– Нет. Я никогда об этом не жалел и никогда не искал своего отца. Пару лет назад в соцсетях со мной попытался выйти на связь мой единокровный брат, но я его проигнорировал, о чем тоже нисколько не жалею. Эти люди были мне чужими, а сам отец не заслужил ни прощения, ни снисхождения. Пожалуй, было бы лучше, если бы я не знал его вовсе. Но случилось то, что случилось.
– Как думаешь, как сильно эта встреча повлияла на тебя? – нарушил недолгое молчание проводник.
– Я думаю не так сильно. Что я мог вынести для себя из того дня? Тот факт, что внешность обманчива? Или, например, запомнить запах чистого белья?
– А как же ненависть к людям в форме?
– Что, прости?
– В тот день ты навсегда возненавидел всех, кто носил форменную одежду.
– Не совсем понимаю.
– Давай напомню. Пятнадцать лет спустя, тихой июньской ночью ты шел переулками из бара домой, и тут увидел, как хулиганы отобрали у мужчины сумку, а затем, за отчаянное сопротивление несколько раз ударили его дубинкой по голове. Ты побежал к нему на помощь, но тут заметил, что мужчина был одет в военную форму. Он стонал, звал на помощь, его голова была сильно разбита, и все вокруг было в крови. Но что же ты сделал?
– Я ушел.
– Верно. Ты просто взял и ушел, оставив человека в беде и не испытывая потом никаких угрызений совести. А помнишь Таню?
– Конечно, я помню Таню! Глупый вопрос! Мы встречались с ней целых два года.
– А почему ты решил разорвать эти отношения?
– Ну а почему вообще люди расстаются? Угасли чувства.
– И это, конечно, никак не связано с тем, что когда ты пришел знакомиться с ее родителями, то увидел на пороге ее папу в форме с золотыми погонами?
– Стоп?! Неужели все так просто?
– Воспоминания детства не только приносят нам приятные ассоциации, но и калечат нас куда больше чем то, что нам придется пережить впоследствии. Если собака укусит взрослого человека, то он воспримет это как случайность или невезение. Если собака укусит ребенка, то он запомнит это навсегда, а в его голове со временем созреет либо страх, либо ненависть.
– Логично, и почему такое понимание не приходило ко мне раньше. Ведь тогда я смог бы с собой что-то сделать.
– Не смог бы. Так же, как и приятные чувства, вызываемые запахом листвы и костра, эта ненависть со временем составила часть тебя, и как-либо с ней совладать ты не в силах.
– А почему я понял это именно сейчас?
– Потому что эти мгновения – лебединая песня твоего мозга, те последние моменты, что он работает на пределе своих возможностей. Ты же хотел в последний момент жизни увидеть и переосмыслить свою жизнь? Как раз сейчас твое желание исполняется.
– Мне немного неприятно, что ты постоянно напоминаешь мне о том, что прямо сейчас я умираю в обломках своей машины.
– Если бы ты не хотел об этом вспоминать, то не вложил бы эти слова в мои уста.
Сцена 3
Благоухающее лето. Яркое солнце, висящее прямо над головой, светит так нестерпимо ярко, что невозможно поднять взор от носков своих ботинок и при этом не прищурится. Ближайшая к нам звезда так сильно разогрела нашу планету, что нечаянно превратила воздух в горячее вязкое масло, в котором утопает любое движение. Даже сухой, знойный ветер, пробегая меж ветвей деревьев, едва может заставить листья трепетать в этой густой горячей массе.
Окруженные молодым березняком мы стоим на пологом склоне, плавно спускающемся к реке. Где-то там внизу промеж тонких стволов берез можно разглядеть ослепительные блики безжалостного солнца на ровной глади воды. Иногда со стороны реки доносятся радостные вопли, предшествующие громким всплескам воды. Это местные ребятишки, спасаясь от полуденной жары, играют на воде. Когда кто-то из них плюхается в воду, по воде расходятся круги, которые по-новому преломляют солнечный свет и кажется, что промеж деревьев видно вовсе не медленнотекущую реку, а волнами поднимающееся неистовое пламя.
Прямо перед нами, в укромном месте чуть поодаль от реки, в тени особенно раскидистого и высокого дерева устроили пикник двое молодых людей. Симпатичная девушка лет двадцати, что была одета в свободную серую футболку и короткие черные шорты, просто сидела на пледе и, обхватив колени руками, смотрела на тонущий в жарком мареве лес. Нет, она вовсе не разглядывала деревья, мыслями она была где-то далеко и лишь иногда украдкой улыбалась полету своей фантазии. Ее густые кучерявые волосы были собраны массивной заколкой на затылке, при взгляде на которую казалось, что заколка вот-вот не выдержит и сломается. Но пока все пребывало в шатком равновесии.
Тут девушка выпрямила ноги, поднесла правую руку к лицу и тронула переносицу безымянным пальцем. Привычное движение, очевидно, она долгое время носила очки, а затем стала использовать линзы, впрочем, навсегда сохранив эту привычку поправлять несуществующие очки.
Ее компаньоном по праздному досугу был молодой человек из того сорта людей, которые выглядят так, будто прямо сейчас готовы к фотосессии в глянцевом журнале. Загорелый блондин с узким лицом и невероятно большими глазами цвета ясного неба. На нем были только пляжные шорты, футболку он предусмотрительно снял, представив на рассмотрение своей спутнице свой проработанный торс.
Сейчас молодой человек аккуратно нарезал фрукты и раскладывал их на пластиковую тарелочку. Тут он позвал девушку, та отвлеклась от созерцания леса и придвинулась к нему. Он попросил ее закрыть глаза, что та с готовностью сделала. Молодой человек достал откуда-то припрятанную клубнику и положил ее девушке в рот, после чего приблизился к ней и попытался нежно ее поцеловать, но та ловко увернулась, погрозив ухажеру пальцем.
Очевидно, для обоих пикник шел вовсе не по тому сценарию, что они себе представляли. Молодой человек, очевидно, рассчитывал получить в этом укромном месте нечто куда более значительное, нежели просто трапезу на природе. И, поняв, что ничего не выйдет, без какой-либо охоты исполнял положенный случаю церемониал. А девушка и вовсе чувствовала себя здесь лишней. Вот знаете, когда ты идешь на свидание с понравившимся человеком, он как бы невзначай говорит какую-то незначительную фразу, и ты в тот же миг резко понимаешь, что это ошибка, что это вовсе не тот человек с кем ты хочешь сейчас быть. И лицо девушки, ее поза и жесты однозначно говорили о том, что буквально пару минут назад она осознала ошибочность своих суждений и единственное чего она сейчас хотела – поскорее вернуться домой.
– Я одного не пойму, – Вдруг понял я, смотря на динамично растущую между двумя молодыми людьми стену непонимания. – Почему теперь картинка движется?
– Все дело в специфике человеческой памяти. – Ответил проводник. – То, что мы сейчас видим, произошло не так давно. Твой мозг вполне способен воспроизводить и местами домысливать это воспоминание без каких-либо стимулов. Воспоминания же твоего детства обрывочны и спрятаны глубоко в подсознании. Сквозь всю свою жизнь ты пронес лишь ассоциации – ключи к тем воспоминаниям. Запахи, привычки, объекты для ненависти и так далее. И те воспоминания воспроизводятся в твоей подсознании лишь тогда, когда один из этих ключей встречается тебе на жизненном пути. Даже сейчас, когда ты имеешь доступ ко всем участкам твоей памяти, тебе потребовались дополнительные стимулы, чтобы привести картинку из воспоминаний глубокого детства в движение. Посему дела давно минувших лет статичны, а твое настоящее – динамично. Только вот у меня тоже есть вопрос.
– Какой?
– Этот загорелый «красавчик» явно не ты, уж не обижайся. И мне совершенно неясно, почему мы присутствуем на свидании этих милых молодых людей, а не следим за твоей жизнью. Зачем ты выбрал этот момент? Где в нем ты?
И в этот момент, нарушая столь идиллическую картину, кто-то очень громко закричал. Так могут кричать лишь от бессилия, когда, например, видят, что ребенок тянет свои маленькие ручки к оголенным проводам. Этот выкрик содержит в себе призыв, он призывает к осторожности, взывает к инстинкту самосохранения. Но в то же время кричащему совершенно ясно, что на слова как раз таки времени уже не осталось, ни в одном языке нет настолько коротких и емких форм, дабы успеть выразить что-то конкретное. Поэтому остается лишь нечленораздельный предостерегающий выкрик.
Именно в этот момент уютный мир отдыха на природе разрушается. Откуда-то со склона на полном ходу вылетает горный велосипед. Его наездник никак не ожидал увидеть посреди своей привычной трассы пару безмятежно трапезничающих на воздухе людей. А безмятежно трапезничающие на воздухе люди тем более были удивлены видеть летящий прямо на них велосипед, наездник которого был облачен в специальную защиту, отчего был несколько похож на злобного рыцаря из старого сказания о кольцах.
Молодой человек, что еще недавно беспечно нарезал фрукты, с большим запасом успел отскочить в сторону, девушка же лишь успела подтянуть под себя ноги. Однако и велосипедист уже среагировал и начал отворачивать в сторону, посему голые девичьи ножки и измазанный грязью велосипед все же разминулись буквально на пару сантиметров.
Однако велосипедист из-за этого маневра окончательно потерял равновесие и начал заваливаться набок. Не способствовало выравниванию и то, что он зацепил педалью плед, на котором все еще лежала девушка, а задним колесом как раз влетел в ту самую злополучную тарелку с фруктами.
Масса велосипеда и наездника была несравнима с массой девушки, хоть назвать ту худышкой язык не поворачивался. Посему велосипед резко вырвал плед из-под девушки, повалив ту навзничь, но и сам при этом дернулся так, что наездник вылетел из седла вперед через руль.
Первой ему встретилась молодая березка, о которую он со всего маха ударился шлемом, затем его развернуло в воздухе и прямехонько коленом он влетел в торчащий из земли корень. Остановился велосипедист только после третьего удара спиной о ствол стоящего вниз по склону дерева, подле которого он, наконец, неподвижно замер.
Каких-то пять секунд все казалось неподвижным, лишь переднее колесо велосипеда, лежавшего теперь в стороне от основного места действия, продолжало вращаться. Затем девушка вскочила на ноги и, на ходу осматривая ободранное о траву бедро, рванула туда, где лежал велосипедист.
Когда она подбежала к нему, то тот как раз очень неловко пытался снять защитные очки. Очки никак не давались, они все время цеплялись за забрало шлема, постоянно возвращаясь на исходное место. Девушка присела подле него и аккуратно помогла травмированному экстремалу справится с непослушной экипировкой.
И теперь я, наконец, смог разглядеть собственное лицо.
Мне едва стукнуло двадцать, я был еще совсем молод. Тогда модно было носить неухоженную бороду, слушать независимую музыку и заниматься экстремальными видами спорта. И все эти веяния времени, вполне точно меня характеризовали. Я покорно следовал причудам характерным для людей моего поколения, был, как говорится, на волне. Как и любое другое поколение до нас в пору молодости мы боролись за свою индивидуальность, будучи абсолютно идентичными меж собой. Что поделать, таков удел беззаботной юности – быть вместе со всеми не таким, как другие.
Правда, сие происшествие начисто убило во мне всякую охоту рисковать здоровьем ради острых ощущений. И сейчас я, пожалуй, даже рад, что сумел остановиться именно так, а никак иначе.
Но тогда я лежал подле березы и изредка постанывал. От удара спиной я не мог дышать полной грудью, и дышал поверхностно, словно только что пробежал без подготовки марафон по морозу. Мои глаза пытались сфокусироваться на лице девушки, но никак не могли сделать это, отчего я пытался посмотреть на нее то одним глазом, то другим. А нога, несмотря на защиту, распухла и была, очевидно, сильно повреждена.
– Ты как там? – не зная, что вообще надо делать в такой ситуации, спросила девушка.
– Я хорошо. У меня все хорошо! – я выглядел крайне глупо, но все пытался держаться бодро даже в сложившейся ситуации.
– Где болит?
– Нигде не болит.
– А почему кряхтишь? – просто не зная, куда деть руки, она положила мне ладонь на грудь.
– Не знаю. Ой, а ты очень красивая, оказывается.
– У тебя глаза вместе собраться не могут, как ты это разглядел-то?
– Меня прям вот сводят с ума девушки с кудрявыми вол…
– Эй! Стой!
Мои глаза начали закатываться, дыхание сбилось.
– Не уходи! Мы же так хорошо начали.
Но я уже начал терять сознание. Утопая в вязком омуте безвременья, сквозь тягучую темную пелену я слышал, как она просила меня что-то ей ответить. Она трясла меня, отвешивала пощечины, кажется, даже предложила мне спросить ее, не нужен ли ее маме зять. Но я уже отбыл, первый шок прошел, и я терял сознание.
В этот момент знойный летний день превратился в статичную картину, где замерли потерявший сознание велосипедист и девушка, что склонилась над ним с испуганным выражением лица.
– Эффектное появление. – Заметил проводник.
– По итогам месяца, проведенного в больнице, я могу заверить, что оно того не стоило.
– Не надо лукавить, ведь ты знаешь, что стоило. Месяц неудобств, но мы оба знаем, что ты получил взамен.
– Да, тут согласен. В обмен на сотрясение мозга, ушиб легкого и повреждение мениска я получил главное сокровище в своей жизни.
– О, наконец я вижу, как ты улыбаешься. Неудивительно, ведь мы встретили одну из двух женщин, что ты так жаждал увидеть. Расскажи, как вы потом сошлись? Она тебе позвонила?
– Стой, ведь ты – это я. Ты же сам все прекрасно знаешь.
– Да, а еще я знаю, что ты возможно создал меня как раз для того, чтобы было с кем разделить столь приятные моменты. Так что рассказывай. Она позвонила?
– Нет, она просто пришла ко мне в больницу. Помню, как она зашла в палату в таком стареньком белом халате со штампом больницы. Стоит себе скромненько у моей кушетки, смотрит на меня, улыбается и не знает, что сказать. Тогда я уже мог сфокусировать взгляд на удаленным предметах и в тот день я впервые ее именно увидел. Увидел широкую улыбку на ее округлом лице, разглядел маленькую родинку на подбородке чуть справа от уголка губ. А затем я посмотрел в ее серые глаза, благодаря разрезу которых всегда казалось, что у нее томный, немного игривый взгляд и внутри меня словно провернулись жернова. А она стояла и все пыталась поправить свои курчавые волосы, постоянно выбивающиеся из-под заколки. Кстати, как я позже узнаю, у нее была целая коллекция этих заколок, которую я по сей день с большой охотой пополняю.
– И что же ты ей сказал?
– Я просто озвучил последнее, что вспомнил из того судьбоносного дня: «Девушка, маме вашей зять не нужен?»
– И как, сработало?
– По крайней мере, так мы преодолели возникшую неловкость. Помню, она еще пакет принесла с гостинцами… Что ж там было? А, бургеры она мне принесла. Вот тут уж я от души посмеялся тогда. А она еще в шутку обиделась тогда, мол, не хотела апельсины нести, а по дороге к травматологии ничего, кроме бургерной и морга, нету.
Веселье мгновенно скисло. Повисла неловкая пауза.
– Слушай, а я уже в морге? – спросил я проводника. – Я имею в виду мое тело. Что с ним?
– Периферия уже отключена, твой мозг работает сам по себе и сам для себя. Нам уже не дано узнать, что происходит с твоим телом. С ним ты уже распрощался. Твое сознание еще существует, но оно уже навсегда отрезано от тела. Этот факт ты уже принял, иначе я бы об этом тебе не рассказал.
Сцена 4
Довольно просторный прямоугольный зал, стены которого отделаны плитами белого мрамора. От массивных резных дверей, расположенных по узкой стороне, через все помещение пробегает красная ковровая дорожка. Она оканчивается подле массивного стола, за которым, держа в руках красную папку, стоит нарядно одетая и ярко накрашенная женщина предпенсионного возраста.
Слева от стола на пьедестале установлена украшенная искусственными цветами и белыми ленточками арка, на вершине которой примостилась небольшая фигура в виде двух соединенных колец. Сама арка выглядит до боли знакомо, кажется, именно такую я недавно видел на распродаже в хозяйственном магазине. Занимательно.
По правую же сторону от стола расположился старый японский синтезатор, за которым сидел интеллигентного вида мужчина в сером костюме, темные волосы которого были зализаны назад на манер того, как нам представляют итальянских мафиози в голливудских фильмах. И, хотя в зале было довольно прохладно, мужчина постоянно пил минералку из запотевшей бутылки, с каждым глотком благоговейно поднимая взор к пололку.
В зале довольно людно. Предстоящее событие собрало под одной крышей самых разных людей. Например, вот одетые по последней моде молодые люди соседствуют с безукоризненно одетыми девушками в туфлях на таком высоком каблуке, что удивительно, как они вообще еще сохраняют равновесие. А вот солидные, лысеющие мужчины в дорогих костюмах держат под руку неброско, но со вкусом одетых женщин в годах.
Тут также присутствуют несколько детей, что с трудом могут устоять на месте, и их приходится постоянно контролировать их матерям, у которых из-за постоянных попыток поймать перевозбудившееся чадо уже выступила испарина на лбу, а красивая прическа давно развалилась и опала.
Удивительно, но столь разношерстная компания пребывала в гармонии и все довольно непринужденно общались меж собой. Вот стоят и как заправские друзья болтают два абсолютно разных молодых человека. Один из них настоящий франт – он одет в щегольский костюм-тройку, хорошо подогнанный по его фигуре, а его собеседник, что одет в костюм с чужого плеча и все его естество как бы выражает одну простую мысль: «Надеюсь, в следующий раз мне доведется надеть этот глупый костюм уже на собственных похоронах».
По переднему краю этой разномастной толпы, ближе всего к столу стоят две солидных пары. Если смотреть от стола, то справа, обнимая друг друга за талию, стоят невероятно высокий мужчина с длинной копной каштановых волос, и очень худая невысокая женщина, которую отличали острый подбородок и очень сильно вьющиеся волосы, собранные сейчас специальными палочками на затылке.
А слева же от стола, чуть поодаль друг от друга стоят солидные мужчина и женщина. Мужчина довольно полный. Голова его брита наголо, отчего хорошо видны массивные складки на его затылке. Однако он не выглядит рыхлым, скорее он выглядит как человек, когда-то серьезно занимавшийся силовыми видами спорта, но затем, в силу возраста, оставивший это увлечение и от этого располневший. Его лицо украшают коротко остриженная борода-эспаньолка, и пытливый взгляд, который он так любит направлять на собеседника поверх узких очков, всегда сдвинутых на нос. Его спутницей является роскошно одетая красивая женщина со спортивной фигурой, явно следившая за собой. Ее светлые волосы были обрезаны под каре, а на ее лице, узком, скуластом, но в то же время удивительно красивом замерла довольная улыбка.
– Да, это моя мама. – Я знал, что проводника на самом деле не существует, как и всего этого. Но, кажется, именно сейчас я начал понимать, зачем мой мозг его создал. Я рад был видеть свою маму настолько красивой и хотел хоть с кем-то разделить эту радость. Ведь это в печали всегда хочется побыть одному, а радость хочется с кем-то разделить.
– Она невероятно выглядит. А кто это рядом с ней? – спросил проводник.
– Это мамин компаньон. На тот момент – просто ее работник.
– Что значит: «На тот момент»?
– Моя мама так и не вышла замуж. Она настолько разочаровалась в моем отце, что даже и не пыталась себе кого-то найти. Да и потом, почти все время занимало главное дело всей ее жизни – небольшая сеть ателье и бутиков. «Какая тут личная жизнь, когда ткани из Италии опять на таможне встряли», – любила говаривать она.
А этот вот солидный джентльмен появился на горизонте, когда мне было уже за двадцать. Он работал наемным директором на большом сталепрокатном заводе, и немного подустав, начал подыскивать себе работу поспокойнее. А моя мама как раз хотела найти себе человека для того чтобы «все бумажки были в порядке». Да, она на глаз могла определить производителя ткани, но никак не могла понять, почему у нее не принимают документы в налоговой. Так они и встретились.
– И сошлись…
– Это да, но далеко не сразу. Я уверен, что этот мужчина влюбился в маму еще во время собеседования, когда впервые ее увидел. Но она не почувствовала этого, мама просто не допускала мысли, что кто-то может быть ею покорен. А он, в свою очередь, ею настолько восхищался, что словно статую богини воздвиг ее на высокий постамент и настолько недооценивал себя, что не решался даже пригласить маму на ужин.
В этот знаменательный день она попросила его для церемонии исполнить роль ее мужчины. Отчего-то мама не хотела, чтобы на свадебных фотографиях она не была запечатлена в одиночестве. Говорила, что не хочет, чтобы люди видели эту фотографию и говорили мне: «А, так мама растила тебя в одиночку?» Глупо, конечно, но почему-то для нее это было важно.
– И когда между ними все изменилось? – проводник вопросительно посмотрел на полного мужчину, что совсем не походил на стеснительного человека.
– Сегодня и изменилось.
– Не понял?
– Сегодня он страшно напьется, прямо посреди ночи позвонит моей маме и заплетающимся языком скажет: «Я хотел бы с тобой кое в чем объяснится».
– И что та ответила?
– По легенде, первым, что она ответила было: «Наконец-то».
– Какая красивая история.
– Она была бы таковой, если бы им было по шестнадцать. Сейчас же, смотря на них, я думаю о том, сколько же счастливых моментов они упустили, утаивая друг от друга свою симпатию. Хотя любовь зла, и на пятом десятке вновь может заставить тебя краснеть совсем как зеленого мальчишку. Впрочем, это будет позже, пока это лишь моя мама и ее компаньон, что стоит в полуметре от женщины своей мечты и старательно изображает просто друга.
Как раз в тот момент, когда я закончил говорить, двери зала раскрылись. Гул непринужденных разговоров мгновенно затих, а джентльмен за синтезатором наконец-то отлип от прохладной бутылки, и наскоро размяв пальцы, заиграл известную всем мелодию.
На ковровую дорожку вышли главные виновники сего торжества. Это были, разумеется, я и моя невеста. Я был одет в аккуратно подогнанный черный костюм в тонкую красную полоску, под костюмом была белая сорочка, а венчал этот ансамбль красный галстук в тон полоскам на пиджаке. На моей жене было шикарное белое платье, идеально подогнанное по ее фигуре.
Естественно, за наши наряды отвечала моя мама, она сама изготовила нашу одежду от начала и до конца. Сама заказала ткани, сама снимала мерки и даже сама вновь села за швейную машинку. Конечно, это уже была не та старая рухлядь с пожелтевшими панелями, а современный профессиональный аппарат. Но сам факт, что мама внезапно сама принялась что-то там шить здорово перепугал персонал ее ателье.
Да, работа мамы была, бесспорно, великолепной. Когда моя избранница впервые примерила свое платье, то произошло невероятное – это платье понравилось не только окружающим, но и самой невесте. Вероятно, тогда это произошло впервые в истории человечества.
Вот только беда была в том, что мы, приятно пораженные результатами маминой работы, проявляли себя дилетантами и не понимали, насколько неказисто выглядят эти наряды, с профессиональной точки зрения. Посему мама буквально измучила нас постоянными примерками и переделками нарядов.
И оставила она свои попытки достижения идеала ровно за две недели до свадьбы. И то не по своей воле. Здесь нас выручила мама моей невесты, что, будучи мозгоправом по призванию, умела читать людские души как открытые книги. Никому ничего не пытаясь доказать и объяснить моя будущая теща как бы невзначай посетовала моей маме на то, что ей не в чем идти на свадьбу. И моя мама перенаправила все свое маниакальное стремление к совершенству на нее, оставив нас, наконец, в покое.
Да, во время церемонии одеты мы были действительно идеально. Вот только общее впечатление о человеке составляется не только и не столько по тому, что на нем одето. А, собственно, со всем остальным у нас были явные проблемы.
Отдавая дань традиции, ночь накануне свадьбы мы провели порознь, квартируя у своих родителей. И складывается такое впечатление, что мироздание решило немного пошутить над нами в последние часы нашей холостяцкой жизни. Так мое утро началось с того, что в маминой квартире отключили холодную воду, а продолжилось тем, что «слегка пьяный» шофер мусоровоза въехал прямо в зад той машине, на которой я должен был ехать за невестой.
Моя же суженая тоже не смогла перенести эту короткую разлуку без происшествий и еще с вечера решила снять напряжение бутылочкой вина, а потом, вроде как, и еще одной. Посему утром она не смогла влезть в свои красивые туфли, а лицо ее выглядело не совсем так, как она хотела. Плюс к этому визажист, что должна была навести ей утром красоту на лице, была заперта в своей квартире забывчивым мужем, у которого, естественно, заодно еще и сел телефон.
Посему для наведения красоты были мобилизованы все имеющиеся человеческие ресурсы: подружки, мама и парикмахер. В итоге и прическа не получилась, и две бутылочки вина замаскировать так и не удалось. Видя, что невеста сейчас буквально разрыдается, кто-то из подружек предложил мочегонное средство, чтобы снять отеки. Идея была всеми одобрена и выглядела разумно ровно до тех пор, пока они не поняли, что средство подействует не сразу, а как раз где-то посреди церемонии.
Поэтому, показавшись в дверях, мы выглядели не совсем как счастливые и беспечные молодожены. У меня было такое лицо, словно я шел не под венец, а готовился выйти на боксерский ринг. Мои волосы были бережно уложены подушкой, а на лацкане пиджака остался масляный отпечаток пальца водителя мусоровоза. Невеста же моя неловко семенила рядом, смотря на всех гостей со смесью мольбы и сожаления. Она старалась идти так, чтобы никто не заметил, что на ней повседневные кроссовки, вместо роскошных туфель. При этом три пряди ее роскошных волос выбились из прически и перекрученными столбами торчали в разные стороны, словно антенны.
Однако покуда мы степенно шли к столу, то все же сумели придать своим лицам самый благопристойный вид, и женщина предпенсионного возраста, одарив нас своей лучезарной улыбкой начала свою торжественную речь. Надо отдать ей должное, она говорила так, словно бы и не было тех двадцати лет, что она каждые выходные на протяжении восьми часов говорит одни и те же торжественные слова, практически идентичным взволнованным людям. Это было проявление профессионализма высшей пробы.
Но тут в ее речи промелькнул вопрос. Это была часть ее авторского торжественного обращения и по задумке на этот вопрос она должна была сама себе ответить. Но тут внезапно моя невеста, что уже очень давно не могла воспринимать какую-либо информацию, кроме позывов собственного организма, во весь голос рявкнула: «Да!» Я погладил ее по плечу и ласково сказал: «Рано!» Толпа позади нас взорвалась смехом. Даже ведущая тихонько порадовалась случаю.
– Знаешь, в тот день столько всего пошло не так… – начал было я.
– Что ты даже допустил вполне закономерную мысль о том, не являются ли все эти явления неким мрачным знамением. – Закончил проводник.
– Да. А прямо перед выходом, в комнате жениха и невесты, я остался наедине с какой-то одновременно злой и плаксивой бабой в белом платье и кроссовках, что очень слабо походила на мою невесту. И чувство того, что я совершаю большую ошибку усилилось.
– Но, что ты скажешь теперь? Это была ошибка?
– Это было самое верное решение в моей жизни. – Горячо заверил я проводника. – Просто свадьба – это некий экзамен. Сейчас люди давно уже не берегут себя до церемонии и вполне себе спокойно живут вместе довольно продолжительное время, прежде чем официально пойти под венец. Поэтому сам по себе ритуальный смысл этой церемонии давно утрачен. Но свадьба – это то, что вам предстоит выстроить и продумать вдвоем, ибо больше это никого не касается. И вот тут вы внезапно узнаете очень много нового друг о друге. Например, выяснится, что ваша вторая половинка не любит фиолетовый цвет, или что твоя аллергия на арахис, оказывается, все это время была тайной.
И, естественно, вновь узнавая друг друга, вы несколько раз поругаетесь вдрызг. Прямо в пух и прах, чтобы в сердцах в очередной раз отменить свадьбу, и кто-то при этом обязательно должен демонстративно уехать к родителям. Подготовка к церемонии обнажит те черты характера, что вы так старательно скрывали друг от друга. Вы, наконец, увидите все то, что правда является важным для будущего спутника жизни, а что нет. Это может даже ненадолго оттолкнуть вас друг от друга. Но в этом и есть смысл свадьбы в наше время. Чтобы суметь сделать все таким, чтобы в какой-то мере это устраивало вас обоих. Впервые уже вдвоем понести за что-то ответственность.
Тот мужчина, что делал своей избраннице предложение полгода назад и та женщина, что с трепетом его приняла, пройдут довольно длинный путь до церемонии и предстанут перед алтарем уже совсем другими. Телесно они уже были близки задолго до этого, а вот душевно приняли друг друга лишь теперь, показав себя друг другу без масок и прикрас.
Такой путь проделали и мы, и я не хотел бы от него отказаться.
– Смог бы ты сказать эти слова тогда, восемь лет назад? – лукаво улыбнулся проводник.
– Конечно же, нет.
– Тогда ты сомневался. И все твои сомнения разбились об это самое «да», сказанное невпопад, верно? Ты вдруг вспомнил, что где-то там за склочностью и желчностью последних дней все еще живет та самая девушка, которую ты едва не задавил велосипедом…
– И я подумал, что даже с учетом того, какие грани характера моей невесты открылись за последние дни, я все еще хочу, чтобы именно она была моей женой. И чем дольше я жил, тем больше в этом убеждался.
Официальная церемония же тем временем подходила к концу. Стоя под аркой из хозяйственного магазина мы, позируя фотографу, обменивались кольцами. Я так и не смог до конца протолкнуть тонкое золотое кольцо на ее отекший палец и теперь держа руки за спиной, она с сосредоточенным лицом, закусив нижнюю губу, старалась хоть как-то приладить его на место.
И глядя сейчас на нее, я улыбался, стараясь ухватить каждую ее неловкую улыбку, и каждый ее неуверенный взгляд. Больше всего на свете мне сейчас хотелось бы сказать ей простые слова, важность которых я понимаю лишь теперь: «Спасибо тебе, милая моя, просто за то, что ты есть. Лучшие мгновения моей жизни неразрывно связаны с тобой, и я по сей день люблю тебя всем сердцем».
Сердцем, которое совсем недавно перестало биться…
Сцена 5
Длинный больничный коридор, что слабо освещается старыми люминесцентными лампами, которые при работе издают знакомый многим мерный гул. Несколько ламп неисправны и помаргивают с постоянной периодичностью, что вкупе с гулом создает некую едва ощутимую мелодию, повторяемую вновь и вновь. Обычно этого гула не слышно за привычным будничным шумом, но сейчас в коридоре было так тихо, что этот звук стал заметен, и ощутимо давил на разум.