои жалкие накопления ждали, когда из двери покажется хозяйка и отдаст в их трясущиеся руки склянку с вонючим пойлом.

Мертвец с самого дна. Человек, которому Арвальд обещал плату за плевое дело, а затем убил. А ведь я уже начал было думать, что он хороший человек. Что ж, еще одна невинная жертва в борьбе с «белыми». Их становится слишком много. Слишком много тех, кто умирает во имя благой цели, но не понимает этого. Это беспокоит меня.

Во внутреннем кармане замызганного кафтана мы нашли небольшую металлическую стрелу. А значит, Арвальд обвел нас вокруг пальца, но свою работу выполнил безупречно. После того, как я нашел то, что искал, я распорядился скинуть тело в ручей, протекавший неподалеку. Солдаты бросили жребий, так как никто не хотел тащить смердящие останки бедняги до воды. Не повезло довольно крупному, молодому парню. Но и его сил хватило только на то, чтобы вынести тело из здания, затем его вырвало на мостовую. Дальнейший путь до ручья он тащил тело волоком по мостовой. Тело оставляло на мостовой кровавый след, лицо бедолаги от ударов о булыжники стало и вовсе неузнаваемым. Его вряд ли хватятся, и мы никогда не узнаем его имени. Ведь если подумать, то именно он принес нам то, что перевернет мир. После этого неприятного случая, я распустил наемников по домам, их услуги больше не требовались.

Мерзкая ситуация, но дело сделано. Конечно, я хотел бы, чтобы сегодня ничья жизнь не оборвалась раньше отведённого срока. Но контролировать все не в моих силах.

– Погиб еще один невинный человек. Но дело сделано…

– Ха-ха-ха! – Весело рассмеялась пустота рядом со мной.

– Что-то не так? – иногда Ольберт меня немного пугал.

– Нет, я просто… Рад, что наше предприятие оказалось таким успешным. – Сквозь смех сказал Ольберт.

– А что насчет противоядия? Вдруг Арвальд все же заболел Хворью.

– Нет, я сопровождал его на протяжении всего пути, противоядие работает. Осталось лишь спрятать его в правильном месте для следующих поколений.

– Да, надо утаить ото всех лекарство от Хвори… Знаете, я не уверен.

– Не уверен в том, что стоит все делать именно так, как мы делаем?

– Верно. Я четко осознаю что делаю. Понимаю, зачем и почему. Но уже не один десяток людей сгинули из-за нас. Они не лишились души, они переродятся. И от этого мне особенно тошно. Они будут невинными, беззащитными детишками, в том мире, что мы строим.

– Мисса, друг мой, цикл подходит к концу. Так было не раз и не два. То, что кажется вам жестоким, на самом деле не более чем необходимость. Тяжелые времена всегда рождают сильных людей. Им придется возрождать мир, а значит, некогда будет ругать свою судьбу.

– Я понимаю. Но все равно сомневаюсь.

– Это правильно. Каждый из многих тысяч людей, что готовит окончание цикла, сомневается.

– Я боюсь за судьбу этого мира.

– Вы не знаете мир дальше Граничного моря. Вы не представляете себе равнины за пустыней на востоке. А ведь там тоже живут люди. У них другие глаза, их кожа другого цвета, но они есть. Они тоже могли стать сильными, могли объединиться и попытаться создать дивный мир, но они побоялись. Ныне они деградировали и практически вымерли. Только у вас еще оставалась воля к исследованию, к развитию. Но теперь и она угасла. Она всегда угасает, люди, полные надежд, останавливаются и выбирают покой. Мы лишь делаем то, что нужно этому миру.

– Как это было? Я имею в виду, каковыми были последние дни того мира?

– Мы всегда лишь катализатор. Мы подталкиваем мир к пропасти, дальше все происходит само собой. В прошлый раз мир был уничтожен человеком, что нажал на одну единственную кнопку.

– Он был «белым»?

– Нет, в предыдущем цикле люди так и не постигли чудеса. Они были материалистами и глубоко изучили саму структуру мира. Для них не было морей, которые невозможно переплыть и гор, через которые невозможно перейти. После разрушительной войны, которая произошла из-за одного маленького, неполноценного человека, люди еще больше углубились в изучение себя и окружающего мира. Но с тех пор они делали это лишь в целях поиска нового оружия.

– «Биология»? Они придумали ее?

– Они не могли придумать ее, они лишь изучили окружающую нас природу и подглядели у нее этот жуткий яд.

– И этот яд убил их?

– Нет. Мог, но не убил. Их убили элементарные частицы. То, из чего состоит вся материя вокруг нас. Они сумели глубоко изучить наш мир, дойдя до самых маленьких составляющих, и именно там они нашли самое разрушительное оружие. В невидимых глазу частицах. Это страшная сила. Ваш мир умрет за несколько лет, но уже через два столетия люди вновь обретут силу. Предыдущий мир умер за несколько секунд, но человек вновь утвердился в нем лишь через тысячи лет.

– Так уже было?

– И так будет.

– Там тоже был свой Мисса? Человек, который первым применил это оружие.

– Разумеется.

– Очень страшно осознавать свою роль.

– Роль каждого из нас тяжела. Вы обречены каждый цикл своими руками разрушать то, что создавалось тысячелетиями. Я обречен, видеть, как медленно умирает мир, а затем болезненно возрождается. Скип обречен отдавать всего себя служению людям, а затем, будучи преданным ими, умирать опустошенным. Его подмастерье обречен быть героем, воспетым в песнях, а затем познать гордыню и быть подло убитым собственными друзьями. Мирра дарует этому миру любовь, но плот ее любви обречен сеять хаос. Такова суть этого мира, мы создали ужасный мир для своих детей. Это тот путь, который должна пройти каждая человеческая сущность, чтобы попасть в Идеальный мир.

– Так значит, это я нажал на ту кнопку?

– Да, несколько тысяч лет назад, облаченный в зеленую форму, вы нажали на кнопку, запустившую страшное оружие. Вы тоже сомневались, тоже тяжело несли на себе бремя вины. Но не отреклись. Сразу после этого, через несколько минут, мир перестал существовать.

– Первый солдат, павший на войне – герой. Убивший его – палач. Это убийство определяет путь для остальных. Они либо мстят, либо вершат правосудие. Я мечтал быть героем, а стал палачом.

29. Исан

«На побережье Граничного моря находятся три крупных порта. Это Лимфис – резиденция баронов, Оберн – место, где река Глубокая впадает в море и Дернау – город, расположенный в ста верстах западнее места впадения Хельдара в море. Дело в том, что Хельдар, впадая в Граничное море, образует широкую дельту. Места там сильно заболоченные и не пригодные как для жизни, так и для полноценной навигации. Западнее местность начинает резко возвышаться, пока, наконец, не переходит в плато. Берег моря в этих местах высокий и скалистый, но в одном месте у моря в результате действия неизвестной силы образовался глубокий кратер. На его, достаточно пологом, берегу и был отстроен Дернау. Город построен очень грамотно. От него удобно добираться сухопутными трактами до Терриала и Велькура. По Хельдару постоянно сплавляют лес, часть которого затем идет в Лимфис и Оберн, а часть идет на верфь Дернау, где местные мастера изготавливают уникальные быстроходные корабли. Однако в народе Дернау имеет дурную славу. Молва твердит, что этот город проклят. Беда этого города в том, что жители Дернау часто болеют и редко доживают до пятидесяти лет. Женщины, достаточно долго прожившие в городе, часто рожают нежизнеспособных детей, а некоторые из них и вовсе теряют эту способность. Чудотворцы связывают это явление с природой появления кратера, но пока даже у них нет точного ответа на этот вопрос. Ныне население Дернау неуклонно уменьшается, достигнув пика в четвертом веке, во времена усиленной вырубки леса на западе».

Вроцлав Збишный «Удивительные места»

863 год со дня Возрождения.

Где сон? Где реальность? Что если причудливая действительность, которую порождают сновидения, на самом деле не менее реальна, чем та, что мы видим, когда бодрствуем? Я видел маму. Она была настоящей, живой. Она стояла на песчаном холме и звала меня. Я подбежал к ней и схватил за руку. Шершавая, твердая рука. Мама красила ткани на фабрике недалеко от дома, от этого ее руки всегда странно пахли и были покрыты разноцветными пятами, что никак не отмывались.

Мама погладила меня по голове и что-то спросила. У моей мамы был низкий, тихий голос. Она всегда говорила тихо, даже когда злилась. Но поначалу я не слушал ее, лишь целовал ее руку и прижимал ее к своему лицу. Я соскучился.

– Мама! Мамочка! Ты не можешь себе представить, как я скучал.

– Тихо-тихо, не кричи, тебе нельзя напрягаться. – Сказала мама.

– Прости, мама, но я так люблю тебя.

– Я понимаю, мой маленький. – Мама прикоснулась к моему лицу. Я ощутил приятный холодок от ее руки. Затем она прикоснулась к моей голове и груди. Каждое прикосновение приносило приятную прохладу.

Вдруг, я обнаружил, что мы уже не стоим на холме. Мы в нашем доме на окраине. Я лежу на циновке, мама сидит рядом и продолжает гладить меня по голове, оставляя после своих прикосновений холод.

– Мама, ты выжила?

– Я… – мама на миг замерла.

– Я помню, как тебе было плохо. Помню, как ты повесила на наши окна красные занавески, а соседи потом повязали на ограду красные ленты. Помню, как ты перестала ходить. Все время хотела пить, и я бегал к колодцу, пока его не засыпали. Мама, так хорошо, что ты выздоровела.

– Да, конечно, сынок. – Мама почему-то смутилась, но потом продолжила поглаживать мою голову. – Сынок, а ты болел?

– Да, мы все болели. Мама, неужели ты не помнишь? Посмотри на мое лицо, мама. – Я попытался подняться.

– Тихо, не переживай, сынок. Ты опять заболел, тебе не стоит двигаться.

– Опять заболел?

– Да, но ты опять поправишься, я обещаю.

Я послушно откинулся на циновку. Я никогда не спорил с матерью. Она была для меня самым дорогим человеком. А я был всем для нее. С тех пор как погиб отец, мы бедствовали, но никогда не было в нашем доме месту печали. Пока не пришла Хворь…

– Погоди. Мам, я помню, как тебя закопали в землю. Помню, как меня везли в Столицу. Мама, ты что умерла?

– Сынок, я всегда с тобой. – Мама потупила взор, голос ее дрогнул.

– Мама, почему ты умерла? Мама, я очень скучал без тебя. Меня отвезли в Столицу и сделали чудотворцем. Меня заставили забыть тебя. Били и мучали, лишь бы в памяти не осталось тебя. Во мне не осталось никого, я всех забыл. Лишь сегодня я вспомнил тебя. И, наконец понял, как скучал.

– Я тоже скучала, сынок.

– Мама, это сон?

– Да, милый мой, это сон.

– Тогда я не хочу просыпаться! Я устал! Я хочу быть с тобой.

– Сынок, тебе придется проснуться. Мы обязательно встретимся, но сейчас тебе придется проснуться.

– Я слишком устал, мама. Я не хочу просыпаться. Даже если это сон, я хочу в нем остаться навсегда. Я стал «белым», затем был принят в Братство. Я борюсь с тем, чего не понимаю, и не знаю зачем. Я делаю это, потому что мне говорят это делать. Я научился не обращать внимания на чужую жестокость и сам проявляю ее без сожаления. Может это та жизнь сон, мам? Может это сейчас я, наконец, проснулся?

– Нет, сынок, ты действительно существуешь в том мире. Здесь, рядом со мной тебе не место.

– Мама, ты не принимаешь меня? Я понимаю. Я убивал людей. Много людей. Недавно я убил старика. Он был как отец для одного несмышленого парня. Помнишь, как я обещал тебе, что буду мстить разбойникам, вроде тех, кто убил отца? А я сам стал тем разбойником! Теперь я убиваю чужих отцов! – я почувствовал, как по щекам потекли горячие слезы.

– Сынок! – мама наклонилась ко мне и нежно обняла.

– Прости меня, мама. Прости меня!

Я плакал. В последний раз я лил слезы в детстве, еще до того как меня увезли в Столицу. Тело трясло от рыданий, а мне становилось все легче и легче. Я чувствовал, как силуэт мамы теряется где-то в глубине памяти. Он искажается и исчезает. Ее запах, ее шершавые руки, ее темные одежды, все это уходило прочь.

Но, я чувствовал, что кто-то продолжает обнимать меня. Сон разрушился, я пребывал в темной, душной пустоте. Я чувствовал объятья, ощущал, как на лице высыхают слезы. Я будто бы находился между явью и сном и не мог решить, куда мне отправиться.

– Тебе лучше? – сказал совершенно незнакомый женский голос.

– Теперь мне легче.– Я хотел сказать это, но вместо этого лишь неразборчиво захрипел.

– Не говори, ты еще очень слаб.

Я силился открыть глаза, но не мог.

– Ты должен поспать. – Объятья ослабли.

– Останься со мной. – Я протянул тяжелую, как чугунная чушка руку и дрожащими пальцами схватил невидимую женщину.

Мягкая и нежная кожа, совсем как у младенца. Длинные пальцы. Кто-то, кто сидел рядом, взял мою ладонь в две своих руки. Я почувствовал тепло этих рук, и мне стало очень спокойно, впервые с тех пор как я покинул восток, мне стало хорошо.

– Не уходи.

– Я не собираюсь уходить. – Сказал незнакомый голос.

– Я плохой человек.

– Я не лучше тебя.

– Я убивал.

– Я тоже.

– Я мог даровать людям благодать, но даровал им лишь боль, слышишь.

– Не всегда вещи являются тем, чем кажутся. Я помогу тебе.

Я почувствовал, как мое сознание волнами захлестывает сон. Это был не простой легкий сон, как например ночной. Это была тяжелая пелена, что отделяет сознание от измученного тела. Мгла, дающая телу отдохнуть. Так могут спать только выздоравливающие и умирающие. Выздоравливающие постепенно возвращаются из мглы. Умирающие лишь глубже в нее погружаются. Я тонул в темноте, но теплые руки, крепко держат меня, не дают мне уйти навсегда.

30. Роккар

«Я собрал и обработал все рапорты о зафиксированных случаях встреч с высохшими людьми за последние пятнадцать лет, как того требовало ваше поручение. Территориально мною охвачена документация, собранная на западе, севере и в Столичном округе. Документы с востока были практически утрачены во время Хвори, а бароны Лимфиса вновь отказывают нам в сотрудничестве. Тем не менее, по уже имеющимся данным можно смело утверждать, что ваша догадка верна – с каждым годом количество высыхающих лишь растет. Датой начала всплеска можно считать второй-третий год неурожая на западе. Вы связывали всплеск с подавлением восстаний, но количество высохших пускай не столь быстро, но достаточно явно начало расти куда раньше. Я считаю, что допустимо связать в единое целое и считать первопричиной увеличения количества высохших неурожай, природу которого нам выяснить так и не удалось».

Судья Аарон Ротлисбергер. Донесение 2894

861 год со дня Возрождения. Металлическая долина.

– Цикл? – спросил я.

– Да. Как бы не развивался человеческий род, он непременно приходит в упадок. Точнее в упадок приходит человеческая сущность. Само по себе человечество будет переживать в этот момент период своего наивысшего развития. – Сказала пустота.

Окружающие смотрели на нас. Точнее, они смотрели, как я говорю с пустотой, а она отвечает мне. На улице все так же выл ветер. Я слышал, как по полу от сквозняка с шорохом разлетаются маленькие облака песка. Некоторые свечи уже потухли, султанчики от угасшего пламени сразу же утаскивал в сторону ветер. Пламя тех, что еще горели, подрагивало. Деандир пристально смотрел на меня, он выглядел насторожено. Остальные лишь почтительно молчали. В здании церкви установилась довольно спокойная атмосфера, никто не спешил, не переминался с ноги на ногу. Присутствующие были уверенны в себе, никто не нервничал. Кроме меня, пожалуй.

– Не совсем понимаю? – я в задумчивости почесал себе лоб.

– Как бы мы не старались, нам не удалось создать идеальных существ, ибо и сами мы неидеальны. Человек всегда стремился к покою, именно это стремление, а не конечный результат изменяют и развивают этот мир. Но, с течением времени, люди слишком привязываются к своему ярму, которое вы назвали «душа». В поисках покоя наши дети всегда проходят один и тот же путь, замыкая течение времени в круг.

История всегда идет по одному сценарию, меняются лишь детали. Цикл всегда повторяется, суть неизменна. – Ольберт прочистил горло. – Начинается все с жестоких времен. В начале цикла человечество еще не умеет ценить жизнь. Как чужую, так и свою собственную. На заре очередной эпохи человечество всегда сопровождает огромное количество войн. Их истинная цель – нажива, но всегда находится удобный и благовидный повод, выдаваемый за истину. Всегда есть божество, артефакт или уязвленная гордость, ради которой все и затевается.

В такие тяжелые времена люди довольно быстро приходят к пониманию смысла жизни и избавляются от проклятья. Но вместе с тем жизнь большинства людей слишком коротка, чтобы успеть задуматься о ее сути.

На смену войнам приходит эра героев. Время подвигов и свершений. Отдельные личности, талант которых неоспорим, стремятся достичь недостижимое и следовать невозможным идеалам. Они так заражены своими идеями, что увлекают с собой тысячи людей. Лидеры становятся новыми богами, героями легенд. И вот им уже не нужно придумывать повод для толпы, им достаточно изъявить свою волю.

Это начало заблуждений. Все меньше людей отказываются от души. Все больше они верят в своих лидеров. Они умирают с именем своего лидера на устах. За время жизни они и близко не подходят к тому, чтобы начать понимать ее. Наоборот, они с куда большим удовольствием расстаются с ней во имя благой цели. Фальшивой, разумеется. Слишком уж привязываются они к этому миру и остаются здесь навечно. В эти времена в идеальный мир попадают лишь мученики. Страдания этих несчастных порождены веянием эпохи: глупостью, жестокостью и безразличием. Рождаясь и умирая в тени иллюзий, многие безвозвратно теряют смысл жизни.

Но, даже самый благочестивый лидер, со временем превращается в тирана. И человечество замечает эту закономерность. Люди отворачиваются от своих былых божеств и обращаются к миру, в котором живут. Они начинают изучать его. Это эра науки. Они стремятся оказаться там, где еще никто не был. Увидеть то, что еще никто не видел. Прогресс идет огромными шагами, вынуждая человечество стыдится прошлых времен. Войны уходят в прошлое, а былые герои вымарываются и забываются.

Изучив мироздание, некоторые заглядывают чуть дальше и очищаются от проклятья. Во времена прогресса в идеальный мир отправляется огромное количество людей. Отрекшиеся от вымышленных богов и ложных героев, они соглашаются со своим тяжким бременем и покидают цикл перерождений.

Но у прогресса есть и другая сторона. Он порождает разрушительное оружие. Это оружие непременно попадает в руки к тем, кто крепко держится за свое проклятье. Они несут его еще с той поры, когда войны были смыслом существования людей. Эти люди не принимают прогресс и стремятся уничтожить все новое и непонятное. Самое страшное, что у них есть для этого все возможности.

Эра разрушений. Иногда цикл заканчивается на этом этапе совершенно без нашего участия, настолько разрушительным становится оружие порожденное прогрессом. Но чаще всего человечество выдерживает это испытание и восстает из пепелища. Их мир разрушен. Идеальный мир наполняется теми, кто нашел свое освобождение в этом жуткое время. Они видели ужасные страдания, видели смерть своих детей и родителей. Они отреклись от всей той лжи, которой сопровождалась эра разрушений. В награду, они, наконец, получили покой и встретились с теми, кто был им дорог. В эру разрушений Мирра провожает наших детей в идеальный мир и со слезами на глазах просит у них прощения.

А, тем временем, человечество встает на ноги и начинается новая эра. Эра покоя. Напуганные последствиями своих собственных действий, люди отказываются от конфликтов. А заодно отказываются и от прогресса. Они становятся ленивыми, неповоротливыми и единственное что их заботит это то, чтобы их никто не трогал. Несколько поколений проживают без войн и каких-либо потрясений. Благоденствие делает людей черствыми и глухими. В это время в идеальный мир попадают единицы, те, кто посмел пойти наперекор ленивому течению жизни, и за это пострадал.

– И в этот момент вы возвращаетесь? – спросил я. В эту секунду особо сильный порыв ветра налетел на здание церкви, еще несколько свечей потухли, оставив лишь тлеющие огоньки.

– Думаете, мы сами этого хотим? – Я почувствовал на своем плече холодное прикосновение. – Когда-то давно Мирра уговорила нас дать вам шанс. И знаете что произошло? Вы медленно выродились и деградировали. Пустая земля хранила в себе лишь останки былых событий, а оставшиеся в живых люди не смели думать о чем-то кроме телесных потребностей. Человек перестал быть человеком. Это дорога привела нас в тупик. Человек может чего-то добиваться только тогда, когда ему что-то противостоит. Благополучие привязывает его к этому миру, он теряет инициативу.

– И, чтобы этого не произошло, вы вносите свою лепту?

– Да, мы вынуждены это сделать. Мы слишком любим вас. И мы должны разрушить этот мир до основания, чтобы все началось с самого начала, чтобы у вас появился шанс выбраться. Это высшее проявление любви. Но я не рассчитываю, что вы поймете нас прямо сейчас. Любовь, для нас с вами одинаковое понятие, только вот в ее проявлении мы слишком разнимся.

– Наш мир достиг предела? Мы благоденствуем?

– Этот мир давно остановился. Далекие земли, которые вы и не можете себе представить опустели. Кроме вашей Страны, что не так давно, по меркам истории, основана чудотворцами, в мире не осталось государств. Войны должны были сплавить людей в одном котле. Объединить их. Но вместо этого жизнь на задворках того мира, что знаком вам представляет собой животное существование. Есть отдельные города, есть даже маленькие подобия княжеств. Но и им недолго осталось.

– Но чудотворцы не достигли предела! Орден планирует интервенцию на юг, в земли баронов. Когда Лимфис перейдет во владения Столицы, мы сможем, наконец, наладить экспедиции через Граничное море. С помощью чудес это вполне возможно свершить.

– Вы идеалист. Такой же, как Петерсон.

– Смерть Петерсона не повлияет на эти планы.

– Его убили вовсе не для того, чтобы следовать его планам.

– Он умер вследствие несчастного случая.

– Он был убит, потому что был единственным, кто стремился к непознанному. Последним человеком, что мешал благоденствию.

– В Ордене осталось немало достойных людей.

– Вот как? А знаете ли вы о том, что Совет Братства ждет скорая расправа?

– Это бред.

– Вовсе нет. Нынешней верхушке Ордена Чудотворцев вполне достаточно того мира, что у них уже есть. Прямо сейчас они заняты тем, что собираются упразднить Братство, чтобы больше никто не напоминал им об Идеальном мире, или как вы говорите о Кошмаре.

– Чушь!

– Вы знали, что Хенлан Мидир мертв? – сказал вдруг Деандир.

– Верховный слуга хартии?

– Да. Он умер три месяца назад от болезни сердца, ему едва стукнуло сорок восемь. Загадочно.

– Случайность.

– Знаком ли вам Ливан Бемедхи?

– Это правая рука Килгора, верховного судьи.

– Его тоже внезапно постигла болезнь.

– Совпадение.

– Таблира, покажите ему…

Женщина нехотя приподняла подол мантии. Ее левая нога напоминала разделанную тушу животного, собранную заново. Нога была перебинтована в тех местах, что плохо заживали. Повязки напитались кровью, кое-где проступил гной.

– Благодаря этому покушению она и примкнула к нам. – Сказал Деандир.

– Так вы же сами его и подстроили!

– Думаете, она все не проверила? Думаете, главный клирик не сумела найти авторов неудачного покушения? Вы серьезно?

– Мой друг. – Прервал Деандира Ольберт. – Скажу кратко. Вся надежда этого мира строилась на чудотворцах, они еще могли спасти этот мир. Поэтому мы выжидали, дав вам время. Но, в тот момент, когда первая капля яда попала в вечернюю трапезу Петерсона, мы поняли, что цикл окончен. Те, кто ныне главенствует в Ордене, остановили объединение, перевели все свои властные порывы на внутреннюю борьбу. Если мы не вмешаемся, то через сотню лет Столица утратит контроль над западом и востоком, а затем снова вспомнит свои обиды север. И в той междоусобице погаснет последняя искорка этого мира. Ибо у людей уже не останется причин, чтобы объединиться. У нас появилась надежда в тот день, когда Генри Людвик погиб под руинами южного замка. Но, вот Ульф Петерсон «ударился головой о слишком низкий дверной проем». А ведь это был последний человек, который понимал, что смысл существования его вида в постоянной экспансии. После него наступил упадок, и мы принялись выполнять свою скорбную повинность.

– Ладно, но мне до сих пор кое-что не понятно. А какова моя роль? Вряд ли я сильный чудотворец. В своей жизни я не совершил хоть что-нибудь стоящее. Объясните!

– Тут все намного проще. – Мне показалось, что пустота улыбнулась. – Разумеется, вы знаете, что женщина не всегда рождает только одного ребенка.

– Это естественно.

– А знаете ли вы, что иногда в утробе женщины зарождаются две жизни, но из-за особенностей ваших тел один ребенок поглощается вторым?

– Да, во время обучения у нас был курс обучения чудесам клириков. Я об этом слышал.

– Замечательно. А самое интересное тут в том, что две жизни, зародившись, получают две души. Но в итоге рождается один ребенок. Один ребенок с двумя душами. Одно существо, что дважды проклято.

– И этот ребенок – я?

– Да, Роккар. Вы и Веллес, вы люди с двумя душами.

– И эти самые лишние души нужны вам для того, чтобы…

– Эти души нужны для того, чтобы вновь возродились Скип и Мирра.

– Ритуал на севере! Веллес участвовал в нем!

– Верно.

– Это мой провал! Я даже не почувствовал что он уже завербован вами!

– Не корите себя, Роккар. Он был с нами намного раньше.

– Что?

– Он странствовал на востоке, когда встретил меня. Любознательный человек копнул слишком глубоко, для простого смертного. Он понимал, что чудотворцы вскоре сами себе наступят на горло и искал выход. Однажды он его нашел. Он надоумил несчастного, одурманенного горем бедолагу провести ритуал по возвращению его жены в мир живых. Веллес прекрасно знал, что жена несчастного уже прошла виток перерождения, и вернуть ее не удастся. Он лишь сведет с ума несчастную жертву и преступит все мыслимые и немыслимые законы. Но цель его была не в самом ритуале. Для него он использовал давно забытые силы, утраченные знания. Что привлекло мое внимание, чего Веллес и добивался. Он в ту пору знал немногое, но уже понимал больше, чем любой смертный за тысячи лет до него.

Он стал моим пророком. Вся жизнь его была посвящена поиску истины. Он нашел Джесса, дабы передать ему часть своих знаний, заронить сомнения, которые со временем дадут всходы. Он позаботился о том, чтобы именно Исан сопровождал его в последний путь, ибо совесть не позволит этому честному человеку убить Веллеса раньше времени. И, наконец, это он предложил вашу кандидатуру…

Я смотрел в пол. В ушах стучало сердце, на лбу выступила испарина. А ноги супротив этому были холодные и нетвердые.

– В том ритуале мы разделили души внутри Веллеса. Когда он умрет, обе они освободятся.

– Освободятся? – это все что я смог сказать.