Цикличность

– Одна из них, которая не составляет сущность Веллеса, станет душой Скипа. Воскресит его тело. Вторая, что является сущностью Веллеса, освободится от телесных рамок и будет подобно мне бестелесно существовать до тех пор, пока этого требует новый мир.

– Что он будет делать сейчас?

– Когда придет его время, он отправится в Митарр и воскресит Скипа. Сам он займет место подле меня

– Митарр?

– Именно там, глубоко в скале, упокоены останки Скипа.

– А моя душа, стало быть, вернет жизнь Мирре?

– Да.

– Где упокоена Мирра? Куда мне надлежит явиться, когда придет время? – в такой ситуации я могу позволить себе быть саркастичным.

– Мы уже здесь. В прошлом цикле Мирра стремилась убить свое дитя. Но у нее ничего не вышло. Сама она погибла, а земля напиталась ядом и стала непригодна для жизни.

– Металлическая долина? Она стала такой из-за Мирры?

– Да. Мирра всегда тяжело переживает за каждую отдельную жизнь. Уже многие циклы кряду она противится своему естеству. И всеми силами мешает нам вершить предначертанное. И каждый раз у нее ничего не выходит. В этом цикле она стремилась убить свое дитя, которое, как и было предначертано, принесло в этот мир тьму и разрушения. Но вместо этого она лишь породила край яда и песчаных бурь.

– Так, а что насчет детей? Непредвиденные жертвы? – кажется, Деандир нахмурился, когда я задал вопрос.

– Ах, дети. Наши маленькие «красные». Они уже свободны от проклятья. Ведь они уже достаточно страдали, чтобы уйти в Идеальный мир и воссоединиться со своими родными. Однако, уверяю вас, нам понадобятся лишь их способности, после того как ваша душа будет разделена, мы отпустим их. Так же мы поступили с теми детьми, что разделили души Веллеса.

– Почему именно дети?

– На протяжении жизни все люди медленно теряют возможность воображать и мечтать. Если взрослому человеку предложить разделить души человека, то он никогда не сделает этого, ибо просто не сможет в это поверить. Дети же свободны от любых предрассудков, на них не давит прожитая жизнь. Они могут разделить душу, потому что ничто не говорит им, что этого нельзя сделать.

– Ясно. И вы отпустите их в мир, который сами же и разрушаете. – Ухмыльнулся я.

– Я и не ожидал, что вы оцените. – Кажется, пустота немного сконфузилась.

– Это, скорее, вопрос высоких материй. Я уже не очень понимаю что хорошо, а что плохо. А теперь скажите, что будет со мной?

– Нас всегда трое. Бестелесные духи, что следят за порядком. В новом цикле это буду я, вы и Веллес. Скип умрет преданным и забытым. Мирра породит дитя, что посеет ветер. Они покинут этот мир в страшных муках и еще долго будут пребывать в Идеальном мире. Здесь же останемся только мы. Новый мир родится из ваших душ. И, рано или поздно вы покинете его, как подобает хорошим родителям. Но до тех пор вам предстоит помогать мне.

– Помогать?

– Подталкивать людей на свершения. Помогать сделать выбор. Шепот, что слышится сквозь сон. Мягкий свет в темноте. Знак, который был так необходим. Именно вы даруете это людями.

– Но мы же решаем за них!

– Вы помогаете им выбраться! Помогаете покинуть этот мир войн, нетерпимости и непонимания! Неужели вы так до сих пор и не поняли!? Вы все еще дорожите тем миром, в котором вас убьют ваши же друзья? Вы свободны, Роккар! Идите, возвращайтесь к ним. Они убьют вас, замучают до смерти. А потом вы родитесь вновь, лишь для того чтобы повторить этот путь. Но ответьте мне, зачем?

Я стоял и смотрел на пламя чадящей свечи. Ольберт молчал. Остальные собравшиеся старались на меня не смотреть.

– Я запутался. – Наконец признался я.

– Друг мой, поэтому я и выбрал вас. Вы всегда сохраняли трезвость рассудка, были хитры и умели приспособиться. Вы умеете преступать через себя во имя великой цели. Вы будете моим судьей.

– А Веллес?

– Да, Веллес. Этот человек, сумел перешагнуть через то, что люди зовут мирозданием. Своим острым умом он вскрыл все нарывы этого мира и погрузился в бездну непознанного. Он всегда смотрит на этот мир со стороны. Он всегда понимает бытие как явление, в котором ему места не нашлось.

– То есть мы будем помогать вам вести человечество в новом цикле?

– Все верно. Вы будете толкать людей к справедливости, взывать к отваге, а Веллес будет наставлять их на изучение непознанного и чужеродного.

– Но мы всего лишь люди.

– Плох тот отец, что не слышит своих сыновей.

31. Мисса

«Самым большим пороком королей севера всегда считалась жадность. Эту черту наследовали они в своем колене и приумножали, каждый следующий из рода наследовал огромную казну и считал своим долгом ее дополнить. Так появился налог на каменные дома, что выше одного этажа, из-за чего все, что севернее перевала имеет каменным только первый этаж и бревенчатым остальные. Так ввели налоги на инакомыслие, отчего проявились бунтарские настроения тех, кто живет у ледников. И, наконец, они ввели требование на обязательную воинскую службу двух отпрысков рода. То есть теперь семья, имевшая двух сыновей, была обречена на голод. А семьи не имевшие детей мужского рода должны были отдать во служение государю своих дочерей. Посему, когда на север впервые вошли чудотворцы, на стенах их ждали мужчины, чьи родители чахли от голода, а сестры, быстро увядая, стирали бинты в госпиталях. Они боялись чудотворцев, но в тоже время надеялись на перемены».

Михаил Викторов «Налогообложение. Историческая справка»

863 год со дня Возрождения. Столица.

Это было очень просто. Встать рано утром и, пока на улицах никого нет, отнести предмет похожий на стрелу в назначенное место. Столица, хоть и была откровенно перенаселена, но никогда не нуждалась в воде. Ведь сквозь весь город, иногда скрываясь в трубах, бегут три небольших, чистых реки. Эти речки снабжают город питьевой водой, по ним же на небольших лодках купцы развозят товары по своим лавкам, и, наконец, в них весело плещутся дети, да стирают белье хозяйки. Конечно, в них иногда заканчивают свой путь невезучие люди, да и жители трущоб постоянно сливают свои помои прямо в воду. Однако мощное течение быстро смывает все нечистоты этого огромного города. Далеко за городом две из этих рек сливаются в одну полноводную и степенно несут свои воды на юго-восток. Третья же впадает в большое озеро на западе от столицы.

Когда-то по этим рекам проходила естественная граница трех городов, что позже срослись в единую структуру под названием Столица. Главная особенность этих рек в том, что все они берут начало в одном месте. Глубоко под землей бьет мощный источник, достаточный для того чтобы питать русла этих рек.

Именно к нему я и отправился сегодня рано утром. Я уверенно спустился под землю и темными коридорами добрался до источника, выходящего на поверхность в небольшой пещере под городом. Я старался вообще ни о чем не думать, чтобы не давать почву сомнениям. Просто подошел к источнику, где бурно шумела вода, и бросил туда мелкий серебристый предмет.

Когда стрела, сверкнув на прощание своим полированным боком, погрузилась в воду, мне стало тошно. Только что я обрек весь этот город на мучительную смерть. Все, от маленьких детей, до беспомощных стариков погибнут в ближайшие дни. Затем Хворь попадет в озеро, где отравит все пригороды. Караваны и путники, что набирают воду из озера, разнесут болезнь по всей земле. И, наконец, попав в полноводную реку мор, медленно достигнет северных земель, уничтожая все на своем пути. Лишь через несколько лет кто-то случайно найдет спрятанное у перевала лекарство от Хвори, что спасет людей от полного вымирания.

И все это сделано моими руками. Я одновременно спасал этих людей и обрекал их на мучительную гибель. Но своей личной цели я все же достиг. Через час начнется трапеза в столовой чудотворцев. Сегодня в столице собрался весь свет «белых». Большой сбор. Утром они планируют сытно поесть, в обед прогуляются по Столице, а за ужином они решат какой край погибнет следующим. Но, сегодня утром, эта отлаженная система даст сбой. Они выпьют зараженной воды, сами не подозревая об этом. Люди, что считают себя всесильными, умрут, освободив мир от своей тирании. Все эти высокие судьи, высшие чудотворцы, главные клирики и шишки из Братства, все они умрут в течение сегодняшнего дня. Больше не будут они насаживать свою волю всему миру, заботясь при этом лишь о себе самих.

Я последний раз взглянул на источник и отправился на поверхность. Сегодня я, как полагается, прибуду на службу в назначенное время. Хочу лично увидеть, как начнет выворачивать наизнанку тех, кто, проснувшись сегодня утром, был уверен в непоколебимости своего положения и хотел голосовать за усиление контингента на западе.

Выбравшись из катакомб, я застал начало обычного буднего дня. Весна. Здесь в Столице она давно вступила в свои законные права. Снег давно стаял, а первые грозы смыли всю грязь с переполненных улиц.

Сейчас как раз наступило то время, когда дороги на болотистом севере до перевала немного подсохли. И у ворот столицы цепью стояли десятки фургонов смельчаков, прибывших прошедшей ночью. Люди уже сидели на козлах маленьких телег и терпеливо ждали, когда страдающий жутким похмельем комендант, наконец, соизволит открыть ворота.

Сейчас для них самое злачное время. Через перевал в данный момент могут пройти только одиночки, да небольшие повозки. Но уже очень скоро дорога придет в норму и из Митарра в Столицу хлынет целая толпа северян. Они приедут покупать, продавать, навещать, поздравлять и поминать. Прямо сейчас к Харресу приближается тяжелая повозка, что только к концу весны будет здесь.

Местные лоточники в столь ранний час стремятся занять самые удачные места на пока еще пустой площади. Как только механизм ворот придет в движение, по площади сразу же пойдет громкий клич. Нестройный хор голосов начнет свою традиционную какофонию. «Рыба! Вяленая рыба», «Подковы! Плуги! Багры!», «Манфорд и сыновья, лучшие цирюльники Столицы ждут клиентов».

Но это будет позже. Сейчас они тихо раскладывают товар или готовят свои инструменты. Помимо них, еще одна категория столичных трудоголиков уже готова заступить на боевое дежурство. Прячась в тени навесов у таверн или выглядывая из-под арки уютного переулка, стоят люди, чей труд – это для кого-то отдых.

Женщины на любой вкус. От златокудрых северянок, до смуглых южанок. Они уже готовы приступить к своим обязанностям. Благоухающие, накрашенные и вызывающе одетые – эти женщины сегодня вечером будут прятать в свой тайник сумму равную той, что получает работяга за месяц работы на пашне. Взамен те, кто в пути уже не первый месяц, наконец, почувствуют домашний уют, расслабятся и отдохнут.

Среди моих знакомых есть несколько женщин подобной профессии. Да, был я грешен. Это сейчас, на закате жизни, я достаточно благочестив, но это скорее вызвано приближением блаженной старости. А ведь когда-то и я был молод, судьба так и не свела меня с женой, да и происхождение у меня далеко не самое высокое, так что я мог без страха пользоваться подобными услугами.

Кстати, одна моя ровесница, уже давно уже ушедшая на покой с данного поста, призналась однажды, что нередко мужчины с ними даже не спят. Да-да. Эти женщины как никто знали, что нужно усталому путнику. Они сытно кормили его, купали в горячей воде и массировали нежными руками усталое тело. И, когда дело подходило к кровати, частенько мужчина зарывался в теплую перину и тут же засыпал. Женщине оставалось лишь тихонько подлечь к нему и позволить себя обнять. За это я бы и сейчас заплатил, каюсь.

Я прошел мимо лотков, вдыхая непередаваемый аромат базара, состоящий из рыбы, мяса, мехов, духов и приправ. Затем направился к воротам восточного замка. Именно там располагается резиденция «белых» и именно там сейчас вкушают свой отравленный завтрак чудотворцы.

Путь в восточный замок проходил вдоль старой набережной. Здесь берег одной из рек, в народе Чернушки, был закован в темный гранит. Когда-то здесь было имение знатного вельможи, и он распорядился вымостить русло реки темным камнем. Но время не сохранило даже имени вельможи, а его земля теперь была плотно застроена жилыми кварталами с узкими улочками. На память о нем осталась только набережная, которую пощадило время.

Вдруг, мимо меня пробежала маленькая девочка. Она со всех ног бежала к воде, неся в руках кувшин. Она привычным движением шлепнулась на пузо, и проскользила по гладкому, прохладному камню до поверхности воды. Девчушка набрала воды в кувшин и, вскочив на ноги, побежала назад к дому. По дороге она весело подпрыгивала и расплескивала часть воды на мостовую.

Пробегая мимо меня, она внезапно остановилась и уставилась на меня своими огромными темными, как ночь глазами.

– Дяденька, вы ведь Мисса, да?

– Да, миледи, к вашим услугам.

– Хи-хи. – Девочка втянула голову в плечи и раскраснелась. – Мои братья мечтают стать такими, как вы.

– Мне очень приятно это слышать, миледи.

– Если вы подождете немного, я их позову, они описаются от счастья, если увидят вас.

– Я не тороплюсь, миледи, зовите ваших братьев.

– Сейчас.

Девчушка улыбнулась и вдруг поднесла кувшин с прохладной водой к губам.

– Не смей!

Что-то вдруг помутилось в моей голове. Только сейчас вся вина за совершенное зло обрушилась на меня. Я с силой ударил девочку по руке, кувшин выпал из ее рук и разбился. Вода разлилась по мостовой, оставляя мокрый след.

– Дяденька, что с вами?

– Не пей воду, слышишь! Не пей ее! И всем кого знаешь, скажи, чтобы они ее не пили!

Девочка испугалась и бросилась наутек. Меня же бросило в жар, стало нечем дышать. Я оглянулся по сторонам и только теперь окончательно понял, что натворил. Пожилая женщина, стоя по колено в воде, стирала одежду. Конюх набирал большой бурдюк воды для лошадей. Виночерпий местной таверны набирал воду в хитроумную емкость, чтобы разбавлять ею вино для неразборчивых клиентов. Они все уже заражены! С них все начнется! Весь этот город умрет!

Они обречены! Я их обрек!

32. Строккур

«Лимфис невероятно давно называют никак не иначе как пятым городом. Многие полагают, что это пятый город после Столицы, Митарра, Терриала и Хадилхатта. Но это не правильно. По площади Лимфис третий среди больших городов, а по населению четвертый. Если так смотреть, то пятым городом должен быть Митарр – город на скале. Ввиду особенностей расположения, там просто физически не может одновременно проживать много людей. Так почему же пятый все-таки Лимфис? Да потому что город, в котором мы с вами живем, на самом деле уже пятый раз вновь возникает под солнцем. Целых четыре раза он погибал полностью. Два раза его уничтожали междоусобные воины. Один раз он сгорал дотла. А четвертый раз море гигантской волной разрушило его. Надеюсь, слова мои не забудутся. И, когда наш город вновь воцарится на берегу Граничного моря, то его справедливо переименуют в Лимфис, шестой город».

Кен Баррах «Легенды юга в шутках и стихах»

863 год со дня Возрождения. Митарр.

Целый день я работал как вол. Как я и предполагал, лопата пригодилась мне намного больше, чем меч. С самого утра я с другими добровольцами раскапывал погреб, в котором от напасти успели укрыться старики и дети. Дом над ними порушился от землетрясения, и выбраться наружу они уже не смогли. Плечом к плечу на завалах работали стражники и воришки, плотники и писари, мужчины и женщины, старики и дети. Те из них, кому удалось раздобыть инвентарь, проделывали отдушины, чтобы люди в подвале не задохнулись. Самые крепкие добровольцы при помощи рычагов и блоков вытаскивали из завала крупные обломки. А остальные голыми руками вытаскивали куски камней и бревен и относили их в кучу посреди улицы.

Естественно люди не были бы людьми, если бы во время работы на завале кто-то что-то не утащил, и кто-то с кем-то не подрался. Мародеры в возникшей толчее вытаскивали все, что блестело в груде камней. Два вышибалы из ближайшей харчевни подрались из-за какого-то стула, что уцелел под обломками. Однако, я видел, как некоторые из мародеров, стыдливо пряча лицо, возвращались и начинали наравне со всеми таскать тяжелые камни. Веру в людей это не возвращало, но все же…

Стражников на завалах было мало. Очень мало. Вообще за эти дни я видел не более десятка людей в форме. А ведь, по правилам, днем в этом районе должны дежурить как минимум двести человек. И где они, спрашивается? Все сбежали? И после этого я-то дезертир? Плевать, людей-то все равно надо как-то спасать.

Ближе к обеду мне и еще десяти добрым людям с лопатами и клюками удалось обнаружить довольно большую полость в завале. Для взрослого человека она была слишком узкой, но ребенок вполне мог протиснуться. И мы начали по одному вытаскивать детей из подвала на свет божий. Тяжелые работы на время решили прекратить, так как боялись, что полость может обвалиться. Детей на поверхности сразу же встречали женщины с одеялами и котелками с подогретой водой.

Мужчины решили использовать этот перерыв в работе для того чтобы перекусить и разбрелись по близлежащим харчевням. Денег я с собой не захватил, поэтому я присел прямо на мостовой, оперся спиной на стену покосившегося дома и закурил.

Внезапно ко мне подошла старушка и вручила мне какой-то сверток.

– Кушай, сыночек. Работа тяжелая, силы нужны.

– Спасибо, матушка!

Я вскочил на ноги и поклонился старушке. Она потрепала меня по голове, будто я и правда был ее сыном, и отправилась раздавать еду другим страждущим. Я развернул сверток и чуть не захлебнулся слюной. Свеженький, еще горячий большой пирог с капустой. Я вгрызся в него, как будто вообще никогда в жизни не ел.

Рядом со мной, тяжело кряхтя, уселся на мостовую толстый стражник в форме. Я его не знал. Все-таки не так давно я служу в этом городе, дабы всех знать в лицо. Он принес с собой две больших кружки эля, одну он протянул мне. Я поставил ее на мостовую подле себя, преломил пирог и отдал половину коллеге.

– Лессви.

– Строккур.

– О, да ты тот самый чертяга, что перевал зимой перешел?

– Он самый.

– Я думал ты первый сбежишь с городу.

– За что ж ты меня так?

– Ну, слухи ходили, определенные. Разные…

– Наговор все это. У меня вообще в тот день, когда тряхнуло, свадьба была.

– Ух, не повезло. Все целы?

– Жене очень плохо. – Махнул я рукой и сделал большой глоток эля.

Лессви подобрал под себя ноги и молча кушал. Простой, весьма упитанный парень. Его лицо покрывала светлая щетина, форма была вымазана в грязи. Руки его все были в ссадинах и царапинах от камней.

– Лессви? – начал я с набитым ртом.

– Оу?

– А где все наши?

– Наши-то уже и не наши, почти все.

– Сбежали?

– Большинство погибло, конечно. Когда эта… штука произошла, они же все вооружены были, понимаешь…

– Понял.

– А те, кто выжил, подались кто куда. В основном на север, конечно. Нас тут осталось всего ничего.

– А ты что остался?

– А я родился тут. Куда мне бежать, Строк?

– На юг, в Столицу.

– Ага, так меня там и ждут. – Откусив от пирога гаркнул Лессви.

– В казарме был?

– А то, на следующий же день и приперся. Там огонь полыхает во дворе, а по всей казарме человек десять суетятся. С ведрами носятся туда-сюда, как шальные. Пока я во дворе торчал ни одного ведра в огонь так и не вылили. Ну, я плюнул на это дело и пошел завалы грести.

– А я вот сегодня утром командира видел.

– И что он?

– Сказал пройтись по улицам и вечером прийти доложить.

– Ясно. – Лессви хлебнул из кружки. – Власть пала от рук землетрясения и этой… штуки. Кто бы думал?

– Эль хороший, прохладный.

– О, а хочешь, еще принесу? Знаю, где бесплатно подольют. Все равно за работу еще только через пару часов только возьмемся.

– А, давай. Гулять, так гулять.

Лессви схватил обе кружки в свои могучие руки и куда-то торопливо потрусил. Так вот как на самом деле выглядит человек, который всех спасет. Настоящий герой, которому не сложат песни. Не благородный господин, не чудотворец, а простой толстячок, что сейчас спешит через улицу, почесывая пузо и сплевывая под ноги.

33. Джесс

«Потомки должны знать, на чем я споткнулся. Должны понимать от чьей руки пал их правитель. Да, я никогда не был мягким монархом для простого люда. Но не злобы для, и не ради жестокости. Так выучили меня, и понимал я, как никто, что нет в этом мире ничего правого или неправого. То, что кажется в эту секунду злобой, через пять лет воспеваться будет. И наоборот, слабость в ненужный момент вовсе не благодарностью вознаградиться. Плакал я, дети мои, когда младшего сына своего с войском отправлял на восток. Знал я, что не увижу его впредь. Так и любимая дочь моя звала меня извергом, когда на север я ее под венец послал. За жизнь свою боли перенес я не меньше, чем страждущий бедняк. Ибо ровня все люди в горести своей. Но когда пришли чудотворцы, не понял я, что пал мой мир. Не заметил я их поначалу, отринул. И упустил из виду, как они из советников превратились во владык. Они люди, безусловно, умные и почти всесильные. Но сила их дарует безразличие. Они не представляют себе сотни вдов, подписывая приказ о наступлении. Они не видят попрошаек у дорог, когда повышают налог. Они все делают правильно. Но не льются слезы из глаз их. Настолько безучастны они, что мне больно за мой народ».

Старый Король «Дневники». Закрытый архив Цитадели

863 год со дня Возрождения. Митарр.

– Стой, собака, где стоишь! – рявкнул голос из-за стены.

– Стою! – послушно ответил я, смотря на поднятые ворота Митарра

– Еще раз спрашиваю, ты кто, нахрен, такой?

– Джесс. Я из Столицы.

– Так, сударь, допустим. А какого хрена ты тогда с севера прешь?

– Я шел сначала на север… а потом на нас напали. И вот я вернулся.

– Один?

– Один.

– И что, где-то прокатило?

– Да я сразу сюда пошел. Нигде, ничего и не прокатывало.

– Слушай, сынок. Уж не знаю, из какой берлоги ты вылез, но город закрыт, значит. Никого не пускаем.

– Карантин?

– Карачто? Слушай, ты достал уже! Землетрясение было. Помнишь такое?

– Помню. – Я живо вспомнил это судьбоносное событие, благодаря которому сумел выбраться из заточения.

– Ты вот где был?

– В деревне… В долине.

– И как там было?

– Тяжко было. Земля тряслась, людям плохо было. У кого-то пена ртом шла. Как мог, помогал.

– А тебе, стало быть, плохо не было!?

– Я… – молодец, Джесс, заврался. Теперь придется и за это оправдываться. – Ладно, я – «красный». Я ученик того чародея, что перед торжествами умер.

– Ха-ха. – Рассмеялись из-за стены. – А я дочь Евлы Светлокудрой, шла по небосклону, да споткнулась об мой свинарник. Ха-ха

– Кто такая Евла?

– О, да ты и правда, не из этих мест. Это ж из детской сказки, дубина.

Пока за стеной дружно веселились, я пытался придумать новый план действий. Стоящий в карантине город – идеальное убежище для меня. Вот только пускать в него меня совсем не хотели. А по моим следам уже идет погоня, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем это для меня чревато. Получается, если мне не перебраться через это ущелье в ближайшие пару дней, то горька и незавидна будет моя судьба.

Над Митарром тем временем, повсеместно поднимались все новые и новые столбы дыма. Днем из-за стены доносился грохот, кричали люди. Судя по этому, кто-то все-таки пытался тушить пожары и разбирать завалы, хотя и не слишком успешно. Ночами со стороны рыночной площади можно было заметить языки пламени, видные даже с этой стороны ущелья. Уже несколько дней над рынком клубился черный дым, что ближе к ночи ветром прижимало к земле. От этого смрада невозможно было спастись. Люди по эту сторону ущелья пропитывали тряпки водой и повязывали их себе на лицо. Но запах жженой плоти и волос проникал через любую повязку и не давал спать.

Да, вдоль дороги на протяжении многих километров стояли повозки. Люди, как заведено веками, шли весной в Митарр, чтобы пройдя сквозь былую твердыню оказаться на перевале. Но, в этот раз город оказался закрыт. Те, кого эта новость застигла до подъема на хребты Сиала, просто развернулись и вернулись домой. Те, кто успел подняться, остались здесь и ждали, когда Митарр, наконец, сможет их принять. Однако, каждое утро кто-то сдавался, разворачивал повозку и уходил домой несолоно хлебавши.

Я прибился к одной группе пеших путников, что организовали себе лагерь в пролеске недалеко от ущелья. От них я узнал, что ворота подняли на следующий день после землетрясения. За это время большинство жителей Митарра успело убежать на север к родным, а гости города рванули пешими на юг, ибо на повозке через перевал сейчас пройдут немногие.

С того дня ворота ни разу не опустили. Никого не пускали и не выпускали. Без исключений. У ворот внутреннего города, что также выходили на север, даже не было постоянного поста. Просто поднятые ворота, никем не занятые.

В тот день, когда я подошел к городу, то, как раз застал момент, как светлый вельможа тряс верительными грамотами и настаивал на том, чтобы его пропустили. Но гарнизон, уже, видимо, состоявший из всех кого не попадя, посоветовал вельможе «у мамки своей перед глазами бумажками этими потрясти».

Вельможа совсем не почетно выругался да пошел напиваться вдрызг у своей повозки. Что ж вельможа и торговцы могли подождать. За ними не гнались. У меня же не было времени на ожидание. Некоторые из тех путников, к которым я прибился, проговорились, что спешат на юг по той же причине, что и я. Один что-то стибрил, другой бежал от разъяренного мужа своей пассии, третий был уличен в обоих вышеперечисленных деяниях одновременно.

Они успокаивали меня, заверив, что если ближайшие пару недель ничего не изменится, то можно будет уйти лесами на восток, а там на заброшенный тракт до Утейла выйти. Идея, конечно, хорошая, вот только не знал я, есть ли у меня эти две недели. Поэтому и решился стать еще одним чудаком, что кричит на ворота.

– О, я знаю одного стражника. Его Строккур зовут. – Последний козырь в моей колоде.

– Боккур. Я тебе таких имен десятки назову! Знаешь сколько в Митарре стражи? Я их что, всех знать должен?

– Он через перевал зимой пришел. Все об этом судачили, дезертир, мол. Думаю, он уже успел жениться на дочери купца, на Иррес!

– Ну, допустим. Слышал я о таком. Даже свадьбу эту припомню. – Стражник перевесился через стену. – Но объясни мне, сударь, с какого хрена эта информация должна убедить меня ворота открыть?

– Так, ладно. А больные и раненые у вас есть?

– Полно. Даже сухие есть.

– А «белые»?

– Эти все померли. – Небрежно махнул рукой стражник.

– А я ведь ученик чудотворца. Могу помочь, как клирик.

– Юноша, ты из Харреса казну что ли увел? Ибо иначе я просто понять не могу, зачем ты так в Митарр рвешься.

Пустое, ничего тут не добиться. Эти ребята будут упражняться в красноречии до тех пор, пока за мной не приедут приятные и благожелательно настроенные люди с севера.

– Кто тут чудотворец, мать вашу? – Неожиданно со стены раздался новый голос. Смех затих. В бойнице показалась плешивая голова. Командир гарнизона, собственной персоной. Его было трудно узнать благодаря «пышной шевелюре», но это явно был он.

– Я – Джесс.

– Молодая «белая» поросль, вернулся, стало быть. – Командир плюнул со стены и внимательно проследил, как его плевок летит в глубокое ущелье.

– Я – «красный».

– Юноша, мне глубоко плевать на твой цвет, вкус и запах. У меня есть к тебе важный вопрос. Правильно ответишь, не будем в тебя стрелять. Усек? Где тот хитрец с усами?

– Мертв.

– И как это случилось?

– На наш отряд напали. Я сам видел, как в него стрела попала.

– И кто это был? Кто напал на вас?

– Вышло некоторое недопонимание. Напал на нас отряд в долине. Вопросов особо не задавали.

– За то, что вы «белые»? – оскалился командир.

– За то, что мы адепты.

– Что!? – командир закашлялся.

– Всех перебили, один я остался. Меня в плен взяли, в хлеву держали, еле убежал.

– И как, позволь узнать?

– Когда тряхнуло, все вокруг попадали в горячке, вот я и убежал.

– Тебя эта напасть не берет, значит? Это потому что ты – «красный», так?

– Так.

– Ребята, внимание, у нас тут театр одного актера. – Засмеялся командир.

      Из-за стены раздался дружный хохот. Люди, что стояли у повозок были привлечены нашей перепалкой и, увидев знакомую фигуру командира гарнизона, начали собираться у края ущелья. Некоторые из них уже начали окликать командира по имени, стараясь привлечь его внимание, и уже было начали пытаться «по-братски» договориться.

– Командир! – крикнул я, стараясь перекричать нарастающий гул.

– Да какой я к черту командир! – Резко закричал тот. – Ничего не осталось, понимаете. Городу, который погиб, командир уже не нужен.

– Что? – люди вокруг меня мгновенно затихли.

В нависшей тишине было слышно, как за стеной кипит работа. Кто-то запевал, ему отвечал хор голосов, видимо тащили что-то невероятно тяжелое.

– Митарр в руинах, болваны. Куда вы прете, скажите на милость? Только стены и уцелели. Внутри только завалы, да пожары. Я уже и не знаю, что твориться на улицах. Не знаю где мои солдаты. Все, что мне удается, так это выезды из города контролировать.

– Это все от землетрясения? – спросил кто-то стоящий по левую руку от меня.

– Да, сначала очень сильно трясло. Но потом началось что-то непонятное. Так же было, когда учитель вот этого вот пацана помер. – Командир показал на меня пальцем – Помнишь ту ночку, «красный!? Только вот в этот раз намного хуже было, намного.

– Да как мой учитель-то с этим связан? – я почувствовал на себе множество взглядов, почти все они не сулили мне ничего хорошего.

– А мне-то почем знать? – командир схватился за голову. – Я привык, когда враг супротив меня с мечом стоит. А когда врага не видно и он в голове моей хозяйничает, это уже перебор. Ладно. Так ты, правда, от местных бежишь?

– Да. Они решили, что мы адепты и виноваты в том, что у них ясли сгорели.

– А, ну так я не уверен, что они не правы. – Недобрых взглядов на мне становилось все больше

– Я могу с ранеными помочь.

– Это конечно хорошо, но и без тебя как-нибудь управимся. Вот если бы ты мог нам пояснить, что твориться, то…

– Да не знаю я!

– А вот дружок твой, с усами. Ишас… Нет. Исан! Точно, Исан – наглая восточная морда. Вот он знал, что творится. Знал и молчал. Еще и помер, паскуда, так не вовремя.

– Я…

– Так, все. Разговор окончен. Люди! Слушай сюда! Разворачивайтесь. Говорю вам, как командир гарнизона, ворота Митарра не откроются! Ни сейчас, ни через пару недель. В городе творится черт знает что, и вам стоит это понять, развернуться и топать домой, покуда целы.

Командир исчез за стеной. Люди начали недовольно роптать. Кто-то, грязно выругавшись, направился к повозке, чтобы отправиться домой. Но многие продолжали бессмысленно топтаться на краю ущелья. Все они были здорово раззадорены речью командира. И я чувствовал, что в какой-то момент их гнев найдет единственную точку приложения, а именно ученика чудотворца, который вероятно как-то замешан в том, что происходит.