Цикличность

Я подобрал с пола меч, что выкинул в пылу своей борьбы с Кошмаром. Мне казалось, что я швырнул его через всю комнату, а на самом деле я лишь выпустил его из рук. На непослушных ногах я подошел к мертвому телу Веллеса и пронзил мечом сердце. План приведен в исполнение. Теперь, если возникнут вопросы, я просто скажу, что убил высохшего чудотворца и никак не ожидал, что произойдет что-то странное.

Сам я, ощутив, что дело сделано обессиленно осел прямо на пол, не обращая внимания на труп старика. Что ж мне будет, что рассказать Братству по приезду. А присутствие Кошмара во мне? Я знал множество ментальных техник, чтобы не пустить его в свою голову, но он проник в меня и захватил сознание без особых препятствий. Он протащил мое сознание по самому сокровенному и болезненному, мои конечности до сих пор вполне реально болели от той фантомной боли, что я перенес.

Такого я еще никогда не встречал. Я вспотел, как от лихорадки, тело понемногу наливалось тяжестью. Шрамы от перенесенной в детстве Хвори давно зажили, но сейчас они болели, будто нарывы только вскрылись. Проведя руками по волосам, я увидел, что в ладони осталась добрая половина моей шевелюры. Такова была цена спасения города. Цена того, что я был слишком мягкосердечен на перевале.

А тело Веллеса так и лежало неподалеку, естественно неподвижно. На его лице навсегда замерла улыбка. Старик, что же тут произошло? Что ты от нас скрыл?

11. Джесс

«У жителей Митарра есть удивительная традиция. Ей всего несколько лет, но она строго исполняется всеми жителями без исключения. Так вот, во время радостных зимних торжеств жители Митарра находят время для того чтобы отправить довольно причудливый и печальный обряд. На четвертый день торжеств все жители города одеваются в черные одежды и выходят на западную стену внутреннего города. Там каждый житель зажигает особую свечу, и, когда та почти догорает, они кидают ее в ущелье. Из-за этого, со стороны подъездных дорог, кажется, что из внутреннего города в ущелье падает настоящий огненный водопад. Этот ритуал – дань памяти беженцам Терриала, что были убиты по приказу Столицы. В этот день принято отказываться от еды и выпивки. Все заведения города закрыты. Жители города проводят вечер того дня в кругу родни избегая шумного веселья. Северяне помнят об этих невинных жертвах, и будут помнить всегда».

Гавлан Тоур «Путь через перевал»

852 год со дня Возрождения. Терриал.

– Что принес? – сказал косматый парень с грязным лицом.

Я молча достал из под рубахи большой кусок горелого хлеба.

– Ого! – косматый присвистнул. – Что хочешь?

– Обувку. Теплую.

– Одну пару?

– Две. Еще детская нужна, сестренке.

– Тогда мало.

Я молча достал из-за пояса два неудачных, но довольно больших кренделька.

– Идет.

Парень жадно схватил хлеб и крендельки. Он втянул носом запах горелого хлеба и скрылся за решетчатой калиткой. Я прождал добрых десять минут, пока он, наконец, не появился. Мне уже начало казаться, что меня снова обманули. Но косматый был мне кем-то вроде верного товарища, и обходился со мной довольно честно. Здесь, в Терриале, часто обманывали, сам косматый не редко брал что-то у других и бесследно терялся за оградой со всем, что успел прихватить. Меня он жалел, может потому что наши отцы когда-то были друзьями, не знаю.

Хотя, косматому повезло куда больше, чем нам – его отец хотя бы вернулся с войны, пусть и не целиком. Мой же отец не вернется домой, и уже никогда, проходя мимо обеденного стола, по привычке не потреплет меня по голове своей огромной рукой. Так, стоп! Нельзя впускать воспоминания в голову! Те, кто часто вспоминают мертвых, быстро к ним присоединяются. Таковы правила этого города.

В этот момент косматый, к моей радости, вынырнул из-за ограды. К счастью, он не стал изменять что-то в правилах нашего обмена. Он огляделся по сторонам и быстро сунул мне в руки здоровые мужские ботинки и маленькие детские валеночки. Я осмотрел ботинки, вполне целые, только очень большие. Это не беда, напихаю тряпок и спокойно отхожу эту зиму. Валенки же выглядели немного странно, были в каких-то желтых подтеках. Я поднес их к носу и втянул запах. Так и есть – несвежая мертвечина.

– Прости. Ничего лучше не смог найти. Все облазил, это самое лучшее что есть. – Сказал косматый, запуская грязную пятерню себе в волосы.

– Зимой главное наличие обувки, а не ее запах.

– Правильно мыслишь, друг. Мы с тобой неприхотливые, жизнь таких любит. Надеюсь, мы с тобой увидим первые почки на деревьях в следующем году…

– Надеюсь, увидим.

Мы молча пожали руки, и каждый отправился своей дорогой. Косматый юркнул за ограду, а я, крепко держа обувь в руках, побежал по улицам Терриала в сторону дома.

Я не оглядывался назад, не люблю кладбище. Слишком уж часто я тут бывал за последнее время. Первым нас покинул отец. Тот погиб во время восстания. Тела, естественно, не было. Хоронили всех мужей города разом, весь город собрался у огромной могильной плиты, под которой на самом деле никого не было. Но все мы плакали над этой могилой. Она была ничьей, но при этом в ней лежали тысячи мужей, отцов и сыновей.

Чертова Столица! Разве мы так многого хотели? Наши поля, и без того не самые благодатные, уже несколько лет к ряду почти не давали всходов, словно нашу землю кто-то проклял, и теперь мой край медленно умирал в нищете. Сытые времена давно остались позади. Но я даже не знаю что это такое. Я родился в мрачное время «Великого неурожая», и, разумеется, не помнил тех славных времен. Поэтому только по рассказам родителей знал, что когда-то вообще были эти самые «сытые времена».

Спустя несколько неурожайных сезонов, страдающий от лишений народ не выдержал столичных поборов, и взмолился. Мы просили Столицу отменить налог. Хотя бы на время. А те, в ответ, ввели сюда армию. Грязные, мытые ублюдки! Надеюсь, перед смертью отец многих из них отправил на тот свет прямо перед собой. Он ведь был крепким мужчиной, всю жизнь работал на земле. Помню его широкую фигуру с копьем в руках на пороге. В то утро мы провожали его на пару дней, но больше нам не суждено было встретиться.

Никто не верил, что дойдет до открытой схватки. Из Столицы прислали большую боевую дружину. Говорят, ее перебросили с востока, где мародеры до основания растаскивают истощенный Хворью Хадилхат. Мы думали, что «белые» просто хотят надавить, и армию они притащили только для устрашения. Постоят в поле, покрасуются доспехами, а потом сядут высокие лбы за стол, да договорятся о чем-то. Справедливо, чтобы ни нашим, ни вашим.

Но не было никаких переговоров, эти жадные ублюдки сразу начали убивать наших отцов, которые не так много и просили. Представляете? Они направили в атаку на землепашцев и ремесленников закаленные в бою подразделения.

Это была резня. По-другому не назвать.

Постоянная армия, с огромными потерями, но все же подавила восстание. Еще бы, ведь им помогали эти мерзкие ходячие мертвецы – «белые». И никакой пощады моему народу не было. Уже скоро войска Столицы стояли на каждом углу. Эти козлы перебили всех мужчин, а теперь безнаказанно забирали остатки нашей еды. И некому было им перечить, в городах остались только женщины, да дети.

А ведь в честном бою запад бы обязательно победил. Ведь в первые дни наши отцы даже выбили столичные войска из самого Терриала, при Велькуре восставшие сумели отбить первую волну и город встал осажденным, а в Дернау даже сожгли несколько кораблей столичного флота.

Помню, как по центральной площади Терриала протащили на веревке за лошадью столичного командира. Высокий лорд Лиас стонал и плакал как баба, когда толпа терзала его. Профессионально насаженный на кол он еще несколько дней стонал и молил убить его.

Вот тогда-то из Столицы и прибыли «белые». Они-то и расправились с западом. Но просто победы им теперь было мало. Они хотели нас истребить. Тысячи семей остались без отцов. Тысячи голодных ртов и это в годы неурожая. «Белым» плевать, они забрали положенную им дань и теперь, с чувством выполненного долга, хотели покинуть Террииал.

Но запад всегда возвращает долг. Во время летнего праздника урожая в городскую ратушу заманили всех высоких шишек из Столицы. Ратушу закрыли снаружи и сожгли всех этих гадов заживо. В этом пожаре сгинули: главный среди «белых» по вопросам запада, несколько высоких лордов, профессионально целовавших его в зад, и наследник северного престола. Горело красиво и ярко.

Но ответные меры Столицы были воистину нечеловеческими. Мы и не догадывались, что произойдет дальше. А начались судебные чистки. Но не по справедливости, а для травли. Если ты в день, когда горела знать, сморкался рядом с ратушей, то тебя казнили как соучастника. Это был настоящий произвол.

А запад не терпит произвола и одной ночью терпение лопнуло. И, без того сломленный народ, снова схватил в руки оружие. Мы называем ту ночь «Той самой» и стараемся о ней не вспоминать. Столичные мрази зовут ее «Ночь пожаров». У них даже есть награда с таким названием, специально для тех, кто истреблял мой народ.

Трое моих старших братьев потерялись в ту ночь. До сих пор не знаю их судьбу, но скорее всего они вступили в бой и погибли. Меня спрятали в речном порту родственники отца, хотели отправить кораблем в Митарр. У народов севера и запада одни предки, у каждой семьи с запада есть родственники на севере и наоборот.

Я не сумел попасть на корабль, на пристань как раз ворвались солдаты. А мать и одна из моих сестер смогли. Тот корабль ушел в Митарр и был сожжен со всеми пассажирами по прибытию. Но это я узнал много позже. Самую старшую из моих сестер солдаты утащили в казарму. Она вернулась через четыре дня и следующей же ночью повесилась на лагах в гостиной.

Лишь северяне помогли нам. Если так можно сказать. Напрямую никакой помощи от них мы ждать не смели, ибо в том памятном пожаре в ратуше умер наследник их престола. И пускай северный престол уже много лет был не более чем формальной должностью, но на севере почитали и уважали своего собственного монарха.

И все же связи меж нашими народами были крепки, и даже нанесенная обида не разорвала их. Северяне перешли через перевал и большим войском направились на Столицу. Формально их на восстание побудил приказ Столицы жечь корабли с мирными жителями, идущими к Митарру с запада. На самом же деле это была последняя попытка севера вернуть себе независимость. Позже их предприятие назовут «Кровавый поход». Как бы то ни было, благодаря этому, действующая армия и эти скользкие мертвецы-чудотворцы побежали защищать свою проклятую Столицу, оставив запад в покое.

Они исчезли за четыре дня. Бросили все, что не представляло ценности и ушли. А Терриал просто бросили на милость огню. Город стоял наполовину разрушенный, в нем бушевало множество пожаров, и их просто некому было тушить. Запасов провизии у нас не было. Все мужчины либо уже лежали в земле, либо остались калеками, которые сами не знали, зачем им дальше жить. Именно тогда в городе появились первые высохшие. Бродяги без разума бесцельно шатающиеся по городу. Некоторые из них по старой привычке заглядывали в охваченные огнем дома и, словно живые факелы, выходили из них и разносили огонь дальше, если тот не сжигал их тело достаточно быстро.

От моей большой семьи остались только я и две моих маленьких сестренки. Сначала мы страшно голодали, а потом я наловчился таскать все, что плохо лежит, тем и питались. Но первой зимой стало совсем тяжко. Начался голод, а затем и мор. Горести и лишения иссушали людей. Той зимой Терриал принадлежал сухим. Сухим и бродячим собакам, что сбивались в стаи и нападали на потерявших разум людей. Их изъеденные тела так и оставались на мостовых никем не упокоенные.

Одна из моих сестер не пережила те холода. В дни оттепели она упала в канаву с водой. Сестренка убегала от сухого, которых девочка очень боялась, и не сумела справиться с головокружением от голода. Затем она очень сильно болела, у нее отнялись ноги. Сестренка постоянно бредила и звала маму, а я ничем не мог помочь. Все клирики покинули город вместе с «белыми», боясь за свои вшивенькие жизни.

Старушка Кларри, из дома напротив, готовила для сестренки горячий отвар, но почти сразу она сказала мне, чтобы я готовился к худшему. И это произошло. Смерть пришла за сестрой за день до начала новогодних торжеств. Естественно никакого праздника в Терриале не было. Остались лишь только даты в календаре, как напоминание о веселых деньках прошлого. Люди запада были рады тому, что им удалось встретить еще одно морозное утро – это уже хороший подарок. Но моя сестренка утром не сумела открыть глаза.

С тех пор нас осталась только двое, я и Лисия – моя младшая сестра. За лето ситуация немного выправилась. Правда мы все равно постоянно недоедали, а девочка часто болела. Ее мучали боли в груди, с каждым днем они становились сильнее, я видел это. Однако, кое-какой быт мы наладили. Заколотили в доме все двери и окна и жили в маленькой комнатушке, куда снесли всю уцелевшую мебель. Я наловчился таскать еду из пекарни и бойни, которые теперь работали на Столицу. Иногда я менял еду на вещи и прочие мелочи. А Лисия содержала дом в порядке и обстирывала всех соседей. Благодаря этому мы вполне благополучно пережили вторую зиму.

Сейчас грядет третья, и, как мне кажется, она будет не лучше первой. Косматый, конечно, отдавал мне лучшее из того что они с отцом не забирали себе. Но уже совсем скоро мертвецы не смогут удовлетворить потребность города в теплой одежде. Многие вещи, попадавшие на кладбище с мертвыми, уже совершали не первый свой оборот среди живых. Да и с едой становилось все только хуже, неблагодарные поля так и небыли обработаны, кто-то, конечно, сумел что-то посадить, но это были жалкие крохи. Этим летом я много раз выбирался из города на наши пашни. От летнего дома ничего не осталось, все сгорело. А проклятая земля как назло отказывалась давать нам хоть что-то. Я так и не сумел что-то вырастить, даже сорная трава вяла в нашей земле.

К третьей зиме в городе практически не осталось сухих. Отчасти это из-за того, что гарнизон худо-бедно очищал от них улицы, отчасти от того что в этом городе уже некому было горевать. Терриал умирает.

Очень тягостно. Я даже слышал, что косматый начал приторговывать свежей человечиной. Надеюсь, это лишь слух. Но кто знает…

– Эй ты! А ну стой!

Я – умный мальчик, мне не надо повторять дважды. Поэтому я бросился наутек со всей возможной скоростью, два раза свернул в неприметные подворотни и забежал в заброшенный дом, где спрятался. Все, теперь надо просто подождать.

Но, в этот раз не повезло…

Что ж, очевидно, что к третьему году бедствий стража, состоящая из наемников и безымянного резервного полка с юга, уже вполне освоилась в городе. И поэтому я, хоть и был неприятно удивлен тем, что стражник сумел найти дом, где я спрятался, но это меня не испугало.

Я слышал, как тяжелые, подбитые сапоги стражника громко ухают по дощатому полу дома, в котором я схоронился. Давай же, дружище, иди сюда.

«Рондо – старый охотник, его так просто не обманешь. Слышишь, пацан?»

Если бы стражник знал об этом старом доме то, что знаю я, то он вряд ли бы так уверенно шагал.

«Парень, не прячься. Я знаю, что ты тут. Покажись. Поговорим, да разойдемся».

Бравада окончилась, когда с очередным тяжелым шагом до меня донесся звук ломающихся досок, а затем крик.

Я вылез из своего укрытия и заглянул в большую дыру в полу, пробитую стражником. Там, на дне, лежал человек в форме столичных войск. Худощавый мужик с пышными светлыми усами корчился от боли. Обе его ноги были сломаны. Все непокрытые части тела были разрезаны разбитым стеклом.

Что ж, все возвращается. За сотворенное зло получишь в ответ лишь зло. И теперь, винный погребок дедушки Бельса мстит за убитого хозяина. Пол тут давно просел, дедушка Бельс был убит солдатами прямо посреди собственной харчевни. Его тело так и осталось лежать на полу, и его долго никто не убирал, отчего доски сгнили. Ты вернул им должок, дедушка Бельс, ты – молодец.

– Мальчик! Мальчик! Позови подмогу, прошу тебя! – Закричал покалеченный стражник, видя, что я склонился над проломом.

– Да, конечно, дяденька.

Я этими словами я поставил две пары обуви рядом с собой. Развязал узелок на штанах и с большим удовольствием «помог» стражнику.

– Что ты делаешь! – заорал он. – Ах ты, маленький…

Он еще долго ругался. Но я уже особо не слушал, ибо в этот момент я уже подтаскивал к дыре в полу большой деревянный щит, что когда-то был воротиной.

Когда стражник увидел воротину, он тут же, с ужасом, понял мой замысел и взмолился.

– Нет! Нет! Молю тебя. У меня сынок чуть младше тебя! Нет! Я из Коготты. Это на юге, чуть восточнее Лимфисса. Я простой наемник. Я уеду домой! Прямо сейчас! Только отпусти меня. Помоги!

Да, он все понял правильно. И, скорее всего, врал. Мучительная смерть – единственное, чего достойны слуги «белых». Я плотно закрыл щитом дыру в полу и, подхватив нашу новую обувь, спокойно вышел из дома.

Как я и предполагал, вопли стражника с улицы были почти не слышны. Его не найдут.

Я ощутил сильный укол совести немного позже, когда шел по улице, на которой когда-то давно располагались бондарские мастерские. Но в ту секунду, когда я уже хотел было вернуться и помочь солдату, мне вспомнился мой отец. Если стражник и сказал правду, то его сын почувствует тоже, что и я. И мы будем хотя бы частично в расчете со Столицей. По крайней мере, за отца. А так, через пару дней навещу труп, надо снять с него одежду. Я сплюнул себе под ноги и зашагал домой.

Когда-то наша семья считалась вполне благополучной. У нас были земли в паре верст от самого Терриала. И эта земля была бы очень ценной, если бы не одно но. По ее границе протекала небольшая речушка, что несла стоки с дубильных мастерских на север. Иногда вода в реке воняла настолько сильно, что приходилось закрывать окна в нашем летнем доме. Этот дом был построен еще моим прадедом. Мой отец расширил его, надстроив над каменным первым этажом второй – деревянный. Так часто поступали на западе и севере. Деревянный второй этаж – налог меньше.

Мой дед купил домик на окраине самого Терриала, как зимнюю квартиру. Мой отец разменял его на дом побольше и ближе к центру. Правда вместе с этим моя семья переселилась и ближе к порту. Видимо вонь мою семью будет преследовать всегда и везде. А затем начался неурожай. Несколько лет застоя. И все покатилось по наклонной.

Летний дом сгорел. Наверно его подожгли мародеры, чтобы скрыть свое присутствие. Зимний дом тоже пострадал от пожаров, но в целом был пригоден для жилья. Мы с сестрой сделали все, чтобы снаружи он казался необитаемым. В дом даже нельзя было попасть через дверь, только через специальный лаз в полу. Он вел в кустарники у дома и был не виден со стороны. Но если даже незваный гость узнавал о лазе, то вряд ли он мог знать о медвежьих капканах. В них никто еще не попадал, но с ними мы с Лисией чувствовали себя в безопасности.

Я все еще пребывал в смешанных чувствах, когда я пробирался сквозь кустарник минуя ловушки. Мне не столько было жалко стражника. Мне было жалко его сына, если тот, конечно, существовал. Ну, друг, я живу дальше и ты уж как-нибудь выживешь.

– Лисия! Лисия! Смотри что прин… – закричал я, забравшись в дом. И тут же осекся, увидев незнакомца в белой накидке, стоявшего посреди комнаты.

– Здравствуй, парень. – Спокойно сказал мужчина. Лисия, напуганная до дрожи в ногах, сидела на стуле рядом с ним, держа в руках большую головку столичного сыра. – Надо признать, тяжело было залезть в твой дом через эту дырку в полу. Ты довольно хитер. Я едва не угодил в твои ловушки.

– Так, может, и не надо было залезать? – сказал я.

Ну а что мне, собственно, терять? «Белый» в моем доме, худшее уже произошло.

– Я понимаю твою ярость. В твоих глазах я виновен… Во всем сто произошло с тобой.

– А кто же если не ты? – я плюнул в него и попал на плечо.

Тот лишь улыбнулся и не стал вытирать плевок.

– В последний раз я был в Терриале десять лет назад. Тогда этот город был уголком спокойствия. Но теперь все иначе. – Мужчина задумчиво смотрел в окно, где сквозь щели в досках можно было увидеть пепелище соседнего дома. Когда-то там стоял дом, в котором жила старушка Кларри. Теперь уже не было ни дома, ни старушки.

– Зачем пришел?

– Кое-что проверить. С твоей сестрой я уже поговорил. Теперь твоя очередь.

Мужчина подошел ко мне и дал в руку какую-то знакомую тряпку. Я развернул ее. Грязный обрывок любимого платья моей матери. Пожалуй, это единственное, что у меня осталось на память от нее. Остальное мы обменяли на еду или перешили под себя. Вот сволочь! Я со всей возможной злобой сжал в руках кусок ткани, и тут вдруг что-то полыхнуло.

Я вдруг обнаружил, что кусок платья в моих руках загорелся. Причем занялся так сильно, будто его смочили в масле для лампы. Я бросил его на пол и попытался потушить ногой. Но, когда я, наконец, сумел сбить пламя, то осознал, что от памятной вещи остались лишь слегка тлеющие угольки.

Ублюдки! Да он куражится! Забрал у меня последнее, что осталось от мамы! Мало того, что они всех поубивали, так он еще и издеваться задумал! Убью! Я бросился на него. Но он внезапно отпрыгнул в сторону и ударил меня посохом по затылку.

Я пришел в себя через неизвестный промежуток времени. Единственное что я осознавал, так это то, что на улице уже заметно потемнело. Кто-то зажег в комнате лампу. Зачем такая роскошь? Лампу мы зажигали на очень короткое время. И то, только тогда, когда я возвращался затемно, и надо было быстро попрятать добычу. А сейчас она спокойно горела стоя на столе. Тратилось драгоценное масло, и улицы было видно, что в доме кто-то есть. Нельзя так делать!

В этот момент в мою голову вернулись воспоминания последних минут. Я вспомнил, что в моем доме хозяйничает «белый». Я резко сел на постели и тут же ощутил сильную боль в затылке, от которой перед глазами побежали мошки. В бессилии я опрокинулся назад на подушку. А когда зрение вернулось, я осознал, что лежу на побитой временем и ненастьями тахте, а в ногах у меня сидит тот самый «белый». Сестры в комнате не было. «Белый» добродушно улыбался. Знаем мы вас – сначала улыбаетесь, потом убиваете.

– Где моя сестра?

– Мне надо чтобы ты кое-что сделал для меня.

– А что взамен?

– Жизнь твоей сестры.

– Собака!

– Ее ты больше не увидишь, в любом случае. Но от твоих решений зависит то, как сложится ее судьба.

– Зачем вы мучаете нас? Чем мы заслужили эти издевательства?

– Это не ответ на мой вопрос. Я не отвечаю за эти зверства. Я не злодей. Хотя, вряд ли ты мне поверишь.

– А зачем ты сжег мамино платье? Ведь за это-то ты отвечаешь!

– Это не я. – Хитро улыбнулся мужчина.

– А кто же?

– Ты.

– Конечно!? Только «белые» могут сотворить такое, а «белых», кроме тебя, я в комнате что-то не заметил.

– Да, манерам тебя придется подучить, Джесс. Ты слышал что-то о «красных»?

– Нет. Новые прихлебатели Столицы? Готовы есть младенцев и целовать «белых» в зад?

– Есть люди, которые могут творить чудеса с помощью предметов, в которые «белые» перенесли частицу своей души. Я применил чудеса к тому куску платья, до того как ты пришел. Ты воспользовался им и сжег, сам того не понимая.

– Зачем ты рассказываешь мне весь этот бред?

– Потому что хочу, чтобы ты до конца понимал, что я тебе предлагаю.

– И от чего зависит жизнь моей сестры!

– Брось, я ни в коем случае не буду ей вредить. Но я могу просто оставить ее здесь. С другой стороны я могу дать ей еды, денег и навсегда вылечить ее грудь.

– И что ты хочешь?

Меня донимала неприятная мысль. Неужели, извращенец.

– Я хочу, чтобы ты стал моим учеником.

– Стать одним из вас? Из «белых»?

– Ты никогда не сможешь быть «белым», мальчик. Ведь ты не можешь творить чудеса при помощи души. Но сможешь творить их при помощи вещей, которые я буду тебе давать.

– Если я откажусь?

– Твоя сестра сейчас на улице. Если ты откажешься, то мы просто оставим вас и уйдем. Ты же сам понимаешь, что грядущая зима окажется непростой… Особенно для нее.

– А если соглашусь?

– Я не могу взять ее с собой. Я не буду тебя обманывать. Но я вылечу ее и дам средств, достаточных чтобы пережить грядущую зиму. Я рекомендую ее в портняжные мастерские, обслуживающие солдат. Да, погоди кричать! Там всегда тепло, есть еда и питье. Главное в том, что она выживет. Если ты откажешься, то этой зимы она не переживет. И умрет на твоих руках, захлебываясь мокротой.

– Странный выбор.

– Ты еще не понимаешь, что я предлагаю тебе. Понимаю, трудно принять помощь от того кто кажется тебе злейшим врагом. Но я вытащу тебя из этого ужаса, и покажу огромный новый мир, клянусь!

– Ага, а если я откажусь, то моя сестра умрет. Выбор, которого нет.