Цикличность

Лысый куда-то бесследно исчез. А нашим новым командиром стал низкий и крепкий старик по имени Лоррис. Он обладал чисто выбритой головой, покрытой вереницей татуировок, и длинной, окладистой седой бородой, которою он изредка поглаживал с довольным видом. По акценту я сразу понял, что тот родился далеко на севере, возможно даже на ледниках. Старик сразу понравился детям, такие люди всегда располагают к себе. Простой мужчина, руки которого говорили, что он всю жизнь провел в занятиях тяжелым трудом. Интересно, как судьба вообще занесла его в культ? К тому же на юг от перевала.

Старик чтил старые традиции, и когда каждым утром мы садились за стол завтракать, всегда просил слово и произносил стихи во славу Скипа Благородного. К слову, в том отряде, что сопровождал нас в город, не было принято собираться для молитвы по утрам. Видно старик был из тех, что наследуют старую веру испокон веков вместе с жизненным укладом.

На момент знакомства с Лоррисом мы были настолько утомлены постоянным страхом, что потеряли бдительность. Когда тревога очень сильна и долго беспокоит душу, то в какой-то момент на человека находит нездоровая апатия. Смерть перестает казаться такой уж страшной, а осторожность уступает свое место самому обыкновенному попустительству.

Мы перестали сговариваться вечерами, чтобы оставлять двух-трех человек на посту, и при этом все равно спокойно спали по ночам. Один из наемников додумался спросить Лорриса, чтобы тот сделал, если в этот город обманом проникли солдаты Утейла. Вот так, молодой парень, родившийся неподалеку от Столицы и даже года не служивший в нашем отряде, подставил под удар всю нашу экспедицию. Безрассудство? Нет, скорее нас всех постигло полное безразличие к нашим жизням. В другой ситуации я бы распорядился выпороть его плетьми и оставить на дороге без провианта. Но, загнанное в угол постоянным страхом сознание работает иначе. Мне и самому был интересен ответ на этот вопрос.

Лоррис лишь посмеялся в ответ и сказал, что сюда могут проникнуть только те, кого здесь ждут. Не стоит об этом беспокоиться.

Старик-Лоррис очень много времени проводил с детьми. Те, недолго думая, прозвали его Ло и не отходили от него ни на секунду. Он отвечал им взаимностью и с удовольствием мог играть с детьми часами напролет. При этом он всегда сохранял концентрацию и ловко усматривал тех деток, что могли попасть в беду, вовремя одергивая их. Вероятно, у него на севере была большая семья, что еще раз поднимало вопрос о том, что он здесь, собственно, делает.

За долгое время, что мы провели с адептами, мое мировоззрение дало трещину. Уверен, что за такие мысли меня бы без промедлений отправили бы в подвалы Секретариата, но последние события вносили некоторые коррективы в мое понимание жизненных устоев.

До того как мы ввязались в эту авантюру, солдаты и наемники всегда находили лагеря в которых люди жили буквально по уши в грязи. Весь их быт, их однотипные угрозы, их ущербность говорили нам о том, что адепты близки в своей вере к безумию и крайне не организованы.

Но здесь, в «твердыне» культа, я видел совершенно обычных людей. Они жили так же, как живут люди в любом нашем городе. Утром я здоровался с девушками, что приносили чистое белье для детей. Днем в лавке я спокойно беседовал с местными жителями. А Лорриса я вполне мог представить зажиточным жителем Столицы. И он бы совсем не выделялся. Совершенно обычный горожанин с северными корнями, что каждый день внемлет утренние службы в Церкви Перерождения.

А, тем временем, мы безвылазно простояли в городе всю зиму. За это время я успел познакомиться со многими жителями, уличить которых в любви к культам, точно того не зная, было бы невероятно сложно. Женщины, мужчины, детишки, все казалось удивительно… обычным. Зимой я будто ходил по улицам какого-нибудь Харреса. Обычная, даже несколько рутинная городская жизнь, я не находил никаких признаков фанатизма в людях вокруг меня. Они не выходили всем городом на молитвы, не приносили кровопролитные жертвы, никого не хулили. Просто жили своей жизнью.

Мы окончательно расхлябались. Апогеем стало то, что после новогодних торжеств один из наших женился на местной девушке. Он был из той части отряда, что поселили отдельно от нас и детей. И, если нам надлежало следить за детьми и мы постоянно держались вместе, то их назначили на другие работы, и постепенно они растворились в городе. И вот к чему это привело.

Во время большой церемонии прошедшей по северным традициям, Кит шепнул было ему что-то про дезертирство. Но тот спокойно сказал, что больше нам не служит. В тот момент я понял, что та самая апатия, что позволила нам хорошо замаскироваться среди врагов, так же позволила нам по-новому взглянуть на мир адептов. А мир вокруг оказался весьма дружелюбным. Так зачем же нам сражаться против людей, что стали нашими друзьями?

Я не мог никого винить, ибо сам ловил себя на мысли о том, что уже вполне обжился в городе адептов. Я ловил улыбки некоторых девушек, живших неподалеку, чувствовал радушие, исходившее от мужчин с которыми я часто общался на улице. А одна старушка, жившая неподалеку, упорно пыталась вылечить мои глаза.

Однако, меня с самого рождения обучали отгораживаться от близости, поэтому я вполне мог сохранить твердое стремление к изначальной цели. Вот только людям из отряда плевать было на эту самую цель, за свою службу они просто получали хорошее жалование, а здесь они неожиданно смогли почувствовать себя дома.

Только Кит сохранял враждебный настрой и волком смотрел на всех, кто не входил в наш отряд. Он всегда был тверд, как стержень. От нашей цели он ни за что не откажется. Но, даже он пару раз напивался в местной харчевне. И, уж если даже он позволил себе потворствовать этим веяниям души, то остальные и подавно метались меж двух огней.

Дети за зиму вполне освоились в человеческом обществе. Конечно, после жизни в Терриале им потребуется не один год, чтобы прийти в норму, но благодаря Ло они, наконец, начали вести себя как вполне нормальные дети. Я долгое время боялся, что дети, разговорившись, ненароком расскажут все, что видели в дороге. Но толи во время нападения они были сильно напуганы, толи вообще не заметили, что надзиратели сменились, и их история, описывающая их путь в город адептов, с каждым разом менялась и с течением времени все больше расходилась с реальностью.

Это была очень странная зима. Мои обязанности часто приводили меня в самые разные уголки нашей страны. С самого детства я редко проводил зимы в Столице. Мой дом пустовал месяцами, смотря на шумный город темными окнами. Один раз я даже поставил рекорд, пробыв дома между командировками всего двадцать минут. Этого хватило, чтобы заварить себе травяной отвар, да краем глаза взглянуть на груду полученных за год писем. После я поехал в Секретариат и оттуда, не заходя домой, отправился в следующую командировку. Кружка с отваром так и простояла на столе до следующей зимы.

Так вот, эта зима ничем не отличалась от доброго десятка других. Время медленно и неуклонно шло вперед. Короткие дни, полные мирской суеты, сменяли долгие, праздные вечера. Страх, который лишал нас сна и привел к странному отчаянному оцепенению, внешне похожему на храбрость, постепенно ушел. Мы жили среди них, среди врагов. Постепенно допуская в голову мысли о том, что наши враги ничем не хуже нас. Где-то в тот момент наш отряд окончательно покинула дисциплина. Мы хорошо прятались, некоторым понравилось – они заигрались. Точкой невозврата можно считать день второй свадьбы, когда поженились один из наших наемников и местная девушка, дочь пекаря. Эта свадьба отличалась от предыдущей тем, что теперь женихом был наемник, деливший со мной одну крышу. То есть человек, что всю зиму провел подле меня. Я поднимал кубок за здоровье молодых, а сам мысленно поминал наш отряд, который сгубил не враг, а новый друг.

Мы неожиданно двинулись из крепости, как только сошел снег, не дождавшись пока дороги толком подсохнут. Мы отправились в царство распутицы с отрядом, что составом почти наполовину отличался от того что осенью перехватил обоз. Весной я совсем не удивился тому, что многие мои люди осталось жить в городе адептов. Те, кто зимовал отдельно от нас с Китом, в день отправки даже пришли попрощаться. Нас провожали лишь те, кто решил остаться в последнюю минуту. По их лицам я видел, что они больше не опытные наемники, а обычные ремесленники и рабочие, у которых началась новая жизнь. Ло был не против их решения, и мы добрали недостающее количество людей из городских добровольцев.

Со всеми ними я уже успел познакомиться, за время, проведенное в городе. Только подумать, за четыре месяца, что мы прожили в «твердыне», у меня появились знакомства среди адептов. Знакомые среди адептов! Скажи это вслух, и путь тебе останется только один – в подвал Секретариата. Но это было правдой.

Проблемы начались почти сразу. Стоило нам только покинуть город и выйти из болот на большую дорогу, как почти сразу на наш след вышел отряд солдат из Утейла. Адепты продолжали атаки на заставы на протяжении всей зимы, посему дороги были практически пусты. Но с приходом тепла из города начали выходить патрули. Свежие юнцы, всю зиму жировавшие за высокими стенами и соскучившиеся по ратным подвигам. Они со всем своим богатырским духом бросились в погоню. Шансов уйти от них на груженых повозках по плохой дороге были нулевые. Пришлось принять бой на небольшой полянке у дороги, рядом с колодцем, где частенько останавливались караваны, идущие с рудой из Металлической долины.

В этой ситуации я был бы очень рад отсидеться, но тогда можно смело сказать, что все эти месяцы прошли впустую. Эту партию необходимо довести до конца. Хотя, хотелось плюнуть на все и заорать: «Ребят, я свой. Я – Роккар из Столицы». Но, в таком случае, я бы предал то, чему служил. Да, с первым взмахом клинка я становился двойным предателем. Но нарушив нашу маскировку, я предам более высокую цель, более важную. И я ввязался в драку против своих же соратников. Мне просто ничего другого не оставалось. По крайней мере, я заставлял себя так думать.

Меч в левую руку и вперед, посох я вынужденно выбросил в том месте, где мы перехватили обоз – слишком уж заметный аксессуар. Правой рукой я сражаться просто не умел, в братстве всех учат сражаться холодным оружием не с ведущей руки. Это могло вызвать вопросы, но я не мог биться вполсилы. Почему-то хотелось остаться в живых.

Горячие ребята из Утейла прямо сходу затеяли потеху. Это вполне обоснованно, они откровенно заскучали за зиму. Вчерашние сыновья рудокопов и торговцев за зиму стали холеными и выученными солдатами. Они всю зиму сидели в теплых казармах и молотили соломенные чучела. Теперь пришел, наконец, их час – пора подвигов. И налитые кровью глаза солдат видели перед собой только врагов, им было невдомек, что они пытаются убить члена Братства и весь его отряд.

Хотя, даже в пылу битвы, я старался ранить, а не убивать. Но я уверен, что далеко не все смогут оправиться от тех ран, что я нанес. Кит поначалу вообще устроил какой-то праздник учебного фехтования, старался разбить атаковавшим его солдатам головы рукоятью или рубил плоскостью меча. В конце концов, это его едва не погубило. Какой-то паренек изловчился и схватил медленно идущий ему в плечо меч и нанес колющий удар. Кит не был бы командиром моего отряда, если бы быстро не взял ситуацию под контроль. Ногой он ударил парня в колено, что не дало парнишке закончить укол. Потом, практически мгновенно Кит выхватил свой кинжал и вонзил мальчонке прямо в глаз. Я уверен, что Кит сначала выполнил отточенное годами движение, а уже потом сообразил что произошло.

Вся битва длилась от силы минут десять. Мы отбились. Но потеряли убитыми шесть человек. Из них двоих наших. Трудно было принять тот факт, что сегодня двое моих людей приняли смерть от братьев по оружию. Еще труднее было принять то, что я лично наносил удары тем, кто вполне мог этой весной пополнить мой отряд, не пойди мы на эту рискованную авантюру.

После боя мы быстро придали все трупы огню, набрали из колодца свежей воды, и тронулись в дальнейший путь. Я, очень уставший, сидел на козлах вместе с Ло. Он заговорил со мной, как только черный дым от костра потерялся за деревьями.

– А ты ведь правша? – сказал Лоррис, смотря куда-то вдаль.

– Все делаю правой, бьюсь левой. – Конечно, он заметил. Глупо было отрицать.

– Прям как на востоке, но на уроженца Хадилхата ты что-то не очень похож.

– Как научили…

– Кто?

– Один человек с востока. Мы ему хорошо платили, он нас обучал. Такая стойка очень помогает, когда несешь в правой руке что-то тяжелое и большое.

– Тяжелое?

– Да. Например, мешок с…

– Награбленным! – закончил за меня Лоррис.

– Да, и я не хотел бы об этом говорить. Те времена прошли, хоть совершенного и не воротишь.

– Понимаю. – Ухмыльнулся Лоррис.

Он какое-то время молчал, созерцая дорогу впереди. Чем дальше мы уезжали от кострища, тем больше оживали дети в повозке. Притихшие было дети, понемногу начинали перешептываться, а потом и вовсе устроили какую-то веселую возню. Воины понемногу отходили от полученного в бою воодушевления. И теперь, когда оно их покидало, на них накатывала усталость. Мы замедлились. Мы оставили одного человека идущим впереди и одного позади. Остальные забрались в повозку. Некоторые из них уже спали. И в этот момент я решил обратиться к Лоррису.

– Дедушка Ло, а как ты умудрился стать тем, кем стал?

– О чем ты?

– Ну, я вот грабил, пока мог, деньгами сорил. Потом прижало, пришлось уехать на север, а здесь, чтобы было, что поесть пришлось к адептам прибиться. Но я-то отщепенец, а ты, как вижу, человек хороший, как будто ты тут не на своем месте.

– Моя семья жила подле Бирдремма. Мои предки возносили хвалу Скипу испокон веков. Так, как это делали и наши соседи, и все те, кого мы знали. Чудотворцев не знал еще мой дед, лишь отец мой познакомился с ними, когда те прибыли на ледник. То были хорошие люди, они наладили для нас сообщение с Харресом, поделились подробными картами и помогли новыми орудиями труда. От нас лишь попросили подписаться под документом, утверждающим, что земли наши входят в состав Страны и мы никаких претензий не имеем.

Шло время, отец преставился. Мои младшие братья уехали на юг в поисках лучшей жизни. Остались на семейной земле только мы со старшим братом. Я семьей обзавелся, жена у меня была и пятеро деток. Брату не повезло с семьей, так и не нашел он свою суженную, да стал все больше пить да не закусывать. Вскоре управлял я уже как своей землей, так и землей брата, ибо тот просыпался со стаканом в руке, да засыпал в обнимку с бутылью.

Все справедливо было, по совести. Я его урожай продавал, да деньги все, до медяка, ему передавал, чем только способствовал его пьянству. Но брат мой помутился отчего-то разумом. Уж не знаю горячка ли у него случилась или давно в нем эта завидная злоба сидела… В общем, покуда ездил я в Харрес на базар, он взял вилы, да заколол всю мою семью, даже малыша месячного не пожалел, а сам затем вздернулся прямо посреди моего дома.

Я их всех схоронил, кроме брата, ибо проклял его, да оставил висеть в петле. Сам я отправился на юг, за Харрес, туда где никогда не был. Там у Уимстера набрел на караван, что деток вез с запада. Я детей очень люблю, всегда нравилось над ними хлопотать, вот я подрядился их нянчить. А уже потом выяснилось что это культ Ольберта, а мне и плевать было, если честно – идти больше некуда, а здесь я был нужен. Вот так и остался.

После этих слов беседа, перешла в бытовое русло. Северянина, куда больше беспокоило то, что часть наших детей страдала животом.

Лоррис отчего-то решил, что солдаты Утейла могли подбросить в колодцы отраву. Как человек с другой стороны, я знал насколько важны колодцы для Металлической долины, и травить их никто и никогда не решится.

Вставшие без воды караваны – вот настоящий кошмар для долины, а вовсе не адепты, что «мелко пакостили» на дорогах. Нет руды – соответственно нет еды и денег. А на земле у рудников можно выращивать только сорняки, и то хилые. Так что, скорее всего в колодцы просто попала весенняя грязь, что расстроила мягкие детские желудки.

Однако, уже скоро времени на праздные разговоры не осталось. Ведь, как говорили фермеры на западе: «Лучшее лекарство от тяжких дум – тяжкий труд». И весь следующий месяц превратился в непрекращающийся дурной сон наяву. После того как в Утейла узнали об уничтоженном патруле, на нас началась самая настоящая охота. Солдаты из крепости взялись за нас со всем возможным азартом.

Затем, несколько раз преследование прекращалось, видимо как раз на то время пока адепты штурмовали города и заставы. Не раз, благодаря тому, что солдаты вынуждены были отступать и оттягиваться для обороны, нам удавалось вырваться из плотного окружения. Но они всегда возвращались и были где-то рядом, и намерения их были ясны как день.

Было еще одно обстоятельство, что очень сильно меня тревожило. Хоть я не знал точно, где мы находимся, но ясно представлял, что мы идем параллельно тому пути, которым следуют караваны из Металлической долины. Где-то неподалеку адепты умирали в бессмысленной битве, чтобы мы могли пройти, а мы шли прямо к основным силам «противника». Эта дорога – аорта нашей страны, ее главный сосуд, и мы прямо по ней сами идем в лапы солдатам Утейла.

Лоррис разделял мои опасения, но уверял, что другого пути в точку назначения у нас просто нет. При этом он наотрез отказывался говорить, куда мы направляемся. Ло ссылался на то, что груз важный и, если нас поймают, мы не должны будем ничего выболтать. А в таком случае самый верный способ сохранить информацию – просто ничего нам не говорить.

Четыре раза мы каким-то чудом избегали открытой схватки. Нас спасало именно то, что патрули не рассчитывали встретить нас прямо на дороге. Поэтому они натыкались на нас, когда сами были на марше и далеко не сразу перестраивались в боевой порядок.

Только тут Лоррис наконец решил, что нам пора значительно углубиться в лес и немного переждать. По моим прикидкам на тот момент мы уже находились всего в трех днях пути от Утейла и в семи от Периа – перевалочного пункта на подходе к рудникам.

Теперь мы медленно шли лесом, и направление взяли скорее на Периа, чем на Утейла. До сего дня мы упорно приближались к рудникам все ближе и ближе. Мы были глубоко в тылу «врага», глубже уже некуда, и второй месяц упорно плелись болотами и лесами в пасть врагу…

Хорошо, что войска барона потеряли наш след. Видимо адепты усилили свой натиск, и у солдат просто не было времени прочесывать болота в такую распутицу. Я очень хотел спросить Ло о том, не нападают ли сейчас на Утейла адепты? Но ответ мне был и так ясен. В часы безветрия со стороны Утейла можно было увидеть высокие столбы дыма, а ночами мне казалось, что я слышу колокол с вершины ратуши, что ознаменует начало штурма. Вряд ли я слышал именно его звон, Утейла слишком далеко, но гористая местность иногда вытворяет со звуками причудливые вещи.

Хотя прямо сейчас, увязнув в грязи, наш отряд не представляет никакой угрозы никому кроме себя. Ведь, вместо солдат, проблемы нам решила преподнести погода. Сезон дождей. Здесь, у Металлической долины, традиционно в середине весны начинается жуткая распутица из-за налетающей с гор непогоды. В «плохие» годы здесь даже вновь выпадает снег. Но до этого, к счастью, пока не дошло.

Мы сидим в глуши, буквально увязнув в грязи по уши. Проходим пару верст в день не больше. Люди отдыхают, как могут, в такую глушь за нами никто не придет, можно позволить себе отоспаться за все эти бессонные ночи.

Сегодняшний день отличался от всех предыдущих тем, что повозка особенно крепко увязла, и шансов достать ее не было никаких. Впервые мы остановились в дороге. Я настолько привык все время двигаться и даже ночью засыпать в дергающейся коляске, что теперь нечто вроде инерции заставляло меня чувствовать некую потерю равновесия. Я либо ехал на повозке, либо толкал ее, либо разгружал что-то, либо загружал обратно. Я отвык просто сидеть на козлах и не двигаться. Странное чувство.

Кит бросил свои тщетные попытки и погладил лошадь, как бы прося прощения за предыдущие удары. Было ясно, только природа со временем великодушно позволит нам выбраться, если вообще позволит. На людей такая погода всегда оказывает удручающее действие. Голубое небо не показывалось нам уже очень давно. Все были подавлены. Дети грустили и часто плакали. В такой сырости у Кита никак не заживала рука. Еда, что была у нас с собой, постепенно становилась непригодной из-за плесени.

Успокаиваемая Китом лошадь вдруг сама резко рванулась вперед, но не смогла сдвинуть телегу с места. После чего жалобно заржала, заметно осунулась и уставилась своими глазищами на Кита. Тот сплюнул в грязь, в которой стоял чуть ли не по колено, и еще раз мягко потрепал животное по холке.

Я тяжело вздохнул и поглубже завернулся в насквозь промокший плащ, оставив только маленькую щелку для глаз. Так я пытался хоть немного согреться от своего дыхания. Нос давно отмерз и был забит. Такая проблема настигла всех нас, кто-то просто мучился простудой, а у кого-то были явные симптомы воспаления. Идеальная погода что заболеть, и совсем неидеальные условия для выздоровления.

Вдруг я заметил, что Кит замер и неотрывно смотрит куда-то в кусты. Я проследил за его взором и увидел два силуэта в капюшонах. Мгновенно скинув плащ, я выхватил меч из ножен и с готовностью спрыгнул в грязь, где тут же глубоко увяз с омерзительным хлюпаньем.

Фигуры медленно и уверенно приближались прямо из чащи леса. Интересно, сколько лучников сейчас держат нас на мушке? Наконец один из силуэтов немного ускорился и первым вышел из под сени деревьев как бы показываясь нам, но не снимая при этом капюшон. Другой шел прямо за ним, но немного позади. Второй легко ступал, опираясь на посох, уже благодаря этому можно было понять, от кого из этих двоих исходит основная опасность. Второй был чудотворцем, его походка показывала уверенность, ему некуда было торопиться. Силуэт был мне знаком. Допускаю, что именно эту фигуру я видел в «твердыне» адептов в начале зимы.

Мы с Китом стояли на дороге по колено в грязи, мечи наголо. Обстановка напряжена до предела. Стоит кому-то из врагов резко дернуться или хотя бы чихнуть, как тут же начнется схватка. Вдруг кто-то с повозки радостно закричал и засмеялся. Я обернулся. На козлах стоял заспанный Лоррис и радостно махал руками.

– Наконец-то, я уже потерял было надежду.

– Вас трудно найти, вы спрятались от солдат настолько хорошо, что даже друзьям пришлось порядком поплутать по вашим следам. – У стоявшего ближе к нам человека был удивительно знакомый голос.

– Но, ведь, нашли. – Лоррис спрыгнул с повозки и с улыбкой пожал руку незнакомцу.

– Привет, Роккар. Когда я видел тебя последний раз, ты еще мучился прыщами. А ты сильно возмужал с тех пор. И окреп умом, раз оказался здесь, сохранив жизнь. Хорошо выглядишь, значит чудесами не злоупотребляешь, молодец.

. Голос человека, обращавшегося ко мне, был очень знакомым. Причем знакомым настолько, что в памяти всплывало что-то теплое из далекого детства.

– О, прости! – мужчина резко скинул капюшон и улыбнулся мне. Миссу я, конечно, узнал по голосу, только не сразу признал сквозь пелену времени. И тут я посмотрел на человека с посохом…

– Ты?!

– Я тоже не ожидал тебя здесь увидеть. – Сказал, устало улыбнувшись Веллес. – Нам не дали поговорить в крепости.

И тут я понял, кого привезли адепты в свою крепость, загнав лошадей до смерти.

– Кто это? – спросил шепотом Кит, все еще пребывающий в боевой готовности.

– Держи, думаю, тебе пригодится. Это ведь твое? – Веллес протянул мне посох, на который опирался, и когда я внимательнее разглядел его, то понял, что это посох мой.